Юлия Лавряшина
Сгоревшая жизнь
– Туда, куда ты меня отправляешь.
И выскочила из кафе прежде, чем Артур опомнился.
Пока он расплачивался, я успела перебежать дорогу и заскочила в супермаркет. Через стекло витрины было отлично видно, как Логов выскочил на улицу, завертел головой… Только сейчас, наблюдая со стороны, я заметила, что на него засматриваются буквально все женщины, любого возраста, даже оглядываются в надежде. Но Артур никого не замечал, он искал меня… Правда, это абсолютно ничего не значило. Он просто боялся не оправдать маминых надежд и тем самым предать ее память.
Когда Артур достал телефон, я на всякий случай выключила звук на своем, хотя вряд ли он услышал бы его на улице, где сновали машины. И конечно же, не стала отвечать – мне впервые хотелось спрятаться от него.
«Хорош играть в дружбу с сорокалетним мужиком! Это ненормальные отношения. Мы не родня. Мы вообще никто друг другу», – мысленно я старалась разговаривать с собой грубовато, чтобы скорее очнуться от затянувшегося наваждения. Ну какой из меня сыщик? Если я что-то и сделала полезного, то лишь по подсказке Артура. Найдет другого исполнителя… Уже нашел.
И все же я чуть не задохнулась от обиды, когда этот красивый человек спрятал телефон, сел в свою ухоженную машину и просто уехал, даже не попытавшись найти меня. Разве он не понимает элементарного: иногда люди прячутся только затем, чтобы их искали?
Можно было пойти домой и действительно попробовать сочинить что-то, полное разочарования и гнева… Или вернуться к идее собачьего приюта, которую так активно душили чиновники… Но мне сейчас не хотелось ни того, ни другого. И вдруг вспомнилось: на ВДНХ, рядом с моим домом, еще работает книжная ярмарка – чудное место, чтобы не оставаться одной, но общаться только с книгами. Никто даже внимания на меня не обратит… Вот где можно спрятаться от Артура и провести весь день.
Хоть этот парк в центральной своей части и кажется мне чересчур помпезным, я все равно люблю бывать здесь, ведь на этих аллеях прошло мое детство. Я гоняла тут еще на трехколесном велосипеде, потом на роликах, а мама украдкой встревоженно следила за мной, хотя и пыталась делать вид, будто читает.
Тогда я была жутко разговорчивой и могла часами что-то рассказывать маме, пока мы бродили окраинами парка, в то время еще пустующими. Она клялась, что ей всегда было интересно меня слушать, и я верю: так и было. Ведь мама любила меня, а в человеке, которому отдано твое сердце, все важно, все волнует…
Почему Машка никогда не гуляла с нами? Где она была в то время, пока мои рассказы уводили нас все дальше? У них с отцом уже тогда были какие-то общие интересы? Этого я уже не узнаю. Да не очень-то и хотелось, если честно.
Мы были с ней сестрами по крови, но не слышали ее голоса. В моей памяти сохранились лишь отдельные вспышки, высвечивающие нас вместе: я делаю ей прическу, используя все заколки, обнаруженные в доме. У сестры всегда были длинные густые волосы, и мне ужасно нравилось запускать в них ручонки. Наверное, мои маленькие пальчики рождали приятные ощущения, – я помню, как у Маши закрывались глаза, а я все дергала ее:
– Не спи!
– Да не сплю я, – огрызалась она и просила: – Продолжай.
Когда кремировали ее тело, волосы, наверное, вспыхнули и сгорели первыми? Длинные светлые пряди, похожие на мамины… Тела родителей тоже кремировали. Отца и Машу похоронили в Дмитрове рядом с нашим дедом – его отцом, чтобы бабушка, живущая в этом городе, могла навещать их. Ей это было нужнее, чем мне… А мамин прах мы с Артуром развеяли над ее любимым Черным морем. Ей хотелось этого. Вообще-то она мечтала жить там, а не покоиться, но Вселенной не всегда удается четко расслышать наши желания…
Я размышляла об этом, бродя вдоль книжных рядов ярмарки. На сценах возникали знакомые лица: Андрей Усачев, Дмитрий Глуховский, Захар Прилепин… Интересно, если свести их за одним столом, у них найдется что-то общее? Я посидела бы с первым из этой троицы, хоть вроде уже и вышла из детского возраста. Но у него, по крайней мере, все в порядке с чувством юмора…
Время от времени я вытаскивала телефон и не могла удержаться от злорадства: Артур продолжал мне названивать и посылал сообщения:
«Сашка, что случилось? Я чем-то тебя обидел?»
«Саша, в чем дело? Где ты?»
«Эй, ты со мной не разговариваешь, что ли?!»
– И как ты догадался? – усмехнулась я и остановилась послушать грустного клоуна Славу Полунина – совсем уже дедушку с седыми лохмами и усталыми глазами.
Внезапно прямо у меня в ухе прозвучал знакомый голос:
– Цирк любишь?
У меня ослабели коленки – то ли от испуга, то ли от радости… Не поворачиваясь, я спросила:
– Как ты меня нашел?
Артур громко фыркнул:
– Использовал служебное положение.
– Ты отследил мой телефон?!
– Сама виновата. Что ты устроила?
– Развязала тебе руки. Ты же откровенно дал понять, как тебе не терпится от меня избавиться! Да я понимаю: очень тебе надо нянчиться со мной…
Его пальцы крепко сжали мой локоть, и Артур вытащил меня из толпы, собравшейся поглазеть на Полунина. На его лице застыло такое свирепое выражение, что я решила: сейчас он одним махом свернет мне шею… Но Логов только смотрел на меня волком и молчал. И тем самым вынудил оправдываться, хотя еще минуту назад я не сомневалась, что это он виноват передо мной.
– Ну правда! – пробормотала я, стараясь не смотреть в его светящиеся злобой глаза. – Ты же не обязан возиться со мной всю жизнь… Я взрослый человек. Я выживу. Занимайся своими делами.
– Черта с два, – прошипел Артур мне в лицо. – У нас общие дела. И даже не пытайся свалить все на меня!
– Но я же не работаю в Следственном комитете!
– Ты сама не захотела.
– Да, но…
– Я тебе надоел? – неожиданно спросил он совсем другим тоном.
И взгляд его мгновенно изменился… Если я сейчас отвечу «да», это будет сродни тому, как наотмашь ударить ребенка, который смотрит на тебя доверчиво и умоляюще.
Нетрудно догадаться, что у меня язык не повернулся.
* * *
Артур давно понял, что Сашка интуитивно подсказывает ему такие вещи, до которых он сам и не докопался бы. Как ей вообще могло прийти в голову, будто ее присутствие в тягость ему?! Даже если б Саша Каверина была тупой как пробка, то все равно действовала бы на него успокаивающе, с этими ее прозрачными глазками и светлыми, как у ребенка, волосишками. Но эта девочка была далеко не дурой, а в чем-то казалась умнее его самого.
Вот только в этот день почему-то повела себя по-идиотски… Когда Логов разыскал Сашу на книжной ярмарке и вернул ей способность соображать, они отправились пообедать в итальянский ресторанчик. Он выбрал страну, которая не напоминала бы Сашке о маме… К тому же они оба просто любили итальянскую кухню, а здесь готовили потрясающую пасту!
Объяснений Артур больше не требовал, и девочка заметно расслабилась. И они наконец-то смогли вернуться к делу…
– Знаешь, что я вычитала про скальпы, – начала Сашка, наматывая спагетти. – Только уже не про скифов и даже не про индейцев. Ближе к нам… Оказывается, тут неподалеку, в Подмосковье, после революции создали коммуну для трудных подростков. По-настоящему трудных – малолетних бандюков… Неудивительно, что однажды там убили воспитательницу. Не просто так, если честно… Она была садисткой какой-то, издевалась над ребятами. За любую провинность наказывала просто зверски. Особенно девчонок… Знаешь, что она делала?
– Даже боюсь предположить…
– Брила им головы в наказание, чтобы они становились уродками. Труп этой воспитательницы обнаружили в подвале одного из корпусов. Ей вырезали сердце и сняли скальп… Понимаешь почему, да? Тогда в местной газете вышла статья о жестоких играх в индейцев вчерашних беспризорников. Но это были не игры, а месть…
– Убийцу нашли?
Сашка покачала головой:
– Коммуны же считались прогрессивным явлением, поэтому дело вообще замяли. Ни один из ребят, само собой, не сознался в преступлении, и на друзей никто не настучал.
Артур выслушал ее серьезно:
– Думаешь, подражатель?
– Похоже.
– Один или несколько… Раз ты откопала ту статью, и другой мог найти. А подростки и сегодня бывают – не дай бог.
И сам опроверг себя:
– Нет, в любой школе уже хватились бы, если б учительница не вышла на работу. А тут никаких сигналов… Так что это, скорее всего, другая история. Но подвалы проверить стоит.
Сашка вздохнула:
– Вообще-то я не о подвалах… Это похоже на акт мести. Разве нет?
– Ну, я же сразу сказал, что это демонстрация. Скальп неспроста повесили на видном месте. Кто-то обязательно должен был увидеть его…
– Интересно, увидел?
– Тебе это правда интересно?
Она немного подумала:
– Ну да. Всегда хочется понять мотивы и реакции всех действующих лиц…
Теперь замолчал Логов, размазывая по тарелке кровавый соус. Может, Сашка и не ждала от него извинений, ведь уже поверила в то, что он вовсе не хотел ее обидеть, и все же Артур тихо произнес:
– Прости меня, Саш… Наверное, я в кафе неловко выразился. Мне просто вдруг пришло в голову, что у тебя действительно может открыться талант… Разве это не замечательно? И никакой подоплеки в тех словах не было, поверь. Так что никогда больше даже мысли не допускай, будто я пытаюсь от тебя избавиться. Никогда. Ты – самый дорогой мне человек. Самый близкий на всем свете.
Хоть Сашка уставилась в тарелку, он догадался, что у нее навернулись слезы, – кончик маленького носа неудержимо краснел. И все же ей удалось выдавить:
– И ты. Мне.
– И вовсе не потому, что у меня никого больше нет. Мы с тобой просто созданы работать вместе! Ты понимаешь меня, как никто. Вот только сегодня учудила…
У нее вырвался смешок, сдобренный всхлипом, и на секунду Сашка подняла глаза – их голубизна была подернута влагой.
– Ну-ну, – прошептал Артур. – Все хорошо. Мы вместе.
И коротко стиснул ее маленькую руку, сжавшуюся на скатерти. Потом заговорщицким тоном спросил:
– Хочешь зепполе?
Она трогательно шмыгнула:
– Не знаю. А что это?
– Та гадость, которую ты обожаешь…
– Пончики? – сразу оживилась Сашка.
Артур воздел указательный палец: в точку!
– У итальянцев это традиционное блюдо на День святого Иосифа. Он, правда, весной, но зепполе есть в меню, я посмотрел. Берем?
– А не дорого? – забеспокоилась она.
– Девушка, угомонитесь, я угощаю.
– Ладно, – просияла она. – Я с удовольствием. А ты что будешь?
– Кофе. Я и так уже обожрался. – Артур закатил глаза и похлопал себя по плоскому животу. – Гончая должна быть поджарой…
В тот же день, прихватив оперативников Овчинникова с Поливцом, он прочесал все подвалы домов, окружавших парк. Сумрак каждого из них был наполнен своими шорохами и запахами. Здесь было полно обитателей и шла своя тайная жизнь, а вот женского трупа без скальпа они нигде не нашли, хотя даже не все двери оказались заперты. Именно в этих подвалах, несмотря на сдержанное проветривание, стоял особенно мерзкий запах и валялись кучи тряпья, пустые бутылки и скомканные обертки.
– Бомжам тут тепло, – заметил Овчинников, как показалось Артуру, с состраданием.
– Только не светло, – проворчал Поливец, обшаривая подвал лучом фонарика.
– Трупного запаха не чувствуется.
– Да тут так воняет – не почувствуешь, если даже гора трупов гнить будет!
– Меньше болтайте и больше слушайте, – посоветовал им Логов, и оба послушно замолчали.
Все чаще, выбираясь на воздух, Артур поглядывал на здание психиатрической больницы, строго белевшее за облетающими тополями. Грустное зрелище… А если у тебя не все в порядке с нервами, как пережить осень? Потому и случаются обострения…
«Похоже, у меня именно оно, раз я решился на такое». – Он отпустил оперативников, у которых заканчивался рабочий день. Постановления на обыск больницы у Логова не было, он собирался действовать на свой страх и риск. Но его охватило то знакомое нетерпение, которое обычно не обманывало и выводило к цели, о которой Артур только смутно догадывался. То, как часто он сравнивал себя с гончей, идущей по следу, было оправданно – его действительно вело чутье.
Попасть на территорию больницы было не сложно: на въезде проверяли только машины, а пешеходов никто не останавливал, видимо, они казались охранникам настолько безобидными, что не могли причинить никакого вреда. На ночь и калитку, и сами ворота запирали, открывая только машинам «Скорой», поэтому нужно было выбраться отсюда пораньше.
«Ауди» Логов оставил возле парка, прихватив из багажника набор с инструментами, фонарь, пакеты для улик и несколько пар латексных перчаток. Все это, чтобы сойти за посетителя, сложил в обычный пластиковый пакет, в каких больным носят передачи. Подумав, сунул за пояс пистолет, мало ли… Свое удостоверение приберег на крайний случай – если попадется. Лучше бы, конечно, выйти сухим из воды, а то Разумовский устроит ему разнос… Но в любом случае это будет потом, а труп нужно искать сейчас…
Не взглянув на охранника, Артур уверенно прошел на территорию больницы и, не замедляя шага, повернул за угол – якобы к центральному входу. С КПП уже не было видно, что он прошел мимо и добрался до торца здания, где, по его воспоминаниям, и находился вход в подвал с улицы. В последний раз Артур был тут года три назад, когда брали спрятавшегося в подвале серийного убийцу, о котором сообщили санитары. Тогда навесного замка не было, и Логов очень рассчитывал, что не окажется его и сейчас – возни больше.
«Нормальные следователи так не поступают, – выговаривал себе Логов, на ходу доставая отмычки. – Дождался бы ордера и вошел как белый человек… Но ты же не можешь так работать! Однажды тебя самого упекут за решетку, дурак…»
Но руки уже ловко проделывали свою незаконную работу, и Логов не мешал им, прислушиваясь к шагам и шелесту шин – как бы не застукали… Первая отмычка не подошла, но уже второй замок щелкнул, и дверь послушно поддалась. Артур быстро шагнул в темноту, и ноздри его задергались от отвращения: есть! Трупный запах он не перепутает ни с каким другим, хотя вовсе не разложившееся тело цель его охоты, а тот, кто оставил его. Ловец ловца, вот кто он такой.
Дверь за собой Артур прикрыл, чтобы случайно не привлечь ничьего внимания. В поисках выключателя пошарил по стене, оказавшейся холодной и склизкой, но не нашел его, вытер руку и включил фонарь. И сразу обнаружил выключатель – он находился ниже, чем Логов рассчитывал.
Свет оказался тусклым, зато он охватывал все равномерно, а не пучком, как фонарь. Его Артур пока не стал выключать, чтобы яснее различать все, чем заполнен подвал.
«Надо было надеть маску, – пожалел он. – Дышать нечем».
Грузное тело лежало под окном. Видимо, преступник перетащил его сюда, чтобы не включать лампочку и не привлекать внимания. Тусклого света, сочащегося сквозь мутное стекло, хватило, чтобы снять скальп с несчастной женщины. На ней был белый халат, уже порядком посеревший, но видно, что медицинский, значит, она работала тут.
Раскинув полные ноги, пожилая – судя по черным венам, змеившимся по икрам, – женщина лежала лицом вниз, и Артуру сразу вспомнилась техника скальпирования: перевернуть труп на живот, приподнять голову, потянув за волосы… Но все равно ведь надо иметь навык! Разве у него, например, получилось бы проделать такое?
«А может, не так и сложно? – подумал Артур с сомнением. – Если рука твердая и нервы стальные, то вполне получится? Электрик… Такие люди достаточно хладнокровны, раз всю жизнь работают с током. Лечился здесь? А убитая издевалась над ним, пока он был в ее власти? Вырвался на свободу и отомстил? Это возможно. Надо проверить медицинские карты».
Крови на спине не было, а лица он не видел. Но судя по черной полосе на шее, ее задушили, скорее всего, проводом. У электрика нет недостатка в таком добре. Логову хотелось перевернуть тело, осмотреть – нет ли ран на груди и животе, но Коршун за такое самоуправство отгрыз бы ему руки…
Телефон в подвале не ловил, и Артур направился к двери, чтобы вызвать подмогу и криминалистов, когда услышал металлический звук, от которого у него на миг перехватило дыхание. Кто-то повернул в замке ключ и запер его снаружи…
– Нет-нет-нет! – завопил Логов и бросился вверх по ступенькам, замолотил по двери кулаками. – Откройте! Полиция.
Никаких звуков из-за двери не доносилось. Артур опустился на верхнюю ступеньку, уныло уставился в пол. Вот так влип… Страшно ему не было, ведь убийца не решился войти и вступить в схватку. Противно – другое дело. Так глупо попался… И теперь всю ночь придется сидеть с трупом и задыхаться от запаха смерти. До утра вряд ли кто-то пройдет мимо, даже если без устали барабанить в окошко.
Артур попытался собраться с мыслями: если это был охранник, который на ночь глядя обходил территорию больницы и заметил открытую дверь, почему он даже не заглянул в подвал? Невозможно же не задаться вопросом: нет ли кого-то внутри? Не сама же она открылась, черт возьми! Или у них тут в порядке вещей, что проход в подвал открыт для всех желающих? Тогда странно, как это до сих пор тут никого не убили!
– Ладно, нечего рассиживаться, – произнес он вслух, чтобы взбодриться от звука собственного голоса. Хоть что-то живое…
Вернувшись к выключателю, Логов попробовал подать миру знак и даже припомнил азбуку Морзе, которую они с друзьями по двору – Юркой и Пашкой Колесниченко – освоили в детстве. Уж как послать сигнал SOS он помнил…
Минут десять Артур потратил, щелкая выключателем, потом плюнул в сердцах: никто не видит! А если и видит, то не понимает.
– Надо выбираться, – сказал он себе самому и примерился к единственному узкому окошку, до которого было метра три. Ну, может, чуть меньше.
Артур снял плащ и аккуратно сложил его возле лестницы на картонной коробке из-под какого-то медицинского прибора. Подтащив четыре старые автомобильные покрышки, чудом оказавшиеся в подвале, Логов затолкал на них окорята, заскорузлые от застывшего раствора, и перевернул их вверх дном. Разыскав обломок кирпича, Артур вооружился им, подтащил к своему помосту старый деревянный ящик, с которого проще было взобраться наверх, и залез на перевернутые носилки.
Теперь главное было не свалиться с этого сооружения и не сломать себе шею… Действовал он осторожно, но довольно уверенно, зная, что нерешительность добавляет неловкости. С этой высоты Артур мог дотянуться до окошка и попытаться выбить стекло. Даже если он не сможет протиснуться сквозь него, по крайней мере появится доступ свежего воздуха. А утром через эту дыру можно будет докричаться до прохожих.
Отведя руку с кирпичом назад, Артур примерился и вдруг увидел за стеклом человеческое лицо.
* * *
– А чем ты собираешься кормить собак?
Почему-то этот вопрос не особо волновал меня, пока мы с Никитой обивали пороги разных инстанций. Казалось: будет у дворняг крыша над головой и собственная теплая подстилка – и все, дело решено. Тем более я собиралась поселить вместе с ними в бывшем отцовском особняке женщин, сбежавших от жестоких мужей в никуда. Они заботились бы о моих питомцах, купали их, вычесывали, выгуливали… Но кормить-то на какие деньги?! Была какая-то идея насчет фриланса, но я уже поняла, что на такие деньги самой бы прокормиться…
– Черт, – вырвалось у меня. – Я как-то не подумала…
– Ну ты даешь! – восхитился Никита. – Самое главное упустила. Я думал, что меня никто не переплюнет в неприспособленности к жизни, но ты всем фору дашь!
– Еще слово – и ты за порогом, – пригрозила я.
Мы сидели прямо на полу у меня в комнате и резались в дурацкую, но веселую игру «Казазяка». Я, конечно, выигрывала, но чувствовала, что получается не совсем честно: во-первых, для меня в ней все было знакомо (мы тысячу раз играли с мамой), а во-вторых, Никите наверняка было сложно одним глазом выхватывать точки на кубике… Но поддаваться я не собиралась, ведь он сразу это понял бы и обиделся. Ему во всем хотелось быть на равных со здоровыми людьми, и мне это было понятно. Я вела бы себя так же…
– Ладно-ладно. – Он миролюбиво заморгал. – Я больше не буду. Но ты, Сашка, еще тот лох…
– Я уже поняла. Что же делать-то?
По тому, как мало ему понадобилось времени, чтобы ответить, я догадалась: Никитка давно уже все обдумал.
– Есть вариант. Ты же знаешь, что мой дед умер летом? Вы с Артуром в Евпатории были…
– Он говорил. Никит, я… сочувствую.
– Ну да. Спасибо. – Он рассеянно кивнул. – Я к чему это? Квартира осталась мне. В самом центре. Четыре комнаты. Представляешь, сколько она стоит?
У меня прямо кошки на душе заскребли:
– И?
– Нам с тобой на всю жизнь этих денег хватит!
Я еле выдавила – губы онемели:
– Нам с тобой?!
– Ой, нет! – испугался Никита и даже выронил кубик, который крутил в пальцах. – Ты не то подумала… Я тебе не предлагаю со мной жить или замуж! Тем более…
Мне удалось продохнуть:
– А что ты предлагаешь?
– Чтобы этот приют собачий стал нашим совместным предприятием.
Ничего себе! А в этом мальчишке, оказывается, вовсю пульсирует предпринимательская жилка… Вот не подумала бы.
– И как ты себе это представляешь?
– Мне много не надо, – заявил он. – Я продам свои хоромы, куплю себе что-нибудь поменьше, а оставшиеся деньги пустим на приют.
Меня разобрал смех:
– Чтобы их просто прожрали? Да ты – прирожденный бизнесмен!
Никита помотал своей пушистой головой:
– Не-не! Мы там еще гостиницу для собак откроем. Многим же нужна передержка на время отпуска или пока в больнице, или еще где…
– Тоже верно.
– Вот! И мы будем зарабатывать на этом. Только надо будет там нормальные площадки для собак оборудовать. И детские тоже, если женщины с детьми будут… Потом мебель, всякие лекарства, продукты. На первое время нужно будет вложиться. Вот деньги с продажи квартиры и пригодятся!
Мне захотелось его обнять – таким восторженным ребенком он сейчас казался. Остались же такие в нашем мире… Но я с сомнением покачала головой:
– Это ты сейчас так настроен: мне много не надо и все такое… А через несколько лет женишься, дети родятся, и жена тебе плешь проест за то, что ты продал эту квартиру в центре. Лучше не надо.
Мне почудилось или его губы и вправду дрогнули, точно Никита собирался заплакать? Я даже замолчала от неожиданности. Только он не расплакался, а произнес довольно сухо:
– Ты хоть понимаешь, что говоришь? Разве я могу жениться?
– А почему нет? – не поняла я. – Ты опять из-за своего глаза, что ли?! Да ну, бред… Это же вообще незаметно! Если б ты мне сам не сказал, я в жизни не догадалась бы.
– Не в этом дело. – На меня он не смотрел, перекладывал карточки с изображением смешных монстров.
Мне опять стало не по себе:
– Есть еще что-то?
– Есть, – выдохнул Никита. – Но тебе не нужно об этом знать.
«У него еще какой-то части тела не хватает?!» – в первый момент я ужаснулась этому, но потом меня начал разбирать смех, который во что бы то ни стало нужно было сдержать, иначе Ивашин не простил бы меня до конца дней.
– Ладно, – выдавила я.
Внезапно он так и просиял:
– Так ты согласна? Берешь меня в долю?
– С такими-то миллионами? Спрашиваешь еще!
Никита начал прямо подскакивать, как мячик, и восклицать:
– Сашка, ты не пожалеешь! Мы с тобой лучший собачий приют забабахаем! Вот увидишь!
– Можно и кошкам выделить место.
– Еще бы! Как же без кошек?! О! Как там у нас классно будет!
Мне показалось, что у Никитки сейчас случится сердечный приступ от радости и никакого приюта он не увидит… Кинув в него карточку со Шлепадлом, я рассмеялась:
– Угомонись, а?
Часто, по-собачьи, дыша, он смотрел на меня счастливыми глазами. Точнее, одним, но мне показалось, что и стеклянный светится восторгом.
– А может, мне самому там поселиться? Тогда все деньги будут целы.
– Пусти козла в огород, – проворчала я. – Нет уж! Я не хочу, чтоб у меня там притон получился вместо приюта.
– Ты что подумала?! – возмутился Никита. – У меня и в мыслях не было…
– Ага, конечно!
Он подмигнул:
– Ну, в принципе, я и у тебя могу жить. Ты же тоже одна.
– Нет.
Это прозвучало так жестко, что самой резануло слух. А свечение в его глазах сразу погасло…
– Это мамина комната, – проговорила я через силу. – И она останется маминой. Даже Артур ни разу там не ночевал.
Опустив голову, Никита бросил кубик, но тут же накрыл его ладонью.
– А где он спит?
– Ну не со мной же! – огрызнулась я. – В гостиной на софе.
Он улыбнулся:
– Так вы с ним не…
– С ума сошел?! Логов мне как отец. И я ему как дочь. Усвой уже это раз и навсегда.
Его улыбка стала еще шире:
– Хорошо, хорошо! Как скажешь. Я просто подумал: вдруг в Крыму что-нибудь… изменилось…
– Ничего не изменилось. И никогда не изменится.
– Супер!
Я видела, как его отпустило, только не понимала почему? Его-то как это касается? Почему людям так нравится лезть не в свое дело?
– Кстати об Артуре, – вспомнила я. – Забыла ему еще кое-что рассказать…
– По этому делу?
– Я залезла на один форум – там общаются родственники пси… Пациентов психиатрической больницы.
Никита показал головой на окно:
– Той, что за тем парком?
– Той самой. Она нас заинтересовала потому, что из ее окон просматривается та детская площадка с кораблем. Вдруг это им посыл предназначался?
– Скальп? – Никита присвистнул. – Хороша больница…
– Так вот, я задала в чате вопросик…
– И какой же? – заинтересовался он. – Не снимают ли с больных скальпы?
– Почти. Я спросила: бреют ли в этой клинике пациенток?
В его голосе прозвучало сомнение:
– Думаешь, в этом причина?
Если бы я могла знать наверняка!
– Надо было сообщить Артуру, что мне ответили…
Никита нетерпеливо заглянул мне в глаза:
– И что же?
Я помедлила:
– Нет. Такого там не делают.
– Это же хорошо?
– Я боюсь, он полез туда… А может, и смысла нет рисковать!
Резко выпрямившись, Ивашин заговорил другим тоном:
– Что значит – полез? Один? Они же с операми прочесывают подвалы. Но в больнице им никто не даст делать обыск без постановления!
– Да уж Логов знает, наверное! – съехидничала я, не удержавшись. – Потому я и опасаюсь, что он проберется туда… нелегально. Но оперативников на такое дело с собой не возьмет. Мало ли… Сдадут еще!
У Никитки округлились глаза и отвис подбородок:
– Ой-ой… Это может плохо кончиться.
– О чем и речь. – Я взяла телефон и скользнула пальцем по имени Артура – в списке номеров он значился первым. – Надеюсь, мы успеем его тормознуть.
Мы замерли в ожидании, держа друг друга взглядами. В такие мгновения я подсознательно выбирала его живой глаз, хотя и не помнила об этом каждую минуту. Почти не дыша, мы ждали гудка в трубке… Но механический голос, который я тотчас возненавидела, радостно сообщил, что абонент находится вне зоны доступа. А где тогда?!
– Ничего не случилось, не придумывай, в подвале просто может не быть связи, – скороговоркой выпалил Никита и начал лихорадочно собирать карточки.
Я вскочила:
– Да брось ты их! Побежали!
Он и вправду швырнул портретики монстров на пол. В ту секунду я уже знала: если с Артуром что-то случилось, я больше не притронусь к «Казазяке» до конца жизни.
Но я не позволила этой мысли задержаться, яростно прогнала прочь, испытав лишь секундный ужас перед кромешным мраком… Никита дернул меня за руку, будто почувствовал, куда я погружаюсь, и не позволил, одним рывком вернул к реальности, в которой нужно было действовать, а не раскачиваться в трансе.
И мы побежали…
* * *
Никита надеялся провести этот вечер по-домашнему – с чаем, настольными играми, болтовней ни о чем. Хотя Саша Каверина не только не была его семьей, но даже возможности такой не допускала, его все равно тянуло остаться с ней наедине. Посидел бы у порога, как приблудный пес, если в дом не пустит…
Она, конечно, не знает, что снится ему. Каким мокрым и обессиленным просыпается он после таких снов, как комкает несвежую простыню, пытаясь смириться с тем, что счастье опять было только иллюзией…
«И не дай бог узнает!» – пугался Никита одной лишь мысли. Прогонит ведь, и больше близко не подойдешь к ней.
Он был ей не нужен. У Саши не возникало желания пленять всех и каждого – подобное он замечал за некоторыми красивыми девчонками. Они коллекционировали покоренные души. Зачем? Никита подозревал, что они и сами не знали этого.
Может, дело было в том, что Сашка не считала себя красивой? Зато ему все труднее было отвести от ее удивительного лица свой единственный глаз. Впервые он увидел ее зареванной, с опухшими глазами и носом – в таких никто не влюбляется! Кроме него… Тогда убили ее маму, и сердце Никиты ныло от жалости к этой девочке, в тот момент еще школьнице, внезапно лишившейся всего мира. Она парила в черном вакууме, не зная, за что схватиться, и ему так хотелось, чтобы именно его рука стала единственной, за которую Саша сможет удержаться.
Но Артур показался ей надежнее… И это ничуть не удивляло Никиту. Он тоже предпочел бы, чтобы в минуту, когда задыхаешься от горя, именно Логов оказался рядом. Умный, надежный, спокойный. Чертовски обаятельный! Думая о нем, Никита не мог удержать вздох: ему самому таким в жизни не стать… И уж совсем не верилось, что в мире есть другая девушка, на которую ему так же захочется просто смотреть часами, хотя при этом трудно, почти невозможно дышать… О какой женитьбе вообще можно вести речь?
Когда Артур увез ее в Крым, той же ночью Никита чуть не вышагнул из окна – до того нестерпимо жгли его ревность и тоска. До их отъезда он и не подозревал, до чего влюблен в Сашку, вообще не задумывался об этом. Она была рядом, и Никита дышал одним с нею воздухом. Этого хватало. Она уехала, и он начал задыхаться…
Разве он хоть отдаленно мог сравниться с Артуром Логовым, с которым она была рядом в эти минуты, и, конечно, даже не вспоминала о Пирате? Так ведь они прозвали его. Никита знал и ничуть не обижался. «Пират» звучало не так уж и плохо. Не придурок же, не холуй… Но какое бы грандиозное прозвище они ни придумали ему, одно имя – Артур – все равно звучало лучше. За ним тянулся целый шлейф романтичных рыцарских легенд и сиял ореол благородного героизма.
Никита родился совсем другим – не настолько умным, не сказать, что сильным, не таким везучим. Хотя о каком везении можно вести речь, если Логов потерял родителей так же, как и он сам? Как и Сашка… Вот уж подобралась троица сирот!
Никита не мог злиться на своего босса, даже понимая, что этот человек отобрал у него жизнь, которую он почуял в Сашке… Увез к синему морю. А что он сам для нее сделал? Они даже не разговаривали толком, наверняка она даже не вспоминает о нем, вытянувшись рядом с Артуром на солнечном евпаторийском песке. И надеяться не на что…
А какой смысл жить без малейшей надежды?
Но когда, покачиваясь от слабости и безнадеги, Никита забрался на подоконник и увидел родной двор на проспекте Мира с высоты седьмого этажа, его слуха коснулся слабый голос деда. Волной стыда и ужаса его чуть не опрокинуло на спину: «Я мог бросить его?!» И старый полковник угасал бы от голода и горя, зная, что внук оказался слабаком… Разве он заслужил такую смерть?
