Юлия Крынская
Женские истории. Просто о сложном
Кто прославит меня лучше всех
Нотариус поправил очки на переносице и провозгласил:
– Согласно завещанию, наследницей состояния покойного объявляется Наталья Афанасьевна Вострова.
– Кто это? – пронёсся шепоток по кабинету и двадцать пар глаз устремились на худенькую женщину лет пятидесяти в длинном чёрном платье.
***
– Иван Петрович Смирнов скончался сегодня в семь утра, – сообщил Марине ранним утром усталый женский голос.
– В какой больнице? – смутилась Марина.
– На Костюшко.
– Спасибо, – Марина сбросила звонок.
Упала на подушку и толкнула спящего мужа локтем в бок:
– Помер дед. Земля ему пухом.
Муж всхрапнул и сел на постели.
– Да ты чего! А про завещание ты точно знаешь?
– Да. Говорю же, подглядела, когда дед его составлял. Нотариуса, думаешь, просто так вызывал. Всё честь по чести. – Марина поднялась и накинула халат.
– Честно говоря, когда он всю родню собрал, я думал старик из ума выжил. Откуда у него деньги? Всю жизнь в нищете прожил, над книгами своими корпел.
– Так он ведь историк. Ездил с археологами на раскопки. Может, и сам себе накопал чего-нибудь.
– Может. Чего он там хотел? Памятник красивый? – Андрей схватился за телефон.
– В завещании написано, что деньги достанутся тому, кто над его могилой склеп возведёт и памятник поставит.
– И чего? – опешил Андрей. – Ипотеку ему на посмертную хату теперь брать? Это же какие деньжищи!
– Так и наследство ого-го-го получим. Прогугли цену вопроса. А я пока обзвоню всех. Надо с похоронами ещё что-то думать.
– Зря ты про завещание растрепала.
– Да я только тётке сказала. Да и то в шутку.
К двум часам дня у Марины в гостиной было не протолкнуться. Родственники сидели даже на полу. Приехали и те, кто деда раньше только на фотографии видел.
Поначалу изображали скорбь. Но когда Марина, вздохнув, сказала, что будет брать кредит на памятник дедушке, разгорелась свара.
– А почему это ты решила вдруг деду на памятник разориться, – поджала губы тётя Люда. – Я и сама отцу могу памятник поставить.
– Он у меня жил, мне и заниматься этим! – парировала Марина.
– Во-первых, не он у тебя, а ты у него!
– И всё время жаловалась, что он вас стесняет! – поддакнула Маринина двоюродная сестра.
– Я уже макет у дизайнера заказал! – деловито заявил троюродный брат, достал из портфеля папку и разложил на столе чертежи: – Вот.
– Ну ты молодец, – усмехнулся Андрей. – Человек ещё не померши был, а ты его уже похоронил.
– Мы дедушку толком не знали, но память чтим! – поднялись с пола Маринины племянники Дюша и Коля. – И как никто знаем, какой памятник он хотел бы. Читали его книги.
– Вы-то откуда деньги возьмёте? – рассмеялась тётя Люда.
– А вы свои считайте! – презрительно фыркнула мать Дюши и Коли. – Для любимого дяди найдём.
– Да когда он у вас любимым-то стал? – возмутилась Марина. – Когда я просила взять его к себе на лето, очередь не выстроилась.
– Да, может, дед пошутил. – Андрей не ожидал, что найдётся столько желающих влезть в несусветные долги. Но игра стоила свеч.
Поднялся гвалт. Говорили сразу человек двадцать. Вскоре перешли на взаимные оскорбления и угрозы. Андрей дал в пузо троюродному брату Марины и скомкал чертежи. Тётя Люда вцепилась в волосы троюродной сестре, та в ответ сдёрнула с неё парик.
В суете никто не услышал, как открылась входная дверь. Иван Петрович живой, хоть и не вполне здоровый, вернулся домой. Он всю жизнь считал себя независимым ни от кого. Почувствовав себя лучше, он попросил врача отпустить его домой. Потратился на такси, хотя всю жизнь предпочитал экономить. Сейчас он смотрел на прихожую, заваленную вещами и с ужасом слушал крики, доносящиеся из гостиной. Он не сразу понял, что родственники мысленно уже похоронили его и дерутся из-за наследства. Сел в прихожей на табуретку и стал слушать, чем дело кончится.
Из комнаты выскочила всклоченная Марина и уставилась на деда:
– Ты?..
Следом за ней вывалили в коридор и другие родственники. Они смотрели на деда, как на пришельца с того света.
– Хороните меня уже? – усмехнулся дед.
– Так нам из больницы позвонили! – пролепетала Марина.
– Из какой?
– На Костюшко которая.
– Так я, внученька, в больнице Скорой помощи лежал.
– Сто лет жить будете, – подобострастно улыбнулся Андрей.
И снова начался галдёж. Иван Петрович с трудом протолкнулся в свой кабинет. Опустившись в кресло, Иван Петрович слушал перешёптывания родственников за дверью. За неделю никто из них не удосужился навестить его. Да и сейчас никто не спешил извиниться. Ужинал Иван Петрович всегда, в одиночестве, но сегодня Марина позвала его к общему столу.
– Спасибо, но аппетита что-то совсем нет. Обойдусь кефиром.
Утром Иван Петрович позвонил в больницу и выяснил фамилию дежурной медсестры, допустившей оплошность. Попросил о встрече. Измерив давление и, захватив на всякий случай таблетки, он отправился в больницу на Костюшко.
– Вы простите меня, – встретила его медсестра на первом этаже. – Право, так неловко получилось. Может, пройдём в кафе? У нас тут пирожки такие вкусные. Я угощаю.
– Да я ещё и сам в состоянии угостить, – улыбнулся Иван Петрович.
За чашкой травяного чая разговорились. Иван Петрович расспрашивал медсестру о житье-бытье. Женщина работала не только в этой больнице, но и ухаживала за больными в хосписе. Когда Иван Петрович собрался уходить медсестра ещё раз извинилась.
– Да я вам благодарен на самом деле, – загадочно улыбнулся он.
***
– Вы что, жена ему? Кто вы вообще? – загалдели родственники.
– Нет, – Наталья Афанасьевна растерянно теребила платок.
– Да откуда деньжищи-то такие у деда? – возопил муж Марины.
Нотариус показал присутствующим пожелтевший документ.
– В тысяча девятьсот шестьдесят пятом году Иван Петрович нашёл клад. По сегодняшней оценке, сумма составляет девяносто пять миллионов рублей. Наталья Афанасьевна, Иван Петрович оставил вам письмо.
Она подошла к столу и дрожащими руками оторвала кромку по краю конверта. Внутри оказалась короткая записка.
«Уважаемая Наталья Афанасьевна! Спасибо вам, что вы своим нечаянным звонком открыли мне глаза на мою семью. Я не нашёл применения этим деньгам. Быть может, я тоже не очень хороший человек. Уверен, вы найдёте, как наилучшим образом распорядиться моим наследством. Любви и долгих лет жизни.
Иван Петрович Смирнов».
***
Наталья Афанасьевна получила наследство. Казалось бы что тут такого? Дело в том, что ей завещал состояние посторонний человек, родственникам которого она, работая медсестрой в больнице, по ошибке сообщила о его смерти. Некий Иван Петрович явился домой в самый разгар дележа его имущества. Обиделся, подумал и переписал завещание.
Сумма оказалась настолько велика, что Наталья Афанасьевна, всю жизнь существовавшая на мизерную зарплату, ощутила себя героиней сказки «Цветик Семицветик». Сначала в голову закралась мысль о немыслимой по размаху благотворительности. Потом совесть взялась нашёптывать, что неплохо бы отстегнуть долю родственникам Иван Петровича. Все мы люди, все мы человеки и все не без греха.
Но родственники так ополчились на Наталью Афанасьевну, что она вынуждена была уволиться с работы и сменить место жительство. Два мужа давно растворились в прошлом, а детей у неё не было. Двадцать лет Наталья Афанасьевна проработала в больнице, последние годы помогала тяжело больным в хосписе, не настало ли время пожить немного для себя?
Покупка квартиры в Москве укрепила Наталью Афанасьевну в этой мысли. Рабочие взялись с усердием за ремонт, а один из них и за неё саму, несмотря на разницу в возрасте в пятнадцать лет. Парень недавно ступил на третий десяток. Ухаживания Глеба пробудили задремавшие было гормоны, и Наталья Афанасьевна с пристрастием взглянула на себя в зеркало.
Робко перешагнула порог салона красоты. Робко попросила мастера:
– Мне бы пробивающуюся в волосах седину закрасить.
– Да без проблем!
Пока мастер Таня колдовала над её головой с кисточкой и миской красителя, разговорились. Наталья Афанасьевна удивилась, узнав что Таня её ровесница. Та щедро делилась секретами красоты и контактами коллег по цеху. Особенно заинтересовал косметолог. Неделю Наталья Афанасьевна ходила с синяками на лице и распухшими губами, но результат превзошёл ожидания.
Глеб тоже воспрял духом, заметив её преображение. Лёжа на широком матрасе, шептал ей жаркими ночами в будущей спальне.
– Ты такая красивая Наташа. Какое счастье, что я встретил тебя.
Она жарко отвечала ему:
– Твоя любовь делает меня сильнее.
– Да-да, я очень тебя люблю.
День за днём Глеб отпускал Наталье Афанасьевне одинаковые комплименты, клялся в вечной любви и доверительно жаловался на безденежье из-за больных родственников в далёком селе. Расспрашивал откуда у его богини столько денег. Наталья Афанасьевна не спешила рассказывать молодому любовнику всю подноготную своего недавнего обогащения. К тому же Глеб не единственный, кто проявил к ней внимание.
На горизонте, когда Наталья Афанасьевна, записавшись в автошколу, пришла выбирать машину в автосалон, замаячил Сергей, мужчина лет на пять постарше Глеба и на первый взгляд посерьёзнее. Разговорились и Сергей, узнав что дама одинока и в средствах не стеснена, отговорил Наталью Афанасьевну от приобретения отечественного автомобиля. Договорились встретиться, и на следующий день отправились смотреть немецкие машины. Приобрела Наталья Афанасьевна машину класса люкс, а прав ещё нет. Кто будет её возить? И тут Сергей не бросил её в беде. В сорок пять она узнала, что на заднем сиденье автомобиля можно не только сидеть.
Когда Глеб подрался с Сергеем, Наталья Афанасьевна почувствовала себя наравне с Екатериной Второй. Борьба молодых фаворитов умиляла, но вскоре стала надоедать. И тот, и другой больше наушничали друг на друга, а Наталье Афанасьевне хотелось, чтобы хоть один из них проявил себя мужчиной не только в постели. Она поддерживала пожар в их сердцах подарками и небольшими денежными подачками, и была сама себе противна.
Отпраздновать окончание автошколы захотелось с размахом. Тут же подоспело и получение загранпаспорта. Ни Сергея, ни Глеба Наталья Афанасьевна брать с собой не хотела. Кто же ездит в Тулу со своим самоваром? Да и в глубине души Наталья Афанасьевна уже прочувствовала неискренность молодых любовников, а хотелось настоящей любви. В душе нарастало снежным комом опустошение.
Встал вопрос, куда отправиться незамужней женщине? Задала его туроператору, даме её лет с копной рыжих волос и чертовщинкой во взгляде. Обрисовала задачу про Тулу и самовар. Та открыла каталог и почесала подбородок:
– Чтобы вам посоветовать… Турция – банально. Египет – история больше для любителей купания. На Мальдивы надо лететь с самоваром. Тьфу. Со своим мужчиной. Тайланд! Вот где экзотика. Могу подсказать занятные места.
Из занятных мест Наталья Афанасьевна вернулась, исполненная ужасом. О таких извращениях она и не слыхала. Сама себе она показалась мерзкой и ничтожной.
Дома за Наталью Афанасьевну снова взялись Глеб и Сергей. У неё даже сложилось впечатление, что мужчины договорились. Теперь они просто доили её кошелёк в своё удовольствие.
Однажды, гуляя по Арбату, Наталья Афанасьевна встретила Светлану, коллегу из хосписа. Та приехала с детьми и мужем в Москву на выходные.
– А как там Василий Петрович? – жадно выспрашивала Наталья про некогда опекаемых ею пациентов.
– Умер. Ты же знаешь, там требовалось дорогостоящее лечение, – вздыхала Светлана. – Он всё спрашивал про тебя, когда ты уехала. Стихи тебе написал. Только я не знала, где тебя искать.
– А Мария Кирилловна?
– Тоже нет в живых уже. Хорошая женщина была.
– Ты-то сама как? – расспросив про всех пациентов, Наталья Афанасьевна сникла совсем.
– Что я? Муж здоров, детки подрастают, работа любимая есть. Что ещё надо?
– Твоя правда.
В тот день Наталья Афанасьевна вернулась домой грустная. Глеб оторвался от игры в компьютер.
– Где ты так долго гуляла, звезда моя?
– Знаешь, мне придётся продать и квартиру, и машину. Попала я на деньги серьёзно.
– Может ещё всё уладится? – холодно спросил Глеб.
Наталья Афанасьевна покачала головой.
– Я подписала сегодня договор о продаже. Ты ляг сегодня, пожалуйста, на диване. Я плохо чувствую себя.
– Да, дорогая. Ложись отдохни.
Наталья Афанасьевна долго не могла уснуть. В своей роскошной спальне она была одинока. Она слышала, как Глеб собирает вещи, как хлопнула дверь. Встала, заперлась на засов. Позвонила Сергею.
– Что случилось? – сонно пробормотал он.
– Серёжа, я умираю! Доктор сказал мне осталось жить полгода.
Сергей тут же проснулся.
– Не бойся, Наташа! Я не брошу тебя.
Наталья воспряла духом, но следующие слова Сергея насторожили её.
– Мы поженимся. Буду с тобой до конца.
– Спасибо, Серёженька. Мне предложили операцию. Чтобы потянуть её, мне придётся всё продать. Даже квартиру. Но ведь мы сможем жить в твоей студии? Может ещё и выкарабкаюсь.
– Да, конечно, – пробормотал Сергей.
– Завтра продаю машину. Поможешь правильно составить объявление.
– Угу.
На следующий день Наталья Афанасьевна не дозвонилась до Сергея. Но она не удивилась этому. Даже как-то легче стало. Её по-прежнему окружала пустота, но казалось, что стал чище воздух в ней. Наталья Афанасьевна ходила из угла в угол, как зверь по клетке. Брала с полок безделушки и швыряла их на пол.
Вышла в коридор. Начала всё крушить там. В ящике гардероба наткнулась на письмо Ивана Петровича, оставившего ей наследство. Достала тетрадный листок и пробежалась по круглым аккуратным буквам затуманенным слезами взглядом:
«Уважаемая Наталья Афанасьевна! Спасибо вам, что вы своим нечаянным звонком открыли мне глаза на мою семью. Я не нашёл применения этим деньгам. Быть может, я тоже не очень хороший человек. Уверен, вы найдёте, как наилучшим образом распорядиться моим наследством. Любви и долгих лет жизни.
Иван Петрович Смирнов».
Наталья Афанасьевна сползла по стене и разрыдалась. Утром следующего дня достала чемодан с антресолей и открыла шкаф. Барахла накопилось будь здоров. Отобрав несколько полюбившихся вещей, она застегнула молнию и выкатила чемодан в коридор. До родного города было несколько часов езды.
Наталья Афанасьевна напрямую отправилась в хоспис. Её узнали там не сразу. Она ходила по обшарпанным палатам, и старые знакомые встречали её как родную. Сердце кровоточило, а душа оттаивала. После хосписа Наталья Афанасьевна поехала на кладбище и с трудом отыскала могилу Ивана Петровича, заросшую травой. С остервенением принялась рвать её, выдохнувшись взглянула на покосившийся крест.
– Я всё исправлю, – прошептала она.
Наталья Афанасьевна продала квартиру в Москве и вернулась в родной город. Вскоре хоспис преобразился. В нём появилось современное оборудование, а палаты стали уютнее.
На могиле Ивана Петровича установили гранитный памятник и зацвели в вазонах живые цветы.
Наталья Афанасьевна навещала могилу и подолгу сидела на скамейке возле неё. Рассказывала Ивану Петровичу про то, как идут дела в хосписе. В один из таких визитов, она услышала за спиной мужской голос.
– С отцом разговариваете?
Наталья Афанасьевна повернулась и увидела мужчину, чуть постарше неё.
– Почти, – улыбнулась она.
– А я вот жену три года назад схоронил, – грустно обронил мужчина. – Хожу потерянный. Словно вину свою чувствую, что не смог уберечь её. Пустота кругом.
– Присаживайтесь, – подвинулась Наталья Афанасьевна.
Мужчина представился Алексеем. Разговорились. Наталья Афанасьевна рассказала ему про хоспис. Пригласила Алексея попробовать себя в роли волонтёра. Стали помогать людям, работая бок о бок. Через год свадьбу справили.
Успеть к алтарю
Саня
Дышу часто, будто только пробежал с полной выкладкой марш-бросок. Рубашка мокрая от пота. Привожу себя наспех в порядок. Застёгиваю верхние пуговицы и затягиваю узел галстука.
– Как думаешь, гости ещё не разошлись? – Марина отпивает шампанское из зелёного горлышка. В глазах безумие и отвага. Шёлковый лоскут разорванного рукава чёрной рубашки полощется по ветру, обнажая синяки на смуглой коже. Фата на растрёпанных волосах съехала набок.
– Думаю, ещё ждут. – смотрю на подол чёрной мини-юбки Марины. – Эти ублюдки точно не тронули тебя?
– Нет. Уроды, конечно. Тридцать кусков! Цена моей жизни – пятнадцать твоих зарплат, – Марина достаёт из-за широкого пояса смятую красную пачку сигарет.
– Ты как, вообще, к ним попала? – Достаю зажигалку и щёлкаю колёсиком. – До свадьбы невеста дома сидеть должна. Не показываться никому.
– Ты в Ветхом завете это вычитал? – Марина пускает дым кольцами. – С девичника возвращалась. Скрутили и затолкали в «девятку» красную, с чёрным крылом…
– Что же со страной сделали, пока я в песочке по горам бегал?
***
Цыган
Замираю в дверном проёме прокуренного полутёмного зала. Отжал под себя недавно ресторанчик. Денег вложить в ремонт, казино на втором этаже наладить и нормально будет качать.
– Здорово, босс! – подваливает ко мне Рыжий, самый расторопный из моих бригадиров.
– Злой, как демон сегодня. Хочу мяса и крови. Девственной. Но так устал, что согласен просто развалиться в кресле и слить негатив в рот хорошенькой тёлочке.
– Девок полный зал.
Оглядываю придирчиво разношёрстную публику. Народ толпится у бара, а на танцполе зажигает стайка разгорячённых девиц под луноликого Маликова. Мой взгляд жадно выхватывает стройную фигурку в чёрном платье и туфлях на умопомрачительных каблуках. Фата на голове малышки возвращает меня к мыслям о девственнице. «Ты моей никогда не будешь» – заливается певец, и я берусь доказать обратное.
– Что за табор в моей харчевне? – хватаю за шкирку пробегающего мимо халдея и киваю в сторону сцены.
– Девичник, – в блёклых, как у рыбы, глазах плещутся страх и подобрастие. – У той, что в фате, свадьба завтра.
– Дивно, – стрелка барометра настроения ползёт вверх. – Что за тёлка, кто жених. Слышал что?
– А как же? Я стол их обслуживаю, – халдей облизывает губы. – Жених нищеброд, только из армии вернулся. Девки, как захмелели, давай отговаривать… Марину, если не путаю имя…
– А ты не путай, – напоминаю халдею с кем дело имеет.
– Точно, Марина! Победительница конкурса красоты. Вся такая из себя фотомодель, а отказалась от западного контракта, чтобы замуж выйти за своего утырка.
– По залёту может?
– Так в том-то и дело, что целка до сих пор.
– А чего не поехала тогда бабла подзаработать?
– Жених больно идейный.
«Ты моей никогда не станешь!» – упивается своей немощью певец, а у меня аж в яйцах звенит от желания.
Музыка стихает, и девицы из компании невесты облепляют барную стойку. Хлопаю халдея по плечу.
– Передай бармену, пусть фирменный коктейль забацает невесте. Двойной. Выпьет – выпивка подругам за счёт заведения.
– Слушаюсь, – халдей рысцой ретируется в сторону бара.
Рыжий кивает в сторону тёлок:
– Хороши чертовки.
– Да, особенно невеста, – цокаю языком и достаю сигарету. – Пойду посмотрю, чем дышит. Такую и украсть не грех.
– Только скажи, – Рыжий щёлкает бензиновой зажигалкой и помогает прикурить. – Доставим в лучшем виде.
– Мне нравится ход твоих мыслей. Пойду пощупаю товар, – подмигиваю ему и двигаю в сторону барной стойки.
Народу полно, но меня хорошо знают местные завсегдатаи и расступаются в страхе.
– Вот это не «Амаретто Дисаронно», – понтуется перед барменом Марина, потягивая из бокала коричневую смесь. – В нём будто водки влито литр. Я пила настоящий, знаю.
«Тоже мне барный аналитик выискался – ухмыляюсь про себя. – Конечно, в нём водка. И её много».
– Вы большая дока, – белобрысый бармен ловит мой взгляд и замешивает термоядерную смесь в шейкере. – За счёт заведения вам наш фирменный коктейль.
– Вау! – хором вопят две тощие брюнетки-близняшки в кожанках и джинсовых шортах.
– Круто! – закатывает глаза конопатая дылда.
Бармен подаёт стакан Марине:
– Если залпом приговорите, то за выпивку до конца вечера можете не платить! И подруги тоже.
– Нет, – смех у Марины мелодичный. – У меня свадьба завтра. Должна быть бодрячком.
Я встаю за её спиной и касаюсь, будто невзначай шелковистого локона. Так и намотал бы сейчас её волосы на руку да в отдельный кабинет затащил.
– Ну, Марина, – канючит рыжая толстуха. – Сэкономим на выпивке. И так гуляем на последние.
– Когда ещё соберёмся так? – обнимает Марину блондинка с жуткими стрелками и фиолетовыми тенями. – Муженёк тебе быстро мальца заделает с армейской голодухи.
– Уговорили, – Марина вытаскивает трубочку и, запрокинув голову, медленно опустошает бокал. Грохает толстым дном о стойку, хватает воздух ртом и хрипит: – Он сколько градусов?
Я кладу руку Марине на плечо. Мне не терпится забрать подарок судьбы на эту ночь.
– Пойдём потанцуем!
– А я не танцую, – Марина разворачивается на высоком табурете.
Мерит меня презрительным взглядом, облокотившись на стойку. Поплыла девка.
– А я не спрашиваю, – сдёргиваю её со стула и, придерживая, чтобы не упала, тащу к сцене.
– Люблю дерзких мужчин! Заскочу в туалет на минутку и покажу тебе небо в алмазах, – перестаёт она сопротивляться, и я ослабляю хватку.
Алкоголь в голову ударил или блефует? В серых глазах Марины бесенята пляшут зажигательную «Ламбаду». Похоже, готова девка! Хватаю её за руку, сворачиваю в коридор к туалету:
– Только если на минутку.
– Ты даже не успеешь соскучиться! – Марина, икнув, тыкается губами в мою щёку и скрывается за дверью.
Моего терпения хватает ненадолго. Толкаю плечом дверь. Ветер гуляет по распахнутым дверцам обшарпанных кабинок. Твою ж мать! Окно в женском туалете для меня неприятный сюрприз. Хлопаю рассохшейся рамой с такой силой, что стекло вылетает и с треском обрушивается на пол.
Выпрыгиваю через окно во двор-колодец, выбегаю на улицу. Кинула стерва!
Возвращаюсь в ресторан, подзываю Рыжего и встряхиваю за грудки:
– Марину эту мне из-под земли достань!
– Свалила что ли? – озирается он по сторонам и заверяет меня. – Сейчас из подруг адрес живо вышибем! На хату к тебе везти или в баню на Фонари?
– Сегодня я себе Анжелу вызову. А жених Марины мне денег с этого дня торчит… Тридцатку. Думаю, замуровать окно в туалете хватит. И Марину себе насовсем хочу. Годная девка.
– А если у него таких денег нет? С армии он только? – уточняет аккуратно Рыжий.
– Учить тебя что ли надо? Сам же про похищение говорил, – кровь бурлит в жилах от предвкушения скорой расплаты. – И девку перед свадьбой умыкнёшь, и бабки с гостей сдерёшь. Да… Какая свадьба без драки? Наваляй жениху для ума. Небось все два года на трамбоне дудел и политгазету рисовал. Ненавижу идейных! К четырём часам завтра и Марину, и бабки сюда привезёшь.
– Похищение по-русски?
– Именно.
«Ты моей никогда не станешь…» – вот зараза песня привязалась!
***
Саня
– Девочка моя, – хриплю я Марине в рот, не в силах больше сдерживаться. – Пусти меня…
Противная трель звонка возвращает меня к действительности. Подпрыгиваю на постели мокрый, с дымящейся шашкой в труханах. Если б дотянулся, расколол бы этот чёртов телефон. Такой сон прервать! Мать просовывает в дверь голову в бигудях.
– Сань, возьми трубку! А то кот с утра кухонный аппарат расколошматил. Паразит! К холодцу подбирался.
– Да, мам, – прикрывая от неё хозяйство одеялом, вскакиваю с постели и хватаю трубку. В потёртом окошке телефона пробелы. – Номер не определился.
– И давай вставай, жених. – Мать хлопает дверью.
Не жалует она Марину. Но стол взялась приготовить. На ресторан денег у нас нет. Надо свалить сейчас к Андрюхе. Тётки приедут помогать матери, весь мозг мне сожрут. Маринкина мама после смены отсыпается и тоже подойти обещала.
– Аллё… Вас не слышно!
– Саня! – голос моей девочки дрожит. – Меня похитили…
– Ты где? – задаю, пожалуй, самый глупый вопрос в жизни. Спохватываюсь. – Мариш, не бойся. Я всё решу. Дай трубку, кто там рядом с тобой.
– Слышь, решала, – мужской голос кажется мне знакомым. До последнего надеюсь, что это разводка корешей. – Хочешь тёлку назад целкой получить, к трём часам вези бабло к Медному всаднику. Положишь под букеты тридцать косарей и вали ждать невесту к Дворцовому мосту. Сунешься в ментовку, Марину больше не увидишь.
– Да ты кто… – затыкаюсь. Меня больше никто не слушает. Липкий пот проступает каплями между лопаток. Смотрю на командирские часы: десять часов утра. А ведь хотел встать в семь. Девочка моя… Господи, спаси и сохрани её! Осеняю себя крестным знамением. Покрестился в армии, когда с задания живым вернулся. Смотрю на опрокинутый будильник. Кота работа. Во рту пустыня, в голове кавардак после мальчишника. Тридцак не ахти какая сумма. Странная сумма. В кино обычно требуют миллионы. Но у меня и двух косарей сейчас не наберётся. Всё в свадьбу вбухал. И вообще не хочется идти на поводу у… Твою ж дивизию! Даже не знаю, откуда тут ноги растут. Кому ж я так мог досадить?
Набираю Андрюхин номер:
– Дрыхнешь ещё?
– Какое там! Ленту красную с золотыми буквами утюжу. Свидетель как никак…
– Марину похитили. Поговорить надо.
– Как?..
– Об косяк. – Хватаю полотенце со стула, он с грохотом падает. Пинаю его ногой.
– Сейчас буду.
Наматываю полотенце на бёдра, выруливаю в коридор.
– Саня, какой ты стал, – тётка Наталья впихивает матери в руки коробку с фирменным тортом из магазина «Север» и всплёскивает руками. – Ну ведь жених! Иди я тебя обниму.
– Не до объятий… – но я уже тону в груди десятого размера.
Вырвавшись, скрываюсь в ванной. Кому ж я так насолил? Маринка моя ангел во плоти. У нас любовь с первого класса. Я ей верю. Не предаст меня никогда. От заграницы ради меня отказалась… Андрюха словно из Рязани пешком идёт. Спустя десять минут сижу одетый перед телевизором. Новости – одна краше другой. Вместе со старым телеком хочется в окно выкинуть и забыть. Шестьдесят кило «Радуга» весит. Помню чуть пупок не надорвали с соседом, когда лифт не работал, а мы её на восьмой этаж тащили. Где же взять денег? Вон, мужик на экране какой холёный. Чубатый, глаза чёрные, самодовольный. Цепура золотая на шее с мой палец, пиджак бордовый. Бандюган. Слушаю с кривой ухмылкой рассказ репортёра: у криминального авторитета Цыгана, видите ли, искали наркоту, а нашли шиш с маслом. Вот уж у кого денег, а мне хоть беги почку продавай. Хотя почему почку? Срываюсь с места и бегу в комнату. Стаскиваю со шкафа японский видак «Хитачи». Друг из загранки привёз, попросил через мой магазин толкнуть. На Невском народ богатый заходит. Равно, как и мутные пассажиры.
Звонок в дверь. Кудахтанье мамы и тётки в коридоре на тему, что Андрей вырос не меньше и тоже чем не жених.
– Давай ты скорее! – выглядываю из комнаты. С ума сойти в этом бабском царстве. Не верится, что сегодня с Маринкой поедем ночевать на съёмную квартиру. Поедем! Уверен, что поедем.
– Чего случилось? – смахивает Андрей с лица вежливую улыбку.
– Марина позвонила. В десять. Зарёванная вся. Потом какой-то гондон у неё трубку выхватил. В общем нужно тридцатку косых у Медного памятника сегодня в три под букеты сунуть. Или Марину убьют.
– Предположения есть?
– Нет. Во дворе конфликтов не было. На работе тоже. Нет, было. Из магазина дня три назад выкинул двух зарвавшихся братков. Хотели денег срубить по-лёгкому. Вымогатели хреновы. Рыжий со шрамом вообще меня выбесил. Впечатал его мордой в капот. Кстати, на мой видак ребятки глаз положили. Как раз цена ему тридцатка.
– Твою ж мать! А номер машины не запомнил? Цвет, марка?
– «Девятка» красная. С чёрным крылом.
– Андрюха глядит на часы:
– Пацанов подтянуть не успею. У них стрелка на Крестовском в двенадцать забита.
– Сами разберемся. Проследишь от памятника, кто бабки заберёт и наваляем ему потом.
– Ты прямо Рембо. Говорю, в братву тебе надо идти. Ты и десантуру прошёл, и войну повидал. А здесь теперь, как в бою. Или ты бьёшь, или тебя бьют.
– Опять разговор ни о чём! – отмахиваюсь я от него.
– Ну иди тогда в ментовку. Раз такой правильный.
– Правильный! Заявление о пропаже человека только на третий день принимают. Менты пошлют. Скажут, когда убьют, тогда и будем разбираться.
– Тогда надо искать деньги, – Андрюха лезет в карман пиджака и достаёт новый кожаный кошелёк. – Вот пятьсот. И дома ещё косарь есть. Всё в тачку вбил. Уже в среду покатаю вас с Маринкой!
– Маринку только надо спасти для начала.
– Давай с гостей бабло соберём?
– Это долго. Есть идея лучше, – киваю на видеомагнитофон. – Помнишь, к нам в магазин мужик один вчера приходил. Ты ещё ко мне заехал за ящиком «Рояля» в этот момент.
– Помню, с ним ещё такой щуплый, вертлявый тип был.
– Точно! Так вот. Он хотел Серёгин видак как раз за тридцак взять, а я отказал. Обещал Маринке недельку кино покрутить. Он с продавщицей столковался, что придёт сегодня к двенадцати. Заберёт две песцовые шубы и магнитофон.
– Погнали! Ещё успеваем, – Андрюха хватает коробку с магнитофоном. – Маринку вытащим, а с Серёгой после рассчитаемся.
Звоню матери Марины, а она в непонятках. Дочери, похоже, с ночи нет. Плету дичь: у нас для гостей сюрприз, и мы приедем прямо к Дворцу регистрации. До Невского проспекта с Ветеранов долетаем с Андрюхой за двадцать минут на такси. Вваливаемся в зал под бряцанье дверного колокольчика. Ирка, покачивая бёдрами, выруливает из подсобки:
– О, а ты чего здесь делаешь. Передумал жениться? Я тут как раз одна и без охраны, – наматывает прядку рыжих волос на палец и скользит по мне взглядом. – А тебе костюм к лицу! Сразу завидный жених. Побудешь в зале? Перекушу спокойно.
– Ближайшие полчаса точно. Покупатель вчерашний за шубами приходил?
– Нет. Но мне его радовать нечем. Песцов сегодня утром Анжелка с больших барышей забрала. В ЛенЭкспо международка, так она бабло рубит в Прибалтоне, не сдвигая ног. А вчера говорит в бане с бандитами попарилась и до кучи состригла неплохо. Живут же некоторые.
Двадцать минут тянутся, как последний месяц до дембеля. Придёт – не придёт. Господи, не дай Маринку в обиду! Найду – загашу тварей. Прокручиваю в голове слова похитителя. Откуда голос его знаю?
– Здорово, орлы! – вчерашний покупатель сходу идёт к прилавку. – Договор наш в силе?
Ирка выглядывает из подсобки и достаёт пачку ментоловых сигарет:
– У шуб ваших ноги выросли, мы не можем товар на такую сумму без залога держать. Сань, я курну быстро.
– Вот те раз! – покупатель шарит глазами по полкам магазина.
– Готов продать вам видак, если не передумали, – подвигаю яркую коробку к краю прилавка.
– Надумал? Это я с удовольствием, – потирает руки покупатель.
– Тридцак!
– Не вопрос, – покупатель улыбается, но глаза у него серые, холодные.
Скользкий тип. Но мне плевать на его моральные устои. Нужны тридцать тысяч. Распечатываю коробку. Руки трясутся. Подмышки мокрые, дезик не спасает. Лишь бы не передумал. Три часа осталось. Подключаю видак к розетке. Всё путем.
– Ну что, берёте!
