Юлия Григорьевна Рубинштейн
Честная игра
– Астропаты сигналят? – Жора уже приземлился перед капитаном и взял у него ключи от шкафов со снаряжением. Скафандр… Баллоны… Медкомплект… Гиперполевой линемёт…
– Они. Потому и ни хрена дистанции, – капитан закончил живописной непечатностью.
– Один пойду?
– Да.
За обшивкой станции застучало, все ощутили основательный толчок.
– Станцию с орбиты свор-р-ротишь, джигит, шайтан! – энергично выкрикнул Щукин. Вахтенный приёмного шлюза уже манипулировал рычагами системы присасывания. Шшш. Пшш. Звяк. Серия более слабых ударов, люк открылся, показалась кудлатая голова Бахыта Сыртанова.
– Прибыл! – крикнул Бахыт по-уставному, сверкая рассерженными смоляными очами из-под клочкастых антрацитово-чёрных бровей, но осекся. Котельников, хрипя «срочно, срочно», тащил ему навстречу разом скафандр в охапке, баллоны и ящик с линемётом. Тот стал помогать грузиться.
– Чем я не сгодился…
– Там с Зеркальными какая-то хрень.
– Так ты не гоняться? Вах! Живо-два наружу! – обернулся он назад, в чрево катера, к напарнику. Через считанные секунды катер-всепростран набирал скорость в сторону старта гонок.
Над стартом парила на стационарной орбите судейская кабина. В силу традиции – тарелкообразной формы. Название «летучая тарелка» тоже сохранялось.
В наушниках болельщиков звучал поставленный голос репортёра агентства ПС, Пространство – Спорт:
– Участники заняли свои места, летучая тарелка арбитра Наконгбо Леу точно уравновешена над самой линией старта, он мог бы сказать – мне сверху видно всё, ты так и знай! Перечисляю по возрастанию стартовых номеров: первый номер – Земля, Россия, снаряд класса «шлюпка»! Водородный реактор, пилот – Юрий Улыбышев, да, вы правильно поняли, он тёзка первого космонавта! Второй номер – Земля, Китай, снаряд класса «капсула»… Пятый номер – Марс, консорциум «Икс-Спейс», снаряд класса «яхта»… Шестой номер – Амальтея, Мексика-Куба-Перу, «Майя Институдо», снаряд класса «люлька»… Девятый номер – снаряд класса «драккар», владелец и капитан Кнут Хагеруп… – торжественное перечисление прервалось и последовало:
– Изменение в стартовом составе, да, замена, друзья! На старт выходит снаряд класса «катер», «Космоспас», номер одиннадцать, атомный реактор, пилот Георгий Котельников!
Трибуна, состоявшая из ячеек для швартовки маломерных космосудов, битком полная, хранила внимательное молчание. Запустив фан-приложения, слушали в наушниках или по громкой связи весь эфир состязаний, весь восторг тех, чей фаворит объявлялся, весь азарт тех, кому не так исход был важен, как сам фанатёж. Но пока не дан старт, настоящий болельщик с ума не сходит.
Репортёр – все знали – находится рядом с Чэном Ю, в его «тарелке». Но лишь они двое, не считая спасателей, были в курсе, почему Зеркальные не прибудут. Почему первый этап гонок – без гостей.
Именно главный арбитр даёт старт, Наконгбо Леу только повторит сигнал для всех.
Всё замерло. Строго сравнялось по скоростям.
Радужная вспышка! Удар, отдавшийся во всех наушниках, на всех фан-экранах!
Старт!
И – могучие факелы пламени из дюз стартовавших. С трибуны было видно два-три столкновения бортами, светло-лиловая труба гиперполя раздалась в стороны – это Кононов и его напарник, правый боковой судья Хамитуллин, среагировали расширением лётной зоны на первых астрономических единицах трассы. Несколько секунд хаоса. Рёв в наушниках. Неистовый огонь в биноклях и на экранах. Вперёд вырвался пятый номер, икс-спейсовец. За ним, чуть не носом в термоядерный выхлоп, на глазах превращавшийся в шлейф водяного снега – первый. Оба держали пять «же», для человека, для его возможности управлять кораблём практически предел. Раздались крики болельщиков: Ю-ра, Ю-ра! Трасса ожила. Одиннадцатый пока шёл в группе выжидающих.
– Я «Надёжа», я «Надёжа»! Регистратор Монько. «Граница», как слышите? Дежурный, я «Надёжа», «Надёжа», вызываю «Границу»!
– «Граница» на связи.
– Астропат чувствует приближение терпящих бедствие. Приближение. Как поняли меня?
В эфире раздались звуки возни – это капитан Щукин завладел микрофоном:
– Цифры! Слышишь, регистратор? Цифры давай! Я Щукин, «Граница», не размазывай, координаты давай!
Всё, что могла передать Лена – у астропата Мухачёва ещё больше покраснели глаза, проступила под кожей сетка сосудов, сел голос. Сам астропат сообщал о крыльях или перьях, беспрерывно бившихся в его голове. До тошноты.
– Я «Надёжа», регистратор Монько! «Граница», сообщаю: явления, наблюдаемые мною, стали сильнее примерно вдвое, дистанция до терпящих бедствие сократилась вдвое!
– А было сколько, чтоб тебя?
Лена не могла слышать, как сыпались – тик, тик – на приёмный комп-пульт один за другим вызовы с трибуны. Трудно дышать, мушки перед глазами, сердце. Нужен робомедик.
Котельников вызывал своего командира.
– Я «одиннадцатый», «одиннадцатый»… Иду на двух «же», не тороплюсь пока. Впереди по курсу фигура в перьях. Декоративное сооружение?
Никаких фигур в перьях не предусматривалось. Щукин прекрасно это знал. Щёлк-щёлк связью. Ну-ка, телеметрию состояния спасателя, скафандр даёт основные параметры. Да, что-то очень и очень не так. Пульс просел до пятидесяти, а должен слегка частить, парень держит два «же». Сам катер? Телеметрия основных физических полей ничего необычного не давала.
– ТИШ задействуй, «одиннадцатый», ищи объект!
– Я «Надёжа», Монько, астропат Мухачёв нуждается в помощи! – вновь раздался в щукинских наушниках голос Лены. Опытное ухо спасателя отфиксировало: голос неровный, хриплый, будто сквозь слабость или страх.
– Медицинской или видит посторонних? – уточнил Щукин.
– Сердце… дрршрщ… а-ёт, – прошуршало неразборчиво. Пора было действовать.
Лена действовала вопреки уставу. Устав запрещал снимать прозрачную стенку между астропатом и регистратором. Но глаза Серёжи Мухачёва были навыкате, кровенели. Руки и грудь под прозрачным костюмом опутала верёвочная сетка вен. Аптечка есть, всемер в ней есть. Температура, давление, водно-солевой обмен, сердечный ритм – всё взбесилось. Говорить Серёжа уже не мог, только шептал бескровными, сухими губами: «рядом… рядом…». Лена вколола гибернин. Придавить на время жизненные процессы – так у организма больше шансов дотерпеть до помощи. Никогда не приходилось этого делать, да ещё когда у самой плывут чёрно-зелёные круги перед глазами. Старалась глубоко дышать, унимая дрожь. Становилось едва ли не хуже.
Хватило пороху ещё только заметить: пульс у них с Серёжей бьётся строго синхронно. И нашлись силы наговорить самой вместо астропата запись о самочувствии. Пусть машинка сообщит, если люди отрубаются. К лешему устав.
