Когда стал править Добродруг, король минувших лет,
Навек исчезли силы зла, и воцарился свет.
И добрым он, и мудрым был, и был любим страной,
И Дженну светлокосую назвал своей женой,
И Анну светозарную назвал своей женой.
Как душу, он любил ее, был верен ей одной.
Была она прекрасней дня, и только одного
Любила в мире короля, лишь одного его,
Да – в целом мире одного, супруга своего!
Когда стал править Добродруг в далекие года,
То распахнул его приказ тюремные врата.
Он по двору тюремному шел, в злато облачен,
И отмыкал врата темниц серебряным ключом.
И выходили узники, что старились в тюрьме.
На солнце щурили глаза, привыкшие ко тьме,
И выходили, сгорбившись под тяжестью цепей,
Кого освободил король десницею своей.
Да – отворил врата тюрьмы десницею своей!
В года, когда стал Добродруг по праву королем,
Казнил он всех насильников, терзавших наших жен,
Велел повесить на стене жестоких тех зверей,
Что наших обесчестили прекрасных дочерей,
Что наших обесчестили племянниц и сестер,
И загубили младость их, и ввергли их в позор.
Похищенных, замученных – всех было их не счесть,
Но воцарился Добродруг – и возвратил им честь.
Да – благородный Добродруг, вновь ожила страна,
И вдосталь стало, что ни день, и хлеба, и вина.
Богаты стали города, возделаны – поля…
Так сдвинем кубки, о друзья, во славу короля!
За короля, вернувшего нам свет и мирный кров!
За Дженну венценосную и за ее любовь!
За силу длани короля, за меч, что был остер,
За славных воинов-мужей и воинов-сестер!
Да – пьем за воинов-мужей и воинов-сестер!
Карум снес тело Каласа по лестнице и швырнул на камни двора. Дженна стояла справа от него, сцепив руки.
Как только тело Каласа ударилось оземь, на замок опустилась странная тишина. Солдаты, почти все привезенные с Континента, побросали оружие, Гаруны же, упав на колени, подняли мечи вверх.
Карум заговорил так, словно эта присяга на верность подразумевалась сама собой:
– Я – единственный истинный король, ибо мой брат Горум умер. Здесь, – он указал на труп у своих ног, – здесь лежит тот, кто посеял раздор между нами. Даже Крес не возьмет его к себе, ибо только герои могут пировать в чертогах темного бога.
Коленопреклоненные встали, вложив оружие в ножны, и над зубчатыми стенами замка взошла луна. Дженна увидела ее и улыбнулась.
Карум снял с шеи кожаный шнурок и поднял вверх кольцо с гербом так, чтобы видели все.
– Это знак Быка, и я брошу его, как и обещал, на труп его хозяина.
Кольцо упало на грудь Каласа и свалилось на камни. Толпа молча ожидала продолжения.
Карум взял Дженну за левую руку и поднес ее ладонь к губам. Оглядев собравшихся мужчин и женщин, он, наконец, сказал:
– Рядом со мной стоит та, что была нам обещана, – Белая Дева древнего пророчества. Дочь трех матерей, она рождена для того, чтобы привести нас к концу нашего времени и к началу другого, ибо она есть и свет и…
В этот самый миг, как нарочно, полная луна поднялась над стеной, и рядом с Дженной возникла, мерцая, как вода, Скада, чернотой своих глаз и волос оттенившая слова Карума.
Мужчины затаили дыхание, не заметив даже, что то же самое произошло со всеми женщинами. Только Карум, глядевший на них сверху вниз, и Пит, стоявший рядом с королем, увидели, что м'дорианок стало вдвое больше.
Карум простер руку, и настала полная тишина.
– Она и свет и тьма, и мы с нею будем править совместно. Она заставила Гончую, Быка, Кота и Медведя склониться перед собой. Она собственноручно убила Каласа, положив тем конец его гнусному правлению.
Слова его гулким эхом прокатились по двору, и Петра, взойдя на две ступени, стала перед Карумом и Дженной. Она склонила голову перед королем и воздела сложенные руки вверх, обернувшись к Дженне.
– Славься, славься, святейшая из сестер, – пропела она. Потом сделала знак Сандору и Мареку, и они поднялись к ней.
– И сказала Альта: ты увенчаешь короля.
– Первый Герольд! – выкрикнула одна из женщин.
Марек достал из-за пазухи чудом уцелевший венок из шиповника и возложил его на голову Карума.
Толпа исторгла ликующий крик. Петра вскинула руку, и тишина воцарилась вновь.
– И сказала Альта: ты станешь по правую руку короля.
Сандор снял с руки браслет из диких роз и надел его на руку Дженны, слишком тонкую для него.
Мужчины и женщины во главе с Питом взревели снова, но Петра начала говорить, и все смолкли.
– И сказала Альта: ты будешь Правдивым Голосом, но не скажешь ничего, пока король не будет коронован, чтобы не посеять раздор в наших рядах. Говори же, Правдивый Голос, – время пришло!
Джарет вышел вперед, снял с шеи зеленую тряпицу, заменившую ему ожерелье, и сказал странным скрипучим голосом:
– Король будет жить долго, а королева еще дольше. И они всегда помогут нам в случае нужды.
– Да здравствует король! – крикнул Пит, и толпа подхватила:
– Да здравствует король!
– И его королева Дженна! – крикнул задыхающийся женский голос.
– Да здравствует королева! – откликнулась толпа.
Петра перемигнулась со Скадой и звонко завела на мотив священного песнопения Альты:
И пред Длинным Луком склонится народ,
И отважная Дженна на трон с ним взойдет,
И станут царить они столько же дней,
Сколько листьев в лесах, сколько в небе – огней.
– А это еще что? – шепнула Дженна.
– Это баллада, которую будут петь в тавернах под звуки лютни и носовой флейты, – ответила Скада. – Она будет называться «Как Добродруг стал королем», или «Подвиги Дженны», или еще как-нибудь.
– Но петь ее будут с любовью, – усмехнулся Карум.
Директорам Института истории Долин.
Господа!
Как двадцатисемилетний член Общества, бывший президент и избиравшийся на два срока ответственный секретарь, я нахожу для себя невозможным оставаться далее в рядах Общества, присудившего свою высшую награду шарлатану от истории Мэгону.
Оказав эту честь д-ру Мэгону, Вы тем самым легализировали его теорию о темных и светлых сестрах, его измышления о круге греннов и постулат о культурном превосходстве коренного населения Долин.
История должна быть беспристрастна, и нельзя не признать, что мифы, баллады и легенды представляют нам истину в сильно искаженном виде. Поверить им можно, только разве сильно прищурив глаза, как и поступает д-р Мэгон.
Честь, оказанная Обществом подобному историку, вынуждает меня подать в отставку до тех пор, пока сама история не объявит меня пророком, а Мэгона – лжецом.
Искренне Ваш…
Карум Длинный Лук правил в Долинах полных пятьдесят лет, пока его волосы не побелели, как у Дженны, и стан не согнулся под бременем лет.
Дженна не всегда была рядом с ним – она говорила, что на троне сидеть неловко, и не любила церемоний. Она часто отправлялась в долгие странствия по Долинам, взяв с собой свою однорукую дочь Скиллию или одного из двух своих сыновей.
Порой она возвращалась на юг, мимо Высокого Старца и Груди Альты, чтобы навестить своих старых подруг, Селденский хейм, где жили последние поклонницы Альты.
В Селдене больше не было жрицы. Последняя – памятная Дженне Мать Альта – умерла двадцать лет назад. М'дорианки, поселившиеся в Селденском хейме, избрали своим Правдивым Голосом одиночку, не имеющую темной сестры, – Маргу, известную Дженне как Пинта, и склонили женщин хейма на свой путь, но это уже другая история.
При дворе ближайшими друзьями Дженны были Петра и Джарет, которые поженились после долгого траура по Май, жене Джарета. Петра стала доброй мачехой пяти дочкам Джарета, старшую из которых назвали Джен.
Но Дженна не оставалась долго ни в хейме, ни при дворе. Она странствовала по лесам, по полям, по горам и долинам, словно искала что-то – и только Скада могла бы сказать, чего ищет Дженна: новых приключений. И, пожалуй, стоило прислушаться к Скаде, которая знала сестру как никто.
Однако дочь Дженны уверяла, что мать ее ищет простоты, а сыновья, Джем и Корри, – что красоты. Карум не строил догадок, но каждый раз встречал ее с распростертыми объятиями и спрашивал только об одном: «Счастлив ли мой народ?»
И народ был счастлив. Карум заботился о том, чтобы его подданные – и коренные жители, и Гаруны – были сыты, имели хорошие дома и не опасались чужеземного нашествия. Армией командовал Пит, и берега Долин были хорошо защищены, а в стране царил мир. Марек стал одним из советников Карума, но Сандор вернулся домой, водил отцовский паром и писал мелким почерком для собственных сыновей воспоминания о своей бурной юности.
Прошло пятьдесят лет и одна неделя после коронации, когда Дженна вернулась домой из очередной своей отлучки. В пути ей все время было не по себе, хотя она не могла сказать почему. Она путешествовала одна, взяв в котомку лишь мех молодого вина да ковригу хлеба. Дичи было много, и Дженна не испытывала недостатка в еде. Луна находилась на ущербе, и Скада появлялась разве что вечером, когда Дженна расстилала одеяло поближе к костру. Но они часто ссорились без причины – беспокойство Скады не уступало Дженниному, – и Дженна не жалела, когда костер догорал и Скада уходила.
Дженна сократила свое путешествие и воротилась в замок, предполагая, что Карум нуждается в ней. Прожив с ним столько счастливых лет, Дженна стала понимать его не хуже, чем Скаду, – как и он ее.
Она ехала по длинной извилистой дороге на белой лошади, праправнучке Долга, – у этой кобылки была самая ровная рысь и самый нежный рот из всех известных Дженне лошадей. Ворота замка распахнулись, и навстречу Дженне выехал всадник. Она сразу признала Скиллию по отсутствию руки.
Они поздоровались еще издали, и Скиллия крикнула:
– Скорее, матушка. Отец болен, и лекари опасаются за его жизнь. Я поехала искать тебя.
Когда Дженна узнала причину своей тревоги, та сразу прошла, и они вместе с дочерью вернулись в замок.
Карум лежал в постели. При нем находились сыновья, лекари и бледная как мел Петра. Дженна, отослав всех, села рядом с Карумом на кровать и стала молча ждать, когда он откроет глаза.
– Вовремя ты, – прошептал он.
– Я всегда являюсь вовремя.
– Ich crie merci.
– Да, любимый, я спасу тебя. – Она взяла его руки в свои. – Я отвезу тебя к пещере. Альта сказала, что я могу взять с собой еще одного человека. Мы будем жить там до конца времен, вечно юные.
– Я не могу бросить свое королевство.
– Чепуха. Наши сыновья и дочь немало помогали тебе последние двадцать лет. И ты обучил их на славу.
– А ты научила их жизни в лесу.
– За чем же дело стало?
Он улыбнулся былой медленной улыбкой, и шрам под глазом скрылся в веселых морщинках.
– Все дело в том … что я никогда по-настоящему не верил в эту твою рощу.
– Ты поверишь. – Она поцеловала его руки, коснулась губами лба и встала. – Путь будет недолог, Длинный Лук, и ты проделаешь его с удобствами.
Карета с мягкой постелью везла Карума по Королевской дороге, где по обеим сторонам все еще стоял нетронутый лес.
– Мы почти на месте, любовь моя, – шепнула ему Дженна, когда они остановились. – Теперь начинается самое трудное. Придется тебе оставить свою удобную постель и перейти на сани.
– Лишь бы ты была рядом, моя Джен, – сказал он еле слышно из-за неистового щебета птиц.
Дженна отпустила сопровождавших их мужчин и женщин и сказала Скиллии:
– Проследи, чтобы все вернулись в замок. Здесь не должно остаться никого.
– Знаешь ли ты, что делаешь, матушка? – спросила Скиллия.
Дженна поправила выбившуюся прядь ее волос.
– Знаю, дочка. Как знаешь это ты, и Джем, и Корри. Теперь ваше время, а будущее принадлежит вашим детям. Мы подошли к новому повороту.
– Опять загадки! Ты же знаешь, как я их ненавижу.
– Ах, Скиллия, я давно уже поняла, что в загадках есть своя правда. И вот тебе правда: мы с отцом положили начало, но…
– Увидимся ли мы снова?
– Каждый раз, как ты будешь смотреться в зеркало, дитя. Как будешь говорить со своими дочерьми и сыновьями. Поцелуй меня. Я буду с тобой всегда, когда ты будешь нуждаться во мне.
Они обнялись. Скиллия отвернулась, чтобы мать не видела ее слез, и увела за собой остальных. Дженна дождалась, когда они скроются из глаз, уложила косы короной вокруг головы и потащила сани с Карумом через зеленый луг.
Гренны встретили ее на середине луга. Она не знала, те же ли это ее знакомцы, но на вид они были точь-в-точь такие же: не имеющие возраста, с тонкими косточками и прозрачной зеленой кожей. Они сомкнули круг около Дженны и Карума, но помощи ей не предложили. Карум глядел на них как зачарованный и даже приподнялся немного.
Трижды круг останавливался, чтобы Дженна могла уложить Карума поудобнее и напоить его. Время от времени он заговаривал с греннами, но они молчали. Когда странная процессия вошла в лес, где даже тени были зелеными, один из греннов сказал: «Сюда», – вот и весь разговор. Карум же погрузился в беспокойный сон.
Взошел новый месяц, но Дженна почти не видела его за кронами деревьев. Скада появилась лишь на поляне, у самой пещеры. Как только она показалась, гренны снова скрылись в лесу, а Скада с кривой улыбкой взялась за другую оглоблю саней. Они пошли легче, и женщины быстро дотащили их до черного, снабженного дубовой дверью входа в пещеру.
Дженна потрогала резьбу в одном месте, Скада в другом.
– Яблоко, – шепнула Дженна, – птица.
– Камень, цветок, дерево, – перечислила Скада. – Ты должна сделать выбор, Дженна.
– Я знаю. Только об этом и думаю с самого начала пути.
– Альта сказала, что ты можешь привести в рощу только одного, Дженна. Одного.
– И там, внутри, нет теней. Не знаю, чем все это кончится.
Карум со стоном открыл глаза.
– Гренны ушли, Джен? Мы на месте?
– Почти на месте, – ответила Скада.
– Хорошо, что и ты здесь, Скада. Или трое, или никого.
– Со свечкой у постели или без нее, я всегда любила тебя, мой король.
– А я всего больше любил тебя за твой правдивый язык.
– Ты что, подслушивал? – рассердилась Дженна.
– Привилегия короля. – Он хотел лечь поудобнее и снова застонал. – Путь был дальний, но я ни за что не отказался бы от него. Дженна, тебе не нужно выбирать между нами. Я уже покойник. Пусть о нас рассказывают что хотят. Наши дети будут править мудро и справедливо. – Он снова закрыл глаза. – Не важно, как мы поступим теперь. Главное, что о нас расскажут.
– Знаю, любимый, – улыбнулась Дженна, – но мы все-таки должны слушаться велений своего сердца. Сестра, готова ли ты? – Дженна протянула к ней руки.
– Да, сестра, готова, – улыбнулась Скада, протянув руки ей навстречу.
Есть два рассказа о том, как Белая Дженна вернулась в пещеру Альты. Женщины рассказывают так, мужчины иначе.
Мужчины повествуют о санях, найденных у входа в пещеру, когда в долине Вильгельма начали искать золото. На санях лежал мужской скелет, привязанный к ним затканными золотом ремешками. А в лунные ночи, говорят мужчины, на поляне видят двух бегущих нагих женщин, созданных из воды и звездного света. Набегавшись вдоволь, они переступают через скелет и на рассвете уходят в пещеру.
Но женщины рассказывают иначе. Они говорят, что Белая Дженна на руках донесла короля Длинного Лука до рощи в скале, где их встретила Альта. И они снова сделались юными и полными сил. Они и посейчас пируют там со своими веселыми друзьями, ожидая, пока мир снова не потребует их к себе.
И Великая Альта распустила свои волосы, и золотые, и черные, и подняла темную и светлую сестру из бездны мира, и сказала:
– Вот вы и пришли к последнему перекрестку. Куда бы ни пошли вы – вперед или назад, налево или направо, вниз или вверх, конец всегда означает начало. Каждая история – это круг, и у каждой жизни своя история. Конец, есть начало, и только я могу сделать конец, истинным и начать круг сызнова.
Сердце не колено, оно не гнется.
Лучше рассказать историю, чем пережить ее.
Не рыба всех в реке умнее.
Сухое дерево, падая, увлекает за собой живое.
Дерево может пролежать двадцать лет в воде и все-таки не сделаться рыбой.
Если твой язык обращается в нож, он может порезать тебе губы.
Чудеса приходят лишь к тем, кто их не ждет.
Лучше воду пролить, чем кувшин разбить.
От ненависти лекарства нет.
Слова – это всего лишь прерванное дыхание.
Солнце катится медленно, но всю землю обходит.
Ставь ловушку до того, как крыса пробежит, а не после.
Ягоды по весне либо красят, либо в гроб кладут.
Глупая преданность – худшее из зол.
Злой язык и жену делает злой.
Смейся больше – проживешь дольше.
Не знать плохо, но не желать знать еще хуже.
Не отмеряй саван, пока нет покойника.
Кто вперед ума забегает, непременно споткнется.
Голод – лучшая приправа.
Сон – младшая сестра смерти.
Сердце бывает жестоким хозяином.
Кошка, которая подала голос однажды, сделала это на один раз больше, чем следовало.
Лишь глупая стремится к концу – умная жаждет начала.
Воин умирает от меча, душитель от веревки, а король от короны.
Мужской глаз больше брюха и меньше мозга.
Час потеряешь – жизнь сохранишь.
Опыт редко бывает ласковым хозяином.
Не в чем обвинить – нечем пристыдить.
Убьешь однажды – каяться станешь всегда; убьешь дважды – не каешься никогда.
Вера – это старая собака в новом ошейнике.
В совете королей сердце не имеет голоса.
Красивый сон стоит ночного отдыха.
У мышки право, у кошки – когти.
Женский обет – что по камню вода: быстро стечет и пройдет без следа.