«Друзей мы ценим не числом, А качеством», – читал я где-то, Ан вот подите же: Лев дружбу свел с Ослом. Ну, что вы скажете на это? Лев! С кем? С Ослом? Да почему? А потому! Мне ж все подробно знать откуда? Должно быть, царская причуда! Льву… Все дозволено ему! Ослов ли брать к себе на службу Иль заводить с ослами дружбу. Хоть, впрочем, нет большой диковинки и в том, Что просто Лев с тоски, чтоб отогнать зевоту, Решил обзавестись не другом, а шутом. Так это аль не так, мы выясним потом. Однажды взяв Осла с собою на охоту, Лев дал ему работу: Зайдя вперед, пугать зверей, чтоб, ошалев, Они неслись туда, где притаился Лев. Осел в усердии великом Всех всполошил ослиным криком. Добычи вдосталь было Льву. В час отдыха, со Львом разлегшись важно рядом, «Что, друг, – спросил Осел, – а страшно я реву?» Окинув «друга» хитрым взглядом, Лев отвечал: «Беда как страшно! Я – оглох! Не только ты переполох На всех зверей навел немалый, Но в страхе жители бегут из ближних сел; Да сам я струсил бы, пожалуй, Когда б не знал, что ты – осел!»
Добряк Пересказ Д. Бедного
Расхвастался Медведь перед Лисой: «Ты, кумушка, не думай, Что я всегда такой угрюмый: Злость на меня находит полосой. А вообще, сказать не лицемеря, Добрей меня не сыщешь зверя. Спроси хоть у людей: ем мертвых я аль нет?» «Ах, кум, – Лиса в ответ, – Что мертвые?! Я думаю другое: Слух добрый о себе ты всюду б утвердил, Когда бы мертвецов ты менее щадил, Но… оставлял живых в покое!»
Смысл этой басенки не нов Для лицемеров и лгунов: Прочтут, поймут… и не покажут вида, Что их касается обида!
Мир (в сокращении) Пересказ Д. Бедного
Тигр с Барсом встретился однажды у ручья. Была ль вина – и чья, Старинная ли тут сказалась злоба, Не знаю, – только оба Вступили сразу меж собой В жестокий бой. К концу уставши так, что лапою не двинуть, Остановились – дух немного перевесть, Ан, смотрят: воронья кругом не то – не счесть, А глазом не окинуть! Горланит черный стан, кружит над головой, Заране радуясь добыче даровой. То видя, хоть у них давно прошла усталость, Бойцы, и поостыв и образумясь малость, Речь повели о мировой.
Плакальщицы Пересказ Д. Бедного
Лишившись дочери любимой, Антигоны, Богач Филон, как должно богачу (Не скареду, я то сказать хочу), Устроил пышные на редкость похороны. «О матушка, скажи, как это понимать? – В смущенье молвила сквозь слезы дочь вторая. – Сестре покойнице ужели не сестра я, И ты – не мать, Что убиваться так по ней мы не умеем, Как эти женщины, чужие нам обеим? Их скорбь так велика И горе – очевидно, Что мне становится обидно: Зачем они сюда пришли издалека При нас оплакивать им чуждую утрату?» «Никак, – вздохнула мать, – ты, дочь моя, слепа? Ведь это – плакальщиц наемная толпа, Чьи слезы куплены за дорогую плату!»
В годину тяжких бед умейте отличать Скорбь тех, кто иль привык, иль вынужден молчать, От диких выкриков и воплей неуемных Кликуш озлобленных и плакальщиц наемных!
Гермес Пересказ Д. Бедного
Какой-то токарь, плут известный и повеса, Состряпав наскоро из дерева Гермеса И притащив его на рынок продавать, Стал покупателей умильно зазывать: «Для лиц всех возрастов и для любого пола Гермес – за три обола! За три обола! Купив его, нужды не будешь знать ни в чем, Весь век свой проживешь в довольстве и покое; Кто беден – станет богачом, А кто богат – разбогатеет вдвое!» «Ба! – кто-то из толпы, задетый за живое, Взял на смех продавца, – чудак же ты, видать, Что сам сбываешь с рук такую благодать!» «Эх, – продавец в ответ, – иди ты, братец, к шуту! Ведь ты пойми: сказать Гермесу не в укор, Он хоть отзывчив, да не скор, А три обола мне нужны сию минуту!»
Хитрость Пересказ Д. Бедного
Осла настигнул Волк. Увидевши врага, Осел давай вопить: «Нога моя, нога!» «Что? – удивился Волк. – Нога?.. Не понимаю!» «Понять не трудно: я хромаю. Из-под копыта хлещет гной. Когда б ты закусить теперь задумал мной, Ты б лег, отравленный, с костьми моими рядом: Я весь пропитан гнойным ядом… Друг, сделай милость, помоги! – Хитрец Осел молил сквозь слезы. – Я умираю от занозы… О, если б ты ее мне вынул из ноги!» Нагнулся Волк: «Давай сюда копыто, что ли!.. Где ж рана?» «Вот… Не там… Ой, пропаду от боли! Ой!» – «Да постой! Эк ты какой: Копыто наперед очистим от навозу». Покамест Волк искал занозу, Осел примерился, да так его лягнул, Что тот и ноги протянул! Очнувшись через час, Волк взвыл от лютой злобы. «Кем я обманут, а? Добро бы Кем путным, – нет, себя я на смех дал Ослу! Такая б дурь не грех в теленке годовалом, А я ведь, старый черт, мясник по ремеслу, С чего надумал я рядиться коновалом?»
Из басни можно бы извлечь любой урок. Что хитрость, дескать, есть порок иль не порок, – Но… остановка в малом: Я в жизни часто сам, спасаясь от беды, Хитрил на все лады, Так мне ль сводить концы проблемы этой тонкой? Пусть сводит кто другой, а я – пойду сторонкой.
Волк и Овца Пересказ Д. Бедного
Волк тяжко занемог: Почти лишившись ног, Лежал он, как колода, Без ласки, без ухода. В такой беде, увидевши Овцу, Взмолился волк: «Роднулечка Овечка, Остановись на два словечка! Ты видишь: жизнь моя приблизилась к концу. Ах, знаю, я – злодей, и нет мне оправданья! Но злость ко мне растет пусть в ком-нибудь другом, А ты, ты сжалишься в порыве состраданья Над умирающим врагом! Предсмертной жаждою томимый нестерпимо, Святая, кроткая, я об одном молю: Помочь мне доползти к реке, текущей мимо, Где я жестокие страданья утолю!» «Ужель, – Овца в ответ, – я сделаюсь виною Того, чтоб ты остался жив, Себя водою освежив И закусивши после… мною?»
Жан Лафонтен 1621–1695
Стрекоза и Муравей Перевод И. Крылова
Попрыгунья Стрекоза Лето красное пропела; Оглянуться не успела, Как зима катит в глаза. Помертвело чисто поле; Нет уж дней тех светлых боле, Как под каждым ей листком Был готов и стол, и дом. Все прошло: с зимой холодной Нужда, голод настает; Стрекоза уж не поет: И кому же в ум пойдет На желудок петь голодный! Злой тоской удручена, К Муравью ползет она: «Не оставь меня, кум милый! Дай ты мне собраться с силой И до вешних только дней Прокорми и обогрей!» «Кумушка, мне странно это: Да работала ль ты в лето?» – Говорит ей Муравей. «До того ль, голубчик, было? В мягких муравах у нас Песни, резвость всякий час, Так, что голову вскружило». «А, так ты…» – «Я без души Лето целое все пела». «Ты все пела? это дело: Так поди же, попляши!»
Ворона и Лисица Перевод И. Крылова
Уж сколько раз твердили миру, Что лесть гнусна, вредна; но только всё не впрок, И в сердце льстец всегда отыщет уголок. Вороне где-то Бог послал кусочек сыру; На ель Ворона взгромоздясь, Позавтракать было совсем уж собралась, Да позадумалась, а сыр во рту держала. На ту беду Лиса близехонько бежала; Вдруг сырный дух Лису остановил: Лисица видит сыр, Лисицу сыр пленил. Плутовка к дереву на цыпочках подходит; Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит, И говорит так сладко, чуть дыша: «Голубушка, как хороша! Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так, право, сказки! Какие перышки! какой носок! И, верно, ангельский быть должен голосок! Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица, При красоте такой и петь ты мастерица, – Ведь ты б у нас была царь-птица!» Вещуньина с похвал вскружилась голова, От радости в зобу дыханье сперло, – И на приветливы Лисицыны слова Ворона каркнула во все воронье горло: Сыр выпал – с ним была плутовка такова.
Лягушка и Вол Перевод И. Крылова
Лягушка, на лугу увидевши Вола, Затеяла сама в дородстве с ним сравняться – Она завистлива была – И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться. «Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я с него?» – Подруге говорит. «Нет, кумушка, далёко!» – «Гляди же, как теперь раздуюсь я широко. Ну, каково? Пополнилась ли я?» – «Почти что ничего». – «Ну, как теперь?» – «Все то ж. Пыхтела да пыхтела И кончила моя затейница на том, Что, не сравнявшися с Волом, С натуги лопнула и – околела.
Пример такой на свете не один: И диво ли, когда жить хочет мещанин, Как именитый гражданин, А сошка мелкая, как знатный дворянин.
Два Мула Перевод О. Чюминой
Два Мула шли дорогою одной: Один – с овсом, другой – с казной. Последний, ношею тщеславясь драгоценной, Расстаться ни за что б не захотел с мешком; Звеня привешенным звонком, Он плавно выступал походкою надменной, Когда разбойники вдруг, на его беду, Откуда ни возьмись, прельщенные деньгами, Его схватили за узду. Вот Мул уж окружен врагами И, защищаяся, ударами сражен, – Вздыхает, жалуется он: «Увы! Такую ли я ждал себе награду? Опасности избег товарищ мой, Меж тем как гибну я – попавшийся в засаду!» «Приятель, – Мул сказал другой, – Грозят опасности тому, кто высоко поставлен. Ты был бы от беды избавлен, Будь ты, как я, лишь мельника слугой».
Воля и Неволя Перевод И. Хемницера
Волк, долго не имев поживы никакой, Был тощ, худой Такой, Что кости лишь одни да кожа. И Волку этому случись С Собакою сойтись, Которая была собой росла, пригожа, Жирна, Дородна и сильна. Волк рад бы всей душой с Собакою схватиться И ею поживиться; Да полно для того не смел, Что не по нем была Собака, И не по нем была бы драка. И так, со стороны учтивой подошел; Лисой к ней начал подбиваться: Ее дородству удивляться И всячески ее хвалить.
«Не стоит ничего тебе таким же быть, – Собака говорит, – как скоро согласишься Идти со мною в город жить. Ты будешь весь иной, и так переродишься, Что сам себе не надивишься. Что ваша жизнь и впрямь? Скитайся все, рыщи, И с горем пополам поесть чего ищи: А даром и куском не думай поживиться: Все с бою должно взять! А это на какую стать? Куда такая жизнь годится? Ведь посмотреть, так в чем душа-то, право, в вас! Не евши целы дни, вы все как испитые, Поджарые, худые! Нет! то-то жизнь-то, как у нас! Ешь не хочу! – всего, чего душа желает! После гостей Костей, костей; Остатков от стола, так столько их бывает, Что некуда девать! А ласки от господ, уж подлинно сказать!» Растаял Волк, услыша весть такую, И даже слезы на глазах От размышления о будущих пирах. «А должность исправлять за это мне какую?» – Спросил Собаку Волк. «Что? должность? ничего! Вот только лишь всего: Чтоб не пускать на двор чужого никого, К хозяину ласкаться, И около людей домашних увиваться!» Волк, слыша это все, не шел бы, а летел; И лес ему так омерзел, Что про него уж он и думать не хотел; И всех волков себя счастливее считает. Вдруг на Собаке он дорогой примечает, Что с шеи шерсть у ней сошла. «А это что такое, Что шея у тебя гола?» – «Так, это ничего, пустое». «Однако нет, скажи». – «Так, право, ничего. Я чаю, Это оттого, Когда я иногда на привязи бываю». «На привязи? – тут Волк вскричал. – Так ты не все живешь на воле?» «Не все. Да полно, что в том нужды?» – Пес сказал. «А нужды столько в том, что не хочу я боле Ни за́ что всех пиров твоих: Нет, воля мне дороже их; А к ней на привязи, я знаю, нет дороги!» Сказал, и к лесу дай Бог ноги.
Карман Перевод О. Чюминой
Однажды объявил Юпитер всемогущий: – Пускай все то, что дышит и живет, К подножью моему предстанет в свой черед. И если чем-либо в природе, им присущей, Хотя один доволен не вполне – Пусть безбоязненно о том заявит мне: Помочь беде согласен я заране. По праву слово Обезьяне Предоставляю я. Взгляни На остальных зверей, наружность их сравни С твоею собственной. Довольна ль ты собою? – А почему же нет? Я не обижена судьбою! – Она промолвила в ответ. – И, кажется, ничем других не хуже. А вот в Медведе все настолько неуклюже, Что братцу моему дала бы я совет, Чтоб он не дозволял писать с себя портрет! – Тут выступил Медведь, – но от него напрасно ждали жалоб; Найдя, что сам сложен прекрасно он, Глумился он над тем, как безобразен Слон: – Вот уши уменьшить кому не помешало б, Прибавив кое-что к хвосту! – Не лучше в свой черед отнесся Слон к Киту: На вкус его тот слишком был громаден. А Муравей, в сужденьях беспощаден, Нашел, что Клещ чрезмерно мал (Себя же самого гигантом он считал). Так, выслушав всех нелицеприятно, Довольный, отослал Юпитер их обратно. Но люди более всего Явились тут в суждениях нелепы, Себе прощая все, другим же – ничего… Мы к собственным порокам слепы, А для грехов чужих имеем рысий взгляд. Всех на один и тот же лад Нас мастер вылепил: свои изъяны Подалее от глаз Мы прячем в задние карманы, Грехи же ближнего мы носим напоказ.
