Эвелина Телякова
Красный лёд
Редактор Роман Всеволодов
© Эвелина Телякова, 2024
ISBN 978-5-4490-6770-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
По замыслу автора, миссия героев романа основывается на том, чтобы подойти как можно ближе к пониманию фундаментальных оснований их собственного бытия – действий и ценностей. Это нелегкая задача – отыскать в огромном многообразии поддельных жизненных смыслов тот единственный, истинный.
Главные герои, решившись на опасное покорение Белухи, сами того не подозревая, подходят очень близко к пониманию своей экзистенции, смысла своего существования в этом мире.
Неизменно оставаясь в собственной замкнутой системе жизненных координат, каждому из них, в конце концов, приходится выйти за эти рамки – а порой и сломать их – перед лицом объективной реальности, которая существует независимо от них.
Важно заметить, что перед восхождением все действующие лица имели четкую убежденность в собственной правоте относительно жизненной установки. И только суровые условия восхождения, словно срывая завесу, показывают, насколько каждый их них оказался прав в своем личностном выборе.
Доктор философских наук,
Профессор кафедры медиакоммуникационных
технологий СПбГИКиТ,
Виктория Владимировна Канафьева
Пролог
♫♫ гр. «Ария» – ШТИЛЬ
Шаг, еще шаг, потом еще… Миллионы шагов позади. Болезненных, медлительных и тягучих. Дорога к вершине. К вершине смерти. И обратно. Пик горы. Самой высокой горы. Вот она – цель! Где-то там… Теперь засыпанная снегом тропа гнала нас прочь от свирепого гребня. Пора возвращаться домой.
Перед глазами – белое небытие. Туман, снег, ледяной дождь – все смешалось. Невозможно ничего разглядеть, даже собственную руку! Замерзшие упрямые пальцы с трудом подчиняются жестким командам. Они не виноваты – кровь медленно затвердевает, жидкость превращается в лед. Тело умирает. Постепенно, неумолимо, страшно.
Слишком большая высота. Разряженный воздух вытекает из легких, не утешая кислородом. Горло саднит от желания пить. Дикое обезвоживание. В голове – плотная дымка. Мозг уже отказался принимать решения. Лишь где-то на задворках сознания еще тлеет единственная и самая важная мысль: нужно идти вперед. И тело покоряется спасительной мысли. Не отступать, не сворачивать, ни шагу в сторону – только вверх по веревке, тающей в молоке бурана.
Кто-то до меня всадил резной гвоздь ледобура и протянул эластичный канат веревочных перил. Отцепляешь карабин самостраховки и быстро вгрызаешься в шнур по другую сторону проушины ледобура. Если успел это сделать до того, как сдует порывом скоростью более восьмидесяти километров в час, то считай себя везунчиком до следующего звена альпинисткой станции, до следующего «гвоздя».
Кто-то присматривает за тобой, ты присматриваешь за впередиидущим. Вы в одной связке. Оступишься – и подвергнешь опасности всю команду. Двенадцать сирых, далеких, обездоленных вдов проклянут и оплачут тело тринадцатого поскользнувшегося. Дети канувших в буре родителей не принесут цветы на могилу. Слезы ручьев и завывание ветра упокоят души нежданных гостей. Горный хребет станет их братской могилой. На высоте семь тысяч четыреста метров.
Шаг, еще шаг, потом еще один.
Альпинистские кошки царапают стену из голого льда, выбрасывая наверх моё измученное тело.
Мы отклонились от привычного маршрута. Нужно обойти перевал. Сейчас там дичатся свирепые ветры. Буран не унимается, следует срочно спускаться в базовый лагерь. Почти не осталось кислорода – последний баллон на исходе.
Снежная крупа атакует глаза. Кожа лица одеревенела. Если успеть вовремя вернуться, можно отделаться обморожением верхних слоев тканей тела. Через несколько месяцев ороговевшая кожа исчезнет, еще через год пройдут синюшные пятна. Двадцать семь лет – вся жизнь впереди. Шрамы заживут, только бы вернуться живым.
Как же так получилось, что несколькими часами ранее едва не лишившись надежды выбраться из зоны смерти, теперь мы висим здесь над пропастью среди небоскребов недружелюбного льда?
В очередной раз покоряешь вершину, но она унижает сильней.
Шевелю пальцами, сжимающими ручку ледоруба, точно руку самого преданного из друзей. Тело восстало против меня. Легкие заполняются жидкостью, пальцы на ногах онемели, суставы ноют от перегрузок. Дыхание сбилось, сердце еле подергивается в груди. Зрачки окончательно заволокло пеленой – то ли туман, то ли слепота. В ушах – вой замогильного хора погибших альпинистов, не сумевших отыскать среди заснеженных каменных откосов собственный гроб.
Видения, фобии, чувство скорой смерти – первые симптомы кислородного голодания. Стоит поторопиться. Если продолжать в том же духе, жди отек мозга. И да прибудет с этим несчастным вечный покой!
Вершина – для самых стойких телом и духом. Для лучших! Не для всех.
Кто меня, сахарного, заставляет раз за разом подниматься к вершине? Никто не просил, но иначе – нельзя. Вот она, жизнь! На грани смерти!
А, может, к черту эти предрассудки?! Зациклился на горе, а что ждет меня дома? Набитая снаряжением квартира? Скалодром? Мечты о новой горе? Может, пора остановиться? Стать человеком, остепениться. Найти нормальную работу, начать свое дело, разжечь семейный очаг. К черту горы!!!
Э, не-е-ет! Сердце ёкнуло при мысли отказаться от восхождений!
– Сры-ы-ы-ыв!!! – эхом раздалось далеко под ногами.
Еще одна группа увязалась за нами? Голос кажется далеким, потусторонним.
Неожиданно в уши брызгает лязгающий звук удара карабина о металл винта ледобура. Веревка натягивается тетивой, и гравитация дергает вниз безвольное тело. Крепкий самостраховочный узел прусика впивается в основной альпинистский трос и удерживает-таки от рокового падения. Плечо больно врезается в холодную вертикаль стены, но, кажется, ткани и кости не пострадали.
Фу, пронесло!
Отовсюду слышатся крики.
В непроницаемом густом облаке легко забыть, что я не один.
От усталости нередко забываешь, что вообще существуешь, что когда-то спокойно дышал, пил литрами воду и отсыпался в тепле. Здесь, у вершины, образ простой человеческой жизни скорее похож на видение, на призрак, мечту. Лед поселяется у тебя в голове, а изморозь – в мыслях.
Все происходит как-то неспешно, словно в космосе или в замедленной сьемке. Или… так это видит затравленный мозг?
О, боже! Один из тех, кто шел следом, сорвался. В тумане невозможно оценить ситуацию. Сколько человек остается внизу? И все они все еще живы лишь благодаря усам самостраховки.
Пять человек сверху, значит семь – в опасности. На данный момент веревка держится из настырности ледоруба над моей головой. Но что будет, если железо выскочит из промерзшей стены?
Черт! Оставшиеся промежуточные точки крепления не выдержат тринадцать человек! Одна за другой, словно маленькие пуговички в блузке на слишком полной дамской груди, они выстегнутся из кромки льда и обрушат перила. Тринадцать тел рухнут в глубокое дно ущелья и останутся здесь навсегда.
Необходимо укрепить промежуточную точку страховки. Быстро!
Адреналин ударил в виски. Это ненадолго подстегнет циркуляцию крови и заставит пальцы двигаться шустрее.
Что там происходит? Кто там внизу не может угомониться?
Винт расшатывается вместе с веревкой – угрожает вылететь из гнезда.
Используя ледоруб в качестве молотка, я на какое-то время снижаю риск разрушения гвоздя ледобура. Рядом ввинчивается такой же шуруп.
Веревка… карабин… узел… Готово!
Сверху голос одного из команды:
– Что случилось? Ты цел?
В ответ – собственный крик:
– Оборвалось несколько промежуточных станций!!! Моя – последняя! Я закрепился, но веревку сильно выкручивает! Похоже, там что-то серьезное!!!
– Антон приказал проверить! Сможешь спуститься?
Черт возьми! Где найти силы? До нижнего звена метров пятьдесят. И что там сейчас? Нельзя забывать: мы в одной связке! Если не успокоить паникующих, они убьют всех нас.
– У тебя была одна веревка!!! Подстрахуешь?!!!
Через десять долгих секунд один конец плетеного шнура оказывается в руках. Мгновенно закрепляюсь на промежуточной страховочной станции, отстегиваюсь от общей веревки и обвязываюсь специальным узлом вокруг новой.
Отталкиваясь кошками, постепенно спускаюсь вдоль стенки, изо вех сил ловчась угадать очертания шедшего следом альпиниста. Следующий не знал, что происходит внизу, и за ним – тоже. Опускаюсь все ниже, метр за метром. Каждое движение предельно аккуратное, иначе можно ненароком толкнуть или поранить человека.
Как ни странно, дымка постепенно рассеивается под ногами. Прорезаются очертания товарища, третьего с конца. Он бледен, как снег, глаза неестественно сверкают. Ему не просто страшно, он на грани истерики. Опасное состояние. Он не должен был терять силы духа.
– Что случилось? – кричу ему в самое ухо.
Усилившийся ветер напомнил коварное нижнее течение реки, стягивающее ноги оковами холода, когда жилы немеют, и сведенные мышцы гирями тянут на дно. Поэтому туман рассеивается – его разгоняет предательский ветер.
Мужчина не отзывается. Смотрит на меня оторопело. Молчит.
Решаю проверить все сам. Спускаюсь еще на пару метров. Трос исчезает в остатках тумана. Кончик веревки колышется по ветру над головой. Внизу никого нет.
Что?! Как так?! Куда исчезли еще два человека?
Сколько ни вглядывался в далекое дно ущелья, никаких следов жизни. Останавливаю взгляд на веревке и все понимаю. Альпинист, кажется, осознал, куда я смотрю, потому что веревка закручивается, хаотично раскачивая перепуганного мужчину.
Пытаюсь скорее приблизиться к нему, чтобы спокойно поговорить. Он обрезал веревку не просто так. Значит, что-то здесь приключилось. Вероятно, была причина, принять… такое… решение. Необходимо как можно быстрее все выяснить и продолжить подъем.
Вдруг улавливаю недоброе колебание ветра у самого уха. Доля секунды. И… удар.
По одеревеневшему лицу полоснуло тремя лезвиями кошки. Горячее и липкое нечто стекает за воротник. Вся правая половина словно обожжена. Пахнет кровью. Правый глаз слегка зацепило. Едва не ослеп. Все, как в тумане. Левым зрачком подмечаю: тот разгоняется по принципу маятника – вновь попытается сбросить с веревки.
Отработанная реакция позволяет мне увернуться.
Без сомнения, мужик явно спятил. Нехватка кислорода, нечеловеческая усталость, страх за себя и ускользающее время доконали психику альпиниста, промёрзшего до костей, вбив клин между сознанием и бессознательным. Его разум потрошат самые невероятные фобии. Мужик дергается и скулит, силясь убить любого, кто попросту окажется рядом. Будь он в здравом уме, ему ничего не стоило бы перерезать веревку товарища, но в припадке ужаса перед подступающей к горлу смертью, он не в состоянии вернуть рассудок.
Веревка скрипит, и в один момент тело вновь кидает вниз на полметра. Закрепленный десять минут назад шуруп ледобура не выдерживает и выскакивает. Остается второй и последний. Долго ли он выдержит четырех ожидающих и одного невменяемого? А еще я сам… Моя веревка крепится к той же точке.
Мужик продолжает пинать воздух и рычать, как мелкая загнанная собачонка, не осознавая, что рискует разрушить единственное препятствие, ограждающее их от тотального срыва, и погубить себя в том числе.
Замахиваюсь корпусом ледоруба и вонзаю стальной кончик в лед. Нужно подняться чуть выше.
В голове – звенящая пустота. Ни единой эмоции. Даже боль ушла куда-то на задний план. Просто делаю, что должен. И все.
Ползу вверх по стене. Ледоруб обстоятельно врезается в скалу. Кошки не подведут.
Тот, другой, не может дотянуться до противоположной стены. Ему меня не достать.
Метр, второй, третий…
Барахтающийся уже подо мной.
Почему не приходят чувства? Где барабанная дробь в ушах? Все как-то неправильно.
Отталкиваюсь от стены и хватаюсь за общую веревку. На весу ее не обрубить ледорубом, приходится буквально рвать на волокна десятимиллиметровый крученый шнур зубчатым лезвием.
Под ногами крутится и визжит живой человек.
Хороший мужик. Последовательный, даже немного строгий, но внешне спокойный, неконфликтный. На вершине сдержанно улыбался, когда другие плясали и плакали от восторга. Антон, лидер группы, опасался брать его на вершину – легкая одышка немолодого альпиниста запросто могла перейти в массивный отек легких. Но мне отчего-то хотелось, чтобы он пошел. Не знаю, почему во мне возникло такое желание. Возможно, оттого, что он казался рассудительным и более скромным, чем парочка ребят надо мной. Не люблю, когда задают прорву глупых вопросов, когда вообще много болтают. Знаю: люди разные, и кто-то не умеет вовремя промолчать. Но ничего не могу с собой поделать. Я уважаю тишину.
Вот как смеется над нами гора: самого молчаливого человека она превращает в испуганного поросенка. Его вопли оглушают меня.
Нитка за ниткой выскакивают из общего веретена и торчат кучерявыми локонами с головы старой куклы. Когда шнур оборвется, мне необходимо успеть схватиться за край, иначе сила тяжести потянет меня вслед за потерявшим рассудок. Помню – меня страхуют, и мое тело пролетит всего метра три-четыре, но я закреплен на общей точке, и, когда страховочная веревка меня остановит, сила рывка, скорее всего, выбьет винт ледобура. Все наши усилия окажутся напрасными. Мы упадем.
Нужно успеть ухватиться.
Зрачки расширяются, когда я вижу, как оставшиеся волокна рвутся под тяжестью двух истощенных тел. Цепляюсь за верхний конец. Меня бросает вниз, но заиндевелые пальцы удерживаются, не отпускают.
Черт! В неразберихе выпускаю ледоруб. Без него я погиб. В воздухе ловлю его ладонью за клюв. Успеваю! Настоящий везунчик!
И тут глаза натыкаются на нечто, растворяющееся во мраке. Это вроде еще человек, но я уже знаю, что нет. Он – покойник. Крик обрывается. Уши вновь заполняются воем ветра и пустотой. Холодной, безжизненной, одинокой. Смерть – вот она, близко. Одно движение, и конец.
Меня начинает трясти. В голове застревает отвратительная идея, что мою веревку тоже кто-то распиливает. Меня тоже хотят убить. Я убил человека, значит, я заслуживаю ту же участь. Пальцы еле справляются с ношей. По спине бродят сотни тысяч мурашек.
«Я замерзаю, я падаю! Меня никто не спасет! Я один! Они убьют меня!»
Слышу, как начинаю скулить. Как собака, как поросенок…
О, боже!
«Стоп! Сейчас же возьми себя в руки! Не терять головы! Никто не желает твоей смерти! Вы в одной связке! Не смей подвести товарищей!»
«Я убил человека! Разрезал веревку!»
Чувство вины окатывает меня кипятком. Тело слишком устало, чтобы справиться с таким грузом.
«Оставь это до следующего раза! Сейчас нужно карабкаться! Муки совести – все потом! Иначе – смерть».
Дергаю несколько раз провисшую страховочную веревку. Мой страхующий поможет вскарабкаться к тому месту, где я был прикреплен менее часа назад. Все замерзли. Нужно выбираться.
Не помню, как добрались до базового лагеря. Помню, что рыдал, как ребенок. Каждый спрашивал, что там случилось, а я только заливался слезами.
Рану на лице мне прочистили и предупредили, что шрамы, увы, останутся навсегда. Я смотрел им в глаза и вспоминал того молчаливого альпиниста, чью веревку я так безжалостно перерезал. Эти отметины – вечное напоминание о хладнокровном убийстве живого человека.
Так наказала меня гора.
Не смоет святая вода страшный грех. Мучиться мне, захлебнувшись в пучине вины, до конца своих дней.
Домой я вернулся убийцей.
Глава первая
♫♫ гр. «System Of A Down» – Lonely Day
– Я подаю на развод! – Серафима кричала ему в спину. – Ты меня слышишь? Я совершенно серьезно! Я ухожу от тебя!
Мужчина спокойно развернулся. Его лицо не выражало ни испуга, ни гнева, ни огорчения. Разве что ехидство.
– Ты улыбаешься? – ей совсем не нравилось это выражение, замешанное на презрении и сарказме.
Прежде она никогда не испытывала подобного на себе, не могла и представить, что муж способен пренебрегать ею.
А еще эти старые шрамы… Багровые, глубокие, безбожно коверкающие его мимику. Три кожаных стежка ото лба вдоль правой щеки и один небольшой – в волосах. Бровь рассечена в двух местах, надвое разрублен висок. Как ему удалось до смерти не истечь кровью?
Однако самым пугающим для нее всегда оставался разрез радужки правого глаза. От тумана бесцветного, точно выжженного солнцем бельма на серых глазах веяло чем-то зловещим, таинственным, потусторонним.
Из-под кромки темных волос начинала прорезаться белая проседь. Прямой подбородок, тонкий нос, губы вечно обветрены… Раны чрезвычайно уродовали лицо. Хотя она не за красоту его выбирала. В нем было что-то другое… Что-то еще… И с годами оно только росло… Необъяснимое. Как будто он знал то, о чем не догадывались другие… Высшая мудрость жизни или близкое знакомство со смертью?
Это странное ощущение – хохотать над шутками человека, часть лица которого никогда не смеется, а один глаз всякий раз испытующе всматривается в тебя, словно видит гораздо больше, чем ты желаешь ему показать.
«Все это детские фантазии», – стараешься внушить себе ты. – «Он ничего им не видит».
Стекловидное тело глаза осталось нетронутым, но зрение снижено – глаз фиксирует лишь края очертаний предметов.
«Но он видит суть», – так тебе кажется, и отделаться от навязчивой мысли не получалось даже после пяти лет замужества.
И теперь, в эту самую минуту, на ассиметричном лице явственно читалась насмешка.
Ей стало не по себе.
– Я тебя услышал, – ровным голосом ответил мужчина.
– И что ты собираешься делать? – нервно выговорила она.
– Ничего. Я ничего не буду делать, – отозвался он равнодушно. – Я не дам тебе развод.
– Что?! Почему? – воскликнула девушка. – Это все, чтобы испортить мне жизнь? Ты этого добиваешься?
– Не говори ерунды! – мужчина развернулся к ней спиной и направился в соседнюю комнату.
– Мы не закончили! Куда ты идешь?
– Это мой дом. Собираюсь пройтись по нему.
Ей ничего не оставалось, как пойти за ним следом.
Она думала, что таким серьезным заявлением шокирует его, заставит обратить на себя внимание, сподвигнет к решительному разговору. Они уже два месяца не говорили. Молчание день за днем выдавливало из нее покой и радость, обстановка стремительно накалялась. Она устала терпеть. Стены их общего дома, крошечного двухэтажного коттеджа в черте города, душили ее. Воздух словно выкачали из комнат. Она почти задыхалась по ночам. Ей хотелось бежать из этой клетки и как можно быстрее.
– Я не поеду с тобой никуда! Твоя идея – полное безумие! Мне там нечего делать! – истерично закричала она ему вслед.
– Поедешь!
– Ты не имеешь права решать за меня!
– Неужели? – саркастично задал вопрос мужчина. – Ты поедешь, потому что это задание редакции, потому что таков приказ твоего начальника. Ты не в том положении, чтобы отказываться. Им нужен материал, как и мне. А я знаю только то, что никто не сумеет написать статью лучше, чем ты.
– Но я не хочу брать интервью у альпинистов! Я специализируюсь на театре! – возразила она, все еще злясь.
– Ты сама не знаешь, чего хочешь! – отрезал он.
Девушка застыла, словно ее внезапно окатили помоями. Его слова не просто задели ее, она учуяла в них едкий подтекст, оскорбивший ее самолюбие. В приступе праведного гнева, она бросилась на него в попытке дотянуться и съездить по нахальной мине, расплывшейся на непропорциональном лице.
– Эй! – он поймал ее руку и железной хваткой прижал супругу к себе. – Перестань устраивать сцены! Ты ведешь себя, как истеричка! И хватит делать обиженный вид!
– Мне больно! – заскулила она, краснея от стыда и бессилья.
Мужчина отступил от нее.
«Горный козел! Такую огромную тушу и бурей не сдуешь! Чертов альпинист!» – выругалась она про себя, с раздражением глядя на широкую спину мужа.
Молодой девушке среднего роста едва ли совладать с грудой мышц профессионального спортсмена ростом метр-девяносто. Он бы запросто мог вытряхнуть из нее душу, если бы захотел. Но он слабак. И не был способен даже поднять на нее голос.
Говорила ей мама, что не нужно выходить замуж в девятнадцать лет!
Родители опасались, что дочь забеременеет и бросит университет. Их страхи не оправдались – супруг тоже беспокоился об образовании жены.
Казалось, исполнялись ее заветные желания. У нее было все: полная свобода воли, грандиозные планы на будущее, влюбленный до беспамятства муж.
Муж…
Вначале тот казался ей кремнем, настоящей стеной. Порой ему приходилось надолго оставлять жену, но по возвращению он готов был с радостью принести в жертву последнего тельца своей домашней богине, осыпая ее звездами и срывая с неба луну. Она воспринимала жизнь с ним как награду.
Однако, совсем недавно, выяснилось, что он обыкновенный мужчина, глупец.
Он все чаще стал соглашаться на длительные командировки.
«Деньги, деньги…»
Внеплановой беременности не случилось, сокровенные мечты сбылись, университет благополучно закончен, но дом, за который они каждый месяц выплачивали кругленькую сумму в ипотечном банке, все чаще казался ей слишком пустым.
Два месяца у Килиманджаро. Неделя на отдых и сборы.
Три месяца в Южной Америке. Возвращение.
Через десять дней новая командировка – на этот раз на Аляску.
Больше года они жили практически врозь.
Счастье ушло, и в душе поселилось безразличие. Внутренняя пустота порождала капризы и прихоти, однако муж спешил исполнять даже их. Ее это ужасно бесило. Она уже не помнила, чего на самом деле хотела в жизни.
Наконец, она поняла, что ее супруг вовсе не небожитель, здоровающийся с духами за руку на вершинах гор, а раб! Раб ее молодости, кукольной прелести, ее девичьих чар. Он позволил доить себя, как корову, не замечая, что жена теряет к нему интерес.
Она убедила себя, что ошиблась с мужчиной.
И, в конце концов, то ли от скуки, то ли от одиночества, в постоянном отсутствии мужа, после всех лет замужества она решила, что найдет того, кто заполнил бы ее пустоту.
Долго ждать не пришлось, и у юной девушки появился поклонник.
Сначала тот застенчиво уговаривал ее на чашечку кофе после работы, затем пылко признавался в симпатии на задних рядах темных залов кинотеатра, а спустя полдюжины невинных свиданий и романтических излияний, он все-таки напросился на прощальный «чаек» и раздел ее прямо в прихожей. Грубо, неистово, он взял ее на ковре напротив гостиной. Эффект от его варварских действий поразил ее. Она вся дрожала под чужим телом, охваченная какой-то нервной эйфорией опасности, страсти и звериной бешеной похоти. Она открыла в себе новую грань.
Муж никогда не одаривал ее подобным сумасшедшим экстазом. В постели он предпочитал оставаться медлительным, ласковым и деликатным. Он был гораздо внушительнее любовника, но считал всякое проявление несдержанности, как сам объяснил, попросту недостойным мужчины.
Она окончательно разочаровалась в собственной семейной жизни с этим человеком. Без сомнения, любви не осталось.
Девушка собиралась поговорить с мужем о разводе по его возвращении из поездки на Алтай, где он поведет туристов на вершину Белухи. За это время она упакует вещи и найдет какое-нибудь съёмное жилье. Начнет новую жизнь… как-нибудь… где угодно… лишь бы подальше отсюда! И от него!
И вдруг, громом среди проясняющихся небес приходит известие от начальства. После обеда главный редактор буквально ошарашил ее сообщением, что через пять дней она улетает на пару со штатным фотографом, ее тайным любовником, в командировку на Алтай, чтобы взять интервью – смешно подумать – у собственного супруга.
Нелепый комизм ситуации вывел ее из себя. Девушка нервно хихикнула в кабинете редактора, когда тот объяснил, кто все устроил, и помчалась домой выяснять отношения.
Однако вместо того, чтобы умолять жену не уходить от него, мужчина хладнокровно разглядывал взбесившуюся супругу, не позволяя найти отговорку и избежать поездки в тайгу.
– Зачем ты это делаешь? Между нами все кончено! Я тебя не люблю!
– Ты сыплешь киношными штампами! А сама еще считаешь себя перспективным журналистом! – бесстрастно поддел ее муж.
С тех самых пор, как он вернулся из трехмесячной командировки с хребтов студеной Аляски, Симе мерещилось, что он привез лютые заморозки с собой. Обычно размеренный и изредка словоохотливый, с тех самых пор мужчина замкнулся в себе, неизменно молчал, будто на что-то рассержен.
Она тщательно скрывала каждый признак незаконной связи с коллегой, сократила время свиданий, переодевала белье. Муж не мог знать. Но, возможно, что-то почувствовал. Жена принадлежала уже не только ему, точнее, совсем не ему, и он, будто зверь, чуял это.
– Специально глумишься? Хочешь помучить меня? Я не умею лазать по горам! Мне не забраться на стену! Я ничего не смыслю в альпинистских узлах и веревках! Запросто могу сломать себе шею! Или ты этого и добиваешься? – кричала она уже сквозь слезы. – Глеб, отпусти меня! Давай просто по-человечески разведемся!
Мужчина внезапно прекратил ухмыляться и посмотрел на девушку уже без оттенка иронии. Она уловила в строгом взгляде опасное предупреждение.
– Серафима, если ты откажешься ехать со мной, я сам подам на развод. Но прежде, чем кидаться на меня с кулаками, тебе следовало успокоиться и прикинуть, как именно дальше жить.
Девушка не разобрала, к чему это он клонил.
– Попробуй рассчитать, где ты будешь спать и на что покупать еду. Я перестану быть твоим мужем и финансово поддерживать тебя. Ты выбрала этот дом, мечтала родить здесь детей, и я взял его для нас. Но я уйду, и тебе не потянуть ипотеку.
– А я и не собиралась… – начала Серафима, но мужчина беспардонно продолжил.
– Придется найти квартиру и платить за аренду. Ты не отработала на редакцию и двух лет, и в ближайшие годы будешь получать от силы двадцать пять тысяч за месяц. Аренда квартиры, в среднем, стоит двадцатку. Так вот, подумай, на какие деньги останется существовать. Однако ты решительно отказываешься от поездки, саботируешь работу, не выполняешь заказ. Ты – уволена, если останешься в городе.
– Я могу…
– Знаю! Ты продашь норковую шубу, парочку подаренных тебе дорогих побрякушек. А что дальше? Заложишь в ломбард дешевеющий айфон? – безжалостно продолжал супруг. – Ты же не дурочка! Куда ты пойдешь? Обратишься за помощью к родителям или друзьям? Согласятся ли они тебя содержать? К кому ты пойдешь, если потеряешь работу? – он сделал шаг в ее сторону, загородив свет из окна.
Девушка ощутила внутри себя нарастающую панику. Глеб откровенно, без всяких прикрас расписал будущее без него. Как бы она ни старалась убедить себя в том, что у нее все получится, он все же был прав насчет нее. Трижды проклят, и трижды прав!
– Ты сознательно обрекаешь себя на беду, – холодно заметил он. – Оставь свое безрассудство и ответь себе на вопрос: ты готова сейчас лишиться семьи и крова ради эфемерной свободы?
Серафима молчала.
– Мы оба знаем ответ. Поэтому хватит громких заявлений и начинай паковать вещи. По ночам у подножья Белухи дуют холодные ветры.
Он размозжил тонкую скорлупу ее хрупкой мечты о самостоятельности. Она оказалась не готова к разводу, и отчаянно винила его в своих бедах. Ей хотелось, чтобы он был виновен. Он с легкостью разрушил ее аргументы, распотрошил ее планы и высмеял чувства. Теперь ей действительно не извернуться, не выкрутиться, не сбежать. Ее жизнь оказалась крепко завязана на этом мужчине. Он буквально прижал ее к стенке: грозился лишить жилья и работы. Работа для нее была чуть ли не всем, что у нее оставалось. Ей доверили самостоятельно вести колонку статей об искусстве. Она не могла позволить себе потерять место в редакции.
Ее муж, тряпка – в чем она так убеждала себя последние месяцы – неожиданно поставил ее на колени. Главное, не расплакаться сейчас перед ним, не показать, что напугана его вспышкой презрения, отстраненной безжалостностью и грядущими испытаниями, с которыми ей, прежде никогда не покидавшей цивилизации, придется столкнуться в царстве шлифованных метелями ледников.
Она жаждала отомстить ему за унижение и, одновременно, боялась лететь в сибирскую глушь. В новостных лентах ей нередко попадались на глаза статьи о туристах, которым не повезло: одни ломают ноги и руки, другие остаются во льдах навсегда. Некоторым не суждено вернуться домой. Их не найдут и не похоронят.
Человек бессилен против стихии, если она задумывает недоброе.
«Затерялся в лесу», «Оступился в болотной топи»… «Оборвался канат», «примерз карабин»…
Она сотни раз читала сводки пропавших, не вернувшихся с турпоходов, каждый раз опасаясь наткнуться на фамилию мужа.
Она стала ненавидеть горы.
Точно экзотические любовницы, они увлекали законных мужей далеко от семьи. Обнимали их ветрами под самым небом, целовали их простывшие губы снежинками, забирали себе еще горячее тело, навсегда отнимали и облюбовывали.
Не стоило ехать. Все кричало в ней об опасности… Но муж непреклонен.
Как-то внезапно в голове само собой продекламировалось:
«Побудь со мной, моя гора,
Побудь еще чуть-чуть.
Умру я здесь и навсегда
Забуду к дому путь».
Серафима одернула себя: «Какой дурацкий стишок!»
Ей ничего не осталось, как примириться с реальностью и начать собирать теплые вещи.
