Эшли Дьюал
Домой не по пути
С каждой минутой нас становится больше. Справа и слева в толпу вливаются незнакомцы.
Я искоса гляжу на Тэмзи. Она в той же самой майке, что вульгарно подчеркивает ее «индивидуальность». Но еще на ней юбка средней длины и туфли. Туфли! Древние какие-то, ношеные, но натертые до блеска. Я засовываю пальцы в карманы джинсов и плетусь, уже не просто сожалея о том, что пошла с ребятами, но еще и о том, что проигнорировала их возгласы вроде тех, что на мне костюм монахини. Я не думала, что они серьезно. Думала, они шутят. Теперь я сомневаюсь.
Мы спускаемся в какой-то подвал, тут пахнет потом, а еще какой-то мятой. В воздухе витают бело-серые узоры, сотканные из пара, что выдыхают мужчины и женщины. Я слышу музыку, но необычную. Она не вырывается из колонок, не гремит в ушах, и когда я наконец оказываюсь в небольшом помещении, то понимаю, что музыка льется со сцены. На ней пританцовывают несколько мужчин, одежда у них мокрая от пота, кожа ярко блестит, как и глаза. Один бьет по барабанам, второй изо всех сил сжимает в пальцах гитару. По ней катятся капли, падающие с его подбородка. Третий играет на саксофоне, издеваясь над ним и мучая его, да так, что каждый, кто находится здесь, не сидит на месте, а танцует до изнеможения.
Я растерянно хлопаю ресницами.
О джазе я знаю лишь то, что от него сносит крышу. Так я, по крайней мере, думаю. Я никогда прежде не бывала в подобных клубах и если и танцевала под блюз, то дома, где никто меня не видел и никто мне не мешал слушать Beatles и причислять себя к давно забытой касте ревущего поколения.
Уильям здоровается со всеми так, будто хорошо их знает. Кричит направо и налево: да, конечно, привет, салют, а мы тащимся за ним, будто за локомотивом. Только Тэмзи Пол уверенно выходит вперед на правах главной девушки в нашей компании и не упускает возможности приблизиться к Уиллу, когда тот улыбается кому-то или пожимает руку.
Мы усаживаемся за круглый деревянный стол.
Уилл здоровается с музыкантом, который на сцене играл на саксофоне. Кожа у мужчины такая же темная, как и душа самого Уильяма Гудмена. Они счастливо улыбаются. Уилл так жмет этому мужчине руку, что сразу понятно: он уважает его и ценит. Другой рукой он похлопывает музыканта по спине, потом накрывает их туго сжатые ладони и кивает:
– Рад встречи, Рэй Декарпентер!
– Уильям Гудмен, мальчишка, какими судьбами? – Тот взлохмачивает его волосы. – Ты ведь не просто так пришел навестить старину Рэя, верно? Что у тебя?
– Обижаешь.
– Признавайся, черт! Все знают, что ты, выбирая между безумием и джазом, предпочитаешь безумие, хотя, бог знает, это одно и то же.
– Я живу ради безумия, черт подери.
– А значит, ради блюза, мальчишка, верно? Что это у тебя? – Он глядит на чемодан, что передали парни в аэропорту. – Тебя тут ждут, как Санта-Клауса, Уилл. Что на сей раз ты приготовил, признавайся!
Я подпираю ладонью подбородок и с интересом наблюдаю за старшим Гудменом.
Парень открывает чемодан, и я прикрываю глаза, ведь думаю, что там наркотики или что-то еще незаконное. Катализаторы удовольствия? Ну, естественно, речь идет о чем-то нелегальном и дурманящем голову.
Но Уилл достает из чемодана музыкальные пластинки. Он передает их мужчине с таким видом, словно отыскал Святой Грааль. Глаза у него искрятся.
– Это начало, Рэй, только подумай. Зарождение целой эпохи в твоих руках, у тебя в руках история, чувствуешь? Тяжело держать.
Музыкант смотрит на пластинки, а потом резко выпрямляется, будто кто-то влепил ему оплеуху. Он глядит в глаза Гудмена.
– Шутишь, что ли?!
– Что там? – Кори приподнимается. – Что за мусор?
– Мусор? Я – старик, но драться еще умею, понял? Приструни мальчишку, Уилл. Он тут мусором короля рок-н-ролла называет! Этот мусор определил жизни тысяч людей, он и сейчас нашу жизнь определяет. Смотришь в глаза красотки и думаешь: «Я не могу не влюбиться в тебя». А потом шепчешь ей на ухо сбивающимся голосом: «Люби меня нежно», – несешься по дороге под звук его изнывающей от усталости гитары, сбиваешь до крови ноги, вытанцовывая под ритм, когда-то стучащий в его огромном, музыкальном сердце.
– Элвис?
– Не просто Элвис. – Мужчина подходит ко мне и улыбается широко-широко, и его белоснежные зубы выделяются на фоне темного лица. – Элвис Пресли. Имя того человека, которого уважаешь, называй полностью, потому что в этот момент происходит какая-то магия, девочка. Ты проговариваешь его имя и становишься к нему ближе. Элвис Пресли.
Я хмыкаю, а старший Гудмен усмехается. На нем белая рубашка. Он закатывает рукава.
– Выпьем?
– Спрашиваешь!
Джесси хватает гитару и выбегает на сцену, а Рэй Декарпентер достает пластинку. Не знаю, почему Бонд побежал играть, ведь мы, похоже, будем слушать музыку с патефона? Но затем до меня доходит смысл происходящего. Когда еще сыграешь с Элвисом Пресли?
Звучит музыка, мой новый знакомый с катастрофически взлохмаченными волосами принимается играть, и я смущенно улыбаюсь.
Пластинки настолько старые, что трещат. Я слышу голос «короля рок-н-ролла», который говорит что-то между куплетами, а зал взрывается овациями, и люди не просто поют, они кричат, и я представляю, как многотысячная толпа тянет руки, чтобы дотронуться до легенды.
Тэмми вскакивает с места, прежде осушив рюмку с чем-то прозрачным, и прыгает на руки к Уильяму. Он тащит ее в центр зала, прижимает к себе и приподнимает над полом так, будто она ничего не весит. Люди танцуют, шелестят юбки, а пол дрожит от стука женских каблуков.
Кори хватает меня за руки и тащит танцевать. Я сопротивляюсь, говорю, что посижу за столом, пока все развлекаются.
– Кори, прекрати, я не умею!
– Я тоже! – смеется друг и начинает нелепо вертеть ногами.
– О боже, я этого не выдержу, прекрати, я ослепла, слышишь? Ослепла!
Но Гудмен не обращает внимания. Берет меня за руки и так пляшет, словно собирается протереть в покрытии дыру размером с Африку. Я хохочу, а он крутит меня и тянет к себе. Мы неуклюже подпрыгиваем, много смеемся, да так, что болит живот, и представляем себя совсем другими людьми. Я забываю, что на мне эти чертовы джинсы. В воображении я машу подолом пышной юбки, пот скатывается по шее, и я слышу, как разрывается гитара, как скрипит старый патефон, и чувствую нечто такое, чего раньше никогда не испытывала: ощущаю себя частью чего-то огромного.
Потом я вновь оказываюсь в руках Кори, и он смеется так громко, что у меня закладывает уши. Я замечаю Уилла с Тэмми. В их движениях столько экспрессии, что страшно находиться рядом, наверное, поэтому вокруг них образовалось свободное пространство. Тэмзи вся пунцовая, а на лице Уильяма ни намека на усталость. Он то встает на носки, то приседает, то вспархивает, словно хочет коснуться длинными пальцами потолка.
Дым от сигар, похожий на спутавшиеся мысли, плывет над головами.
Я тру ладонями лицо и, улыбаясь, говорю Кори:
– Я выйду, подышу.
– Что?
– Выйду на улицу!
Музыка играет и горит, как костер, а люди, будто подожженные спички, светят все ярче и ярче. Пробираюсь к выходу. Ноги ноют от приятной усталости. Я улыбаюсь, ведь со мной не приключилось бы ничего подобного, если бы я не села вчера в машину к этим сумасшедшим. Поднимаясь по лестнице, сталкиваюсь с какой-то целующейся парой и обхожу ее стороной. Парень так прилип к своей девушке, что, кажется, вот-вот высосет из нее всю жизнь.
Наконец оказываюсь снаружи. Прислоняюсь спиной к стене и прикрываю глаза. Я устала, но рада, что пошла с ребятами – необычное ощущение.
– Видимо, тебе не только любовные романы не нравятся, – говорит знакомый голос, и я оборачиваюсь. Рядом оказывается Уильям Гудмен, и он, как всегда, с сигаретой во рту. – Что насчет книжек об изнасиловании?
– И что в них такого?
– В них насилуют.
– Некоторым это нравится. – Я вспоминаю о парне с девушкой, которые обжимались у входа, а Уилл почему-то игриво вскидывает брови: – И не мечтай.
– В смысле?
– Ну а что у тебя за взгляд?
– Какой еще взгляд?
– Тебе лучше знать. – Я отворачиваюсь и втягиваю в легкие прохладный воздух. Ох, как же приятно. Кожа пылает, но ветер остужает ее, и я ощущаю себя хрупкой и растаявшей, как мороженое. – Я говорила о тех ребятах, что целуются у дверей. Парень не просто обнимает подружку. Похоже, он ее душит.
– Это называется страстью.
– Желание кого-то удушить?
– В некоторых извращенных фантазиях.
– Я почему-то не сомневалась, что ты так ответишь. – Я поднимаю глаза на парня, а он, к моему огромному удивлению, пристально смотрит на меня. Лицо у него в блестящих капельках, а глаза мутные и горящие. – Знаешь, я хотела тебе сказать…
– Скажи.
– Спасибо. – Гудмен сводит брови, а я торопливо объясняю: – Ты спас меня от предков, позволил поехать с вами. Я знаю, что подружка Кори не вписывалась в ваши планы.
– Благодаришь меня за то, что я врезал твоему отцу? – Уилл шумно выдыхает дым от сигареты. Вид у него какой-то растерянный. – Чего ты ждала?
– В смысле?
– Ты застряла в этом городке с уродами, которые тянули тебя вниз. Но ты не рвалась наружу, ты чего-то ждала.
– Я надеялась, что…
– Надеялась, – перебивает Уилл, – на надежде далеко не уедешь. Чтобы уехать, нужно подняться с места, взять ключи и завести двигатель.
– Ты ничего обо мне не знаешь.
– Я много знаю о тебе – и без рассказов Кори. Ты из тех, кто чего-то стоит, но ничего не делает. Тебе разбил нос родной отец, а ты уезжать не хотела. Да ты должна была вцепиться в мою ногу и заставить меня вытащить тебя из этого дерьма.
– Ого, да ты уже выпил!
– Ага! – Уилл усмехается. – Я красноречив?
– «Вытащить тебя из этого дерьма!» – с выражением повторяю я и киваю. – Я тебе почти поверила. Если бы ты еще добавил: «Человек – хозяин своей судьбы!» – я бы вообще растаяла, серьезно.
– А ты не пьешь?
– Странный вопрос.
– Почему? Все пьют.
– Да, все. И мой отец, который разбил мне нос, как ты верно заметил.
– Так это самоотрицание?
– Нет, это нежелание походить на животное.
– Такое ощущение, что я разговариваю со своей мамой. – На лице парня появляется нахальная улыбка, и он придвигается ко мне так близко, что нас разделяют сантиметры, а может, и миллиметры. Его голубые глаза с интересом меня изучают. – Необязательно избивать дочерей после одной или двух рюмок, птенчик. Люди пьют, чтобы расслабиться, а тебе нужно расслабиться. Ты выглядишь уставшей.
– Я же сказала, день был длинный.
– Ты выглядишь уставшей от жизни.
Поджимаю губы и медленно отвечаю:
– Жизнь тоже оказалась длинной.
– Тебе и тридцати нет.
– Но мне уже хватило.
– Ничего ты не понимаешь, птенчик, – уголки его губ дрогнули, – или просто не почувствовала. От нас зависит, какая наша жизнь. И от нас зависит, нравится она нам или нет. Тебе она не нравится, потому что ты ничего не испытала. А я боюсь умереть, правда.
– Тебе нравится жить?
– Честно? Жизнь паршива, но она не перестает меня удивлять, а это я люблю.
Замолкаем на некоторое время.
– Ты назвал фамилию Рэя. Она длинная и сложная. Ты его уважаешь.
– Рэй Декарпентер – не человек, он – музыка. Живая, с ногами и руками.
– Он тебя удивил.
– Правильно, птенчик.
– Моя фамилия Баумгартен.
Уильям прыскает со смеху.
– Кошмар, птенчик. Просто кошмар. Но я ее запомню.
– Запомнишь? – Я недоуменно пожимаю плечами. – Почему?
– Мне кажется, ты меня тоже удивишь.
Глава 5
Я открываю глаза и вижу переплетение чьих-то рук и ног, слышу сопение. Так ли сложно понять, где ты находишься? Сложно. Добрые пять минут я в ужасе пялюсь на руку, покоящуюся на моем плече. Затем приходят воспоминания о прошедшем дне, и я чувствую, что нос еще болит.
Чертыхаясь, приподнимаюсь. Рука Кори падает с моего плеча, и я оказываюсь на свободе. Слезаю с кровати, где, тесно прижавшись друг к другу, лежат ребята, и достаю из кармана телефон. Глупо, наверное, все это, по-ребячески, но я фотографирую смятое, как подушка, лицо Тэмзи Пол – в разных ракурсах, естественно. То близко, то далеко. Затем решаю запечатлеть заломанные руки Джесси. Ей-богу, этот парень без костей! Я смотрю на Кори и едва сдерживаю смех: его глаза полуоткрыты, как и рот, и дышит он так, словно за ним кто-то гонится. Я перемещаю взгляд на Уилла. Он поворачивается, и я боюсь, что разбудила его, но нет. Парень просто накрывается одеялом, всхлипывает и надувает губы. О господи, за такое ведь душу дьяволу можно отдать! Беззащитный и милый Уилл Гудмен, на лице которого отпечатались складки от подушки… Не хватает только нимба над головой. Я опускаю телефон и задумчиво изучаю его лицо. Уильям красивый. Странно, я замечаю это только сейчас. У него острый, заросший подбородок. Широкие плечи. Сейчас он лишь в майке, и я вижу рельеф его рук.
Отворачиваюсь и встряхиваю головой. Чем я вообще занимаюсь?
Плетусь в ванную комнату и рассматриваю свое отражение. Черт, я уже и забыла, что у меня на переносице синюшная гематома. Папа классно постарался. Даже и не знаю, сколько должно пройти времени, прежде чем синяк полностью сойдет. Не думаю, что это серьезно, но стоило бы врачу показать.
Умываюсь и вытираю лицо каким-то сероватым полотенцем. Оно неприятно пахнет. Умываюсь еще раз и возвращаюсь в комнату с мокрым лицом. Лишь сейчас чувствую этот аромат алкоголя и сигарет. Привычный запах, который я ненавижу. Впрочем, я сама села в машину к Гудмену, так что глупо жаловаться.
Я завязываю волосы в тугой пучок и надеваю футболку, которую успела забросить в рюкзак перед отъездом. Она почти чистая, и я почти хорошо пахну. Нахожу деньги в кармане и плетусь к выходу. Мне кажется, что я должна как-то отблагодарить ребят за то, что они взяли меня с собой, пусть Уилл вчера никак и не отреагировал на мои слова.
Я бреду вдоль улицы и с интересом гляжу по сторонам. Я никогда раньше не выезжала из Янгстауна. Быть тут, а не прозябать в четырех стенах – уже чудо. Новые улицы, здания, даже небо мне кажется новым. Я запрокидываю голову и смотрю на него, улыбаясь.
Впервые я ощущаю себя свободной.
Я направляюсь в магазин и тщательно изучаю еду, словно собираюсь готовить званый ужин. На самом деле денег у меня мало, и я покупаю лишь печенье и мятные конфеты.
Вернувшись в номер мотеля, я обнаруживаю, что все пять смещенных кроватей опустели. Джесси что-то ищет в вещах, Уилла и Тэмми не видно, как и Кори.
– Привет! – Я закрываю дверь и кладу на столик печенье. – А где все?
– Уилл и Тэмми моются, а Кори пошел за машиной.
Киваю, а затем вскидываю брови.
– Что делают Уилл и Тэмми?
– Моются.
– Но ванна одна…
Джесси выпрямляется и пожимает плечами:
– Ну да.
Трудно разговаривать с человеком о том, что тебе представляется диким, но для него воспринимается спокойно. Я еще раз киваю и сажусь на кровать, подогнув под себя ноги. Уилл и Тэмми вместе? Странно. Не секрет, что Пол тянется к парню, как будто он центр ее вселенной, магнит, огонь или… Что там еще говорят, когда описывают безнадежно влюбленных девчонок? Но Уильям на нее даже не смотрел. Что ж, придется признать, что этому парню действительно всё равно, с кем отрываться.
Не знаю, почему я чувствую себя сбитой с толку. Интрижки вполне в стиле Уилла.
Достаю конфету и прожевываю ее, прожигая взглядом дверь ванной. Черт подери, я ощущаю себя неловко. Мы тут с Джесси вещи разбираем, а Уильям с Тэмзи намыливают друг другу спинку. И не только спинку.
– Тебя это пугает, верно? – неожиданно спрашивает Джесси Бонд. – То, что мы творим? Но ты еще ничего и не видела, Реган.
– Ты про совместный душ?
– У тебя ведь бывают безумные идеи?
– Ну да.
– Они приходят к тебе в голову, и ты о них забываешь. Верно? А Уилл никогда не откладывает их в дальний ящик. Едва ему фигня в голову взбредет, он тут же ее осуществляет, не думая, – просто делает.
– Я не против. Это его дело.
– Верно. Просто странно. Он странный.
– Пожалуй, – соглашаюсь я и с интересом смотрю на Бонда: фамилия у него, как у агента 007, но похож он на тихоню. Милый и добрый, совсем мальчик, ничего не знающий о жизни. Но я помню, как вчера он стоял на сцене, как гитара рычала в его руках. – Откуда ты знаешь Уилла?
– Он подобрал меня после концерта. Я шлялся по улице, Гудмен оказался рядом.
– Почему ты шлялся по улице?
– Парни меня кинули.
– В смысле?
– Концерт был наш. Группа «Смертельная лихорадка», слышала?
– Прости, нет.
– Не извиняйся, никто не слышал. Я просто хотел убедиться. – Парень сел рядом со мной и взъерошил длинные кудрявые волосы. – Мы выступали в небольшом клубе, я отошел попить, а когда вернулся – ребята испарились. Я выбежал на улицу – тачки нет. Тогда я и встретил Уилла. Он сказал, что видел, как парни укатили из клуба.
– О, Джесси, – я съеживаюсь, представляя эту картину, – мне жаль.
– Да брось, они те еще кретины. Им не нравились мои песни. Сейчас люди не умеют говорить. Для этого в глаза нужно смотреть. Вот они и бросили меня.
– Уилл вовремя оказался рядом.
– Да, у него будто встроено инопланетное моджо, и он чувствует, когда нужно рядом с человеком очутиться, чтобы спасти его. История с Тэмми тоже ведь невеселая, да и ты, у тебя отец – ублюдок. Так что Уилл, мать его, святой какой-то.
– А что с Тэмми?
Неожиданно дверь ванной распахивается, и показывается Тэмзи. Ее фигуристое тело обернуто полотенцем. Она проходит мимо меня и усмехается, словно я сказала что-то смешное. Но я ведь молчала. Не понимаю.
Девушка сбрасывает с себя полотенце. Тихо напевая что-то себе под нос, Тэмзи роется в сумке, а я оторопело гляжу на нее и раскрываю рот, чтобы отвесить какое-то замечание, но слова застревают в горле.
Следом выкатывается Уильям. К счастью, на нем растянутые штаны. Уже лучше. Не смотрю на Тэмми, а он смотрит. Хихикает и закатывает глаза:
– Зад отморозишь, Тэмми.
– Чего не сделаешь ради тебя, котик.
Только сейчас я замечаю, что волосы у девушки не красные, а зеленые. Черта с два! Я встряхиваю головой и восклицаю:
– Ого!
– Так впечатлил мой зад? – интересуется Тэмзи, натягивая белье.
– У тебя волосы зеленые! Даже бирюзовые какие-то.
– Я знаю.
– Знаешь?
– Да, я перекрашиваю их, когда меняется настроение.
– И какое же у тебя сейчас настроение, раз волосы похожи на водоросли? – Джесси покачивает головой. – Ты как русалка, милая моя. Морская нимфа.
«Морское чудовище», – почему-то думаю я. Не понимаю, что движет такими людьми. Это ведь не смелость, а чистой воды безумие.
– Машина готова, – врываясь в комнату, сообщает Кори. Выглядит он всполошенным и невыспавшимся. – Доброе утро. Куда ты пропала?
– Я в магазине была.
– Ого, чего ты раньше молчала? – восклицает Уильям и в один прыжок оказывается рядом. Я протягиваю ему печенье, и в глазах у него вспыхивает почти детская радость.
– Любишь печенье?
– Люблю еду. Особенно бесплатную.
– Да, халява – это всегда круто, – без особого энтузиазма шепчу я и почему-то гляжу на Тэмми. Так ли круто встречаться с девушкой, которую не надо добиваться? Которая будет рядом, даже если ты в ней не нуждаешься? Возможно, для парня это удачная сделка. Но я не понимаю таких девушек. Да, в любовь я не верю, но верю в уважение. Но как человек станет тебя уважать, если ты сама себя не уважаешь? – О чем задумалась, птенчик?
– Ни о чем.
– Ты еще и лгунья.
Я не отвечаю. Пожимаю плечами и поднимаюсь с постели. Надо проверить, забросила ли я зарядку от телефона.
– Слушайте, мы ведь выбираем несчастного-слугу-беднягу каждый раз, когда едем в новый город, верно? – вдруг спрашивает Кори и замирает в центре узкой комнаты. – Так, может, и сейчас перетасуем карточки. Реган – новенькая в компании.
– И что? – непонимающе спрашивает Тэмзи. – Она навсегда новенькой останется. Теперь ей, что ли, не играть с нами в несчастного-слугу-беднягу?
Я не показываю, что ее слова задели меня. Почему навсегда останусь новенькой? Я ведь не первая, кто внезапно ворвался в их компанию. Они так и с Джесси познакомились, и с Тэмми, скорее всего. Я киваю Кори.
– Да, я не прочь сменить игрока.
Друг улыбается мне.
– Это неудивительно, – замечает Тэмми, – ты трусливая. Боишься всего подряд.
– С чего это я трусливая?
– А что – нет?
Я собираюсь ответить, но рядом оказывается Уилл и размахивает руками в стороны.
– О’кей, перетасуем. Я не против, Кори прав: птенчик – новенькая. Дадим ей еще один шанс, договорились? – Он достает из сумки кепку с листочками. – Ты ведь не обидишься, Тэмми?
– Да наплевать мне.
– Какая ты злая.
– Несколько минут с тобой в ванне меняют человека. – Она подмигивает Уиллу, и в этом ее пошлом жесте столько же эротики, сколько во мне жира. Уж больно нелепо она выглядит, когда пытается флиртовать. Есть девушки, о которых пишут романтические истории, а есть те, о которых пишут садомазохистские сказки о плетках и наручниках. Я причисляю Тэмзи ко второму типу.
– Что ж, перемешиваю еще раз.
Уильям копается рукой в кепке, достает бумажку и громко произносит:
– Реган.
– Что?! – восклицаю я одновременно с Кори и подаюсь вперед. Не могу поверить! Что за несуразица? – Да ты шутишь, наверное! Опять я?
– Не опять, а снова, – хохочет парень и протягивает мне листочек, – видимо, это твоя судьба, птенчик. Прости. Я сделал всё, что мог.
Свожу брови и наблюдаю, как Тэмми покатывается от смеха, а Джесси робко улыбается, будто бы ему меня жаль. Классно, мне себя тоже жаль.
– Это чушь какая-то, ребята. Что вы задумали?
– Ничего мы не задумывали. Чего ты наговариваешь? Такое бывает. Лучше смирись и возьми мои сумки. – Тэмми довольно улыбается. – И еще, если ты не против, а ты не можешь быть против, постирай мою майку, пока мы еще не уехали. Мне вчера было плохо, когда мы вернулись из клуба.
Я хочу кинуться на нее с кулаками и не сразу понимаю, что действительно срываюсь с места. Однако Кори перехватывает меня на полпути и обнимает.
– Тише, Реган, она шутит.
– Нет, вообще-то, – говорит Тэмзи, – а будешь злиться, еще и колготки постираешь.
Трудно поверить, но я действительно стираю ее вонючую майку. Но, стирая, думаю, как отыграюсь на ней, едва придет время. Вот же стерва. Придумаю нечто такое, отчего ей крышу снесет. По моему лицу скользит коварная улыбка, я отжимаю майку в зеленоватую раковину, потому что эта идиотка покрасила себе волосы в бирюзовый цвет.
– Безмозглая стерва, – рычу я и неожиданно смеюсь. Черт! Она ведь реально ходит с зелеными волосами! Дурдом.
