Эрнест Питаваль
Красная королева
В комнатах становилось все темнее, но Сэррей не зажигал огня. Он чувствовал себя разбитым, его голова горела. Роберт давно похоронил свою первую любовь; от нее осталась лишь одна печальная тень, наполнявшая его душу легкой грустью. Теперь вдруг старая любовь воскресла, воплотилась в чарующий образ, и его сердце усиленно горячо забилось.
Внезапно послышались нежные звуки лютни. Роберт бросился к окну и тихонько открыл его. Мелодия, напеваемая женским голосом, слабо долетала до него, и ему казалось, что он слышит ласковый разговор благородной девственной души с ночными эльфами. Сэррей вслушивался в эти звуки, и они все сильнее очаровывали его. Это была не только мелодия песни; Роберту чудилась в этих звуках жалоба невысказанного чувства, тоска высших желаний; он как бы видел душу певицы! Нет, Мария Сэйтон никогда не могла бы петь так, никогда не могла бы вложить столько задушевной искренности в свой голос! Если бы Мария обладала такой глубиной чувства, как ее сестра, она не могла бы играть любовью Роберта, не могла бы так зло издеваться над ним!
Сэррей сознавал, что было бы безумием с его стороны поддаваться этой страсти, невольно закравшейся в его душу. Молодая девушка могла остаться для него лишь недосягаемой мечтой! Она была сестрой Георга и Марии, Георг же ненавидел его, а Мария посмеялась над его чувством и отвергла его, хотя, может быть, тоже любила!
«Нет, нет, поскорее уехать отсюда! – подумал Роберт. – Мне нечего надеяться на благосклонность этой очаровательной девушки, в особенности если она узнает, что я добивался любви Марии и был отвергнут ею. Еще если бы Мария была замужем, тогда можно было бы мечтать о лучшем исходе!»
В первый раз Сэррей подумал о том, что в отношении Марии к нему могло быть не только одно кокетство; может быть, в глубине ее души теплилось более нежное чувство к нему. Иначе чем объяснить, что она до сих пор не замужем? Почему она отвергла предложения всех поклонников при французском дворе? Как был бы счастлив Роберт раньше, если бы эта мысль пришла ему в голову! Теперь же она только испугала его.
Сэррей чувствовал, что задыхается в комнате, его тянуло на воздух. Приказав оседлать лошадь, он выехал из дома.
Близился рассвет. Легкий туман расстилался по долинам и лугам. Влажный холодноватый ветерок обвевал лицо. Вдали блестело море, и на темных зеленых волнах качался корабль. Точно призраки у Сэррея выползали из-за тумана далекие воспоминания. Вот там, у столба, стояла Кэт, и Вальтер Брай спустился с обрыва, чтобы ее освободить. На сером фоне зарождавшегося дня виднелись развалины старого аббатства. В той стороне стояла избушка старушки Гилль, которая своим предсказанием смутила Роберта, когда он пришел к ней с разбитым сердцем, простившись с Марией Сэйтон, уехавшей на испанском галионе во Францию. Сэррей вспомнил об Инч-Магоме, о своей первой любви, о своем верном друге, о вооруженном шествии по улицам Лондона. Какие богатые, пестрые картины в прошлом и как серо, бесцветно настоящее! В прошлом – стремления и надежды молодости, гордые мечты, горячая вера в Бога, людей и любовь! Теперь же Роберт был богат и занимал почетное место в обществе; все, что было прекрасного в прошлом, он променял, сам того не желая, на это внешнее благополучие и на внутреннюю пустоту.
Роберт быстро мчался через поля и луга все дальше и дальше, как бы стараясь сбросить с себя настоящее и вернуть потерянную молодость. Перед ним сверкало далекое, безграничное море с вечно сменяющимися волнами. Так же, как волны, надвигались на его душу воспоминания. Волны не знали, о чем они хлопочут, куда стремятся; не знал и Роберт, куда он мчится, где бесконечная цель, манящая его.
Проскакав несколько часов на своей лошади, Сэррей опомнился, лишь когда солнце взошло высоко и он почувствовал голод. Повернув лошадь обратно, он убедился, что отъехал далеко от Эдинбурга. Горячие лучи солнца начали припекать. Лошадь устала не менее своего всадника. Роберт остановился на опушке леса и, предоставив лошади свободу пастись, лег в тень под дерево. Прежние мечты охватили его. В тихом шепоте листьев леса ему слышались звуки нежной лютни и грустные мелодии чарующего голоса.
Вдруг вдали раздались звуки копыт, звонкий смех и веселый разговор. Преобладали женские, давно ему знакомые голоса. Роберт вскочил, хотел скрыться, но было уже поздно: его заметили. Из-за деревьев показалась целая кавалькада. Впереди всех ехала шотландская королева в синем бархатном платье, окруженная придворными дамами и кавалерами.
– Здесь есть кто-то посторонний! – воскликнула Мария Стюарт. – Ах, это вы? – прибавила она, узнав Роберта и слегка краснея. – Наш паж из Инч-Магома? Каким образом вы попали сюда, милорд? С вами случилось несчастье или вы просто заблудились?
Дамы и мужчины с любопытством смотрели на незнакомца; только одна из фрейлин оставалась в стороне, как бы не желая, чтобы Сэррей видел, как вспыхнуло ее лицо.
– Я хотел покататься верхом, ваше величество, – смущенно ответил Роберт, – но прекрасная погода и красивые окрестности увлекли меня, и я отъехал дальше, чем предполагал.
– Вы знали, что мы должны проехать в этом направлении, и хотели сделать нам сюрприз? – спросила королева.
– Я никогда не решился бы на это, ваше величество, – возразил Сэррей. – Притом откуда бы я мог знать, что вы поедете так далеко от Эдинбурга?
Королева тонко улыбнулась.
– Я знаю вас, милорд, еще из Инч-Магома и прекрасно помню, что вы умели перехитрить всякого, – проговорила она. – Сознайтесь же, что вы нарочно встретились на моем пути, чтобы замолвить словечко в пользу своего друга.
– Ваше величество, мое почтение к вам никогда не позволило бы мне вмешиваться в дела моего друга, – ответил Роберт, – даже в том случае, если бы графу Лейстеру пришла в голову нелепая мысль обратиться к вашему величеству чрез посредство третьего лица, которое вы, во всяком случае, помните меньше, чем его самого. Уверяю вас честью, что я совершенно случайно встретился с вами, что у меня не было ни малейшего представления о том, что вы поедете по этому пути. Скажу даже больше: если бы я подозревал, что могу встретить вас, ваше величество, я постарался бы вовремя скрыться.
– Вы не хотели бы встретиться со мной, милорд? – удивилась королева. – Почему?
– Чтобы не показаться вам навязчивым, ваше величество. Вам было известно о прибытии английских послов, и только от вашего желания зависело, когда и где нас принять.
– Ваши слова звучат несколько холодно для старого знакомого, – проговорила Мария Стюарт. – Вы знаете, что короли забывчивы, и хотите обвинить меня в этом пороке. В наказание за это извольте отправляться с нами в Сент-Эндрью, где я заставлю вас разделить с нами нашу уединенную жизнь.
– Ваше величество, меня будут ждать в Эдинбурге, – пробормотал Роберт.
– Вас, кажется, очень обидело мое подозрение, – засмеялась королева. – Или вы считаете наказание настолько строгим, что смущенно краснеете? Ну что ж, меня называют тиранкой, и надо доказать, что я такова на самом деле. Милорды, возьмите в плен этого господина; прекрасные дамы, окружите его и обезоружьте своей красотой!.. В таком виде мы доставим его в Сент-Эндрью. Там я на свободе сообщу милорду Сэррею свои планы насчет его друга. Пошлите кого-нибудь в Эдинбург сообщить, что граф Сэррей с нами; я не хочу, чтобы лэрд Лейстер побледнел от тревоги и потерял часть своей красоты. Моя сестра Елизавета никогда не простила бы мне подобного преступления. Садитесь на свою лошадь, граф Сэррей, не заставляйте нас ждать.
Роберту не оставалось ничего другого, как подчиниться этому приказанию.
– Милорд, – проговорила королева, когда Роберт, сев в седло, подъехал к ней согласно выраженному ею желанию, – я угадываю теперь, что привлекло вас сюда. Я хорошо помню, – шепотом прибавила она, – что мой паж в Инч-Магоме проявлял заметную склонность к романтическим мечтам. Ваша краска убеждает меня, что вы хотели скрыть то, что привело вас в эту местность. Не оглядывайтесь, мои дамы будут иметь достаточно времени, чтобы оценить вашу любезность. Прежде всего займитесь мною, – прибавила она, и ее голос вдруг стал необычайно мягок и ласков. – Я верила вам, будучи еще ребенком, и доказала вам свое доверие. Я уважаю вас. Вы были строгим тюремщиком, но поступали благородно по отношению к каждому. Я знаю, что вы сохранили свою привязанность, даже находясь при французском дворе. Вы не похожи на своего друга Дэдлея, который теряет голову при всяком пламенном взоре, обращенном на него. Я знаю, что вы не легко меняете свои взгляды и обещания, и потому напоминаю вам, что вы когда-то поклялись быть верным другом Марии Стюарт.
– Я сдержу эту клятву до самой смерти, ваше величество, – горячо воскликнул Роберт, – и буду счастлив доказать вам свою верность!
– Тогда докажите мне ее сейчас, – сказала королева, – хотя для этого вам придется несколько поступиться своей дружбой. Дайте мне совет! Я убеждена, что вы скорее промолчите, чем будете говорить против своего убеждения. Как вам известно, Шотландия разбилась на партии; дворяне заставляют меня выбрать себе мужа; пуритане требуют того же. Одни назначают мне в мужья одного, другие – другого. Мое же сердце не лежит ни к кому. Тяжелый долг королевы принуждает меня принести величайшую жертву для блага моей страны – заморозить свое сердце и отдать руку тому, кто более подойдет к роли мужа шотландской королевы. Мне хотелось бы узнать от вас кое-что о характере вашего друга, которого я знаю лучше, чем вы думаете. Скажите мне правду, любит ли сэр Дэдлей королеву Елизавету так, как она любит его? Я не спрашиваю вас ни о чем другом, так как вам, может быть, пришлось бы совершить предательство, чтобы ответить мне искренне. Что касается чувств вашего друга, то я думаю, что вы можете говорить откровенно, не нарушая долга чести.
– Вы назвали меня, ваше величество, своим другом, – ответил Сэррей, – и я хочу оправдать это название и отвечу вам не как королеве, а просто как Марии Стюарт. Я не знаю, любит ли королева Елизавета Дэдлея; я никогда не был при ее дворе и никаких сведений о нем не имею; относительно чувств Дэдлея к королеве Елизавете я тоже ничего не могу сказать. Я убежден лишь в том, что Дэдлей может любить только тогда, когда эта любовь удовлетворяет его честолюбие. Если для его тщеславия нет пищи, то его ничем другим нельзя удержать. Я думаю, что ни в чем не изменю долгу дружбы, если признаюсь вам, что Дэдлей боготворил бы королеву Елизавету, если бы у него была надежда получить и ее руку вместе с сердцем. Такую же пламенную любовь он может почувствовать и к вам, если вы возведете его на шотландский трон. А став вашим мужем, он никогда не изменит королеве шотландской ради другой женщины.
– Этого совершенно достаточно; благодарю вас, Сэррей! Теперь я более спокойна, – прибавила Мария Стюарт, – вы избавили меня от неприятного чувства подозревать графа Лейстера в двойной измене. Я очень рада, что это не так. Я могу принять его благосклонно, если даже и отклоню его предложение. Еще раз благодарю вас. Мне хотелось бы оказать и вам подобную услугу, успокоить вас в чем-нибудь том, что тревожит вас.
Королева испытующе посмотрела в лицо Роберта, и он вспыхнул от этого взгляда, так как догадался, на что намекает Мария Стюарт.
– Вы назвали меня, ваше величество, мечтателем, – произнес он, – и вы правы. Поддаваясь своей склонности к мечтам, я выехал из Эдинбурга, чтобы взглянуть на места, где я был в юности. Я увидел перед собой море, по которому скользили галионы, увозившие вас во Францию. В своих воспоминаниях я нашел лишь погибшие мечты и потерянные надежды. Я не нуждаюсь в утешениях. Я нахожу успокоение в сознании, что поступал правильно и что теперь тоже не мог бы поступать иначе. Я желаю лишь дожить до того дня, когда я в состоянии буду оправдать доверие благороднейшей королевы и своей кровью доказать ей мою преданность.
Мария печально покачала хорошенькой головкой и разочарованно посмотрела на Роберта, как бы ожидая, что он выскажет еще одно заветное желание.
– «Погибшие мечты, потерянные надежды», – сказала она, видя, что Сэррей молчит, – какие это грустные слова! Они доказывают, что ваше сердце разбито. В Инч-Магоме вы были веселее. Я завидовала вашему настроению, вы так смело и светло смотрели в лицо будущему. Доверьте мне печаль своего сердца! Скажите, что заставило вас разочароваться? Я слышала, что вы остановились в доме лэрда Сэйтона?
– Да, ваше величество, случай и каприз Дэдлея привели к этому! – ответил Роберт.
– Случай? Странно! – заметила королева. – Скажите, вы познакомились с Георгом Сэйтоном в Париже?
– Кажется, – небрежно произнес Сэррей.
– Кажется! – смеясь, повторила королева. – Разве у вас такая плохая память? Мне рассказывали, что он недостойным образом вызвал вас на поединок. Вы ранили его, а потом ухаживали за ним.
– Мне очень приятно слышать, ваше величество, что лэрд Сэйтон, болтая о дуэли, отдает себе должное, – проговорил Роберт. – Я не ждал от него такой откровенности.
– Я знаю это не от него и не от его сестры! – возразила королева. – Однако вы еще не поздоровались с Марией Сэйтон, а я злоупотребляю терпением лэрда Дарнлея, который, кажется, уже начинает выходить из себя от досады.
Мария Стюарт приветливо улыбнулась и движением руки отпустила Сэррея. Роберт придержал лошадь и уступил свое место Генри Дарнлею, графу Ленноксу.
Глава седьмая. Сент-Эндрью
I
Во время длинного разговора между Сэрреем и королевой у Марии Сэйтон было достаточно времени для того, чтобы оправиться от неожиданного появления Роберта.
Какие чувства пылали в ее груди, когда она увидела в полном расцвете красоты того человека, которого она так горячо любила, когда он был еще юношей! Это был тот самый паж, который на башне Инч-Магома боролся между долгом чести и любовью. Это был тот самый человек, который во всех своих поступках выказывал непоколебимую честность и верность, перед которым сконфуженно склоняли головы клеветники и недоброжелатели.
По-видимому, Роберт Сэррей не был счастлив. Мария Сэйтон видела это по его серьезному лицу и грустным глазам. Она догадывалась, что именно заставило Роберта покинуть Эдинбург и в одиночестве скакать по полям и лесам.
«Неужели в его сердце еще сохранился мой образ? Неужели память о прошлом заставила его вернуться в эти места?» – думала Мария Сэйтон, и сладкая надежда зашевелилась в ее сердце.
Она видела, что королева о чем-то шепталась с Сэрреем, заметила его смущение и легкий румянец на лице. Мария Стюарт знала тайну сердца своей фрейлины; не говорила ли она теперь о ней? Мария Сэйтон задрожала. Неужели увядшему цветку ее любви суждено раскрыться вновь? Если бы в часы одиночества она сама предложила себе вопрос о том, продолжает ли она любить Сэррея, она с полной искренностью ответила бы «нет». Но довольно было увидеть его, услышать его голос – и старое воскресло бы вновь.
Сердце Марии Сэйтон сильно билось, глаза сияли, а лицо горело ярким румянцем, когда Роберт отъехал от королевы и медленно подъезжал к ее свите. Его взор скользил по всей кавалькаде, как будто он не решил еще, на ком остановить его. Быстро, как стрела, пущенная из лука, скользнул его взгляд по лицу Марии Сэйтон и перешел на графа Мюррея, который, не отрываясь, смотрел на человека, удостоившегося длинной беседы с королевой. Лэрд Мюррей старался по выражению лица Роберта угадать результат разговора. Видя, что граф Сэррей чем-то озабочен, он решил, что план Роберта не удался, что королева отклонила его просьбу, и насмешливая улыбка заиграла на губах высокомерного лэрда.
– Добро пожаловать, милорд Сэррей! – обратился лэрд Джеймс к Роберту, когда тот подъехал к нему поближе. – Поздравляю вас с прекрасной мыслью захватить королеву врасплох и не дать ей таким образом возможности отвергнуть вашу просьбу. Надеюсь, что вы довольны результатом своего разговора и пошлете графу Лейстеру приятную весть, что его ожидают в Сент-Эндрью?
Сэррей почувствовал насмешку в словах Мюррея.
– Я по многим причинам не могу принять ваше поздравление, милорд, – ответил он. – Во-первых, я не искал встречи с королевой, во-вторых, я никогда не вмешиваюсь в политические дела, и, в-третьих, граф Лейстер слишком горд для того, чтобы прибегать к помощи третьего лица, – тем более что его надежды связаны с желанием английской королевы.
– Вы говорите, что не вмешиваетесь в политику, – иронически заметил лэрд Мюррей, – а между тем сопровождаете английских послов?
– Милорд, вы, кажется, сомневаетесь в том, что сказано совершенно ясно! – резко ответил Роберт.
– Прошу извинения! – с такой улыбкой проговорил Мюррей, точно снисходил к капризу своенравного мальчика.
– Я принимаю ваше извинение, – гордо сказал Сэррей, – и очень рад, что мне не приходится сомневаться в вежливости первого лэрда Шотландии.
Затем Роберт обернулся к Марии Сэйтон.
Он словно не заметил, что Мюррей в порыве злости пробормотал какое-то проклятие по его адресу.
– Леди Сэйтон, – обратился Сэррей к вспыхнувшей девушке, – королева разрешила мне выразить вам свое почтение. Она знает, что старые воспоминания, связывающие меня с королевой Шотландии, так дороги для меня, что я имею право приблизиться к ее двору без всякого политического предлога. Может быть, с моей стороны не будет слишком большой смелостью надеяться, что и вы признаете во мне преданного слугу королевы, верно служившего ей с первого дня, когда я должен был предупредить побег, до того момента, когда имел несчастье настолько прогневать вас, что вы не пожелали узнать меня.
– Я очень рада, милорд, что вы даете мне возможность в первую же минуту нашего свидания загладить свою ошибку, – в глубоком смущении и с потупленным взором ответила Мария Сэйтон. – Во всех случаях, когда я выражала сомнение в вашей привязанности к королеве, мне приходилось краснеть за свое сомнение. Вы своей преданностью неоднократно доказали, как я была не права по отношению к вам. Я недавно тоже узнала, что мой брат своим поведением довел вас до дуэли, и извиняюсь, что осмеливалась делать вам упреки по его же милости. Поэтому мне доставило особенное удовольствие, что вы согласились воспользоваться его гостеприимством.
В прежнее время несколько приветливых слов Марии Сэйтон наполнили бы душу Роберта блаженством, теперь же извинение гордой девушки и в особенности напоминание о гостеприимстве произвели на него неприятное впечатление.
– Вы ошибаетесь, леди Сэйтон, – холодно возразил Сэррей, – это не я, а граф Лейстер, случайно встретившись с лэрдом Сэйтоном, принял его приглашение для себя лично и своих спутников. Я никогда не ожидал и не рассчитывал быть дружески принятым кем-нибудь из членов вашей семьи, тем более когда я узнал, до какой степени мне не доверяют в ней. Ваш брат, приняв нас, исполнил долг вежливости, и это делает ему честь; но он поставил очень определенные границы своему гостеприимству, настолько определенные, что ваша сестра совершенно игнорировала его гостей.
– Ах, теперь я понимаю, в чем дело! – воскликнула Мария, слегка краснея. – Так вот почему у вас был такой холодно-сдержанный вид, делавший вас вовсе не похожим на прежнего пажа из Инч-Магома! Вас обидело, что Георг протянул вам руку в перчатке и не открыл дверей домашнего очага. Но вы не правы, если обвиняете в этом меня. Георг совершенно не знает иностранцев и особенно не любит англичан, вот и вся разгадка его поведения. Ну а теперь постараемся понять друг друга, милорд; ведь мы не желаем серьезно ссориться и уже довольно много времени потратили на взаимные обвинения. Я первая протягиваю вам руку примирения. Королева нуждается в преданных друзьях более чем когда бы то ни было, а я охотнее всего прибегаю к тем, кто уже успел доказать Марии Стюарт свою преданность. Вместо постоянных пикировок сделаемся честными союзниками для защиты несчастной королевы от козней недругов, будь они в лице лэрда Мюррея или королевы английской.
Мария Сэйтон проговорила последние слова шепотом, но так горячо, что напомнила Роберту те дни, когда она была его идеалом. Он несколько помолчал, а затем произнес:
– Чем же я могу теперь быть полезным королеве? Раньше ей грозила серьезная опасность, и тогда я мог каким-нибудь смелым поступком доказать ей свою преданность. Теперь единственная неприятность, ожидающая королеву, – это заключение брака без любви. Такого рода жертвы неизбежны для высочайших особ, и против этого мы бессильны.
– Шотландская королева не принесет в жертву политическим целям личной свободы. Она никогда не заключит брака, имея в виду лишь интересы политики. Она колеблется в выборе только для того, чтобы выиграть время. Мария Стюарт так же отвергнет претендента английской королевы, как это сделала с другими. Само собой разумеется, что королева Елизавета никогда не простит ей этого. Лэрд Мюррей тоже станет заклятым врагом Марии Стюарт, если она выйдет замуж за какого-нибудь шотландского лэрда.
– Этого не может быть, ведь лэрд Мюррей – родной брат Марии Стюарт! – заметил Роберт.
– Это не помешает ему сделаться еще более опасным врагом для шотландской королевы, чем граф Арран был для Марии Лотарингской, – возразила Мария Сэйтон.
– Народ сумеет защитить свою королеву от мятежников!
– Народ? – переспросила Мария Сэйтон с горькой улыбкой. – Народ ненавидит королеву за то, что она не разделяет его веры и не подчиняется обычаям страны. Поверьте мне, бедная королева беззаботно танцует на вулкане, забывая, что он каждую минуту может поглотить ее. Если у нее имеются друзья, то только те, которых она приобрела раньше.
– Или которых покорила теперь своей красотой, – смеясь, прибавил Роберт, глядя на оживленное лицо Дарнлея, говорившего с королевой.
Кавалькада подъехала к воротам замка Сент-Эндрью, и разговор графа Сэррея с леди Сэйтон прекратился.
II
Маленький старый дворец был окружен стрелками конвоя ее величества. Здесь было так мало места, что трудно было себе представить, как разместится весь двор на таком ограниченном пространстве. Однако никто не роптал, так как Мария Стюарт хотела именно здесь прожить несколько недель в тишине и покое.
Роберту отвели комнату во дворце, и он очень скоро почувствовал, что каприз королевы видеть его в Сент-Эндрью был для него в достаточной мере тягостным. Очевидно, она хотела сблизить его с Марией Сэйтон, пригласив его разделить их уединение. Однако ни Сэррей, ни фрейлина королевы не искали дальнейших встреч. Любовь Роберта погасла, и Мария Сэйтон ясно почувствовала это. Шотландские лэрды вежливо относились к гостю королевы, но не выказывали ни малейшего поползновения сойтись с ним поближе. Таким образом, Роберт жил во дворце, как пленник.
Однажды Сэррей стоял у окна и наблюдал, как распаковывали вещи, привезенные для королевы из Эдинбурга. Вдруг он услышал чей-то радостный возглас, поспешил выйти во двор и заметил молодую девушку, очень похожую на Филли, но она тотчас же скрылась в комнатах дворца.
– Вы кого-нибудь ищете? – спросил Сэррея чей-то мелодичный голос с иностранным акцентом.
– Да, одну молодую девушку, которая только что была здесь! – ответил Роберт. – Я даже думаю, не приснилось ли мне это, так…
– Нет, не приснилось, милорд Сэррей, – прервал его иностранец. – Я подозреваю, что эта молодая девушка напомнила вам вашего пажа.
Роберт с удивлением взглянул на итальянца, Давида Риччио, который был трубадуром и секретарем королевы.
– Откуда вы знаете это? – смущенно спросил он.
– Я знаю достаточно, милорд, для того, чтобы удовлетворить ваше любопытство. Филли сделалась самым доверенным лицом леди Сэйтон с того самого времени, как паж превратился в девушку и королева приняла под свое покровительство любимицу Кастеляра.
– Да благословит ее Бог!.. Филли – самое честное, благородное существо! – воскликнул Роберт. – Много тяжелого пришлось пережить ей в своей жизни, и, к сожалению, ни мне, ни моим друзьям не удалось улучшить ее судьбу. Я знаю одного человека, которого страшно беспокоит участь Филли; когда я сообщу ему, что королева взяла ее под свое покровительство, Мария Стюарт приобретет нового верного друга.
– Вы, вероятно, говорите о Вальтере Брае? – заметил Риччио. – Как видите, я достаточно посвящен в ваши дела. Значит, вы знали, что Филли – девушка?
– Да, синьор, я догадался об этом, – ответил Сэррей, – но уверяю вас честью, что для меня не было существа чище и священнее, чем эта девушка.
– Я верю вам, милорд!.. Королева поражалась вашим благородством и осуждала леди Сэйтон, когда та выражала сомнение по этому поводу.
– Леди Сэйтон слишком часто выражает сомнения!
Риччио смотрел на Сэррея, как бы ожидая от него дальнейших признаний, но сам не решался предлагать вопросы. Показался лакей и пригласил Роберта к королеве.
– Синьор, – обратился Сэррей к итальянцу, прежде чем последовал за лакеем, – у меня к вам просьба. Вы доверенное лицо королевы, намекните ей, пожалуйста, при случае, что у меня есть в Англии дела, требующие моего возвращения.
– Мы еще поговорим об этом, – быстро произнес Риччио, – услуга за услугу.
– Тогда я вечером приду к вам! – пообещал Роберт и поднялся по лестнице в апартаменты королевы.
Мария Стюарт была одна.
– Мне кажется, вы скучаете здесь, милорд, – обратилась она к Сэррею. – Чтобы развлечь вас, я приготовила вам сюрприз. Мой придворный колдун превратил вашего пажа, которого вы оставили в Париже, в прелестную, но немую девушку. Желаете вы видеть Филли?
– Я жажду обнять ее, ваше величество. Мои друзья и я обязаны ей жизнью! – сказал Роберт.
– Ах, какое это было грустное время, милорд! – воскликнула королева. – Самый ужасный день в моей жизни был тот, когда я вырвала Филли из рук ее страшного врага. Но, прежде чем вы увидитесь со своим бывшим пажом, я хотела бы знать, что вы думаете о будущем Филли.
– В этом деле решающий голос может иметь лишь тот, кому Филли была отдана еще ребенком! – ответил Роберт. – Во всяком случае, ваше величество, Вальтер Брай будет счастлив, когда узнает, что Филли находится под вашим покровительством.
– А вы любите Филли? – спросила королева. – Глаза вашего пажа сияют, как звезды, когда он слышит ваше имя.
– Филли дорога мне, как дочь, ваше величество, как дитя моего лучшего друга! – воскликнул Роберт.
– Вы, верно, никогда не любили, милорд?
– Нет, ваше величество, я любил, когда был молод, но вместе с юностью увяла и любовь.
В эту минуту в комнату вошла Мария Сэйтон. Услышав последние слова Сэррея, она зарделась ярким румянцем, но Роберт не заметил этого, так как его внимание было обращено на Филли. Он широко открыл свои объятия, и девушка, рыдая, бросилась ему на шею.
В тот же день вечером Сэррей вошел в комнату Риччио. Итальянец, весело улыбаясь, встретил его у дверей и обратился к нему:
– Вот вам и не понадобилось мое ходатайство; королева предупреждает ваше желание и просит вас передать это приглашение графу Лейстеру.
– Его приглашают сюда? – удивился Сэррей.
– Да! – спокойно ответил итальянец.
– Королева отдает ему свою руку?
– Боже сохрани! – воскликнул итальянец, и его прекрасные глаза засверкали. – Мария Шотландская никогда не подчинится Елизавете Английской.
– Этого и не было бы, если бы она сделалась женой Лейстера, – возразил Сэррей. – Но если королева отвергает его предложение, зачем же она приглашает его сюда?
– Милорд, королева питает к вам неограниченное доверие, а все то, что я слышал о вас, так глубоко трогает меня, что я решаюсь просить вашей дружбы, несмотря на то, что я простой человек, а вы высокорожденный лорд.
– Синьор, я ценю в человеке не его происхождение, а благородство характера!
– Я знаю это и ввиду этого позволяю себе высказать вам свои самые затаенные мысли. Вы друг графа Лейстера и потому можете оказать нашей несчастной королеве – самой прекраснейшей женщине во всем мире – большую услугу. Королева любит своего двоюродного брата, милорд; сообщаю это вам как величайшую тайну, – предупредил Риччио.
– Графа Дарнлея? – спросил Сэррей.
– Да, и он из всех претендентов самый подходящий для королевы. Он один в состоянии защитить ее от грозящей ей опасности.
– Это кажется мне странным, – выразил сомнение Роберт. – Мой кузен не похож на воинственного героя.
– Этого и не потребуется! Важно то, что королева выйдет замуж за человека, не возбуждающего ничьей ненависти. Королева-католичка. Если она отдаст свою руку Дарнлею, все католики – все эти графы Этоли, Сэйтоны и сотни других – будут на ее стороне. Римский папа и все католические государства протянут ей руку помощи и будут оберегать ее трон. Мюррей и Лэтингтон хотели бы, чтобы она вышла за англичанина. Мюррей прекрасно знает, что возведение шотландского лэрда в титул мужа королевы грозит ему полным падением, и поэтому он поддерживает графа Лейстера. Между тем если граф Лейстер явится в роли представителя шотландского народа, он не вызовет никакого доверия ни у кого и королева погибнет вместе с ним, лишившись поддержки католиков.
– Я понимаю вас, – заметил Роберт, – но совершенно не знаю, чего вы желаете от меня!
– Королева боится Мюррея, – продолжал итальянец, – она знает, что ее брат убьет Дарнлея раньше, чем она выйдет за него замуж, если только Мюррей пронюхает правду. Для того чтобы обмануть его, она прибегает к вашей помощи и приглашает сюда графа Лейстера под видом жениха. Не судите ее строго за этот обман! Подумайте, какими сетями опутывают эту несчастную, но дивную женщину! От нее отнимают счастье жизни; для удовлетворения личных честолюбивых замыслов приносят в жертву ее свободу! Разберите поступок своего друга – лорда Дэдлея. Что им руководит – любовь или честолюбие, истинное чувство к королеве или желание угодить Елизавете? Разве он, сильный мужчина, недостоин того, чтобы его перехитрила слабая, беспомощная женщина? Ведь отказ Марии Стюарт заденет только его тщеславие, а вовсе не сердце. Если королева обманет Лейстера, то этот обман будет больше относиться к Елизавете, так как граф является лишь игрушкой в ее руках. Разве можно назвать преступлением желание обмануть коварство Елизаветы для того, чтобы спасти Марию Стюарт? О, вы не знаете этого ангела! – воскликнул Риччио, сверкая глазами. – Вы не знаете, сколько перестрадала эта чудная женщина, как страшно унижали и мучили ее! Я видел, как Кастеляр истекает кровью! Я знаю, что значит честь, и тем не менее ни минуты не остановился бы перед преступлением, если бы знал, что могу этим облегчить жизнь Марии Стюарт. Вы смотрите на меня с удивлением? Вы, вероятно, думаете, что я настолько безумен, что позволил себе влюбиться в королеву? Ну что же, может быть, это и так! Но тогда это безумие – мое счастье, моя гордость, мое блаженство! Да, я молюсь на Марию Стюарт, люблю ее, как несчастный смертный любит недосягаемое солнце. Я люблю ее со всей страстью, какую только может вместить в себя человеческое сердце, и в то же время интригую против графа Лейстера; я хочу, чтобы она была женой человека, которого любит. Понимаете ли вы такое чувство? Нет, вы этого не понимаете; вы холодны как лед, вас не трогают ни слезы леди Сэйтон, ни нежная улыбка Филли…
