Эрик Аксл Сунд
Бумажные души
Глава 4
Кварнхольмен
Стокгольм похож на тело на операционном столе. Если не надо приводить в порядок измученные конечности, удалять тромбы или родинки, значит, требуется или что-нибудь ампутировать, или что-нибудь пришить.
Полуостров, втиснутый между Сальтшёном и Свиндерсвикеном, за свою историю попадал под скальпель не один раз. Всего полвека назад он был островом; потом пролив заполнился грунтовыми массами, и остров превратился в полуостров. Согласно плану зонирования, через несколько лет, когда бетон взорвут, чтобы устроить канал, полуостров снова станет островом.
Району предстояла обширная пластическая операция. Вот почему участок, который полиция обнесла лентой заграждения, оказался окруженным стройплощадками.
Труп лежал там, где через несколько лет протянется канал: под мостом, на голом асфальте площадью в сто квадратных метров. Жанетт констатировала, что этого человека застрелили.
Часы показывали начало десятого, но над щебенкой еще дрожало знойное марево. Тень вертолета уплывала на север, по направлению к причалу Сальтшёна. Техники-криминалисты только что прибыли и теперь держали совет с полицейскими в форме.
Жанетт натянула на ботинки бахилы и встала у самой ленты заграждения, поодаль от остальных. В руке она держала телефон.
– Да, предмет, похожий на пистолет, – говорила она. – Свидетельница стояла на мосту и сняла преступника на видео, так что у нас есть его приметы. Мы со Шварцем на месте. Как только выяснится что-нибудь новое, я позвоню. – Жанетт закончила разговор и сунула телефон в карман.
В тени возле опоры моста стояла полицейская машина. Свидетельница – девушка в студенческой фуражке и белом платье – расположилась на заднем сиденье.
Девушка явно была пьяна, однако не растерялась и записала подозреваемого на телефон. Проходя по мосту, она услышала выстрел и остановилась у перил: в одной руке банка пива, в другой телефон. Не будь девица пьяной, она, может, и не решилась бы включить камеру, подумала Жанетт, возвращаясь к машине.
Запись оказалась отличного качества. На ней ясно был виден мужчина лет тридцати, среднего роста, полноватый, со светлой щетиной и бритой головой. Мешковатая белая рубаха, синие джинсы, обрезанные чуть выше колен, и грязно-серые кроссовки. Скорее всего, он еще не покинул Кварнхольмен, поскольку патрульные машины быстро перекрыли мост Свиндерсвиксбрун, а также проход между Финнбудой и этой низиной. Подозреваемый вооружен, по всей вероятности – на взводе и, судя по записи, пьяный или под наркотиками.
Жанетт утерла тыльной стороной руки потный лоб, размышляя, какие у убийцы могут быть возможности. “Если он не собирается застрелиться, – подумала она, – выбор у него невелик: или сдаться, или броситься в Сальтшён”.
* * *
Комиссар уголовной полиции Жанетт Чильберг следила за карьерой своего младшего коллеги Йимми Шварца с тех пор, как он был еще аспирантом. Она поддержала его, когда он, вчерашний выпускник полицейской академии, увидел свой первый труп; она похлопала его по плечу, когда он раскрыл свое первое дело. Когда Шварц возглавил следовательскую группу, Жанетт пригласила его выпить пива.
И вот Жанетт и Шварц быстро шагали вдоль Губной гармошки – старого офисного здания, обязанного своим прозвищем фасаду, плоскому, длинному, с окнами, походившими на отверстия упомянутого инструмента.
– Не Стокгольм, а Нью-Йорк какой-то. – Жанетт кивнула на старые промышленные кварталы, ныне переделанные в жилые. Высокие по шведским меркам дома располагались так близко друг к другу, что солнце не проникало на улицы. Время от времени до Жанетт доносился вой сирен, над головой трещал вертолет. Лопасти стригли солнечный свет, и по фасаду бежали тени.
Жанетт казалось, что она чует исходящий от Шварца запах адреналина. Или это ее собственный адреналин? У пота какой-то особенно резкий запах; Жанетт припомнила чье-то объяснение: это потому, что в крови вдруг становится много гормонов стресса. Они со Шварцем оба торчали на адреналине, но реагировали на него по-разному. У Шварца в такие минуты рот не закрывался, а сама Жанетт делалась молчаливой и сосредоточенной.
Годы службы в полиции закалили Шварца: теперь он выглядел образцом патрульного полицейского. Холодильник с лицом боксера. Характер у Шварца всегда был железный, и Жанетт спрашивала себя, не сказалось ли тут трудное детство на окраине города. Регулярные возлияния и драки сформировали внутреннюю суть Шварца, как служба в полиции сформировала его внешность. Но на щеке, на пару сантиметров под глазом, у него было небольшое родимое пятно, которое, если смотреть под определенным углом, походило на слезу.
– Вон там, – сказала Жанетт и ускорила шаг.
В конце улицы белела бетонная ограда. За оградой раскинулась стройплощадка, где, как доложил пилот вертолета, по всей вероятности, скрывался объект их охоты. В ограде были ворота из рабицы, а расстояние между ними и землей оставалось приличным, в него вполне мог протиснуться человек. На стройплощадке царила тишина; в воздухе над горами металлолома и строительной техникой висел слой пыли.
– Погоди-ка, – сказал Шварц и поднес рацию к губам.
Пока он переговаривался с пилотом, Жанетт быстро оглядела площадку за воротами. Стройка казалась бескрайней: нагромождение двухэтажных бараков, контейнеры со всевозможным строительным мусором, возле скелета будущего семиэтажного дома высится гигантский подъемный кран.
По лбу Шварца скатилась капля пота, потом еще одна.
– Значит, стройка еще дальше?
Рация затрещала.
– Да, – ответил пилот. – Нам сообщили, что работы не ведутся уже две недели, так что там никого нет. Но я попробую получить более четкие изображения с тепловизора и дополнительную информацию. Не отключайтесь…
Взглянув на Шварца, Жанетт поняла, что адреналиновый кайф выветривается и Шварц старается не растерять его остатки. Она сознавала, что Шварц совершил ошибку, что адреналиновый угар толкнул его на необдуманные действия, и Шварц ринулся в бой, не просчитав последствия.
Но все еще можно изменить. Жанетт записала Шварца на курс по психологии, который должен был начаться осенью, а еще настаивала, чтобы он снова занялся боксом. Она знала, что бокс – кратчайший путь к умению держать адреналин под контролем. В юности Шварц входил в первую пятерку Швеции в полусреднем весе, но в семнадцать лет все бросил, отчего эта дверь для него закрылась. Чтобы справиться с агрессией, Шварц начал играть на баяне. Сейчас, разменяв пятый десяток, он продолжал музицировать.
– Тепловизор зафиксировал движение в нескольких точках, – доложил пилот. – Чуть восточнее этой стройки есть небольшой огороженный участок. Им владеет строительная фирма “W&W Bygg”. Там сейчас не меньше десятка людей. Это бывшая вилла управляющего, раньше там располагался детский досуговый центр… Я пришлю вам ссылку на трансляцию с тепловизора.
Огибая бетонную ограду, Жанетт вызвала подкрепление. Две машины группы захвата уже прибыли на место, и Жанетт попросила бойцов приближаться как можно незаметнее.
Вскоре слева, у склона, показался дощатый забор – такой высокий, что заглянуть за него не представлялось возможным. К нему вела гравийная дорожка; когда они подошли к ограде, у Шварца звякнул телефон.
Стоя рядом с ним, Жанетт изучала изображения с тепловизора. Она усомнилась было, что в такую жару вообще можно зарегистрировать тело человеческого тела, но, почувствовав, что от Шварца только что пар не валит, передумала.
На изображении она насчитала одиннадцать человек.
– Можно влезть тебе на плечи? – спросила Жанетт, однако по голосу было ясно, что это не столько просьба, сколько приказ. Шварц нагнулся, Жанетт поставила ему на плечо одну ногу, потом вторую. Шварц крепко схватил ее за лодыжки, и Жанетт распрямилась.
– Что-нибудь видишь? – спросил Шварц, но Жанетт в ответ только шикнула.
Постояв у него на плечах пару минут, Жанетт шепотом попросила спустить ее на землю. В ту же минуту позади них показались машины спецгруппы.
Жанетт коротко пересказала десяти полицейским в “балаклавах”, что она увидела по ту сторону забора.
– Там метрах в тридцати – двухэтажный дом. Заброшенный, заросший.
Все двинулись к северной стороне забора. Когда они проходили мимо таблички, сообщавшей, что это частное владение и здесь установлены видеокамеры, послышался звук, от которого уровень адреналина у Жанетт снова подскочил.
По ту сторону забора плакал ребенок.
* * *
Пилоту вертолета не впервой было наблюдать события, разворачивавшиеся сейчас на земле. Один из светившихся оранжевым источников тепла быстро удалялся от главного здания к забору; внезапно камера зарегистрировала еще одну точку, до этого незаметную. Учитывая ее размер, речь могла идти о ребенке.
Пилот уменьшил масштаб и стал следить за передвижениями полицейских. Те разбились на четыре тройки и окружили ограду; подозреваемый снова побежал к дому, держа ребенка в руках. Теперь Чильберг предстоит решать, что делать дальше.
– Они все в доме. Ребенок находится в комнате в южном торце вместе с объектом.
* * *
Подростком Жанетт, чтобы чудесным образом успокоиться, могла съехать на велосипеде с Торнбергет в Ханинге, однако потом психолог объяснил ей, что за вожделенный всплеск адреналина она платит слишком высокую цену. Вовсе не обязательно расцарапывать руки в кровь; стоит поискать другие способы обрести душевный покой. Однако бег, силовые тренировки и скалолазание оказались и вполовину не так эффективны, и Жанетт снова вернулась на Торнбергет, в самую высокую точку Стокгольма и окрестностей – сто одиннадцать метров над уровнем моря.
С маунтинбайком на плече она поднималась на самую вершину и немного отдыхала у смотровой башни, после чего спокойно, методично спускалась на велосипеде по крутым съездам горы, понимая, что все дело в том, чтобы бояться – и в то же время быть хозяйкой своему страху.
И вот сорок лет спустя комиссар уголовной полиции Жанетт Чильберг стоит перед обветшалым двухэтажным домом, сжимая рукоять пистолета. Где-то на первом этаже находится мужчина, подозреваемый в совершении убийства; возможно, он вооружен, и с ним – маленький ребенок. На заборе возле двери был кодовый замок, и еще Жанетт насчитала три камеры видеонаблюдения.
Через открытую дверь сарая, в котором должны были храниться садовые инструменты, виднелась двухъярусная кровать, пара стульев и столик для пикника. Рядом с сараем стоял большой контейнер, метров шесть в длину и два с половиной в ширину; в нем помещалась такая же кровать, что и в сарае. На перевернутом ящике из-под пивных бутылок стоял ноутбук. В темных глубинах контейнера угадывалась какая-то куча. Запах старого платяного шкафа свидетельствовал о том, что это в основном одежда.
В центре связи подозреваемого идентифицировали как Рикарда Стрида, двадцати восьми лет, чей послужной список включал в себя множественные случаи рукоприкладства и преступлений, связанных с наркотиками.
Руководитель спецгруппы, стоявший рядом с Жанетт с мегафоном в руке, только что сообщил подозреваемому, что его местонахождение установлено и что полицейским известно, что с ним ребенок.
– Рикард Стрид… выходите первым. И без оружия. Потом пусть выходят остальные. Руки держать на виду. Спокойно и без резких движений.
Иные окна в доме были разбиты, иные зияли, а где-то стекло заменили прозрачным пластиком. Дом не подавал признаков жизни, чего нельзя было сказать о плюще. Жанетт показалось, что зеленые листья растут у нее на глазах, в такт с медленным, размеренным стуком в висках. Адреналиновый покой, сорок ударов сердца в минуту. Чтобы достичь этого состояния, Жанетт когда-то требовалось съехать с горы на велосипеде; секунды перестали нестись вскачь, теперь их можно было взять под контроль и проанализировать.
За занавешенным окном промелькнула тень.
– Выходят, – сказала Жанетт.
Через мгновение входная дверь распахнулась, и на старые каменные ступени осторожно вышла девочка лет трех. Девочка почти беззаботно тащила за собой плюшевого медведя. Казалось, ей не столько страшно, сколько интересно.
Жанетт ожидала увидеть запущенного ребенка, однако, по контрасту с окружавшим ее запустением, где все разрушалось, зарастало или вовсе было заброшено, девочка выглядела вполне благополучной; ярко-желтая пижама нигде не порвана, не испачкана. Девочка начала спускаться по ступенькам. Следом появился Рикард Стрид с поднятыми руками.
На белой рубашке темнели пятна пота, бритая голова блестела.
– Йонни застрелил не я, – забормотал он. – Пистолет там лежал, он вообще не мой… Это пистолет Йонни. – Он кивнул на девочку. – Ну, ее папы… Ее зовут Клара.
Иногда какие-то биохимические процессы в теле Жанетт говорили ей, что ситуация больше не опасна. Это чувство напоминало похмелье после вечеринки, которая кончилась, не успев начаться как следует: слабое разочарование легко перекрывалось благодарностью за то, что никто не слетел с катушек, и теперь нужно всего лишь прибраться.
Жанетт уже хотела было попросить кого-нибудь из полицейских постарше позаботиться о девочке, как вдруг Шварц, к ее величайшему изумлению, опередил ее. Он присел перед малышкой на корточки и взял ее за руку.
Пульс у Жанетт ускорился до обычных пятидесяти пяти в минуту, а тем временем те, кто скрывался в доме, один за другим выходили на каменное крыльцо. Рикарда Стрида препроводили в полицейский фургон: до получения ордера на арест его следовало отделить от прочих. Жанетт собиралась допросить Стрида позже.
Теперь, когда людей в доме не осталось, Жанетт разглядела, что все здесь находится в разных стадиях запустения. Все, кроме девочки в желтой пижаме.
Шварц тихо заговорил с малышкой; Жанетт не слышала, о чем именно, но девочка вела себя спокойно. Жанетт с трудом проглотила комок в горле. “Йонни”, – подумала она. Тот убитый под мостом. Отец Клары. Шварц, конечно, молодец, но надо доставить сюда профессионала. Сама она в разговорах с детьми была полным профаном.
Жанетт сообщила пилоту, что его задание завершено; слушая затихающий стук лопастей, доносившийся с неба, она оглядела задержанных. С десяток людей сидели на сухой, пожухлой от солнца траве, а один из полицейских обходил их, спрашивая имена и фамилии. Те не протестовали, только что-то тихо бормотали в знак согласия. Иные были гораздо моложе Жанетт, хотя годы прошлись по ним суровее. Семеро мужчин и три женщины. Сколько среди них граждан Швеции, еще предстоит выяснить, однако уже сейчас было ясно, что группа представляет собой коктейль из самых разных веществ. Это наркоманы, а не обычные сквоттеры и уж точно не рабочие-нелегалы.
Интересно, они платят аренду? Жанетт достала телефон и быстро погуглила “W&W Bygg”. Торговое предприятие, зарегистрированное в Салеме. Членов правления двое: Лейф и Маргарета Веттегрен.
– Здесь одиннадцать человек, одного не хватает, – заметил руководитель группы, походя к Жанетт. – Есть еще двенадцатый, он живет в старом трейлере у стены, под жестяной крышей.
– В трейлере?
Командир кивнул.
– Дверь заперта изнутри, нам никто не ответил. Пара моих ребят ждут отмашки, чтобы войти.
* * *
Небольшой трейлер семидесятых годов, скрытый высокими кустами, стоял под листом ржавой жести, прикрученным к фасаду дома. Жестяной лист, вероятно, защищал обитателя от дождя, потому что крыша трейлера была залатана досками и фанерой.
– Молодая девушка, ни на что не реагирует, – сообщил один из взломавших дверь полицейских. – Думаю, обезвоживание, – прибавил он, отмахиваясь от мухи.
Жанетт вошла в трейлер следом за двумя бойцами группы, бывшими еще и парамедиками: во время задержания они действовали как спецназовцы, а теперь выступали в другой роли. В полутьме в глубине трейлера лежала на койке спиной вверх женщина – совершенно голая, если не считать носков.
В трейлере было градусов на десять жарче, и парамедики первым делом отдернули шторы и открыли окно, чтобы впустить свет и свежий воздух.
Солнечный луч осветил тело на койке; под ребрами и лопатками легли тени. Койку покрывали темные пятна влаги – простыня словно впитала всю вытекшую из девушки жидкость.
– Пульс?
Оба парамедика склонились над девушкой. Жанетт отметила, что их голоса и движения стали мягче, не утратив при этом эффективности.
– Слабый пульс… Дышит?
– Еле-еле.
– Инъекция адреналина, – сдержанно скомандовал один из медиков. Он осторожно отвел черные волосы от лица девушки и большим и указательным пальцами открыл ей глаз.
Белок был мутно-желтого цвета.
Глава 5
Кварнхольмен
Время близилось к полуночи. Тускнеющий вечерний свет пыльными слоями разливался по столовой. Инспектор уголовной полиции Йимми Шварц и его непосредственный начальник, комиссар Жанетт Чильберг, сидели за столом напротив одного из жильцов, или как их там можно назвать. Задержанные утверждали, что ничего не видели и понятия не имеют, что произошло.
Но человек, сидевший перед Шварцем, похоже, был поразговорчивее остальных. Уроженец Стокгольма, тридцати девяти лет, старший из проживающих в доме. Звали его Йеппе; он был, по собственному признанию, бездомным и много лет сидел на метадоне, что отразилось на его внешности: Йеппе выглядел на пятьдесят пять и ни днем меньше.
Шварц никак не мог сосредоточиться. Мысли то и дело возвращались к Кларе – девочке, которая только что потеряла папу. В эту минуту служащая полиции, специалист-психолог, беседовала с девочкой в покосившемся домике на дереве. По словам женщины, девочке требовался покой – тогда она почувствует себя в безопасности.
“Глупость какая”, – подумал Шварц. Разговаривая с ним, Шварцем, девочка чувствовала себя вполне спокойно. Он нашел нужную тему для разговора – футбол; девочка сообщила, что ей нравится Роналдо. Шварц оспорил ее заявление, указав, что Мбаппе обошел Роналдо на полкорпуса и гораздо больше подходит на роль кумира; девочка улыбнулась и кивнула, соглашаясь с ним. И вот когда она спросила, что значит “обошел на полкорпуса”, а Шварц не знал, как ответить, ее и увели.
Девушку, обнаруженную в бессознательном состоянии, увезли в больницу. Если верить паспорту, найденному в сумочке, ее звали Беса Ундин. Недавно исполнилось восемнадцать, гражданка Швеции.
Жанетт посмотрела на Йеппе.
– Вы знаете Бесу?
– Ну, – ответил тот, – я бы так не сказал.
– Вам известно, как она познакомилась с убитым, Йонни Бундесоном?
Йеппе пожал плечами.
– Она здесь не жила, просто наведывалась в трейлер время от времени. Я слышал, она сбежала из какой-то клиники. Иногда сидела голая на пороге трейлера и курила. Его персональная шлюха.
Шварц отметил, что глаза у Жанетт мрачно блеснули.
– Итак, он платит ей за секс, – констатировала она, хотя это было излишне. – Наркотиками?
– None of my business[3].
Шварц и Жанетт уже знали, что на покойном Йонни Бундесоне пробы было негде ставить – из центра им прислали внушительное досье. Три года назад его арестовали за то, что он до смерти избил свою бывшую подружку, мать Клары, однако освободили из-за недостатка улик. “А теперь у Клары ни матери, ни отца”, – подумал Шварц.
– Йонни прожил здесь несколько месяцев, – говорил Йеппе. – Я знаю, что в мае ему исполнилось тридцать – в трейлере дым стоял коромыслом… Ну и, конечно, то, о чем писали в той старой газетенке.
– Какой газетенке?
– Которая лежит у него в трейлере. Он тогда от гордости чуть не лопнул, всем эту статью показывал. А правду там написали или нет – кто же знает.
Жанетт кивнула Шварцу:
– Сходи поищи газету.
Шварц поднялся и вышел. Идти было всего за угол дома, но он все равно почувствовал себя мальчиком на побегушках. Зря Жанетт погнала его за газетой. Подождала бы немного – он сам бы сходил.
В трейлере работала команда в комбинезонах. Руководила криминалистами женщина, уже давно служившая в полиции. Шварц поздоровался с ней и спросил про газету.
– Вон она. – Руководительница указала на столик, где были сложены улики в пакетах. – Газета двухлетней давности, и, как обычно бывает со старыми газетами, на ней полно отпечатков, так что перчатки можете не надевать.
На обратном пути Шварц полистал газету; добравшись до каменного крыльца он сел и стал читать.
Статья, посвященная Йонни Бундесону, заняла целый разворот, но состояла в основном из фотографий, что для вечерней газеты не удивительно. На некоторых снимках Бундесон с несчастным видом сидел, держа на коленях годовалую тогда Клару. С шведским идентификационным номером девочки вышли какие-то сложности, потому что ее покойная мать была гражданкой Польши, и когда Йонни явился за помощью в социальную службу, оказалось, что девочку попросту не учли.
Помимо печальных семейных обстоятельств, речь в статье шла о тяжелых условиях содержания в шведских тюрьмах, которые даже послужили объектом критики Amnesty; также автор статьи выражал сочувствие Бундесону, парню, который свернул на кривую дорожку, но теперь встал на путь исправления. Он больше не употребляет наркотиков и нашел в себе силы порвать с уголовным прошлым. В статье ни слова не говорилось о том, что Шварц совсем недавно прочитал в досье. Йонни Бундесон и не думал завязывать ни с дурью, ни с бухлом. Но автор статьи разливался дальше, повествуя о страданиях человека, несправедливо обвиненного в убийстве матери своего ребенка. Ведь у Йонни имелось алиби. О том, что Бундесона и раньше наказывали за избиения подружек, а также о том, что в одном случае он был на волосок от тюрьмы, статья умалчивала.
Шварц сложил газету и вернулся к Жанетт, которая продолжала беседовать с Йеппе. Жанетт сидела, расслабленно откинувшись на спинку стула.
– Ладно. Я поняла, что здешние обитатели заключили негласный договор заниматься своими делами и не лезть в чужие. Но о самом этом месте вы рассказать можете? Мы все равно о нем рано или поздно узнаем, так что вы могли бы сэкономить нам время. Кто они – “W&W Bygg”?
– Понятия не имею, – ответил Йеппе. – Но эта тетка и ее мужик являются дважды в день. Утром, до семи, когда стройка еще не гремит, и в семь вечера, когда работа на стройке заканчивается. Их зовут Лейф и Магган.
Шварц сел и подтолкнул газету к Жанетт. Та нашла статью и стала читать.
– Значит, Лейф и Магган были здесь три часа назад? – Шварц повернулся к Йеппе, и тот кивнул.
– Вечером они просто проверяют, как тут что, а утром накладывают еду вон в ту кастрюлю. – Йеппе указал на плиту в маленькой кухоньке. – На следующий день, если мы не доели, они наваливают новую порцию на остатки вчерашней. Каждый раз одно и то же месиво. Иногда Магган приносит несколько яблок.
Шварц заглянул в эту кастрюлю, когда они только вошли в столовую. Бурое содержимое походило на массу, которую выгребаешь, когда чистишь сток в душевой, но пахло не так уж противно. Чем-то сладким и слегка острым. Еще в вареве угадывалась прорва чеснока.
– Она утверждает, что в этой каше – все необходимые питательные вещества, что она полезная, но это ерунда. Просто повод выжать из нас еще несколько монет. – Йеппе замолчал и почесал руку. – Хотя вообще-то она классная. Ей можно платить пустыми банками, а однажды она закрыла глаза на то, что мне не хватило заплатить за койку.
Жанетт с шуршанием перевернула газетный лист.
– А сколько вы платите за возможность жить здесь?
Йеппе тускло улыбнулся.
– Смотря какой номер снимаешь… Сейчас – сотню в сутки за нижнюю койку в сарае. Система “все включено”. Никто ни с кем не скандалит, район в центре, но в то же время уединенный. Приватности гораздо больше, чем в каком-нибудь хостеле, не говоря уж о ночлежке.
– Мы насчитали тридцать кроватей, – сказала Жанетт. – А вас всего тринадцать, включая Йонни. Где остальные?
– Понятия не имею. Кто-то возвращается вечером, кто-то вообще не возвращается.
Шварц подвел итог увиденному в доме. Шесть спальных мест наверху, шесть на первом этаже, да еще два в подвале, из которых одно – в котельной. Вместе с сараем, контейнером и трейлером всего выходило семнадцать спальных мест в гостинице, гаже которой и представить нельзя. “W&W Bygg” – креативные ребята, заняли нишу, в которой у них нет конкурентов. Отель класса “ноль звезд”, подумал Шварц и стал ждать следующего шага Жанетт.
– Ясно. – Жанетт отложила газету. – Сюда можно водить проституток, здесь можно употреблять наркотики и радоваться жизни. Пока не достроена высотка по соседству, вы никому не мешаете.
Шварц перевел взгляд с Жанетт на Йеппе, который продолжал улыбаться.
– Вот именно, – подтвердил тот. – Я-то не покупаю девчонок, на метадон у меня рецепт, ничего крепче пива не пью. Живу здесь, потому что ничего лучше для себя не нашел… Хотя после вашего появления придется искать другое место.
Жанетт вырвала из блокнота листок, что-то написала и протянула листок Йеппе.
– Позвоните по этому номеру, скажите, что вам его дала Чильберг из стокгольмского управления полиции. Думаю, у них найдется для вас угол.
Вид у Йеппе стал не столько благодарный, сколько удивленный. Он взял листок, поскреб заросший щетиной подбородок и тихо пробормотал “спасибо”.
– Вы хорошо знали Рикарда Стрида? – спросила Жанетт, внимательно глядя Йеппе через плечо.
Во время допросов она иногда прибегала к такой технике – по возможности не смотреть на сидящего напротив нее человека. Опытный лжец умеет манипулировать: улыбка, жесты, язык тела. Но как у слепых развивается острый слух, так и ты со временем учишься различать нюансы и оттенки голоса.
Жанетт в таких случаях предпочитала смотреть не в другую сторону, а в блокнот.
– Я вам этого не говорил, – сказал Йеппе, – но Рикард и Йонни приторговывают оружием, травой и героином.
Жанетт изучала его мимику. Морщинки у рта, иногда подмигивает одним глазом, а другим – нет, часто улыбается без причины. Все вместе могло указывать на человека, склонного к вранью, но в случае Йеппе речь с большой вероятностью могла идти о застарелом алкоголизме и наркозависимости, а в улыбке угадывалась изрядная доля страха перед полицейскими.
– Когда вы в последний раз видели Рикарда и Йонни? – спросила Жанетт.
– В столовой… Около семи.
– Около семи? То есть сегодня вечером?
– Ну. Они о чем-то трепались, курили, пили водку. Я зашел, чтобы налить воды в канистру, и когда уходил, они все еще сидели.
Жанетт случалось слышать о таких, с позволения сказать, гостиницах. Теневые заведения, они существовали в самых разных формах; согласно внутренней записке, которую Жанетт не так давно просматривала, в Стокгольме и окрестностях таких мест не меньше сотни, причем несколько – в центре города. Специалист из компьютерного отдела бился сейчас над тем, чтобы найти владельцев. Жанетт надеялась, что они еще не успели удалить записи с камер видеонаблюдения.
– Спасибо, Йеппе. Думаю, мы закончили. Вы ведь позвоните, если еще что-нибудь вспомните?
Йеппе снова улыбнулся.
– У них черный внедорожник.
– У кого?
– У Лейфа и Магган.
* * *
Когда зеленый участок, окружавший виллу, носил название Волшебного сада – культурного проекта, похороненного несколько лет назад, – здесь наверняка было устроено с десяток домиков на дереве.
Последний из них, наводящая уныние развалюха два на два метра, имела красные стены и белые углы, как положено порядочному шведскому дому. К входу в покосившуюся конструкцию вела шаткая лесенка, а в самом домике спала, обняв плюшевого медведя, девочка в желтой пижаме. Женщина, которая разговаривала с Кларой – так называемая помощь в проведении допроса, – стояла под деревом, и вид у нее был обеспокоенный.
– Нужен временный опекун, – заговорила она, увидев Жанетт. – Я уже позвонила в социальную службу. Ее заберут, но где Клара будет ночевать сегодня? – Женщина покачала головой. – Из нее слова не вытянешь, к тому же девочка избегает физических контактов, только за медведя и держится. У нее может быть травма, или легкая форма аутизма, или и то, и другое. Я, к сожалению, пока не знаю. Прямо сейчас моя рекомендация – пусть поспит.
Избегает физических контактов? Жанетт вспомнилось, как Шварц взял Клару за руку, и девочка, похоже, не имела ничего против.
Жанетт взглянула в сторону дома. Шварц разговаривал с техниками, и она узнала высокую фигуру их руководительницы. В пластиковых комбинезонах, наверное, страшно жарко. На улице все еще градусов двадцать, а то и двадцать пять.
Возле забора, у открытой двери, стоял полицейский фургон; за тонированными стеклами сидел Рикард Стрид – скорее всего, раздраженный тем, что за два часа ожидания с ним так и не поговорили. Жанетт на всякий случай попросила парней прибавить мощности кондиционера – установить температурный режим “исландское лето”. По ее предположениям, Стрид теперь перестал потеть, так что пусть еще подождет.
– Что сказали эксперты? – спросила Жанетт, когда Шварц подошел к ней.
– Причина смерти – выстрел в лицо. Есть следы борьбы, а вокруг тела отпечатки подошв на гравии. Три разных пары.
– Три? Не две?
– Три, из которых две – кроссовки, кто-то попал ногой в лужу крови. Третья пара – стертые конверсы Йонни.
Картина произошедшего начинала проясняться. Если раньше перед Жанетт были разбросаны пятьсот элементов головоломки, из которых следовало сложить голубое небо, а еще из пятисот перемешанных элементов предстояло сложить такое же голубое море, то теперь она нашла элементы, из которых выстроилась линия горизонта. Осталось рассортировать все остальное.
Жанетт взглянула на коллегу.
– Шварц… Ты, по-моему, поладил с девочкой. Разбуди ее, спроси, почему папа сегодня так спешил уйти.
– А это разумно? Вон стоит специалистка по детям, караулит ее.
– Спроси ее, зачем папа играл со своим пистолетом.
Шварц кивнул, но по нему было видно, что подчиняется он без особой охоты. Жанетт иногда казалось, что он протестует или ставит приказы под сомнение исключительно ради самого протеста, из чистого упрямства. А упрямцы живут в иллюзии, что они люди свободомыслящие, идут против течения, хотя на самом деле ими управляют мысли и чувства других: упрямец всегда хочет думать наперекор. Совсем как Шварц.
Жанетт вздохнула. Вот и она, раздражаясь на Шварца, ведет себя по-детски. И оба отвлекаются от дела.
Жанетт набрала номер специалиста из компьютерного отдела, надеясь услышать от него новости про “W&W Bygg”. Кроме тех, что она уже прочитала на главной странице фирмы.
– Привет, – отозвался эксперт. – Я как раз печатаю заключение. Подожди немного.
Слушая, как он стучит по клавишам, Жанетт поглядывала в сторону домика на дереве. Вызванная для помощи в проведении допроса женщина, скрестив руки на груди, стояла рядом со Шварцем, который заглядывал в дверь. Клара проснулась и теперь терла глаза, не выпуская медведя из рук.
– Есть номер почтового ящика, – заговорил специалист. – Но адрес фирмы в Салеме будет поинтереснее. Это одноэтажный дом, которым владеют все те же супруги Лейф и Маргарета Веттергрен. – Он хохотнул. – А теперь держись… По этому адресу зарегистрированы еще четыре фирмы, с другими руководителями, а в базе данных транспортного управления – двадцать две легковые машины и шесть небольших грузовиков. И, что немаловажно, по тому же адресу проживают девяносто человек.
