Эндрю Мортон
Диана. The Crown

Преследование журналистов

Постепенно давление усиливалось, пресса пристально отслеживала каждый мой шаг. Я понимала, что это их работа, но люди не осознавали, что все время держали меня под пристальным наблюдением. Они сняли квартиру напротив, на Олд-Бромптон-роуд, там располагалась библиотека, окна которой выходили на мою спальню, что было некрасиво по отношению к девочкам. Я не могла отключить телефон: вдруг ночью кто-то из их семьи заболеет. Газетчики звонили мне в два часа ночи – они просто сочиняли очередную статью: «Могу ли я подтвердить это или опровергнуть?»

Однажды в Балморале я увидела представителей прессы, поэтому сказала Чарльзу: «Мне стоит отойти в сторону, потому что тебе не нужны осложнения». Поэтому я ушла. И шла долго-долго, до самого берега реки, пряталась за деревом добрых полчаса, пока Чарльз, очевидно, много жаловался и ловил рыбу. Вместо того чтобы светить лицом, я придумала взять пудреницу, чтобы взглянуть на них.

Я провалила первый экзамен по вождению, но сдала во второй раз. Я всегда следила за тем, чтобы успеть проскочить, когда на светофоре загорался красный, пока журналисты были вынуждены стоять. Иногда я ездила на велосипеде. Они везде преследовали меня. Мы говорим не о паре газетчиков – их было около тридцати. Бабушка сказала: «Может, возьмешь мою машину на выходные? Они продолжают следить за вашим метро». И я одолжила ее серебристый «гольф».

Однажды мне пришлось выбираться из Колхерн-Корта, чтобы поехать к нему [принцу Чарльзу] в Броудлендс. Поэтому мы сняли простыни с моей кровати, и я вылезла с чемоданом из окна кухни, которое выходило в переулок. Вот таким окружным путем.

Я всегда была вежливой, неизменно любезной. Никогда не была грубой, не повышала голос. Я рыдала, как ребенок, запертый в комнате. Я просто не могла с этим справиться. Я плакала, потому что ни Чарльз, ни пресс-служба дворца не поддерживали меня. Они лишь сказали: «Ты сама по себе». Тогда я подумала: «Ладно».

Принц Чарльз не поддерживал вовсе. Когда бы он ни звонил, он говорил: «Бедная Камилла Паркер-Боулз. Я звонил ей сегодня вечером, она жаловалась, что у замка Болехайд полно журналистов. Для нее это так непросто». Я никогда не жаловалась ему на прессу, просто не думала, что имею на это право. Я спросила: «Сколько там журналистов?». Он ответил: «По крайней мере четыре». Я подумала: «Боже, здесь их 34!» – и так и не сказала ему.

Я нашла в себе внутреннюю решимость выжить. Как бы то ни было, слава богу, было объявлено о помолвке и, прежде чем я поняла, что произошло, я была в Кларенс-хаусе^[21]. Там не было никого, чтобы встретить меня. Я словно заселялась в гостиницу. Позже все спрашивали: «Почему вы в Кларенс-хаусе?», и я говорила, что меня там ждали. А когда я покидала свою квартиру, неожиданно появился охранник. И мой охранник накануне помолвки сказал мне: «Я просто хочу, чтобы вы знали: это ваша последняя ночь свободы за всю оставшуюся жизнь, так что используйте ее по максимуму». Мне словно воткнули кинжал в сердце. «Боже», – подумала я, а затем хихикнула, как маленькая девочка.

Это было примерно за три дня до того, как мы отправились во дворец из Кларенс-хауса. Я помню, как в Кларенс-хаусе утром меня разбудила очень милая пожилая дама, которая принесла мне все документы о помолвке и положила их мне на кровать.

Свадьба с членом королевской семьи

Моя бабушка [Рут, покойная леди Фермой] всегда говорила мне: «Дорогая, ты должна понимать, что их чувство юмора и их образ жизни отличаются, и я не думаю, что это подойдет тебе».

Привлекательность того, чтобы стать принцессой

Видите ли, я сама вела достаточно роскошную жизнь. Я была леди Дианой Спенсер. Жила в большом доме, имела свои собственные деньги. Так что это не выглядело так, словно что-то изменится.

Выбор обручального кольца

Принесли кожаный чемоданчик под видом доставки перстня с печаткой для [принца] Эндрю на его 21-й день рождения, а вместе с ним и те сапфиры. Я имею в виду самородки! Полагаю, я выбрала их, каждый сделал свой вклад, а королева оплатила.

То самое черное платье

Я прекрасно помню свою первую помолвку. Это было волнующе. Я получила то черное платье от Эмануэль^[22] и подумала, что все в порядке, потому что девушки моего возраста носили такие платья. Я недооценила того, что меня считают леди при королевском дворе, хотя на тот момент у меня было лишь одно кольцо, а не два. Я помню, как зашла в кабинет будущего мужа, и он сказал: «Ты ведь не планируешь надеть это платье, не так ли?» И я ответила: «Планирую». И он сказал: «Оно черное! Только люди в трауре носят черное!» И я сказала: «Да, но я пока еще не часть вашей семьи».

Черный для меня всегда был самым элегантным цветом, который можно было выбрать в девятнадцать лет. Это было настоящее платье для взрослой девушки. Тогда я была достаточно пышногрудая, и всех это ужасно взволновало. В тот вечер я усвоила урок. Помню, как встретила принцессу Грейс, и насколько она была прекрасна и безмятежна, но я понимала, что она не так проста.

Это было чудовищное мероприятие. Я не знала, стоит ли первой проходить в двери. Не знала, держать мне сумочку в левой или правой руке. Я была ужасно напугана – тогда вокруг постоянно что-то происходило. Я помню тот вечер так отчетливо. Я была напугана почти до тошноты.

Помолвка

Это произошло в детской в Виндзоре. Я ужасно скучала по своим подругам, хотела вернуться обратно, сидеть и хихикать, как раньше, одалживать одежду и болтать о глупостях: просто оказаться снова в безопасности. И вот к вам прибывают король и королева Швеции, чтобы вручить свадебный подарок в виде четырех медных подсвечников, а в следующую минуту вы уже принимаете президента еще какой-нибудь страны. Меня словно толкнули в огонь, но должна сказать, воспитание позволило мне с этим справиться. Это не тот случай, как если бы меня выбрали, как «Мою прекрасную леди»^[23], и велели продолжать в том же духе. Я действительно знала, как поступать.

Знакомство с Камиллой

Я познакомилась с ней довольно рано. Я была представлена в обществе, но я была угрозой. Такая юная девушка, и уже угроза.

Впрочем, у нас были постоянные дискуссии о Камилле. Однажды я услышала, как он, разговаривая по портативному телефону в своей ванной, произнес: «Что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя». Позже я сказала ему, что услышала из-за двери, и мы ужасно поругались.

Когда я приехала в Кларенс-хаус, на моей кровати лежало письмо от Камиллы, датированное двумя днями раннее. В нем говорилось: «Какие потрясающие новости о помолвке. Давайте пообедаем в ближайшее время, когда принц Уэльский отправится в Австралию и Новую Зеландию. Он будет отсутствовать три недели. Я бы очень хотела увидеть кольцо. С огромной любовью, Камилла». И это было «Вау!» Так что я организовала обед. Мы пообедали и, учитывая, что я была очень юна, то ничего не знала о ревности, депрессии или о чем-то подобном. У меня была такая потрясающая жизнь: будучи воспитательницей в детском саду, ты ни от чего подобного не страдаешь, просто устаешь, и все. Вокруг нет никого, кто мог бы заставить тебя страдать. Итак, мы пообедали. И впрямь очень хитро… Она спросила: «Ты ведь не собираешься охотиться, не так ли?» Я сказала: «На чем?» Она сказала: «На лошади. Ты не собираешься охотиться, когда вы уедете жить в Хайгроув, не так ли?». Я ответила отрицательно, и тогда она сказала, что просто хотела узнать. И я думала, что это беспокойство было ее способом общения. Еще слишком юная, чтобы понять знаки, которые встречались на моем пути.

Так или иначе, кто-то из его служащих сказал мне, что мой муж сделал для нее браслет, который она носит по сей день. Это золотой браслет-цепочка с синим эмалевым диском, где переплетены буквы Г и Ф, Глэдис и Фред – их прозвища. Однажды я зашла в кабинет того человека и спросила: «О, а что в этой посылке?» Он ответил: «О, вам не стоит туда заглядывать». Я ответила: «Нет уж, я посмотрю». Я открыла, и там был браслет, тогда я сказала: «Я знаю, кому он предназначен». Я была опустошена. Это произошло примерно за две недели до нашей свадьбы. Служащий сказал: «Он собирался отдать это ей сегодня вечером». Такая ярость, гнев, злоба! «Почему он не может быть честным со мной?» Но нет, он [принц Чарльз] просто меня игнорировал. Словно он принял решение, и если оно не сработает, то не сработает. Он нашел девственницу, жертвенного агнца, и в некотором смысле был одержим мной. Но был и холод, и огонь между нами. Вы никогда не знаете, в каком он будет настроении: то вверх, то вниз, вверх и вниз.

Он забрал браслет в понедельник в обед, в среду мы поженились. Я подошла к его телохранителю, который вернулся в офис, и спросила: «Джон, где принц Чарльз?» А тот ответил: «О, он только что ушел на обед». Я сказала: «Почему ты здесь? Разве ты не должен быть с ним?» – «О, я заберу его позже».

Так я поднялась наверх, пообедала с сестрами, которые были там, и сказала: «Я не могу выйти за него замуж, не могу это сделать, в это просто невозможно поверить». Они были чудесны, сказали: «Ну не повезло, Дач^[24], но твое лицо уже на каждом чайном полотенце, так что слишком поздно, чтобы струсить». В общем, мы отнеслись к этому легкомысленно.

[О впечатлениях от Букингемского дворца] Я не могла поверить, как холодны все были, как мне тогда казалось, но в действительности происходило кое-что другое. Ложь и обман. Первое, что поразило меня, – то, что мой муж отправлял цветы Камилле Паркер-Боулз, когда у нее был менингит: «Для Глэдис от Фреда».

Я никогда не сталкивалась с подобным. Я просто сказала ему: «Ты всегда должен быть со мной честен». Например, во время медового месяца открываем ежедневники, чтобы обсудить и согласовать кое-какие вещи. Выпадают две фотографии Камиллы. Во время медового месяца у нас ужин white-tie^[25] с президентом Египта Садатом. Запонки на запястьях Чарльза – две переплетенные С, подобно «Шанель». Угадала с первого раза, знала наверняка: «Камилла их тебе подарила, не так ли?» Он сказал: «Да, что-то не так? Это подарок друга». И снова мы страшно поругались. Ревность, тотальная ревность – и такая хорошая идея для двух С, но в каком-то смысле это было не слишком разумно.

Здесь [во время планирования свадьбы] я была совершенно одна, потому что он уехал в тур в Австралию и Новую Зеландию, и, конечно, вы можете вспомнить фотографию, где я в красном пальто рыдаю, когда он идет к самолету. Это не имело ничего общего с его поездкой. Самая ужасная вещь произошла перед его отъездом. Мы беседовали в его кабинете, когда зазвонил телефон. Это была Камилла, как раз перед пятинедельной поездкой. Я подумала: «Стоит ли мне быть любезной или остаться сидеть здесь?» Я решила быть любезной, так что оставила их наедине. И это просто разбило мне сердце.

Имение Хайгроув

Он сказал, что хотел бы жить в окрестностях герцогства Корнуолл, но это всего в 11 милях от ее дома. Он выбрал дом, а я появилась позже. Впервые поехала туда после покупки. Он покрасил все стены в белый. Он хотел, чтобы я занялась ремонтом, хотя мы даже еще не были обручены. Я подумала, что это очень неприлично, но ему нравился мой вкус.

Публика Хайгроув

Публика Хайгроув появлялась на различных мероприятиях, например, в опере, позже и в ночном клубе Annabel’s. В окружение входили Джереми и Сью Филипс, Чарли и Патти Палмер-Томкинсон, Камилла и Эндрю Паркер-Боулз, Эмили и Хью ван Кутсем, Саймон и Аннабель Эллиот – сестра и зять Камиллы. Они были большими любителями болтовни. Были и те, кто не входил в этот круг.

Я начала думать: «Боже, они весьма странно разговаривают со мной». Я была обычной, в том смысле, что говорила то, что думала, потому что никто и никогда меня не затыкал. Они все подлизывались, буквально ноги ему целовали, и я подумала, что это так пагубно для человека, который и так получает все.

Теперь круг общения расширился. Приходили и другие люди, и они не столько представляли угрозу, сколько в самом деле были ужасно милы со мной. Мы прекрасно с ними поладили. Но те, что были с самого начала, слишком много болтали.

Эмили ван Кутсем была моей лучшей подругой. Она рассказала мне о Камилле. Она была очень убедительна, очень откровенна.

Обустройство двух новых домов

Дадли Поплак десять лет назад делал ремонт в доме моей матери и всегда был ее другом, поэтому я спросила: «Что ты о нем думаешь?» Она сказала: «Задействуй его, он великолепен и очень предан». Я выбрала стиль оформления и была готова обратиться к нему.

Выбор между собором Святого Павла и Вестминстерским аббатством

[Принц] Чарльз сказал, что в соборе Святого Павла люди смогут увидеть гораздо больше, и акустика здесь намного лучше. В семье на эту тему велись ожесточенные споры, которых раньше никогда не бывало. «Я так хочу», – сказал Чарльз. Немая сцена.

Свадебные подарки

Мы с Чарльзом отправились в «Дженерал Трейдинг Компани», модный сувенирный магазин, часто посещаемый представителями светского общества. Если вспомнить, это было забавное занятие. И многие организации предлагали нам различные вещи, и Дадли [Поплак] приехал посмотреть, были ли подарки практичными или мы могли их заменить на что-нибудь другое. Он был великолепен.

Свадьба

Невероятное предвкушение. Счастье, потому что публика поддерживает тебя, – не думаю, что я была счастлива. Свадьба в среду, а в понедельник мы отправляемся в собор Святого Павла на последнюю репетицию, и в тот момент, когда на полную мощность включились прожекторы, и появилось ощущение, каким будет тот день. И я выплакала все глаза. Абсолютно сломленная, и сломленная по разным причинам. Проблема с Камиллой не выходила из головы на протяжении всей нашей помолвки, и в этой ситуации я отчаянно пыталась быть зрелой, но у меня не было никакой опоры, и я не могла ни с кем об этом поговорить.

Помню, мой супруг очень устал – мы оба были совершенно вымотаны. Великий день. Накануне вечером он прислал мне в Кларенс-хаус очень красивое кольцо с печаткой с перьями принца Уэльского^[26] и милой открыткой, в которой говорилось: «Я так горжусь тобой, и завтра, когда ты придешь, я буду у алтаря ради тебя. Просто посмотри им в глаза и срази наповал».

Накануне ночью у меня случился очень сильный приступ булимии. Я ела все, что только могла найти, что позабавило мою сестру Джейн, она была со мной в Кларенс-хаусе, и никто не понимал, что происходит. Все держалось в строжайшем секрете. Той ночью я была в ужасном состоянии. Такой вот результат происходящих событий.

Следующим утром, когда мы проснулись в Кларенс-хаусе, я была очень спокойна. Должно быть, я проснулась около пяти утра. Забавно, что мне отвели спальню с видом на Мэлл^[27], это значило, что выспаться мне не удастся. Я была очень, очень спокойна, до ужаса спокойна. Я чувствовала себя агнцем на заклание. Я понимала это и ничего не могла поделать. Моя последняя ночь свободы с Джейн в Кларенс-хаусе.

Отец был так взволнован, он по-дурацки взмахивал руками. Мы проезжали мимо церкви St. Martin-in-the-Fields, а он решил, что мы уже находимся у собора Святого Павла^[28]. Он был готов сойти. Просто чудесно.

В церкви я искала ее [Камиллу], когда шла между рядами. Конечно, я знала, что она будет там. Я искала ее. Так или иначе, я дошла до конца. Я думала, что вся эта история с женитьбой – просто истерика, в том смысле, что это так по-взрослому, а тут Диана – воспитательница детского сада. Так нелепо!

Я много плакала в понедельник, когда мы репетировали, потому что напряжение внезапно подкосило меня. Но к среде все было в порядке, я должна была пройти с отцом к алтарю, и это то, на чем я сосредоточилась, и помню, как ужасно переживала о реверансе королеве. Я помню, как была настолько влюблена в своего мужа, что не могла оторвать от него глаз. Я всерьез полагала, что была самой везучей девушкой во всем мире. Он должен был позаботиться обо мне. Что же, ошиблась ли я в своем предположении?

Так, проходя вдоль рядов, я заметила Камиллу, ее светло-серую шляпку-таблетку с вуалью, увидела ее сына Тома, стоящего на скамье. Знаете, и по сей день все прекрасно помню. Ну вот и все, давайте покончим с этим. Выйти из собора Святого Павла было просто восхитительно, все восторженно кричали, все были счастливы, потому что думали, что счастливы мы, но в моем сознании стоял большой знак вопроса. Я осознала, что взяла на себя грандиозную роль, но не имела ни малейшего понятия, что мне с этим делать.

Вернувшись в Букингемский дворец, сделали все фотографии, никаких объятий, ничего. По сути, я слонялась вокруг вместе с подружками невесты и пажами и пыталась найти свое место, вцепившись в свой длинный шлейф. Выйдя на балкон, мы были ошеломлены тем, что увидели, так гудела толпа: все эти тысячи и тысячи людей счастливы. Это было просто восхитительно. Сидела рядом с ним во время свадебного завтрака, который был обедом. Никто не разговаривал друг с другом – настолько мы были разбиты. Я была ужасно вымотана всем этим.

Моя мама ужасно подвела меня на свадьбе. Она все время плакала, была такой храброй и говорила, что не может справиться с давлением. Я была склонна думать, что я была единственной, кто был под давлением, потому что была невестой. Поэтому я не разговаривала с ней после этого три или четыре года. Она сводила меня с ума, когда я была обручена – снова и снова. Это я была сильной, а она все время рыдала. Гордон Хаником^[29] постоянно звонил ей по поводу книги о королевской свадьбе. Моя мама была очень привлекательной и любила шумиху. Но ее ранило, когда я не вовлекла ее в подготовку к свадьбе, поэтому ей выписали валиум (Valium)^[30]. С тех пор она продолжает его принимать.

Медовый месяц

Я никогда не пыталась отменить его в том смысле, чтобы всерьез задуматься об этом, но самый худший момент был, когда мы добрались до Броудлендса. Знаете, я думала, там просто мрачно. Внутри теплилась огромная надежда, которая скончалась ко второму дню. Приехали в Броудлендс. На второй вечер вышли романы ван дер Поста, которые он еще не читал^[31]. Семь книг прислали в наш медовый месяц. Он их читал, и нам приходилось анализировать их каждый день за обедом. Каждый вечер нам приходилось развлекать высший свет на палубе «Британии», поэтому у нас никогда не было времени побыть наедине. Оказалось, что принять это очень сложно. К тому моменту булимия была ужасающей, абсолютно кошмарной. Она нападала на меня на яхте четыре раза в день. Все, что я могла найти, я проглатывала, чтобы через две минуты меня тошнило – все это очень выматывало. Так что, разумеется, это слегка повлияло на мои перепады настроения, в том смысле, что в одну минуту можно быть счастливой, а в другую – безутешно разрыдаться. Помню, как выплакала все глаза в наш медовый месяц. Я так устала по совершенно неправильным причинам.

Мы все это пережили. После прямо с яхты отправились в Балморал; все ожидали там, чтобы поприветствовать нас, и тут пришло осознание. Мне снились ужасные сны. По ночам мне снилась Камилла. Чарльз просил Лоренса ван дер Поста прийти и помочь мне. Лоренс не понимал меня. Все замечали, что я худела и худела, и мне становилось все хуже и хуже. В сущности, они думали, что я смогу адаптироваться к роли принцессы Уэльской в одночасье. Как бы то ни было, подарком судьбы стал Уильям, зачатый в октябре. Невероятная новость заняла все мои мысли.

Стала совершенно одержима Камиллой. Я не доверяла ему, думала, что он звонит ей каждые пять минут и спрашивает, как уладить его брак. Все, кто приезжал погостить в Балморал, все время пялились на меня, обращались со мной как со стеклянной. Что же касается меня, то я была Дианой с единственной разницей в том, что теперь люди называли меня «мэм», «Ваше Королевское Высочество» и приседали в реверансах. Это было единственное отличие, но я относилась к каждому точно так же и прежде.

Чарльз во время всего нашего медового месяца хотел подолгу гулять вокруг Балморала. Его представление о наслаждении было – вы будете смеяться – сидеть на вершине самого высокого холма в Балморале. Там красиво. Я прекрасно понимаю; он читал мне Лоренса ван дер Поста или Юнга, и учтите, что я не имела ни малейшего понятия о психической энергии или о чем-то подобном, но я знала – что-то во мне еще не проснулось, и я не думала, что это поможет! Так или иначе, мы читали, я вышивала, а он был непередаваемо счастлив, и до тех пор пока он был счастлив, все было в порядке.

Он испытывал трепет перед своей матерью, боялся своего отца, и я всегда была третьим человеком в комнате. Никогда не звучало: «Дорогая, не хочешь ли ты пить?» Всегда было: «Мама, хотите ли пить?», «Бабушка, хотите ли пить?», «Диана, хочешь ли пить?» Хорошо, без проблем. Но мне должны были сказать, что это нормально, потому что я всегда полагала, что сначала жена – что за глупая мысль!

Я ужасно, ужасно похудела. Люди говорили: «У тебя кости видны». Так наступил октябрь, мы оставались там [в Балморале] с августа по октябрь. К октябрю я была в очень плохом состоянии. Я была так подавлена, что пыталась резать свои запястья бритвенными лезвиями. Постоянно лил и лил дождь, и я рано уехала из Балморала, чтобы обратиться за медицинской помощью, не потому что я ненавидела Балморал, а потому что мне было настолько плохо. Во всяком случае, я приехала сюда [в Лондон]. Все специалисты и психиатры, о которых можно только мечтать, усердно пытались разобраться со мной. Назначили мне валиум в больших дозах и еще все, что возможно. Но Диана, которая все еще была там, решила, что сейчас подходящее время; терпение и адаптация – вот и все, что требовалось. Я говорила им, что мне нужно. Они говорили: «Таблетки!» Это должно было их осчастливить – они могли ложиться в кровать и спать по ночам, зная, что принцесса Уэльская никого не заколет ножом.

В те дни моим самым великим наслаждением было то, что мне посчастливилось зачать ребенка. Вышла замуж в июле, а к октябрю я уже была беременна Уильямом.