Эндрю Мортон
Диана. The Crown
* * *
© Andrew Morton, 2017
© Michael O’Mara Books Limited 1997, 2017
© Мадина Абдуллабекова, перевод, 2021
© ООО «Издательство АСТ», 2022
Благодарности
Эту биографию можно считать уникальной хотя бы потому, что история, рассказанная на этих страницах, никогда бы не появилась, если бы не полное и всеобъемлющее сотрудничество Дианы, покойной принцессы Уэльской. Эта история основана на длительных, зафиксированных на пленку интервью с Дианой, которые были дополнены рассказами ее семьи и друзей. Как и Диана, они говорили честно и откровенно, несмотря на то, что это могло означать отказ от укоренившихся привычек к осмотрительности и преданности, неизменно порождаемых близостью к королевской семье. И поэтому моя благодарность им за сотрудничество еще более сильная и искренняя.
Также я очень благодарен брату принцессы Уэльской Чарльзу, 9-му графу Спенсеру, за его рассказы и воспоминания о сестре, в особенности о ее детстве и юности.
Также я признателен баронессе Фалкендер, Кэролайн Бартоломью, Сью Бичи, доктору Джеймсу Колтерсту, Джеймсу Гилби, Малкольму Гроувсу, Люсинде Крейг Харви, Питеру и Нилу Хиклингам, Феликсу Лайлу, Майклу Нэшу, Делиссе Нидхэм, Адаму Расселу, Рори Скотту, Анджеле Сероте, которая в настоящее время является баронессой Бернштейн из Крэйгвейла, Мюриэл Стивенс, Уне Тоффало и Стивену Твиггу.
Выражаю признательность профессору Джону Тейлору и доктору Франку Прочаске за их идеи и размышления на тему наследия монархии и ее будущего.
Есть и те, чье положение в обществе не позволяет мне публично признать их помощь. Но их неустанные консультации поистине бесценны.
Благодарю моего издателя Майкла О’Мару за его наставления и поддержку на этом сложном пути от идеи и до самого конца, результатом которого стало большое количество изданий, рассказывающих о трагически-неизбежном пути Дианы.
Признательность за фотографии
В марте 1992 года отец принцессы Уэльской Джон Спенсер, 8-й граф Спенсер, незадолго до своей кончины любезно предоставил доступ к личным семейным фотоальбомам. Многие фотографии, представленные в этой книге, как раз из этих альбомов. Выражаю глубокую признательность за этот щедрый вклад.
Источники всех остальных фотографий представлены в сопроводительной надписи.
Предисловие
Сложно поверить в эту историю даже спустя 25 лет. Голливудские продюсеры пренебрегли бы ею, будь она сюжетом для фильма, за неправдоподобность: красивая, но несчастная принцесса, неизвестный писатель, дилетант-посредник и книга, которая изменила бы жизнь принцессы навсегда.
В 1991 году принцессе Диане исполнилось 30 лет. Всю свою сознательную взрослую жизнь она была в центре всеобщего внимания. В 1981 году архиепископ Кентерберийский описал брак Дианы с принцем Чарльзом как «сказку». В народном воображении принц и принцесса, благословленные двумя маленькими сыновьями, принцами Уильямом и Гарри, были образцовым лицом Дома Виндзоров.
Сама идея о том, что их десятилетний брак находится на грани катастрофы, казалась немыслимой – даже для печально известной своим воображением бульварной прессы. Издание «Сандей Миррор», описывая их совместную поездку в Бразилию, совершенную в том же году, охарактеризовало пару как «единый фронт против всего мира», подчеркивая, что их близость вызывала «мурашки восхищения» среди многочисленных представителей средств массовой информации.
Вскоре после этого мне пришлось узнать чистую правду. Неожиданным было и место этого необычайного разоблачения: это было простое кафе, где обедали рабочие, в малоизвестном пригороде Лондона Райслипе. В то время как клиенты жадно поедали яичницу с беконом и запеченные бобы, я надел наушники, включил потрепанный диктофон и с нарастающим изумлением слушал неповторимый голос Дианы, которая изливала в стремительном потоке сознания свою печальную историю. Это было похоже на визит в другую вселенную, где принцесса рассказывает о том, как она несчастна, об ощущении предательства, о своих попытках самоубийства и двух вещах, о которых я раньше никогда не слышал: нервной булимии (расстройстве пищевого поведения) и женщине по имени Камилла.
Я вышел из кафе в растерянности, едва способный поверить в то, что услышал. Словно бы меня приняли в тайный клуб, который охраняет секрет. Страшный секрет. В тот вечер по пути домой я держался как можно дальше от края платформы в метро, пока мое подсознание окутывала та же паранойя, которую я испытал после просмотра фильма «Вся президентская рать»[1], рассказывающего о президенте Никсоне, проникновении в отель «Уотергейт» и последующем расследовании Вудворда и Бернстайна.
Вот уже почти десять лет я писал о королевской семье и был частью медийного цирка, который вел хронику их деятельности во время поездок по всему миру. Как говорили члены так называемой «королевской крысиной стайки»[2], эти поездки были самым веселым из того, что можно сделать одетым. Множество раз я встречался с принцем Чарльзом и принцессой Дианой на приемах для прессы, которые проводились в начале каждого тура. Разговоры с принцессой были легкими, яркими и банальными: обычно речь заходила о моих пестрых галстуках.
Однако жизнь королевского репортера не была одним сплошным развлечением. За кулисами королевского театра скрывалась масса упорной работы, налаживания контактов в стенах Букингемского и Кенсингтонского дворцов, где принц и принцесса Уэльские занимали апартаменты восемь и девять, с целью выяснить, как выглядит королевская жизнь без прикрас Имея опыт написания книг о различных дворцах, богатстве королевской семьи и биографии герцогини Йоркской, а также и других работ, я был достаточно хорошо знаком с королевскими друзьями и придворными и полагал, что прекрасно понимаю, что происходит за коваными железными королевскими воротами. К такому я был не готов.
Мое приобщение к истине произошло только благодаря человеку, ответственному за запись на этом диктофоне. Впервые я встретился с доктором Джеймсом Колтерстом в центре Лондона, в октябре 1986 года, во время обычного королевского визита: он сопровождал Диану после того, как она торжественно открыла новый компьютерный томограф в рентгенологическом отделении в больнице Святого Томаса[3]. Позже, за чаем с печеньем, я расспросил его о визите Дианы. Вскоре выяснилось, что Колтерст, выпускник Итонского колледжа и сын баронета, семья которого более века владеет замком Бларни в Ирландии, знает принцессу уже много лет.
Я решил, что это может быть полезным знакомством. Мы подружились, сыграв в сквош на кортах Святого Томаса, прежде чем отправиться на обед в итальянский ресторан, расположенный неподалеку. Болтливый, но рассеянный Джеймс был очень рад поговорить о чем-нибудь, кроме принцессы. Безусловно, он был знаком с ней достаточно хорошо, чтобы навещать ее, когда она еще была незамужней девушкой, жившей со своими подругами в Колхерн-Корте в Кенсингтоне, и слушать, как она вздыхала по принцу Чарльзу. Они с компанией друзей даже как-то съездили во Францию покататься на лыжах. Когда она возвысилась до статуса принцессы Уэльской, вся свойственная ей легкая фамильярность была утеряна. Диана все так же с нежностью говорила о своем Колхерн-Корте, но уже в прошедшем времени.
Колтерст и принцесса возобновили свою дружбу только после ее визита в больницу Святого Томаса и теперь время от времени встречались за обедом. Со временем и его приняли в тайный клуб, позволявший заглянуть в реальную жизнь, которая выпала на долю принцессы, и это уже была не сказка. Было совершенно ясно, что ее брак потерпел неудачу, как и то, что у ее мужа был роман с Камиллой Паркер-Боулз, женой его армейского друга Эндрю, который имел любопытный титул при королевском дворе: Silver Stick in Waiting[4]. Миссис Паркер-Боулз, жившая неподалеку от Хайгроув, загородного имения Уэльских, была так близка с принцем, что постоянно устраивала обеды и другие мероприятия для его друзей в его имении в Глостершире.
Хотя Колтерст и чувствовал, что ему доверили тайну, он был не единственным. От телохранителя, сопровождавшего принца во время его ночных визитов в дом Камиллы в Мидлвик-хаус, до дворецкого и шеф-повара, которым было приказано готовить и подавать ужин, к которому, как им было известно, он не притронется, так как отправился на встречу с любовницей. И до камердинера, который отмечал программы в телегиде «Радио Таймс», чтобы создать впечатление, словно принц провел спокойный тихий вечер дома. Все, кто работал на принца и принцессу, были вовлечены в обман, пусть и зачастую против своей воли. Камердинер принца Кен Стронах страдал от этой ежедневной лжи, их пресс-секретарь Дики Арбитер, по его словам, оказался в «невыносимом положении», поддерживая во всем мире иллюзию счастливой семьи, закрывая глаза на личную дистанцию между ними.
В июне 1990 года, когда принц Чарльз сломал руку во время игры в поло и был доставлен в больницу Сайренсестер, его подчиненные внимательно слушали полицейские радиосводки, которые сообщали о перемещениях принцессы Уэльской по пути из Лондона в больницу. Они прекрасно понимали, что до прибытия Дианы им необходимо вывести первого посетителя принца – Камиллу Паркер-Боулз.
Все, кто был посвящен в эту тайну, понимали, что кипящий котел обмана, уловок и двуличия рано или поздно выплеснется. Каждый день они спрашивали себя, как долго может продолжаться заговор с целью обмана будущей королевы. Возможно, бесконечно. Или до тех пор, пока принцесса не будет сведена с ума теми, кому она доверяла, кем она восхищалась, кто вновь и вновь говорил ей, что Камилла – всего лишь подруга. Все полагали, что ее подозрения были неуместны, всего лишь воображение «глупышки», как говорила королева-мать своему окружению.
Спустя много лет, в своем знаменитом телеинтервью в программе BBC Panorama Диана объясняла: «Друзья моего мужа указывали на то, что я вновь нестабильна, больна и меня стоит поместить в какое-нибудь заведение, чтобы мне стало лучше. Я была почти что позором для них».
Подозрения Дианы были не только далеки от бреда сумасшедшей, но и полностью оправдались, и болезненное осознание того, что ее повсеместно обманывал не только ее муж, но и все те, кто принадлежал к королевской свите, привело к абсолютному и вполне объяснимому недоверию и презрению ко всему истеблишменту. Это была позиция, которая определила ее поведение на всю оставшуюся жизнь.
Пока Колтерст увлеченно поедал свою котлету по-киевски, он наблюдал за тем, как Диана играла с увядшими листьями салата и со смесью ярости и печали рассказывала о своем все более невыносимом положении. Она пришла к пониманию того, что, если она не предпримет радикальных действий, то будет пожизненно заперта в оковах безысходности и лжи. Ее первой мыслью было собрать чемоданы и сбежать в Австралию вместе со своими малышами. Подобная мысль была отголоском поведения ее собственной матери Фрэнсис Шанд Кидд, которая после болезненного развода с отцом Дианы, графом Спенсером, жила практически затворницей на мрачном острове Сейл на северо-западе Шотландии.
Однако такая позиция была лишь бравадой и ничего не решала. Главным вопросом было: как дать понять публике ее точку зрения на эту историю, пока будут распутываться юридические, эмоциональные и конституционные узлы, которые держали ее привязанной к монархии. Это было действительно затруднительное положение. Если бы она просто собрала свои вещи и уехала, общественность и СМИ, которые твердо верили в сказку, сочли бы ее поведение неразумным, истеричным и в крайней степени неподобающим. Казалось бы, она сделала все, что было в ее силах, чтобы решить эту проблему. Она говорила с Чарльзом и была проигнорирована. Затем говорила с королевой, но тоже натолкнулась на глухую стену.
Мало того, что она считала себя пленницей, запертой в горьком, несостоявшемся браке, но также ощущала на себе оковы совершенно нереалистичных публичных представлений о своей королевской жизни, а еще антипатию королевской элиты, которой, по ее словам, правили «серые кардиналы». Она чувствовала себя бесправной не только как женщина, но и как человек. Внутри дворца к ней относились с любезной снисходительностью и видели в ней только изысканное украшение для своего титулованного мужа. «А пока Ее Королевское Высочество продолжит выполнять лишь небольшую часть своих обязанностей, но будет выполнять их наилучшим образом», – прокомментировал ее личный секретарь на встрече, которая была посвящена обсуждению будущих обязательств.
Помните, это была та самая женщина, которая в 1987 году сделала больше, чем кто-либо другой, для избавления от клейма, связанного со смертельным вирусом СПИДа, пожав руку неизлечимо больному пациенту в лондонской больнице Мидлсекс. Диана видела себя в гуманитарной деятельности, хотя она и не могла это выразить в полной мере, и это выходило за рамки унылого круга традиционных королевских обязательств.
Стоило ей только выглянуть из своей одинокой тюрьмы, не проходило и дня, как раздавался звук очередной захлопывающейся двери или скрежет очередного запертого замка, в то время как придуманная сказка все больше приукрашивалась в сознании общественности. «Она чувствовала, как над ней закрывается крышка, – позже вспоминал Колтерст. – В отличие от других женщин, у нее не было той свободы, чтобы уехать вместе с детьми».
Подобно узнице, осужденной за преступление, которого не совершала, Диана отчаянно нуждалась в том, чтобы рассказать миру правду о своей жизни, о страданиях, которые она испытывала, и о своих амбициях. Ее чувство несправедливости было абсолютным. Проще говоря, она хотела свободы высказывать свое мнение, возможности рассказать людям всю историю своей жизни и, исходя из этого, позволить им судить ее.
По какой-то причине Диана чувствовала, что, если у нее будет возможность изложить свою историю людям, своему народу, те действительно смогут понять ее, пока не стало слишком поздно. «Пусть они будут моими судьями», – сказала она, будучи уверенной, что публика не будет критиковать принцессу так же безжалостно, как это делала королевская семья или СМИ. Тем не менее желание рассказать свою правду сопровождалось мучительным страхом, что в любой момент ее враги из дворца могут счесть ее душевнобольной и упрятать под замок. И это не было безосновательным страхом: когда в 1995 году интервью Дианы показали в программе BBC Panorama, Николас Соумс, на тот момент действующий министр вооруженных сил, близкий друг принца Чарльза и в прошлом его конюший, назвал ее поведение «паранойей в острой фазе».
Постепенно Диана и ее ближайшее окружение осознали, что до тех пор, пока история ее жизни не будет рассказана, общественность никогда не осознает и не поймет мотивов, которые побудили принцессу к тем действиям, решение о которых она приняла. Она обдумывала несколько вариантов: от заказа серии газетных статей до создания телевизионного документального фильма и публикации своей биографии. Диана знала, что хочет сказать; она изо всех сил пыталась найти посредника, через которого она сможет это сделать.
Как она тогда могла тайно передать свое послание внешнему миру? Анализируя социальный ландшафт Британии, она увидела, что у ее истории существует всего лишь несколько выходов. Виндзоры – самая влиятельная семья в стране, ее щупальца плотно обвивают тех, кто принимает решения на телевидении и в прессе. Авторитетные СМИ, такие как BBC, ITV, и так называемые солидные издания подверглись бы всеобщей критике, если бы Диана дала понять, что хочет, чтобы они опубликовали правду о ее положении. Опять-таки, если бы ее история появилась в бульварной прессе, высшее общество опровергло бы ее, назвав преувеличенным вздором.
Что же делать? В небольшом кругу ее близких друзей переживали по поводу душевного состояния Дианы, некоторые опасались за безопасность принцессы. Было известно, что в прошлом она предпринимала несколько нерешительных попыток самоубийства, и по мере нарастания ее отчаяния друзья искренне беспокоились, что она может свести счеты с жизнью. Переживания смягчала лишь уверенность, что в конечном итоге любовь к своим детям никогда не приведет ее на этот путь.
Тогда она знала, что я изучаю ее биографию, и была вполне довольна более ранней работой «Дневником Дианы»[5]. Главным образом потому, что эта книга раздражала принца Уэльского подробным описанием интерьера Хайгроува. Пока я собирал сведения для «Дневника…», уже слышал намеки и слухи о том, что не все так хорошо в мире Уэльских. Эти разговоры были лишь пресной закуской перед грозящим несварением пиршеством информации, которое нас ожидало.
Диана постепенно проверяла меня, конечно, не ставя об этом в известность. Она ясно дала понять Колтерсту, что не против того, чтобы он делился со мной крошечными кусочками информации. В марте 1991 года он позвонил мне из телефонной будки откуда-то с южной окраины Ирландии и сообщил, что уволен личный секретарь принца Чарльза сэр Кристофер Эйри. Вышедшая в результате статья в газете «Сандей Таймс» привела Диану в тихий восторг от осознания, что она тайно произвела собственный залп в сторону собственного мужа. Были и другие проверки, которые хоть и не были загадками принцессы Турандот из оперы Пуччини, но требовали успешного разрешения.
Диана хотела сменить своего давнего парикмахера Ричарда Далтона и вновь попробовать завивку. Вопрос состоял в том, как лучше тактично отказаться от его услуг без участия газет, которым тот мог бы продать свою историю. Мы с Колтерстом посоветовали написать Далтону честное и открытое письмо, купить ему дорогой подарок и отправить все на его адрес. Простая стратегия сработала.
В то время я просто не понимал, что эти пустяковые, но самостоятельные решения и акты неповиновения давали женщине, которая жила в системе, где каждое важное решение принималось кем-то другим, чувство контроля. Для нее это было каким-то невероятным освобождением.
В какой-то момент она спросила Колтерста: «Эндрю хочет получить интервью?» Это было умопомрачительное предложение по любым меркам. Принцессы обычно не дают интервью, в особенности это касается самых обсуждаемых и часто фотографируемых принцесс эпохи. Это было за несколько дней до ее исповеди на программе BBC Panorama и до того, как принц Чарльз выступил на телевидении с признанием своей супружеской неверности с миссис Паркер-Боулз. Это было просто неслыханно.
Через несколько дней после предложения Дианы Колтерст позвал меня в то самое кафе для рабочих в Райслипе, чтобы дать прослушать отрывок истории, которую она должна была рассказать. Я предполагал, что это будет несколько коротких предложений о ее благотворительной деятельности и идей о ее гуманитарных целях. Снова ошибся.
Сделав заметки о ее попытках покончить с собой, расстройствах пищевого поведения, супружеской неверности ее мужа с женщиной по имени Камилла, я немедленно отправился к своему издателю Майклу О’Мара. Закурив перед обедом сигару, он выслушал краткий пересказ моей встречи. Затем, подозревая Колтерста в искусном мошенничестве, он заявил: «Если она так несчастна, то почему она всегда улыбается на фотографиях?»
Мы подошли к сути вопроса. Если я собирался плыть против течения общественного мнения в отношении принцессы Уэльской и ее супруга, мне нужна была помощь. Несколько сделанных на изношенный магнитофон записей на потертой пленке не подходят. Было необходимо сотрудничество принцессы, насколько это только возможно, для написания биографии, которая расскажет историю всей ее жизни, а не только королевской карьеры, и это позволит найти место ее тревогам, надеждам и мечтам в рамках истории. Во всех отношениях книга, ставшая результатом этого сотрудничества, была ее автобиографией, личным свидетельством женщины, которая в то время считала себя не имеющей ни права голоса, ни сил.
Изначально участие Дианы в этом проекте выразилось в немедленном и наивном энтузиазме, поскольку она задавалась вопросом: сколько дней понадобится для публикации книги? Основным камнем преткновения стала проблема: как проводить интервью с Дианой. Не могло быть и речи о том, чтобы поговорить с принцессой напрямую, хоть я этого очень хотел. Ростом шесть футов четыре дюйма[6] и известный дворцовому персоналу писатель, я едва ли остался бы незамеченным. Как только становилось известно, что в Кенсингтонский дворец прибыл журналист, а принц Чарльз проживал в резиденции лишь номинально, тут же поднимался переполох, и Диану удерживали от дальнейших опрометчивых поступков.
Различные уловки и ухищрения были единственным способом обойти вечно бдительное королевское общество. В этом также убедился и телевизионный журналист Мартин Башир, который брал интервью у принцессы позже. Так, в ноябре 1995 года, тихим воскресным днем он тайно провел свою съемочную группу в Кенсингтонский дворец, пока все сотрудники отсутствовали.
В моем случае с Дианой беседовало доверенное лицо, Джеймс Колтерст, который был идеальным агентом для выполнения этой деликатной и, как оказалось позднее, исторической миссии. Колтерст, вооружившись подготовленным мной списком вопросов и своим диктофоном, забрался на свой велосипед и с беспечным видом покатил по подъездной дорожке Кенсингтонского дворца. В мае 1991 года он провел первое из шести записанных на пленку интервью, которые продолжались все лето и осень и в конечном итоге навсегда изменили представление мира о принцессе и королевской семье.
Колтерст прекрасно помнит ту первую встречу: «Мы сидели в ее гостиной. Диана была одета довольно небрежно – в джинсы и синюю рубашку. Прежде чем начать, она сняла телефонную трубку и закрыла дверь. Когда нас кто-то прерывал стуком в дверь, она снимала с себя микрофон и прятала его межу подушек на диване».
«В первые двадцать минут того первого интервью она была очень счастлива и все время смеялась, особенно когда рассказывала о происшествиях в школьные годы. Когда она добралась до серьезных вопросов, таких как попытки самоубийства, Камилла, ее булимия, она, несомненно, испытала чувство освобождения, душевного облегчения».
В самом начале их первого разговора Колтерст сказал ей: «Дай мне знать, если ты не захочешь касаться какой-то темы». Ее ответом было: «Нет-нет, все в порядке». Было очевидно, Диана хотела, чтобы мир узнал всю правду такой, как ее видела она.
Временами ее раздражало и приводило в ярость то, как ее муж и королевская система обращались с ней, и все же, несмотря на ранимое состояние, то, что рассказывала принцесса, было очень правдоподобным, как если бы кусочки пазла начали складываться в единую картинку. Глубоко укоренившееся и сильное чувство одиночества и отверженности, которое преследовало ее большую часть жизни, вышло на поверхность. Хоть ее детство и было привилегированным, оно было еще и несчастным. Диана описала безрадостную эмоциональную атмосферу, в которой она вспоминала о своей вине за то, что не родилась мальчиком, чтобы продолжить род; вспоминала слезы разведенной матери, одинокое молчание отца и всхлипывания брата Чарльза по ночам.
Интервью на расстоянии нельзя назвать совершенным методом, который позволял бы получить ответы немедленно, но многие вопросы были просто излишни, потому что стоило Диане только начать говорить, она едва переводила дыхание, чтобы поведать свою историю. Это было невероятным освобождением и своего рода исповедью. «Я была на пределе. Я была в отчаянии, – заявила Диана во время своего последующего телевизионного интервью. – Думаю, мне так надоело, что меня считали неудачницей, неспособной организовать собственную жизнь, потому что я очень сильный человек, и я знаю, что это и создает сложности для системы, в которой я живу».
Простой разговор о ее жизни вызвал множество воспоминаний, некоторые были радостные, другие было сложно передать словами. Подобно порыву ветра на пшеничном поле, ее настроение без конца менялось. Несмотря на то, что Диана была искренней и даже немного эксцентричной, когда рассказывала о своем расстройстве пищевого поведения, нервной булимии и неудачных попытках самоубийства, когда речь зашла о ее первых днях в королевской семье, она очень расстроилась. «Темные годы», – так она сама назвала это время.
Снова и снова Диана подчеркивала искреннюю веру в предназначение: веру в то, что она никогда не станет королевой, но что ей была уготована особая роль. В глубине души она знала, что ее судьба – идти по дороге, где монархия второстепенна по сравнению с ее истинным призванием. Оглядываясь назад, понимаешь, что в ее словах было поразительное предвидение.
Временами она забавно оживлялась, особенно когда речь заходила о ее короткой жизни незамужней девушки. С тоской в голосе рассказывала о своем романе с принцем Чарльзом, с печалью – о своем несчастном детстве и пылко – о влиянии Камиллы Паркер-Боулз на ее жизнь. На самом деле, Диана так хотела, чтобы ее не сочли параноиком или глупой, как ей часто повторяли друзья ее мужа, что показала нам несколько писем и открыток от миссис Паркер-Боулз, которые та прислала принцу Чарльзу, в качестве доказательств, что она не выдумала их отношения.
Эти любовные письма, полные страсти, нежности и желания, не оставили ни у меня, ни у моего издателя каких-либо сомнений, что подозрения Дианы были оправданны. Было совершенно очевидно, что Камилла, обращавшаяся к принцу Чарльзу «мой самый дорогой возлюбленный», была женщиной, чья любовь оставалась непоколебимой, несмотря на время и трудности, через которые ей приходилось пройти ради верности чувству. «Я ненавижу то, что не могу сказать, как сильно я люблю тебя», – писала миссис Паркер-Боулз, говоря, как сильно она хотела быть с Чарльзом и что она навечно принадлежит ему. Особенно хорошо мне запомнился один яркий отрывок, в котором говорилось: «Моя душа и тело тянутся к тебе».
Тем не менее, как нам сообщил ведущий адвокат по делам, связанным с клеветой, в соответствии со строгим британским законодательством, тот факт, что вы знаете что-то и знаете, что это правда, не дает права говорить об этом всем. Несмотря на неопровержимые доказательства, к огромному раздражению Дианы, в то время я не мог написать, что принц Чарльз и Камилла Паркер-Боулз были любовниками. Вместо этого мне пришлось сослаться на «тайную дружбу», которая бросила мрачную тень на королевский брак. Что более важно, возможно, и Диана поняла, что после прочтения этой тайной переписки любые надежды на сохранение ее десятилетнего брака, которые она могла питать, были полностью обречены.
Несмотря на то, что она была вовлечена в проект и полна энтузиазма, обсуждение сложных неразрешенных вопросов, особенно об отношениях ее мужа с миссис Паркер-Боулз, часто оставляли ее опустошенной.
Поскольку я работал дистанционно, мне приходилось лишь догадываться о ее настроении и действовать соответственно. Как правило, по утрам принцесса была наиболее подвижной и энергичной, особенно если принц Чарльз отсутствовал. Такие интервью были самыми продуктивными: Диана говорила, торопясь и задыхаясь, изливая свою историю. Она могла быть пугающе жизнерадостной, даже когда говорила о самых интимных и трудных периодах своей жизни.
После того как Диана впервые рассказала о своих попытках самоубийства, мне, естественно, нужно было знать гораздо больше о том, когда и где они произошли. Впоследствии я передал ей множество вопросов касательно этой темы. Когда ей представили список, она восприняла это как шутку. «Он довольно хорошо написал мой некролог», – сказала она Колтерсту.
С другой стороны, если интервью было запланировано на вторую половину дня, когда она была практически без сил, разговор был менее плодотворным. Особенно это было ощутимо, если пресса негативно высказывалась в ее адрес или принцесса ссорилась с мужем. Как правило, в таком случае лучше было сосредоточиться на счастливых временах, воспоминаниях юности или на ее двух детях, принцах Уильяме и Гарри. Несмотря на все эти трудности, по прошествии нескольких недель стало ясно, что ее воодушевление и вовлеченность в процесс только росли, в особенности когда дело дошло до принятия решения о названии книги. Например, если бы она знала, что я беру интервью у доверенного круга друзей, она бы сделала все, что могла, чтобы помочь, передавая очередной клочок информации, новую забавную историю или исправление, касающееся вопросов, заданных мной ранее.
Хотя она отчаянно, почти до неосторожности, хотела, чтобы ее слова дошли до широкой публики, это настроение сдерживалось опасением, что Букингемский дворец раскроет ее личность как секретный источник, если хотите, «Глубокую глотку»[7] моей книги. Мы понимали, что Диане необходимо отрицать свою причастность, чтобы, если ее спросят: «Вы встречались с Эндрю Мортоном?», она могла ответить только решительное «НЕТ». Фактически принцесса была последней, кто осознал важность отрицания, но, как только она узнала, что ее причастность будут крепко удерживать в тайне, она воодушевилась.
Первой линией такого отрицания были ее друзья, которых использовали как прикрытие, чтобы скрыть ее участие. Я разослал несколько писем ближайшим друзьям Дианы с просьбой об интервью, в то время как составлял вопросы для самой принцессы. Они, в свою очередь, связались с Дианой, чтобы узнать, стоит им сотрудничать или нет. Такая процедура время от времени повторялась. Интервью с одними она одобряла, с другими не давала однозначного ответа: все зависело от того, насколько хорошо они знакомы.
Многие их тех, кто знал настоящую Диану, искренне верили, что жизнь для нее не может стать хуже, утверждая: что угодно будет лучше, чем сложившаяся ситуация. Также было и ощущение того, что плотина может прорваться в любой момент и история может выйти на свет раньше, и если ее источником станет принц Уэльский, это, очевидно, будет не в пользу Дианы. В этой лихорадочной обстановке ее друзья говорили честно и откровенно, храбро осознавая, что своими действиями привлекут к себе нежелательное внимание СМИ. Позже они даже готовы были подписать документы, подтверждающие их причастность к книге, чтобы развеять сомнения Эндрю Нила, редактора «Сандей Таймс», который должен был опубликовать отрывки из книги. Позже Диана объяснила, почему ее друзья заговорили: «Многие люди видели то, как я жила в страдании, и они чувствовали: то, что они делают, – это способ поддержки».
Дебби Франк, ее подруга и астролог, подтвердила этот факт, когда рассказывала о жизни Дианы за несколько месяцев до публикации книги. «Были времена, когда я уходила со встречи с Дианой с чувством тревоги и беспокойства, потому что я знала, что она держит в себе. Я почувствовала облегчение, когда книга Эндрю Мортона была опубликована, потому что мир был готов узнать ее тайну».
