Алина молча кивнула головой в знак согласия. Настя, обычно спокойная и рассудительная, нравилась Алине. Алька уселась за столик, Настя тоже села за столик справа от Альки, и девочки принялись за работу.
– Ты понимаешь, Алина, – продолжила Настя, – родителей всегда терять больно и обидно, неважно, сколько тебе исполнилось уже лет. Я тогда была ещё совсем маленькой, мне только пять лет было, когда мои родители разбились на машине. Потом я жила у бабушки с дедушкой, потом дедушка умер, а бабушка стала часто болеть, – вот и отдали меня сюда. Когда-нибудь умрёт и она. Я люблю свою бабушку, она очень добрая у меня. Только вот совсем слабенькой стала в последнее время. За ней сейчас соседка присматривает. И я, когда меня отпускают домой на побывку…
Алина молчала и слушала, сосредоточенно соединяя в трубочку края кусочка изумрудного цвета бархатной ткани, которая обещала превратиться в правый рукав кукольного платьица.
– Ты это… В общем, привыкнешь постепенно, что мамы уже нет, – сказала Настя.
– Мне-то что?! – ответила Алька. – Я свою маму все равно не знала почти и не видела почти никогда. Ну, жила себе она там где-то, ну и фиг… А я жила с бабушкой. Бабушка, конечно, рассказывала мне, какая у меня мать хорошая да несчастная… Как-то, когда мне исполнилось семь лет, перед школой, меня бабушка отправила пожить к матери, думала, что мы сживёмся… Да уж лучше бы она этого не делала.
– А чего так? – удивилась Настя.
– Дура она потому что, – пробасила Алька, надув губки и пригнув голову. – Пьёт. Пила.
– Понятно, – сказала Настя. – Только ведь всё равно больно теперь, так ведь?
– Фигня!
– Алина, я же вчера подходила к тебе туда, в твой «укромный уголок». Только ты меня не заметила. Ты там долго сидела… А я долго стояла рядом. Потом я ушла, чтобы не мешать тебе…
Алька покраснела, засопела, её щеки набрякли и стали похожи на спелые помидорки, а на кончике носа возникла предательская капелька бесцветной жидкости. Алька молчала, упорно втыкая иголку стежок за стежком в края будущего рукава.
– Маму терять всегда больно, – сказала Настя. – Это потому, что мама – она всегда одна единственная, какая бы она ни была. Но потом, когда мама уже умерла, она все равно остаётся, остаётся рядом с тобою… Всегда… Мне так бабушка рассказывала. А ещё рядом с тобой остаются твои друзья, Алька.
Алька подняла голову, оторвавшись от шитья, и посмотрела Насте прямо в лицо. Насте было видно, что краска уже ушла с Алькиных щёк, но на шее ещё оставались небольшие ярко-красные пятнышки. Губы у Альки были поджаты и образовывали почти прямую линию с немного опущенными закруглёнными краями. Алька снова глубоко вздохнула – и как-то сразу в один миг вся расслабилась: опустила себе на колени руки с шитьем, вытянула вверх шею, слегка наклонила свою голову макушкой вправо, в сторону, где сидела Настя, и даже как будто бы слегка улыбнулась.
– Спасибо тебе, Настя…
К ним подошла Анна Константиновна.
– Ну что, девочки, как дела, чем занимаетесь? Ой, какие молодцы, какое красивое платьице у Вас получается! Ну, вы просто настоящие мастерицы! – затараторила она полушутливым тоном.
– Да вот, тетя Аня, такие вот мы! – в тон ей ответила Настя и довольно заулыбалась.
– Анна Константиновна, а у Вас мама ещё живая? – робким голосом спросила Алька, уставив свой взгляд на узор юбки, облекающей колени воспитательницы.