Энди Кворри
Когда мама умерла…
Алькина бабушка где-то через месяц умерла. Альке тогда было девять лет. И вот уже почти два года прошло с тех пор, как Алька так и осталась жить здесь, в приюте, вместе с другими ребятами и вместе с воспитателями. И теперь вот… эта дурацкая телеграмма.
Алька насупилась.
«Ну, что мне за дело до того? Ну, умерла, так умерла…» – пронеслось в её голове, и тут же предательский комок подступил к её горлу. Алька уткнулась бровями себе в коленки и разрыдалась, то тихо и жалобно поскуливая, то вдруг всхрюкивая поросёнком… Через некоторое время Алька успокоилась. От этих внезапных слёз почему-то облегчения не наступило, и где-то внутри кто-то упорно и настойчиво продолжал скрести ноготками по внутренней стороне грудины; в животе по кишкам словно бы сновали туда-сюда сотни муравьёв, слегка кружилась голова, и Алька чувствовала, что от этого всего её подташнивает.
– Аличка, уже ночь, и все ребята давно уже улеглись по кроватям и уснули, – услышала она невдалеке от себя заботливый голос Татьяны Николаевны, второй воспитательницы, дежурившей сегодня в приюте вместе с Анной Константиновной. – Пойдём спатки, малыш, пойдём… Утро вечера мудренее…
Алька молча и покорно спустила ноги с тумбы, встала и понуро поплелась мимо Татьяны Николаевны в общий зал. Татьяна Николаевна пошла следом, несколько держась поодаль, так, словно бы она боялась как-либо Альку задеть. У входа в зал, прислонившись плечом к косяку, стояла Анна Константиновна.
– Кушать будешь? – спросила она Альку.
– Нет, спасибо, – прозвучал в ответ Алькин басок, словно бы Алька была простужена, и у неё опухло горло. – Меня тошнит. Я пойду спать.
И Алина ушла в спальню.
Утро следующего дня оказалось ясным и солнечным. Через окно солнечный свет толстыми лучами пронизывал спальню. Было слышно, как за окном по подоконнику стучат капельки воды, падающие с подтаявших на солнце сосулек, а во дворе радостно чирикают воробьи.
Дети, разбуженные воспитателями, деловито потягиваясь, одевались и заправляли свои постели. Все вроде бы происходило так, как обычно. Только вот вели девочки себя несколько более тихо, и вообще как будто бы они старались Альку не замечать, ну, то есть не трогать, лишь время от времени бросая на неё настороженные и вопросительные взгляды.
Альке было безразлично. Вообще-то она с остальными девчонками нормально сдружилась за эти уже почти два года, которые прожила в приюте. Но сейчас ей почему-то было всё безразлично.
Позавтракали.
После завтрака к Альке подошла Настя, девочка Алькиного возраста, но выглядевшая несколько старше Альки. Алька и Настя считались подругами, и Настя как бы даже опекала Алину.
– Поможешь мне? – спросила Настя у Альки. – Я тут кое-что придумала смастерить. Вместе удобнее будет. Поможешь?
– Пойдём… – ответила Алина и глубоко вздохнула.
Девочки подошли к столику, на котором уже были разложены нитки, клей, ножницы, кусочки ткани, блёски и прочая мелочёвка.
– У меня ведь тоже мама умерла… – сказала Настя, – и папа тоже…
Алька удивлённо посмотрела на Настю. Настя никогда прежде не рассказывала о своих родителях. А Алька не расспрашивала её. Как-то просто повода не было.
– Они погибли в автокатастрофе, – продолжала Настя, отвечая на Алькин взгляд. – Вот я и живу здесь, в приюте… Давай, бери иголку, вдевай в неё зеленую нитку – будешь пришивать рукава к платью для куклы. Вот, видишь, я уже перед и спинку кофточки сшила, осталось пришить рукава, ворот и юбку. Правда, красиво получается? Ещё блёсками затем украсим.
