Эллисон Майклс
Иду по следам твоим
Год назад
Нью-Хейвен, Коннектикут
Страх – ядовитый змей, чья отрава растекается по венам и разогревает кровь до высшей точки кипения. Когда я обежала весь дом по третьему кругу, эта отрава уже стояла поперёк горла и не давала мне дышать.
Говорят, у страха глаза велики. Но в тот момент, когда я поняла, что во всём доме не осталось ни уголка, куда бы я не заглянула, именно страх заставил меня попробовать реальность на вкус и продолжить что-то делать, а не бестолково замереть в дверях детской. Я кинулась на четвёртый по счёту рейд по дому: всего два этажа, три спальни, а в них могла потеряться маленькая девочка!
Я заглянула за шторку в ванной, почти выдрала крышку корзины для грязного белья, вытрясла шкафы в каждой комнате и даже покусилась на ящик с залежами игрушек. Все места, куда Айви любила прятаться от нас с Риком, оказались пусты. Тёплый пол согревал голые ступни, но меня била колючая дрожь. Резало лезвиями испуга и дикого ужаса. Колени подгибались от слабости, но я взяла себя в руки и чудом не осела на ворсистый розовый ковёр, не подобрала брошенные тапочки Айви, прижимая к груди, не уткнулась носом в скомканные простыни.
Сентябрь в Нью-Хейвене – как слишком щепетильный гость, что не любит опаздывать. Всегда заявляется заранее, чтобы ничего не пропустить. В тихом доме помимо моего безумного дыхания слышались завывания холодного ветра, что дул с Атлантики, но я выбежала на улицу прямо так, босая и еле прикрытая лёгким халатом, под которым мелькала шёлковая ночнушка. Потеха всем соседям, что уже проснулись и готовились к рабочей рутине.
Я вырвалась на свежий воздух, как птица, полжизни просидевшая в клетке и впервые ощутившая ветер в своих крыльях. Но я не метнулась ввысь, не закружила на порывах холодного воздуха в неизвестности, я ринулась вокруг дома, выкрикивая имя Айви, пока мой голос ещё окончательно не пропитался ядом страха и пока ещё мог выдавливать хоть какие-то звуки.
Первым делом я проверила калитку, врезавшись в неё всем телом и подёргав на себя. Заперто на ключ. Мы с Риком слишком аккуратны по части безопасности и всегда запираем её, когда уходим по делам или возвращаемся домой. Айви тысячу раз видела, как я поворачиваю серебристый ключик в замочной скважине и кладу его в карман куртки, а потом выкладываю на столик в прихожей. Айви могла путаться в последовательности букв алфавита, но законы самозащиты знала наизусть. Она ни за что бы не додумалась выкрасть ключ со столика, который на две головы выше её, самостоятельно отпереть калитку и сбежать под шумок, пока я нежилась в постели после изнурительной праздничной суеты. Перелезть через высокий забор Айви тоже бы не сумела, даже если бы очень захотела.
Я помчалась по газону, царапая нежную кожу пяток, что и без того легко грубела и трескалась, о маленькие прутики и иголки, опавшие с высаженных туй. Осколки камешков появлялись под ногами словно из ниоткуда. Один такой слишком глубоко впился между пальцами, отчего я болезненно каркнула на пол-улицы, но не остановилась. Я оббежала всю территорию, распугав присевших позевать дроздов и раззадорив соседского сеттера, что любил следить за нами через щели между штакетинами. Бруно решил, что я с утра пораньше затеяла игры на заднем дворе, и залаял, прося взять его в команду.
Но мне было не до игр, хоть я и с радостью бы перерыла весь двор на пару с этим шумным псом, вскопала как бульдозером, если бы знала, что Айви может быть под одной из этих травинок. Ничто не ускользнуло от моего обыска. Ни пустующий без «Мерседеса» Рика гараж, ни отстроенный наполовину домик на дереве, ни тенистый уголок под двумя дубами, где летом висел гамак, а зимой появлялся мангал для импровизированных семейных барбекю.
Я вся горела изнутри, точно меня прожгла молния. От страха ощущения почти те же: все внутренности тлеют и превращаются в пепел. Айви нигде не было. Моей дочери нигде не было. Ей всего четыре! Она должна видеть радужные сны про розовых единорогов и принцесс, обнимать своего плюшевого мистера Зефирку и тянуть ко мне кулачки, когда я приду будить её для сладкого завтрака из всего, что осталось несъеденным на вчерашнем празднике. Но они исчезли оба. Айви и мистер Зефирка.
– Айви! – заорала я так неистово, что голос надорвался. – Айви!
Связно получилось лишь со второго раза. Эхо прокатилось по подмороженному воздуху и врезалось в стены соседних домов. Пёс залаял ещё громче, подключаясь к моей непонятной, но любопытной игре. Я не знала, что делать. Схватилась за голову, кружила на месте, вглядывалась в панораму улицы, но всё слилось в одно сплошное белое пятно.
– Оливия, у вас всё в порядке?
Я обернулась на голос соседки, что высунула любопытный нос из дома, услышав мой отчаянный вопль. Она, как и я, даже не подумала накинуть что-нибудь на плечи, и стояла на заднем крыльце в одном домашнем джемпере, обняв себя руками за плечи. Если кто и мог знать, куда подевалась моя четырёхлетняя дочь, так это миссис Буш – её нос побывал во всех местных сплетнях и унюхал все припрятанные в шкафах скелетоы.
– Я слышала крик…
Я метнулась к забору, что разделял наши участки. Бруно тут же напрыгнул передними лапами на изгородь и завилял хвостом с таким азартом, что мог бы запросто оторваться от земли и улететь. Но не получив от меня ни капли внимания и уж тем более привычных почёсываний за длинными ушами, Бруно заметно поостыл и даже повесил нос от обиды. Мне же было плевать на чувства соседской собаки. Мне нужна была Айви. Или хотя бы тот, кто мог бы сказать мне, где она.
– Миссис Буш! – крикнула я через забор. – Вы не видели Айви?
– Видела.
Сердце и так гарцевало, врезаясь в рёбра, а тут помчалось с удвоенной скоростью. Надежда пришпорила его не хуже хлыста.
– Слава богу! Когда это было?
– Вчера, – важно ответила соседка. – Она гладила Бруно и убежала, когда её позвали из дома. У вас вчера было шумно.
Я чуть не нарычала на эту хищную женщину, что не упустит шанса кольнуть меня тем, что я слишком гремлю баками, когда выкидываю мусор. Что моя парочка дубов отбрасывает слишком большую тень на её азалии. Что мы позволили себе пошуметь на полчаса дольше приличного, празднуя день рождения дочери.
– А сегодня? – выдохнула я. Злостью делу не поможешь.
– Нет, сегодня видела только Рика. Он уходил на работу.
– Он был один? Миссис Буш, он был один?
– А с кем же ему быть? – недоумённо скривилась она, явно принимая меня за сумасшедшую. – А что, что-то случилось?
Миссис Буш интересовалась не из добрых побуждений, а скорее из любопытства. Я стояла перед ней почти в неглиже, с кровавой струйкой между пальцев, диковатая и безумная и не могла найти собственную четырёхлетнюю дочь. Чем не тема для сплетен с подругами из книжного клуба, которым они прикрывались, а на самом деле перемывали косточки всей округе? Да я сейчас – самый сладкий «Чупа-чупс», который она захочет обсосать в мельчайших подробностях, пока я не растаю на их злых языках.
Но я не ответила. Силы оставались лишь на то, чтобы качать кровь по венам и дышать. И бегать со спринтерской скоростью. И я побежала. Из калитки вон, прочь от дома, где моей дочери точно не было. К соседям напротив, всегда вежливым и улыбчивым. Миссис МакАртур частенько угощала Айви горячим печеньем с цукатами и приглашала нас обеих на чай, смущённо заманивая выпечкой и милыми безделушками, что могли бы понравиться ребёнку. И я всегда принимали предложение милой старушки, ведь понимала, как одиноко миссис МакАртур без детей и внуков, которых она видит всего дважды в год, если те соизволят приехать в Нью-Хейвен на Рождество и её день рождения из Канады.
Мистер МакАртур присоединялся к нам нечасто, но зато именно он помог мне оживить семейный «Шевроле», когда тот завозмущался и отказался везти нас с Айви к стоматологу. Именно он предупредил меня о подозрительном типе, что ходит по домам и предлагает подключить скоростной интернет, хоть тот и правда оказался обычным кабельщиком из «Чартера», а не маньяком. Именно он перевесил тросы прошлым летом, когда те истёрлись и почти порвались, когда Айви с мистером Зефиркой качались в гамаке. Рик слишком много работал, и мистер МакАртур порой заменял его сильное мужское плечо своим.
А ещё он идеально подходил своей жене – два пазла одной мозаики, что сошлись краями и составили прекрасную картину. За ними всегда было приятно наблюдать, как за спектаклем, в котором всё настолько чудесно, что кажется нереальным. Он открывал перед миссис МакАртур двери, протягивал руку, чтобы помочь выбраться из старенького автомобиля, порой приносил цветы и помогал ей возиться в саду с клумбами. Такими я себе и представляла нас с Риком лет через сорок. Всё так же, душа в душу, рука в руке, сердцем к сердцу. И если Айви упорхнёт из родительского дома так далеко, что будет редко прилетать обратно, то я тоже стану докучать соседским ребятишкам и подкупать их пирогами, слоёными пирожками и игрушками.
Как я сразу не догадалась! Если Айви и ушла куда-нибудь самостоятельно, то к ним. Мои ноги закоченели, кожа под шёлковым халатом покрылась армией мурашек, а к ранке между пальцев прибавилось ещё несколько. Стопы так болели от царапающихся камушков на асфальте, что казалось, они сплошь изрезаны, как арбуз на куски. Даже если бы мне пришлось бежать голой или даже ползти через улицу, я бы это сделала.
Перебежав через дорогу, к счастью, пустую в это время дня – кто-то ещё спал, кто-то уже давно уехал на работу – я перебралась через низкий заборчик МакАртуров, что стоял скорее для красоты, чем устрашения, и влетела на крыльцо. Забарабанила в дверь так, словно всё кругом обуял огонь. Страх напоминает свечу – если вовремя её не потушить, она разгорится слишком сильно и спалит всё вокруг. И я уже вовсю пылала изнутри.
Тишина дома сбила меня с толку. Такое ощущение, что он всё ещё спал вместе со своими хозяевами. Я постучала снова, приложила ладони к стеклу, чтобы вглядеться внутрь, найти хоть малейшие намёки на то, что Айви там. Её крошечные кроссовки с ромашками на липучках. Её толстовку на молнии с ушками. Её рюкзачок, из которого торчали бы лапы мистера Зефирки. Но тусклый утренний свет засвечивал всю панораму дома, и я видела лишь очертания штор и уголок ковра, расстеленного у дверей.
Но вот послышались шорохи, звуки шагов, свидетельства того, что дом оживает. Я почти ворвалась в прихожую МакАртуров, когда дверь открылась.
Мистер МакАртур выглядел смятённым. Целый спектр эмоций разразился на его лице. Он явно хотел вставить по первое число тому, кто так жестоко покусился на спокойствие его утреннего распорядка, но увидев мои испуганные глаза и в целом не самый привычный для похода в гости вид, тут же забыл про гнев.
– Оливия? Что-то случилось?
– Айви! – только и вымолвила я в ответ, запыхавшись так, словно бежала сюда пятнадцать минут. – Она у вас?
– Что? Нет. Почему она должна быть у нас?
Всё моё нутро завопило и застонало. Я прижала ладони к лицу, готовая вот-вот прорваться слезами, как дамба, годами удерживающая затопленную реку в себе. Я не понимала, что происходит. Так бывает, когда выпьешь лишнего и лезешь на стену от смешанных эмоций. Я испытывала их сотни одновременно, но главной из них был дикий ужас.
– Оливия? – в дверях появилась миссис МакАртур в цветочном халатике, с как всегда элегантно собранными на затылке седыми волосами. Первым я услышала её ласковый голос, а потом уже и увидела беспокойство в её мутных глазах.
– Она искала у нас Айви, – объяснил ей супруг, видя, что я сейчас могу лишь биться в истерике, а не отвечать на вопросы.
– У нас? Но я со вчерашнего дня её не видела, – ужаснулась миссис МакАртур, начиная понимать, что происходит. – Когда вы заносили нам кусочек именинного торта, а я подарила ей брошку с русалкой, помните?
Эта брошь сейчас лежала в спальне Айви, в отличие от неё самой.
– После этого я её не видела.
– Она пропала, – выдавила я. – Её нигде нет!
МакАртуры переглянулась. Их молчаливое напряжение чувствовалось на расстоянии, как атомы азота чувствуются в воздухе перед надвигающейся грозой. Если они и испугались хотя бы вполовину так же, как и я, то виду не подали. Гораздо легче сдержаться, когда пропадает не твой ребёнок. Когда беда приходит не на твой порог.
Миссис МакАртур вышла на крыльцо, взяла меня за плечи и спросила, не мог ли Рик взять её с собой на работу или куда-нибудь ещё. Почти в трансе я помотала головой. Рик никогда не брал нашу дочь на работу. Этот стеклянный аквариум, пропитанный тяжёлым, дорогим дымом «Монте Кристо», натёртый до блеска каблуками кожаных «Энрико Манделли», ослеплённый зубастыми улыбками акул большого бизнеса – не лучшее место для ребёнка. К тому же, Рик ни за что бы не увёз Айви, не предупредив меня об этом заранее и не оставив хотя бы коротенькой записки на столике у входа.
– Тогда поступим так, – со знанием дела говорила со мной миссис МакАртур, втемяшивая каждое слово лёгким толчком в плечи. – Вы вся замёрзли. Ступайте домой и свяжитесь с Риком, может, он всё-таки знает, в чём дело. А мы с Руфусом пробежимся по соседям. Вполне возможно, ваша девочка у кого-то из них.
Её слова долетали до меня, как сигналы из далёкой галактики. Им требовалось несколько тысяч световых лет, чтобы добраться до моего сознания.
– Ну же! – подтолкнула меня Айда, накидывая одно из своих пальто на плечи. – С ней всё хорошо, Оливия! Вот увидите. Просто заигралась где-то. Или пьёт какао с Риком.
Это утешение, брошенное мне в спину вместе с ветром, не внушало особого доверия. Я кивнула на автопилоте, но не поверила ни единому её слову. Айви не шестнадцать, она не буйный подросток с тягой к протесту, чтобы загулять в гостях или не вернуться домой ночевать. Ещё пару часов назад она спала в своей спальне, а теперь…
МакАртуры засуетились. Надели на ноги первые попавшиеся туфли, всунули руки в куртки и закрыли за собой дверь, разбредаясь в разные стороны. Айда двинулась к дому Лори Мариуэзер, а Руфус пошёл в противоположном направлении, намереваясь потревожить семейство Шэннон. Они посочувствовали мне, пытались помочь, а я даже не поблагодарила их за доброту и участие.
Вместо этого побежала снова в дом, влетела по лестнице в спальню и схватила телефон с тумбочки. Когда твой ребёнок исчезает прямо из кровати, первым делом ты обрываешь провода диспетчерской службы. Но надежда подговаривала меня к тому, что я раздуваю из мухи слона, что исчезновению Айви есть разумное объяснение, и мой муж сейчас его предоставит, потому и не стала первым делом звонить 911.
– Пожалуйста, ответь… – просила я бездушную пластмассу, прекрасно зная, что Рик не ответит с первого раза. А может, и с третьего.
Я не беспокою мужа по пустякам. Он сам звонит домой поболтать и узнать, чем занимались его любимые девочки, если в течение дня выдавалась хоть короткая минутка на передышку от юридических проволочек.
– Чёрт! – крикнула я в трубку, когда Рик сбросил.
Набрала снова, но не прошло и двух гудков, как меня снова оборвали. Рик не любил, когда его беспокоят в рабочие часы. Слишком дорого время старшего юриста в одной из ведущих компаний города, а может, и штата. Слишком высокопоставленные особы приходят к нему на встречи и занимают комнату для совещаний. Слишком высокий куш на кону, чтобы ставить его под угрозу обыденной болтовне с женой. Я это понимала как никто другой, и позвонила ему всего дважды за всю нашу совместную жизнь. Когда попала в аварию на мосту Томлисон, чудом отделавшись двумя синяками, вывихнутым запястьем и негодованием водителя «Ауди». И когда у Айви поднялась температура. Тридцать восемь и шесть для двухлетнего ребёнка – ураган в десять баллов по шкале неотложности.
И сейчас был третий раз.
Я продолжала трезвонить Рику, носясь по комнате сама не своя. Но на пятом гудке женский голос сообщил, что телефон выключен или находится вне зоны действия сети.
– Чёрт бы тебя побрал, Рик Беннет! – заорала я.
Мне срочно нужен был Рик. Он – тот ствол, на котором держалось наше семейное древо. Те корни, что не давали нам упасть и прочно держали в земле. То солнце, вокруг которого крутились наши планеты, купаясь в его спасительных лучах. Это он всегда разбирался с газовщиками или сантехниками, если духовой шкаф не нагревался до нужных двухсот градусов или кран в ванной подтекал, покрываясь желтоватой лужицей. Это он всегда оплачивал счета и кредит за дом, вежливо отказывал соседям в посиделках на барбекю, если я не хотела идти, но боялась показаться бестактной. Это он прилетел по первому зову, когда на мосту Томлисон меня подрезал идиот на «Ауди», а потом ещё и бросался с угрозами и обвинениями.
Всю неделю Рик говорил, что сегодня в девять у него особо важное совещание с главами компании, Бергеном и Бриттом. Его ждали переговоры о долгожданном повышении и возможности подняться по карьерной лестнице ещё на ступень выше. Дописать свою фамилию в название фирмы и пару нулей в графу гонорара в придачу. И сейчас Рик решил, что любые мои проблемы не идут ни в какое сравнение с этим. Но они и правда не могли соревноваться с повышением. Ведь пропала наша дочь.
Я была готова достать всех в «Берген и Бритт», если понадобится, от охранника до самого Луиса Бергена, который вертел миллионами и который всегда вызывал у меня страха больше, чем восхищения. И я стала трезвонить Веронике, секретарше Рика. В верности она могла бы посостязаться с немецкой овчаркой, что всегда на посту и может цапнуть за ногу любого, кто прорвёт оборону и побеспокоит её босса без предварительной записи.
Мне повезло, что и сейчас она охраняла свой пост и ответила после первого же гудка.
– «Берген и Бритт», – мелодично пропела Вероника. – Кабинет мистера Беннета. Чем могу…
– Вероника, это я.
– Миссис Беннет?
– Мне срочно нужно поговорить с Риком.
– Но он жутко занят! – почти возмутилась секретарша, уверенная, что дела её начальника в миллионы раз важнее моих. – У него совещание с мистером Бергеном и…
– Я знаю, но это очень важно. Пожалуйста, позови его к телефону!
Голова уже успела закружиться от зацикленных хождений по спальне. Меня трясло, било такой жуткой дрожью, будто я уже сутки торчу на холоде в минус двадцать всё в той же ночнушке и халатике. А эти игры только усиливали панику.
– Простите, но мистер Беннет просил не беспокоить…
– Позови его к телефону, сейчас же! – взревела я, сама не ожидая, что мой голос способен выдавать такие октавы. – Или я приду в ваш сраный офис и разнесу его ко всем чертям!
Вежливость – ключик, что может открыть множество дверей. А угроза – таран, что выбивает любые двери. Способ не такой изящный, но более эффективный и быстрый. Вероника испуганно затараторила что-то и попросила подождать, после чего всё замолкло, и только офисный гул выдавал, что трубку всё ещё не повесили. А грохот моего сердца – что я всё ещё жива.
Те тридцать секунд, что секретарша потратила на то, чтобы сбегать до переговорки, под угрозой увольнения побеспокоить самую верхушку компании и выманить Рика к телефону, я успела перекрутить на мясорубке мыслей все сценарии того, куда могла подеваться моя дочь. Надежда всё ещё шептала утешительные варианты вроде того, что Рик всё же взял Айви в офис, в честь какого-нибудь дня «Приведи ребёнка на работу». Или отвёз к родителям, в конце концов, а я забыла о его планах из-за всей этой праздничной суеты. Но демон, пристроившийся на другом плече, хохотал с моей наивности и подбрасывал дров в мой и так пылающий огонь ужаса.
Айви всё же добралась до задвижки и каким-то образом выбралась через окно. Она вышла из дома и ушла в неизвестном направлении. Её похитили и удерживают в тёмной комнате. Ею заинтересовался какой-нибудь педофил, один из тех, о которых вещают новостные каналы и от которых призывают держаться подальше.
– Оливия! – голос Рика прервал цепочку жестоких догадок. Ни одной вопросительной нотки, скорее раздражение, нетерпение поскорее выяснить, в чём дело, и вернуться к более серьёзным проблемам. – Ты выдернула меня с важного совещания. Что такого…
– Рик, Айви с тобой?
– Что? С чего бы ей быть со мной?
Вот и всё. Последняя ниточка надежды оборвалась. Рик перерезал её одним своим вопросом. А на этой ниточке держалась последняя капля моего рассудка. Я упала на колени, больно врезавшись в ламинат, и согнулась до самого пола, словно только там остался спасительный кислород.
– Айви пропала! – выдохнула я в трубку.
– Что?
Так звучит недоверие. Впрочем, если бы Рик позвонил мне и выпалил такое, я бы тоже вряд ли сразу ему поверила.
– Айви… её нет в спальне. Нет в доме и во дворе. Её нигде нет, Рик! – напоследок я сорвалась на вопль, наверняка оглушив его на той стороне провода, и Веронику, сидящую рядом, в придачу. – Я обыскала всё, что только можно. Поспрашивала у соседей. Айда и Руфус… они пошли её искать дальше. Рик, я… не знаю, где она, не знаю, что с ней.
– Оливия, погоди, ты серьёзно?..
– Я не знаю, что мне делать, Рик!
Он знает. Он всегда знает, что делать. Он ни раз спасал меня и спасёт нашу дочь. Мне до ломки захотелось, чтобы он тут же материализовался рядом. Так же опустился на колени, прижал меня к себе и сказал, что всё будет хорошо. А потом вышел из комнаты и в считанные минуты нашёл Айви, пусть на другом конце света. В потёмках другой вселенной.
Я потеряла последнее самообладание и просто рассыпалась. Из меня вырывалось что-то, напоминающее вой раненого животного.
– Оливия, слушай меня внимательно, – вдруг заговорил Рик спокойным голосом, каким решал все проблемы. – Всё будет хорошо, слышишь? Я уже еду. А ты пока позвони в полицию.
– В полицию? – глупо повторила я, будто это самый идиотский совет на свете. В тот момент мой разум ещё не до конца понимал случившееся. Я думала: в полицию ведь звонят только в крайнем случае, а пропаже моей девочки есть вполне себе трезвое и совсем не опасное объяснение. И только после указания Рика, я наконец осознала, насколько всё серьёзно.
– Да, они знают, что делать. Я уже еду. Держись, милая, я скоро буду дома.
Рик скоро приедет. Значит, всё будет хорошо. Он во всём разберётся, найдёт все ответы, а потом ещё будет добродушно смеяться с моей глупости. Мы будем вспоминать эту историю на семейных застольях и на старости лет, но не с ужасом, а с юмором и тёплым чувством облегчения, что всё обошлось.
Как только Рик сбросил звонок, я тут же набрала такие пугающие, такие реальные цифры.
– 911, что у вас случилось?
Женский голос, привыкший говорить зазубренную фразу почти с безразличием. Привыкший слушать о чужих горестях почти со скукой. Мой звонок стал для неё одним из сотни звонков, что поступили ещё до обеда. А она стала для меня первым, после которого я так тесно сдружилась с полицией и впустила её в свой дом.
Говорят, надежда умирает последней. И правда, в тот момент, когда я набирала номер службы спасения и готовилась произнести самые страшные слова в своей жизни, надежда ещё жила во мне. Она горела в груди вместе со страхом, и они оба придавали мне сил. Тогда я верила, что уже через час, когда полиция приедет на вызов, разберётся что к чему и приведёт мою дочь домой, я задышу ровнее, сердце моё перестанет рваться на волю, а я больше никогда не вспомню этот короткий номер телефона.
Как я ошибалась…
– Меня зовут Оливия Беннет, – выговорила я почти по слогам. – Моя дочь пропала.
