Эллисон Майклс
Иду по следам твоим
Год назад
Нью-Хейвен, Коннектикут
– Она просто чудо.
Я оторвала взгляд от торта, который уже битый час обмазывала розовой помадкой, и посмотрела на Айви, что сидела за своим низеньким столиком и рисовала карандашами. Те радужной россыпью валялись вокруг, обделённые вниманием и забытые. И не удивительно, ведь Айви взахлёб что-то чиркала розовым. Она всегда выбирала розовый, чего бы это ни касалось. Карандашей, нового платья, стен в комнате или крема для своего именинного торта. Рик любил пошутить, что наш дом давно превратился в большую зефирину, и старательно оберегал нашу спальню, свой последний приют, от розовых подушек и длинноухих плюшевых зайцев. Но в свободное время, не обременённое работой, которую он брал на дом, Рик обожал всех этих зайцев, все рюшки и едкий цвет огромной зефирины, в которой мы дружно жили.
Когда Айви занималась чем-то так увлечённо, она не замечала никого вокруг. Кончик языка торчал из-под мягких губок, белые хвостики болтались где-то на спине, белёсые антеннки у висков стояли дыбом, как нимб вокруг лика святого. Для меня Айви и так была святой по всем параметрам.
– Да, она такая. – С гордостью ответила я, даже не думая, каким самодовольным и напыщенным может показаться мой ответ.
– Я буду скучать по ней. По вам всем. – С грустью произнесла Изабелла.
Этому торту похоже не светило полностью одеться в крем, а ведь до дня рождения Айви остался всего день. Бисквит должен успеть пропитаться, дом приодеться к приходу гостей, а Рик бросил меня одну на произвол судьбы, занимаясь своими сверхважными юридическими делами. Изи зашла помочь с приготовлениями, а заодно попрощаться, и на этот поток эмоций я не смогла не отреагировать. Пришлось отложить шпатель, который чихнул кляксой крема на столешницу, мой передник и даже пол. Но кремовые пятна не стоят наших переживаний, а прощание с человеком, что за год успел стать родным – ещё как.
– О, Изи, нам будет так тебя не хватать, – я обняла Изабеллу так крепко, что она могла бы запросто затрещать по швам. – Ты стала для нас членом семьи.
– Как и вы для меня, Оливия. Тяжело вот так уезжать, но мы с мамой мечтали об этом уже давно.
– Конечно! Тулон… Франция…
Я отстранилась, возвращаясь к торту, пока крем окончательно не растаял на пылкой кухне, где вовсю коптилось куриное филе для завтрашних закусок. Детям – розовый торт и кэнди-бар, взрослым – закуски посолиднее и напитки погорячее.
– Я бы тоже променяла сумасшедшую семейку вроде нас на такую мечту.
Изабелла очаровательно улыбнулась и заверила, что влюбилась в нашу сумасшедшую троицу, как только увидела на собеседовании. А Айви… Айви стала для неё подарком не меньше, чем для нас с Риком.
– Я думала, этот медвежонок ей понравится, – с досадой произнесла Изи, глядя на нового плюшевого друга Айви, скучающего на полу.
– Медвежонок просто замечательный, – заверила я Изи, продолжая обмазывать края коржей, пока не стало получаться что-то похожее на настоящий торт. Мой первый самодельный шедевр из бисквита, ягод и взбитого крема, потому мне хотелось довести его до идеала. – Но ты же знаешь, как Айви любит своего мистера Зефирку. Любая другая игрушка просто меркнет на его фоне.
– Нужно было догадаться и выбрать что-то получше.
Этот медвежонок прибыл всего час назад под мышкой няни и тут же отправился валяться на ковёр. Нам же с Риком досталась дорогая бутылка вина, которую Изи просила открыть после праздника и насладиться превосходством вкуса только вдвоём с Риком.
– Грех делиться таким с неблагодарными гостями, – подметила она. – Хочу, чтобы вы выпили за Айви в конце дня, когда всё уляжется. А с этим вином будет казаться, что я праздную с вами.
– Ты всегда останешься частью этого дома. А теперь лучше расскажи: какие ощущения перед переездом?
И следующие полчаса, пока кухня пыхтела и жарилась в клубах дыма от будущих блюд и закусок, Изи с воодушевлением делилась картинами новой жизни где-то за океаном. Договор на аренду квартиры на Хемлок-роуд они уже расторгли и присмотрели небольшой одноэтажный домик у самого леса где-то в Тулоне. Я могла лишь живописно представлять себе всё то, что уже завтра для Изи станет реальностью. Миссис Роше сможет подрабатывать в каком-нибудь местном фонде защиты окружающей среды, а сама Изи запросто найдёт себе работу няней в приличной семье с таким же приличным жалованьем. У неё скопилась целая стопка рекомендаций с прошлых мест работы, а увенчала эту стопку рекомендация от меня, где я в самых ярких красках расписала, насколько чудесно Изи выполняет свою работу и как нашей семье повезло нанять её год назад.
Изи отдала ключи от дома, связку которых получила вместе с моим доверием, как только стала оставаться у нас. Мы выпили по глотку вина за встречу год назад и за прощание, пообещали не терять связь и ездить друг к другу в гости. Я предложила откупорить то вино, что она так великодушно преподнесла вместе с медвежонком для Айви, но получила яростный протест и напоминание: это для нас с Риком на завтрашний вечер.
Изи с нетерпением ждала нас троих, как только обустроится на новом месте и хоть немного сольётся с местным населением. Мы вспоминали прошлое и мечтали о будущем, смеялись и пускали слёзы, обнялись на прощание и объяснили Айви, что Изи уезжает и больше не придёт.
Айви не до конца поняла, что Изабелла покидает нас не на день, а на всю оставшуюся жизнь, поэтому не сильно-то расстроилась, когда няня пришла к ней с объятиями. Героически вынесла каждый слащавый поцелуй и попросила почитать сказку перед тем, как няня уйдёт. Уже навсегда.
К моменту, как Винни Пух помог ослику найти его хвост, а в комнате Айви погас свет, вернулся Рик и уговорил Изи остаться ещё на один бокал вина. Долгие прощания потрошат душу и раскалывают сердце на куски. И когда дверь за Изи наконец закрылась, а такси мигнуло фарами и увезло её домой закончить последние сборы перед отлётом, в моей душе осталась полнейшая пустота. Я пыталась заполнить её готовкой и уборкой на кухне, поцелуями Рика и ещё одной порцией аргентинского Мальбека, но помогла лишь усталость от долгого дня.
Перед сном я заглянула к дочке, как делала всегда, даже если просто вставала среди ночи выпить стакан воды. Айви сопела в обнимку с мистером Зефиркой. Так сладко и безмятежно могут спать только дети. Я еле удержалась, чтобы не стиснуть мою так быстро повзрослевшую дочку, не зацеловать её до красных пятен на коже, не забраться рядышком под одеяло, пусть эта детская кроватка с мягким подголовником и розовым воздушным балдахином была слишком мала для меня. Оставив дверь приоткрытой, я вернулась к себе и уснула в объятиях Рика, полная радости и грусти.
День рождения пролетел быстрее соседского сеттера, который за несколько секунд мог прогрызть штакетину в заборе и расправиться с моими пионами. Рик взял выходной и помог мне привести дом в человеческий вид. С шариками пришлось повозиться. Айви хохотала взахлёб с красного лица папы, но тот всё же сдался и сходил к соседям за насосом.
Весь первый этаж и задний двор превратились в море розовых шаров, дополняющих полчища пионов перед нашим домом, которые я так нежно любила и жалела, что они цветут лишь раз в год. Весь дом утонул в них, а цифра «4» венчала это море парусом. Два стола мы раздвинули по разные стороны от дорожки, чтобы освободить место для детских игр. На одном выросла горка кэнди-бара с кексами, кейк-попсами, конфетами и печеньем. По другую сторону баррикад были заготовлены угощения уже для родителей, которые только рады будут сбагрить своих сорванцов на мою шею, а сами со спокойной душой отыграются на выпивке.
К двум наш тихий дом рвался по швам от детворы и подарков. Общительность Айви покоряла всех с первых минут знакомства, потому она заводила их с завидной лёгкостью, в отличие от меня. На её праздник пришлось созвать целый детский сад из тех, с кем мы часто виделись на детских площадках, вместе ходили на занятия по рисованию и чтению, в кино или детские кафе с зоной для творчества и особым меню.
Подарки остались в доме, а все гости горошком высыпались на задний двор и сводили соседского пса с ума, играя и веселясь без него. Нас было слышно даже у гавани и на повороте к центру, но негодовала одна лишь миссис Буш, всё поглядывая на детское полчище из-за шторки своим вечно недовольным взглядом.
Рику ещё повезло – периодически он спасался бегством от четырёхлеток, которые тянули к нему руки и просили покатать на спине. Хитростью отвлекал их, а сам присоединялся к взрослым и по полной использовал редкий шанс отдохнуть. Я же оказалась не такой фартовой, и через час уже вспотела от беготни туда-сюда. Словно мы все оказались на корабле в лютый шторм.
За первые десять минут закончились все кейк-попсы в шоколадной глазури, с яркой посыпкой, и пришлось мчаться в дом за второй – и признаться – последней порцией. Дочь Серены Хорн, Селия, которую Айви была рада видеть намного сильнее, чем я её мать, упала прямо на куст сирени, и под неистовые визги Серены я понеслась обрабатывать свежие раны. Пёс всё лаял через забор и напугал малыша Стиви не до слёз, а до дикого воя. Милли повыдирала несколько букетов георгин, которые распустились совсем недавно. Джули переела сладкого и распухла от аллергии, пока её мама строила глазки папе Дилана. А сам Дилан отправился в дом, чтобы помыть руки, но заблудился где-то на полпути, так что мы искали его всем двором.
Но взрослые не отставали от младшего поколения и чудили каждый как мог. Дай человеку свободу и неограниченный запас алкоголя, и он найдёт, чем тебя удивить. Мама Джули, покрывшаяся пылью после развода полгода назад, была готова наброситься на отца Дилана прямо возле кэнди-бара. Грегг, шумный и басистый механик, который даже на праздник пришёл в джинсах с масляным пятном, так приложился к красному сухому, а потом и к «Маргарите», что перестал отличать своего сына Джереми от остальных и дважды хватал на руки чужих детей. Серена и Роза спелись и забыли о том, что пришли сюда не для собственного веселья, а помочь мне справиться с этим зоопарком и приглядеть, чтобы все приглашённые ушли в целости и сохранности. А венцом этого театра абсурда стала Флоренс. Свекровь опоздала к празднику, и с этим я бы уж как-то смирилась, но на её попечении был именинный торт.
Но были в этом дне и светлые пятна. Изи прислала фотографию из самолёта на полпути во Францию, а потом и из Тулона, куда приземлилась в тот момент, пока я отпугивала пса Бруно от забора палкой. Детский смех всё же подслащивал горькую пилюлю ответственности, которую я взвалила на себя. Но ярче всего сияли глаза Айви, громче всего искрилось её счастье.
Радостное личико дочери стирало все неудобства и всё раздражение. Ради этих ангельских ямочек на её пока не утративших пухлость щёчках я бы пережила этот праздник ещё тысячу раз. Тысячу раз смазала бы коленку Селии бетадином, помогла бы Милли окончательно уничтожить мои клумбы, привыкла бы к испуганному рёву Стиви, как к симфонии. Напоила бы отца Джереми ещё пятью литрами вина и даже бы предложила устроить налёт на неприкосновенный бар Рика, лишь бы он уснул где-нибудь на диване в гостиной и не портил детям веселье.
Ради счастья Айви я бы крутила плёнку снова и снова, попадая в день сурка.
Но гости, к счастью, разошлись ещё до восьми. Когда дверь за последними закрылась, я почти сползла по ней спиной, не чувствуя ноги от беготни, а ушные перепонки от шума. Рик провёл пальцами по моему лицу, убирая всколоченную прядь волос, и сказал, что я просто умница.
– Посуда на мне, – улыбнулся он. – А ты уложи Айви и спускайся распить ту прекрасную бутылочку, что подарила Изи.
Упрашивать дважды не пришлось. Променять горы липкой посуды на ещё несколько мгновений с любимой дочерью? Выбор очевиден. Но недолго длилось наше вечернее уединение с Айви. Она зевала и клевала носом ещё за тортом, а к моменту, как я помогла ей почистить зубы и переодеться в пижамку, так и вовсе боролась с непослушными веками, пытаясь держать их открытыми. Традиционная сказка закончилась ещё на третьем абзаце – кулачок Айви, обнимающий мистера Зефирку, расслабился и выпустил зайца.
Ещё несколько минут полюбовавшись тем чудом, что мы с Риком произвели на свет, я поцеловала дочь в лоб и вышла из комнаты, плотно закрыв дверь. Спустилась к мужу, который уже домывал посуду, и разлила вино Изи по бокалам. Праздничных закусок было наготовлено впрок, однако я не успела попробовать ничего, кроме рыбных тарталеток, и перехватила пару шоколадных конфет прямо на ходу. Так что теперь я могла спокойно поужинать в самой прекрасной компании.
Мы устроились на диване: я закинула голые пятки Рику на колени и растаяла от его прикосновений. Напряжение и суматоха дня постепенно отступали, а всё тело расслаблялось, выпускало из себя усталый стон. Болтовня и хмельное вино окончательно усыпили мой разум, и я потянула Рика наверх, мечтая поскорее забраться под одеяло и уснуть. Не помню, когда в последний раз вино так дурманило голову, но я чувствовала себя так, словно отходила от наркоза. Две секунды – и я отключилась, не слыша ни звука за пределами своего сна.
Даже самые счастливые перемены в жизни всегда сопровождает грусть. Ведь они не только приносят что-то новое, но заодно забирают что-то старое, привычное, родное. Этот день вышел именно таким. Бессовестно украл у меня человека, к которому я успела прикипеть душой.
Этот день вышел каким-то особенным и эмоциональным, выпотрошил все мои силы без остатка, потому я проспала до самого утра без единого сна, без привычных ночных поползновений на кухню, без ритуалов проверки Айви.
Этот день вышел запоминающимся. Из тех дней, что застревают в памяти занозой, оставляют воспоминание в виде шрама, навсегда остаются с тобой. Я думала, что этот день запомнится мне тем, что Изи откололась от нашей семьи, как осколок громадной льдины, что уплыл себе по течению дальше, а мы застряли на месте.
Но этот день запомнился мне совершенно другим.
Утро ворвалось в мой сон ярким светом из щели не до конца занавешенных штор. Солнце ударило в глаза и сбило нокаутом. Несколько мгновений я приходила в себя, вспоминая, почему Рика нету рядом, почему кровать с его стороны давно остыла, а по мне не топчутся маленькие ножки Айви, которая любила вставать раньше всех и устраивать из нашей спальни батутный центр.
Тишина в доме показалась мне подозрительной, даже жуткой. Айви должна была терроризировать округу криками и визгом, требовать развернуть подарки и доесть остатки вчерашних сладостей. Но террористическая акция не состоялась. Дом продолжал себе тихо спать.
Я выбралась из-под одеяла, накинула халат и прошлёпала голыми пятками по коридору к спальне Айви. Дверь с приклеенными звёздочками и лунами, что светились в темноте, была наглухо закрыта. Тихо повернув ручку, я заглянула в спальню, мечтая поскорее увидеть свою дочь, которая повзрослела ещё на год. Взглянуть на чудо, что уже четыре года опьяняло меня любовью и сжимало сердце от трепета.
Но в спальне никого не было. Одеяло наполовину сбилось в изножье кровати, наполовину валялось на полу. Тапочки Айви, мохнатые лапки с коготками, конечно же, розового цвета, лежали перевёрнутыми под кроватью. А в распахнутое окно врывалось прохладное дыхание сентябрьского утра. Я бы и теперь не подумала ни о чём страшном, а списала бы пустую комнату на побег Айви на кухню, чтобы втихаря слопать спрятанные после гостей конфеты и желатинки. Но открытое окно… Я поёжилась, но совсем не от холода, что пролетел по ногам и коснулся голой кожи. Ручка слишком высоко, чтобы Айви дотянулась и открыла его самостоятельно, а Рик ни за что бы не распахнул его настежь, зная, каким хрупким здоровьем обзавелась Айви при рождении.
Сердце помчалось вприпрыжку быстрее меня по лестнице. Я обсмотрела каждую комнату, заглянула в каждое тайное место, где Айви любила прятаться, оббежала вокруг дома, позвала её сотню раз, взбаламутив не только соседей, но и птиц на крыше. Они ответили на мой зов напуганным карканьем. Айви нигде не было, как и её плюшевого мистера Зефирки.
Этот день навсегда остался в памяти. Раскалённым тавро высекся на моём сердце. Тугой верёвкой стянулся на моём горле. Ведь в этот день моя дочь бесследно исчезла.
Сейчас
Бергамо, Италия
В Бергамо проживает сто двадцать тысяч человек. Мимолётные туристы, от которых распухают стены отелей в летний сезон, не в счёт, ведь к осени их паломничества становятся всё реже. Я с лёгкостью заказала номер в «Сан Лоренцо» за несколько часов до вылета – отель скучал полупустой в забытье, ведь все любители итальянского антуража мчатся в города посолиднее, вроде Милана, Рима и Венеции. Или спешат на пляжи Капри, Эльбы и Сардинии, чтобы напоследок бархатного сезона чуть подкоптить белоснежную кожу перед возвращением в душный офис. Там же они могут заработать скорее инфаркт, чем ровный загар.
И в этой толчее незнакомых лиц, среди ста двадцати тысяч человек мне предстояло отыскать одного единственного. Поиски иголки в стоге сена, только стог побольше, а иголка не отблескивает на солнце.
В современном мире найти кого-то – дело пяти минут. В сеть сливается столько личной информации, как в чан с отходами с какого-нибудь вредоносного промышленного предприятия. Достаточно лишь имени или фотографии, чтобы в бесконечной пустыне отыскать нужную песчинку. Но у меня не было имени. Только фантом, что исчез из Нью-Хейвена, тщательно продумав каждую мелочь своего побега. Я была так слепа. Мы оба. Но у меня получилось прозреть, а Рик просто приспособился к жизни в потёмках.
Вико удивила моя просьба. Вся его прирождённая уверенность куда-то пропала. Тёмные глаза в кольце длинный чёрных ресниц шустро забегали, а руки вдруг перестали понимать, куда им деваться, и стали почёсывать тонкие усики над верхней губой. Он смутился, но спрятал смущение за привычной услужливостью клиенту. Вико предложил мне поискать в соцсетях – там ведь все сидят, даже его семидесятилетняя бабуля Паола, которая любит выкладывать фотографии своей престарелой кошки. Но та, за кем я охотилась, чей след случайно унюхала в Нью-Хейвене буквально неделю назад, удалился из всех соцсетей. Продуманный ход, чтобы спрятаться от преследователей. От меня. Я шла на еле уловимый запах, и он привёл меня сюда, к острогу Альп, в уснувшую провинцию Ломбардии. Но очутившись в Бергамо, я потеряла нюх.
Когда я объяснила, что слежка в социальных сетях не подойдёт, Вико нахмурился и всерьёз озаботился поставленной задачей. Он почесал затылок и предложил воспользоваться жёлтыми страницами или специальными сайтами, созданными для поисков пропавших без вести на территории Италии. Но для того и другого нужно было имя, телефон, адрес или хоть какой-то маленький крючок, за который можно было бы зацепиться, вроде родственников, бывшего места работы или номера школы, в которой человек учился. Если бы я знала хоть что-то из этого, я бы не сидела в номере и не расспрашивала официанта.
– А кого вы искать, раз даже не знать имени? – спросил Вико осторожно, чтобы не пересечь какую-то незримую грань между сервисным работником и клиентом. – Ничего не знаете…
– Это старая знакомая моей бабушки, – соврала я. Лгать малознакомым людям куда как проще, чем близким. Потому мой голос и не дрогнул, а язык не загорелся горячим пламенем. – Они потеряли связь какое-то время назад, а недавно бабушка умерла. Я знаю, она бы очень хотела, если бы я отыскала её знакомую и сообщила эту новость.
Такое объяснение пришлось Вико по душе и даже слегка успокоило. После упоминания о бабушке я уже не выглядела подозрительной сумасшедшей, а скорее вызывала у него симпатию и сочувствие. Когда полотно лжи соткано из полуправды, она уже не звучит так неестественно. Моя бабушка и правда умерла. Ещё восемь лет назад, но думаю, она была бы не против, что стала соучастницей маленького заговора. Бабушка пошла бы на что угодно, чтобы помочь мне в поисках.
– Я соболезновать вашей утрате, – чуть опустил подбородок Вико. – Но без имени или хотя бы каких-то деталей биографии, я бояться, что вы не сможете её находить. Вы точно ничего о ней не знать?
– Вообще-то, у меня есть письмо, – я сбросила мокрое полотенце с волос прямо на застеленную кровать, чтобы оно не мешало, и покопалась в сумочке. Письмо, украденное прямо из-под носа любезной миссис Кольер, зажало с двух сторон косметичкой и паспортом. Освободив вскрытый и чуть помятый на уголке конверт из плена, я протянула его Вико.
– Но здесь нет обратного адреса, – отметил он, повертев улику в руках.
Как будто я не знала. На конверте только адрес получателя, а в графе адресанта ни имени, ни инициалов, ни названия улицы. Только подпись: «От старой подруги». Внутри – ни одного намёка на то, где её искать, как её теперь зовут, как с ней связаться. Только одно единственное упоминание о базилике Кьеза ди Сан Бартоломео и вложенная фотография, которая всё расставила по местам.
– От старой подруги, – прочёл Вико. – Это и есть знакомая вашей бабушки?
– Да.
– А в письме нет ничего, за что можно было бы ухватиться?
– Ничего существенного.
– Извините, но тогда я не представлять, чем могу вам помочь.
Изящная тонкая рука протянула конверт обратно. Вико с сочувствием поджал губы и уже собирался уходить, как в самых дверях опомнился.
– Вы можете обратиться в отделение почты, откуда письмо отправлять, – подсказал он, кивая на конверт. – Может, адреса отправителя у вас и нет, но адрес почты указан в самом уголке. Маленький штамп, видеть?
С бешеным сердцебиением я стала разглядывать все уголки конверта. И правда, в левом вверху виднелась еле отпечатанная круглая печать. Всего треть: синий ободок и несколько букв внутри. Заглавная «А» и что-то вроде «телли» на конце. Я столько раз обсматривала и перечитывала каждую букву, но мне и в голову не приходило, что эта печать может оказаться весомой подсказкой.
– Скорее всего, это отделение на Виа Антонио Локателли. Попробовать поспрашивать там.
– Спасибо вам! – воспрянула я, готовая расцеловать этого мальчишку в форме официанта.
Он сам не представлял, как мне помог. Указал на следующий шаг, иначе я бы просто топталась на месте. Я сорвалась в Италию, не имея чёткого плана за спиной. Только название города, письмо и фотографию, которые даже в сумме не давали никаких ответов. Но некоторые ответы можно найти лишь при помощи подсказок. И одну такую Вико мне безвозмездно подарил.
– Рад, что суметь вам хоть чем-то помочь, – вежливо отозвался Вико и даже изобразил что-то вроде лёгкого поклона. – И не забывать о Маритоццо. Они намного более вкусный, когда тёплый.
Он подмигнул и скрылся в коридоре, оставляя меня наедине с остывающим завтраком и своими мыслями. Надежда дарит нам крылья, и я готова была прямо сейчас вылететь в распахнутые створки балкона и приземлиться у входа в почтовое отделение на Виа Антонио Локателли. Даже аппетит прорезался где-то в глубине желудка, связав его в тугой узел – такой даже моряки не сумеют связать своими сильными руками. Как же сильно можно проголодаться за целый год тревоги и горя, и не только по вкусным булочкам, что официант лично приносит в номер. Гораздо страшнее голод по надежде. В отличие от еды, по ней я изголодалась до спазмов.
Кофе в компании с лимонными Маритоццо исчезли с тарелки быстрее, чем след исчезает с влажного зеркала. Вико позаботился и о моём досуге, положив на поднос рядом с блюдцем брошюрку со списком достопримечательностей и экскурсиями, которые можно было заказать прямо из отеля. Но мой маршрут по Бергамо пролегал не по историческим площадям и музеям.
Я выбросила брошюрку в мусорку, высушила волосы до светлого блеска и сменила мягкий халат на платье по погоде. Любимое платье Рика. Нежно-розовое в оливковые цветы. Сколько раз он поедал меня в нём глазами, сколько раз целовал в обнажённое плечо и медленно стягивал лямку всё ниже. Я взяла его без задней мысли, бросив в чемодан с другими летними вещами, что уже не наденешь в Нью-Хейвене в самый разгар сентября, но что заслужили вторую жизнь здесь, в изнеженной теплой глубинке Италии. Но теперь, увидев саму себя в зеркале, я чуть не расплакалась от грусти, что сдавила грудь потуже убийственного корсета.
Как же я скучала по этому платью, по Рику, по тому, как он чувственно снимал его и как помогал застегнуть молнию на спине, когда уже насытился мной вдоволь. Как бы мне хотелось, чтобы Рик и сейчас был рядом. Так же смотрел на меня влюблёнными глазами, будто мы не женаты восемь лет, будто не знаем друг о друге всё на свете, будто впереди у нас целая жизнь, чтобы это узнать. Но больше всего мне хотелось, чтобы Рик поверил мне, стоял рядом и шептал, что всё будет хорошо. Что мы найдём её. Но Рик был далеко. И душой дальше, чем телом. Он будет слоняться в своей тесной квартирке, в которую сбежал от меня и нашего горя, выпьет чёрный кофе без сахара, прочтёт пару полос свежей газеты и снимет с вешалки ещё с вечера отглаженный костюм. Его день расписан по минутам, и ни в одной из этих минут больше не было меня.
Случившееся сломало нас пополам. И из одного целого мы стали двумя половинками, чьи оборванные края идеально подошли бы друг к другу, только бы склеить. Но мы оба притворялись, что нигде не можем найти клей. Потому что нашим клеем была она.
