Элли Шарм
Слабость Шамана
Перелез обратно на переднее сиденье, мексиканец рукой указал на рюкзак:
– Подкрепись, там вода и бургер.
Я достал аппетитно пахнущий домашний бургер, из тех, что иногда готовил Оцеола, и бутылку воды. Предложил мексиканцу, который отрицательно покачал головой, достал пачку «Принглс» и принялся хрустеть ими.
– Нам должны подать знак, как только это произойдёт, зайдёшь в здание аэропорта и подойдёшь к первому терминалу, – видя, как я напрягся, мексиканец добавил: – Не переживай, там всего один терминал. Ничего не спутаешь, тебя уже будет ждать Доминико.
Чувствуя нарастающую дрожь, я попробовал успокоить себя техникой, которой обучал меня Оцеола: медленный вздох, затем выдох, абстрагироваться от всего… Через пару минут открыв глаза, внимательно посмотрел в лобовое стекло. Территория, прилегающая к аэропорту, выглядела почти пустой – ни людей, ни автомобилей, лишь несколько прохожих, да рабочих, толкающих впереди себя тележку с чемоданами.
Дверь в здание приоткрылась, на улицу вышел мужчина со свернутой трубкой газетой в руке. Мужчина лениво протянул другую руку к карману и вытащил сигарету, затем оглянулся по сторонам.
– Пора, – сказал Сантьяго, резко оживившись. – Это один из людей Доминико! Подойдёшь к нему, он спросит прикурить, – наклонившись к бардачку своей машины, мексиканец завозился там, негромко чертыхаясь. – А, вот она! – радостно сказал он, извлекая из темноты предмет.
– Что это? – спросил я, разглядывая предмет, который протянул мне мужчина.
– Зажигалка. Это и есть сигнал, скажем, секретное послание, что ты – это ты, – просто ответил мексиканец, наблюдая за тем, как я кручу в разные стороны предмет, разглядывая его с интересом.
А посмотреть там и впрямь было на что. Резная зажигала с замысловатыми узорами по корпусу, с изображением четырёх красных звёзд на бело-голубом фоне.
– Красивая вещь!
– Пусть останется тебе на память от меня, – сказал Сантьяго. – А теперь давай, торопись! Надо все сделать максимально быстро, сам знаешь, мало ли… Нельзя нам привлекать внимание, повсюду люди Нолана. Если они что-то заподозрят…
– Понял! – взявшись за ручку, чтобы отворить дверь, я выпустил ее и, обернувшись к Сантьяго, сказал: – Спасибо! Спасибо тебе за все!
Тот нервно подкрутил свой ус рукой и, подавшись вперёд, сжал мое плечо рукой:
– Береги себя, парень, не всегда так фортуна поворачивается лицом! Не рискуй, действуй впредь всегда с умом!
Мы крепко пожали руки.
– С богом, – пробормотал Сантьяго, наблюдая за тем, как я вылезаю из машины. Ступив ногами на асфальт, я пошёл быстрым шагом к мужчине на входе. Подойдя к нему, я кивнул на его сигарету:
– Вам помочь? – спросил его напряженным голосом.
Тот вскинул на меня взгляд пытливых глаз, внимательно ощупал мое лицо своими карими глазами:
– Да вот, забыл свою зажигалку, может у тебя что найдётся? – наконец спросил он, закончив свой осмотр.
Я протянул ему руку, в которой была зажата зажигалка, другую ладонь вытер о штаны, чувствуя, как ладонь стала неприятно влажной. Мужчина заинтересованно посмотрел на зажигалку, глаза его вспыхнули. Затем взгляд стал тут же безразличным, он спокойно взял ее из моих рук и с набережной неторопливостью прикурил. Встал совсем близко ко мне:
– Сеньор Конти, рад приветствовать вас, – почтительно понизив тон, сказал он. – Сейчас мы с вами пройдём вместе на взлётную полосу, там вас ждёт частный самолёт, на борту вас ожидает Доминико, – мужчина поднял на меня свои глаза. – В зале на данный момент находятся люди Нолана Данна, поэтому прошу вас постараться не нервничать и вести себя как можно естественнее, нам всего лишь нужно пройти зал.
Я кивнул, показывая свою готовность и понимание всей сложности и опасности ситуации.
Войдя в здание аэропорта, мужчина пошёл чуть впереди меня, я же старался не отставать от него ни на шаг. Мне казалось, что все смотрят на нас, что я себя обязательно чем-то выдам. Может, неуверенной походкой, а может, своим взвинченным поведением или тем же нервным взглядом. Насколько раз я мысленно себя одернул.
Терзаемый внутренними страхами, я даже не заметил, как быстро мы пересекли зал небольшого местного аэропорта, выйдя на взлётное поле. Приблизились быстрым шагом к одному из частных самолетов, он не выглядел как собственность моего отца. От этой мысли я сбавил шаг, сбившись со своего ритма. Мужчина увидел мое колебание, тут же постарался его развеять:
– Это частный самолёт, взятый напрокат. Вы же понимаете, что мы не могли рисковать, прилетев на одном из самолетов, что принадлежат вашему отцу.
Головой я это понимал, но мое сердце часто забилось, от мыслей, что будет, если это подстава. С другой стороны, слишком изворотливый план, чтобы меня поймать, не проще ли было уже схватить меня на территории того же аэропорта, а не на взлётной полосе?
Весь взвинченный, я поднялся по трапу. Свернув направо, прошёл в довольно-таки немаленькие помещение, где стояли кожаные кресла и стол в углу. Сидевший за столом человек при виде меня вскочил со своего места и порывистыми шагами преодолел расстояние, между нами. В мужчине я сразу же узнал Доминико Бруно, правую руку моего отца.
– Андре! – воскликнул он, сжимая руками оба моих плеча. Мужчина оглядел меня быстрым взглядом: – Ты здоров?
– Все хорошо, сеньор Бруно.
Тот радостно похлопал меня по спине, затем усадил в кресло:
– Ты не представляешь, что всем нам пришлось пережить, когда мы узнали, что ты в руках этой свиньи Нолана Данна.
Я почувствовал, как пилот начал разгонять самолёт, слегка качнуло и он начал набирать скорость.
– Как мой отец? – спросил я у Доминико, который все еще смотрел на меня и, казалось, не мог поверить своим глазам.
Мужчина присел рядом со мной:
– Отец уже в курсе, что мы тебя нашли! Он ничего не знал до последнего, – мужчина чуть виновато посмотрел на меня и, пожав плечами, попытался объяснить: – Понимаешь, тебя не было почти год, и тут на меня выходит человек и начинает прощупывать, что да к чему. И вроде как он имеет информацию о твоём местонахождении. Я не мог позволить себе обнадеживать твоих отца и мать, пока не удостоверюсь, что это все правда!
Я кивнул, чувствуя, как напряжение начинает покидать мое задерневшее тело.
– Может, хочешь есть? Пить? – Доминико засуетился возле меня, как родной отец.
Отец… как же я соскучился! Мама, как она все это перенесла? Я покачал головой:
– Расскажите мне все, что я пропустил, – попросил я сеньора Бруно.
Тот, усевшись поудобнее возле меня, печально вздохнул и посмотрел на свои часы:
– Ну, лететь нам долго, около девяти-десяти часов, так что, думаю, успею ввести тебя в курс дела.
Мужчина поведал мне о том, в каком ужасе были мои родители, когда обнаружили, что меня нет дома. Они подняли на ноги всю охрану, подключили полицию, но все было тщетно. Пока через месяц с ними не связался Нолан Данн, который объявил им со злорадством и триумфом, что их единственный сын и наследник у него в гостях, как выразился он в тот момент.
Я внимательно слушал Бруно, мое живое воображение подкидывало мне эмоциональные картины того, как мои родители убивались от горя. Заметив мое состояние, Доминико резко прервался:
– Я думаю, тебе нужно отдохнуть, – нажав на кнопку подлокотника кресла, он откинул моё сидение.
Помимо воли, я почувствовал, как мои глаза начинают закрываться. Усталость дала о себе знать после того, как мозг понял, что опасность отступила, и я погрузился в здоровый крепкий сон, думая о том, что совсем скоро я, наконец-то, увижу своих родных.
Глава 14
И вот я наконец-то спускаюсь по трапу самолета, неужели прошло десять часов? Когда я садился в самолёт, мне казалось, что эти десять часов будут длиться дольше, чем весь год, что я прожил вдалеке от своей родины и близких мне людей.
Спустившись с последней ступеньки, я попал прямо в крепкие объятия своего отца. Все его мощное тело сотрясалось, как будто его колотит крупная дрожь. Взяв меня за руки чуть выше локтей, он откинулся и посмотрел мне в лицо. Я, в свою очередь, не сводил с него взгляда, отмечая для себя появившееся морщинки возле его рта и глаз, тёмные круги под ними. Даже в его каштановых волосах блестели нити седых волос.
– Сынок, – дрожащим голосом сказал он. – Живой! Андре, живой! – он даже встряхнул меня пару раз и опять прижала к себе, не давая мне нормально вздохнуть. – Живой! Ты тут, со мной, – говорил он все, как будто не мог поверить своим глазам и рукам, что так крепко держали меня. – Ты здоров?! – он начал судорожно меня ощупывать, проведя по лицу, затем по плечам и груди дрожащими руками.
Я перехватил его ладонь, сжав ее, и как можно спокойнее произнёс:
– Отец, все хорошо. Слышишь? Я в полном порядке.
Взяв за плечо, он повернул меня и повёл в сторону припаркованного невдалеке джипа, в бронированных окнах которого я увидел своё отражение. Как долго я не видел себя? Только лишь в водах озёр во Флориде, в размытых и покрытых рябью отражениях я не мог разглядеть существенно ничего. Сейчас же я видел перед собой высокого молодого мужчину, именно мужчину, а не парня, который год назад убежал так бездумно из дома. Я стал почти на голову выше своего высокого отца.
Отец подтолкнул меня к двери, пригнувшись, я уселся на заднее сидение, наблюдая через стекло, как к отцу подошёл Доминико. Отец крепко пожал ему руку, при этом что-то говоря, скорее всего, он благодарил его. Доминико лишь сдержано кивал в ответ, но по лицу видно было, что это вызывает у него ничуть не меньше эмоций, чем у отца. Похлопав друг друга по плечам, они разошлись по машинам.
Отец удобно устроился возле меня. Он все разглядывал меня, при этом его глаза горели гордостью. Да, именно так, подумал я с волнением. Раньше я никогда не видел в его глазах таких эмоций по отношению ко мне.
– Ты изменился, – надтреснутым голосом сказал он. – Вон, вижу, уже есть щетина.
Я машинально провёл рукой по своим щекам и подбородку. Вспомнил, как, живя с Оцеолой, начал бриться впервые. При этом пришлось начинать не с дорогой люксовой бритвы, как я всегда думал, а с ножа, причём заточеного моими руками.
– Мать тебя не узнает! – уже широко улыбаясь, сказал отец. – Ты стал больше меня, сильней… Такую форму можно приобрести только постоянно выполняя тяжёлую физическую работу.
Я кивнул, вспомнив все, что делал в лесу: подготовка к зиме, тяжёлые дрова, охота, учение стрельбе из лука и ещё много-много чего.
– Расскажи мне все! Я хочу знать, что пережил мой сын!
– Да, отец, – согласился я с ним. – Мне так много нужно рассказать тебе.
Я поведал отцу все, что со мной произошло, без утайки, от начала до конца. Расказал о том, как меня мучали и унижали в доме Нолана Данна. Затем о том, как это резко прекратилось, и что Нолан на какое-то время почему-то потерял ко мне интерес. Об Адель, которая помогла мне сбежать, об Оцеоле, даже о чертовом ягуаре, который, по словам Оцеолы, спас меня, отдав часть своей души моему умирающему телу.
Отец внимательно меня слушал, не перебивая, лишь хмурил брови и сжимал бессильно кулаки, когда я рассказывал о самых сложных и отчаянных моментах, произошедших со мной. Умолчал я лишь об одном – об Эйлин. Я поклялся Адель, что никому не расскажу о ней, никогда…
Даже отцу.
Так будет лучше. Так будет справедливо и по чести.
Закончив свой рассказ, я увидел, как мы подъезжаем к воротам нашего дома. Заехав за ворота, машина проехала ещё пару метров и остановилась. Выйдя наружу из джипа, я увидел, как отворилась дверь, ведущая в дом, и оттуда выбежала моя мать. Какая она хрупкая, как похудела!
Я смотрел на неё, чувствуя, как от жалости сжимается сердце. Жалости не к себе, не к парню, который провёл в плену год, а к матери, которая год ждала своего сына и не знала, вернётся ли он назад к ней живой. Дождётся ли она его когда-нибудь, живя изо дня в день с надеждой, которая иной раз перерастала в глухое безмолвное отчаянье, высасывающее последние крупицы энергии из своей жертвы.
Я кинулся к ней, подхватив и оторвав от земли. Она была легкая, как пушинка, она всегда была высокой и стройной, но сейчас она стала буквально тростинкой. Ее зелёные глаза, точно такие же, как у меня, были полны слез и безграничного счастья. Поставив ее на землю возле себя, я смотрел, улыбаясь, в ее запрокинутое лицо.
– Андре! – тихо, как будто несмело, сказала она и, протянув пальцы, коснулась моей щеки, тут же одернув их. – Колешься, – сказала она с каким-то удивлением.
Как будто она меня воспринимала совсем ребёнком, и сейчас увидела с недоумением, что ее маленький мальчик превратился в мужчину.
– Это не сон? – спросила она все так же несмело.
– Нет, мама! Я здесь, с вами! Дома, – наконец ответил я ей, продолжая мягко улыбаться.
Как будто отойдя от сна и поняв, что это все правда, она прижала ладонь к губам, у неё вырвался полный мучения и одновременно облегчения стон, из глаз, наполненных влагой, блестящих, как зелёная листва, потекли крупные слёзы. Она начала всхлипывать, падая снова в мои объятия.
– Я так молилась, Андре, я молилась день и ночь, – глотая слёзы, говорила она, гладя меня по волосам. – И он меня услышал, вернул мне моего мальчика!
Подошедший отец, который стоял в стороне какое-то время, мягким жестом повёл нас в дом.
– Пойдём, дорогая, сыну надо отдохнуть! У него был долгий путь, – от того, как он посмотрел на меня, я понял, что он имел в виду не часы моего полёта.
– Да-да, конечно! – засуетилась мама. – Ты, наверное, голодный. – рассматривая меня более внимательно, она вдруг всплеснула руками. – Ты стал такой высокий, –сморгнув слёзы, продолжила она. – Боюсь, ты не вылезешь в свои вещи ни в длину, ни в ширину, – закончила она с мягкой улыбкой. – Виктор, может, дашь ему одну из своих рубашек? – сказала она, направляясь к лестнице. – Сейчас я посмотрю что-нибудь, сынок.
Отец провёл рукой по волосам и с какой-то извиняющейся улыбкой сказал:
– Боюсь, мои рубашки не такие модные, как ты любишь, но все же что-то, пока ты не съездишь по магазинам.
С каким-то удивлением я слушал его, понимая, что отец не шутит. Неужели я ещё совсем не так давно был настолько разбалованным и наглым мальчишкой?
– Отец, не вещь красит человека! Надеть твою рубашки для меня честь, – просто ответил я отцу, видя растерянное выражение на его лице. – Если ты не против, то я бы хотел принять настоящий горячий душ, – замявшись, я добавил: – Я даже и забыл, что это такое.
Взлетев быстро по лестнице, замер, обернувшись лицом к отцу:
– Пап?
– Да, Андре? – сделал он шаг вперёд к лестнице, задирая лицо вверх.
– Где Теа? – спросил я с волнением.
– Она будет дома через два часа. Мы уже ей сообщили, она очень ждёт встречи с тобой!
– Отлично! – повернувшись, я направился в свою комнату.
Вечером, сидя за большим столом со своей семьей, я наконец-то почувствовал себя дома. На какое-то мгновение даже показалось, что все, что со мной произошло, это какой-то бред, фантазия восполненного мозга. Может, сейчас я очнусь на медицинской койке с забинтованной головой и увижу рядом с собой ругающегося отца, который скажет, что я, как всегда, гонял на мотоцикле и не справился с управлением. Что все произошедшее – это всего лишь иллюзия от наркоза.
Но нет, это правда. Я дотронулся до цепочки с медальоном, свисающей с моей шеи – это никогда не даст мне забыть или усомнится в том, что со мной произошло. Мать сразу же обратила внимание на мимолетное выражение, мелькнувшее на моем лице.
– Что это? – спросила она, наклонившись в мою строну и стараясь рассмотреть поближе медальон.
Я тут же засунул его обратно за рубашку:
– Да так, ничего, подарок, – просто ответил я на ее вопрос, не углубляясь в подробности.
Теа в это время уплетала за обе щеки ужин и тихо спорила с отцом о том, что она будет играть на арфе, но для начала отец должен ее приобрести. Я с улыбкой вспомнил, как она громко завизжала около двух часов назад, когда впервые после разлуки увидела меня. Она как маленькая обезьянка вскарабкалась вверх по моему телу и повисла на моей руке.
– Это подарил Оцеола? – вывел из раздумий голос матери. Я с удивлением посмотрел на неё. – Отец расказал мне о нем, – смело встретив мой взгляд, сказала она. – Я его помню, этот медальон, – неожиданно добавила она, заставив меня поднять взгляд от тарелки.
– Ты знаешь Оцеолу?! – потрясено спросил я.
Мать так же спокойно и слегка печально ответила:
– Да, когда-то он меня спас от большой беды.
Я не сводил с неё пытливых глаз, надеясь, что она продолжит, но она лишь пожала плечами, добавив:
– Что было, то было! Я рада, что он в здравии.
Я решил промолчать. Главный урок, усвоенный у индейца, был таков: если человек не хочет сейчас обнажать перед тобой душу, не лезь в неё, не торопи, и когда-нибудь придет время, когда он сам все расскажет в благодарность за твою чуткость. Одно лишь меня волновало: откуда мама могла видеть этот кулон у Оцеолы, если он принадлежал Эйлин? Столько вопросов, и ни одного ответа.
Мне хотелось знать все. Почему моей маме грозила беда? От чего спас ее индеец? Помнил ли индеец мою мать, и поэтому помог мне? Как кулон, принадлежащий Оцеоле, оказался у Эйлин? Замыкал всю эту цепочку Нолан Данн с его словами, когда он был сильно пьян и не в себе: «У тебя глаза этой суки Алисии». Казалось, ответ где-то на поверхности, но я никак не мог ухватиться за него, понять, как прошлое переплетается с настоящим.
Больше к этому разговору мы не возвращались. Ни год спустя, ни даже десять лет, пройденных с того дня, не открыли мне разгадку минувших дней. За десять лет много что изменилось в моей жизни. Родители настаивали на том, чтобы я ходил к психологу и находился какое-то время дома. Но тут же мое воображение рисовало морщинистое лицо Оцеолы, который, затянувшись кальяном, смеясь мне в лицо сказал бы: какой такой психолог? И я понимал, что лучшее для меня – это взять себя в руки, побороть свои страхи, свою лень. Стать сильным и независимы человеком, подняться так высоко, чтобы своими достижениями показать врагам, чего я стою, глядя на них оттуда, сверху вниз.
И я бросил все силы на это. Убедил отца в том, что мне необходимо вернуться в школу, попросил нанять мне целый штат репетиторов, чтобы благодаря им нагнать в кратчайшие сроки все, что я упустил за год. С чувством триумфа я сдал все экзамены и, появившись на вручения диплома, с улыбкой отвечал на вопросы одноклассников. Как сейчас я помню, как ко мне подошёл Адольфо, один из ребят с моего потока, и задал мне вопрос:
– Привет, Андре! Вот ты даёшь, пропал на год, ни слуху, ни духу, пришёл победил, – он кивнул на мой красный диплом, зажатый в руке. – Так, где ты был? – спросил он с любопытством, тут же продолжив: – Я слышал, ты отдыхал где-то на юге Америки? В Майями, что ли? – рассматривая мой загар, добавил он
Я криво усмехнулся, думая с иронией, что все это время я так близко находится от Майями, места отдыха для вот таких мажоров, где море выпивки и куча красивых девочек, а самые известные ди-джеи Европы крутят для этого сброда свои треки.
– Почти угадал, – загадочно ответил я.
– Круто! – протянул рыжий парнишка, завистливо поглядывая на мой загар, который я получил, жарясь на солнца с утра до позднего вечера, собирая хвойные ветки на тропических болотах.
– Ещё как, – посмеиваясь, не выдержал я.
Тут же на Адольфо коршуном налетел Алекс, за которым поспевал Тай. Два мои друга, они мне как братья. Лишь они знали всю правду о том, что со мной произошло.
– Вали отсюда, – не церемонясь, сказал Алекс, шикнув на любопытного парнишку.
Тот сразу же скрылся из виду. Никто не любил связываться со вспыльчивым Алексом, выпускником детского приюта
. Все знали, что может достаться, даже если на него посмотришь как-то не так. При этом он был чертовски обаятельным малым, про таких часто говорят «свой в доску парень», чёрный юмор его всегда ходил по тонкой грани.
Все карты путала лишь его внешность, очень уж было у него смазливое лицо. Майкл любил подтрунивать над ним, говоря, что ему нужно обязательно попробовать себя в модельном бизнесе. Это больше всего бесило Алекса, хоть он всегда был не прочь заарканить любую прошедшую поблизости красотку.
Что-что, а во многом он был талантлив. Например, в умении узнавать информацию. Потом, в будущем, когда я стал офицером ВВС Франции, участвуя в различных операциях, я получал от Алекса информацию, которую не могли предоставить даже службы разведки. Как отвечал Алекс на мой немой вопрос в глазах, у него свои источники. С его ангельской внешностью и нутром хитрого демона, дьявола, беса, как хотите, так и называйте, все двери открыты. Он, как змей-искуситель, добивался нужной информации, чего бы это ни стоило.
Уже тогда он рассказал мне о том, что, оказывается, именно Кристи сообщила мое местонахождение Ноллану Данну. Вот он, волк в овечьей шкуре. Поэтому, я думаю, меня никто не осудит, что я не навестил ни разу ее могилу. То увечье, что нанёс ей Нолан, стало для неё смертельным, она скончалась от потери крови. Вот так этот человек благодарил своих исполнителей, ведь, как ни крути, девушка справилась с поставленной задачей, сдала меня ему.
Благодаря другу я узнал о том, как сильно ошибался по отношению к Кристи, точнее, Дэрин Линн. Даже имя, и то было не настоящим, не говоря уже о возрасте. «Одноклассница» оказалась старше на добрых пять лет. Состояла в клане «Чёрные чемпионы» с пятнадцати, воровство, проституция и много ещё чего было в досье на неё, предоставленном мне Алексом. Так, пожалуй, я понял, что женщины страшнее мужчин, ведь она уверяла меня в своей любви так, что это не подлежало сомнению.
Но все это уже меня не трогало, а лишь подстегивало. Шаг за шагом, я как будто поднимался по лестнице туда, к своему пьедесталу. Я хотел не денег, нет, а власти. Я хотел стоять высоко над своими врагами, чтобы от одного моего имени они впадали в панику и молили о пощаде. Чтобы мое имя для них ассоциировалось со словом «смерть». Хотя мне этого мало, смерть ведь бывает разной. Я стану для них мучительной смертью, да, именно так, мне нравится, как это звучит.
К тому времени я уже был в курсе того, чем занимается мой отец. Дон Виктор, как к нему обращались его подчинённые, воротил такими делами, которых я раньше даже не мог себе представить. Но все это шора, он в законе, делает все с одобрения правительства и секретных служб, родственные связи творят чудеса.
Но мне этого было мало, я уже тогда знал, что пойду дальше отца. Я создам свой клан, свою семью, которая никогда не предаст, каждый член которой будет подчиняться определённым правилам и кодексам чести.
Я не делю все, как отец, на чёрное и белое, прикрываясь разрешением властей, на благо народу. Я буду этой властью, держать под контролем и белый чистый бизнес отца, и теневой, тот, что отберу у других, более слабых, чем я.
Глава 15
В своём кабинете мертвецки пьяный Нолан Данн пил прямо из горла бутылки водку. Вытерев губы тыльной стороной руки, он сфокусировал взгляд своих красных глаз на сидящей в соблазнительной позе на кожаном диване женщине. Та старалась не выдать свой страх перед нависающим над ней мужчиной. Он был красив суровой красотой, от которой её сердце замирало раньше, но сейчас она чувствовала лишь, пробегающий по позвоночнику холодок. Нолан – тот, перед кем трепещут даже самые крепкие мужики со стальными нервами, что же говорить о ней, простой «ночной бабочке» из Техаса.
– Че уставилась, мразь? – сделав большой глоток огненного пойла, он даже не поморщился. – Снимай с себя все это дерьмо, – махнув в ее строну бутылкой, прорычал нетерпеливо мужчина, сделав по направлению к ней шаг на неустойчивых ногах.
Девушка встала с грацией кошки, тряхнув своими крашенными волосами, вытравленными добела. Затем плавными отточенными до автоматизма движениями рук спустила с плеч тонкие бретельки платья, обнажая пышную для столь худого телосложения грудь с большими сосками. Тут же взвизгнула, когда дверь в кабинет с неожиданным грохотом открылась.
Вошедший был непонятного возраста, хоть и видно было, что он далеко не молод. Старик, но он был неожиданно крепкого телосложения. Его глаза, миновав жрицу любви, как кобра вцепились в Нолана, который, поперхнувшись водкой, начал отчаянно кашлять. Следом за стариком зашёл мужчина.
– Босс, этот полоумный сказал, что он твой зять, и потребовал проводить к тебе. Не знаю, как он умудрился проскочить, я велел его выгнать.
Нолан Данн, злобно выругавшись, в пару шагов преодолел расстояние до своего подчинённого, схватил его за шкирку, как провинившегося пса, встряхнул пару раз:
– Идиот! – его глаза злобно сверкали, налитые кровью от злости и крепкого напитка, и, наверняка, бессонной ночи, предшествующей этим событиям. – Пошёл вон, тварь! И в дальнейшем имей уважение к гостю.
Вышвырнув мужчину за порог, он захлопнул дверь, оборачиваясь к старику, который стоял как статуя, и лишь глаза выдавали в нем живого человека, в котором бушевал ураган страстей.
Девушка, увидев, что ей здесь не место, начала боком продвигаться к двери, и только за ней вздохнула с облегчением. Хоть сегодня она и не заработала и доллара, зато у неё было ощущение, что она избежала чего-то страшного.
Лишь после того, как они остались один на один, старик заговорил:
– Где она?
Нолан занервничал, сделав ещё один глоток, он сделал вид, что не понимает, о чем идёт речь:
– Кто?
Старик, не изменившись в лице, повторил свой вопрос:
– Где моя дочь?
Тот, нахмурив брови, молчал, обдумывая ответ.
– Я не уйду отсюда, пока ты мне не скажешь! Я все знаю, Нолан.
Мужчина устало вздохнул, несколько раз проведя ладонями по лицу, как будто этот жест ему поможет обрести силы, сел на диван:
– На заднем дворе, – наконец сказал он негромко, наблюдая, как старик направился быстрым шагом из его кабинета к лестнице вниз.
Выйдя на улицу, старик беспрепятственно завернул за дом, пройдя вглубь сада, он увидел, как трое людей лопатами закапывают свежую яму, утирая лбы, покрытые каплями пота.
– Я не виноват, – послышалось за спиной старика. – Она предала меня.
Тот повернулся, и говоривший отпрянул от него, смотря в чёрные, как омуты, глаза старика, гипнотизирующие своей тьмой. Мертвые глаза. На лице старика, как две чёрные глазницы, зияли полные боли и ненависти расширенные зрачки.
– Ты врешь! Я все видел, и сейчас вижу твою чёрную душу, наполненную жаждой смерти и крови.
Мужчина протер глаза, смотря на старика, и уже видя перед собой тёмные глаза, обычные тёмные глаза индейца- семинола.
– Жди, он придет, – сказал старик, переведя свой взгляд на могилу, крепко сжимая палку в руке.
– Кто? – нервничая, спросил Нолан.
– Полный крови, он придет за тобой, и ты ответишь за все, что ты совершил в этой жизни.
Мужчина начал озираться по сторонам, его глаза сощурились:
– Что ты несёшь, старик? Меня не напугает твоя тарабарщина.
Вверх резко взметнула птица, мужчина шарахнулся. Индеец поднял голову вверх, звёзды освещали тихий сад со свежей могилой, возле которой стояли двое мужчин.
– Будь свободна, доченька, – сказал Оцеола устремившейся ввысь птице. – Пусть твоя душа обретёт покой.
Затем пошёл прочь, подальше от этого дома. Нолан, сглотнув, посмотрел на удаляющегося индейца, который, казалось, резко постарел лет на двадцать. Тот шёл сгорбившись, еле передвигая ноги. Нолан подозвал одного из мужчин, что стояли поодаль от него, тот сразу же бросился к хозяину.
– Есть бабки? – спросил он у него, тот несмело кивнул. – Собери у всех присутствующих, да поживее, -сказал он, в напряжении наблюдая за удаляющимся стариком.
Когда на руках у него была приличная сумма, он двинулся за индейцем, догнав его на опушке леса.
– Оцеола! – громко позвал он.
Старик замер и медленно обернулся. Сделав пару шагов, замявшись на месте, Нолан протянул увесистую пачку индейцу:
– Вот, возьми.
Старик, не меняя своего выражения лица, задал вопрос:
– Что с девочкой?
Нолан на какую-то минуту даже не понял, о ком идёт речь. Затем, вытерев руку о штаны, ещё раз протянул руку с пачкой долларов:
– Дочку я отправил в частную школу.
Старик кивнул, соглашаясь с решением мужчины:
– Так будет лучше для неё, – затем с презрением перевёл взгляд на деньги. – Они тебе понадобятся, – затем добавил: – На лекарства.
Развернувшись, пошёл дальше.
– Постой! Что ты знаешь? Какие лекарства? – в голосе мужчины зазвенел страх.
– Все узнаешь, всему своё время, – чуть повернув голову вбок старик сказал: – Ещё пару шагов, и природа поглотит тебя, вынесет тебе приговор раньше Полного крови. Если хочешь прожить ещё какое-то время, не суйся.
Мужчина тут же замер, продолжая смотреть вслед индейцу. Чувствуя отчаянье, крикнул в спину старику:
– Так почему ты сейчас не приведёшь приговор в исполнение?! А, Оцеола?
– Потому что это не мой бой, ты принадлежишь ему, ты перешёл дорогу ему раньше, чем мне.
Мужчина споткнулся о корягу, затем почувствовал, как нога его увязла в чем-то мягком с чавкающим звуком. Он тут же отдернул ногу назад. Чертовы тропические болота, ещё не хватало увязнуть и сдохнуть как крыса. Подняв голову, он огляделся, но старика уже не было видно. Ещё раз чертыхнувшись, он, шатаясь, побрел обратно.
В полночь в хижине старика горел тусклый свет от небольшого костра, зловеще потрескивали ветки. Немолодой индеец сидя смешал травы, затем крепко затянулся, выпуская струю густого дыма в потолок, откинув голову вверх. Его глаза резко открылись, глазницы были полностью чёрными, зрачок расширился настолько, что, казалось, поглотил почти весь белок.
Старик начал напевать древний мотив, затем выпустил изо рта еще дым, который как будто ожил и принял форму ягуара. Животное пригнулось, лениво изогнувшись, открыло пасть с длинным острыми клыками, послышался рык.
– Шаман! – тихо сказал старик, обливаясь потом, и упал, заснув глубоким сном, на циновку в своей хижине.
В это же время в Италии на своей кровати я, мучаясь от кошмаров, метался в поту. Мне снились цепи, плеть, громкий голос Нолана Данна смеялся над мной.
Затем я явственно услышал голос Оцеолы, старик что-то произносил. Прислушиваясь, я пытался разобрать его слова, затем почувствовал, как мое горло сжимается в удушающем спазме от неизвестно откуда взявшегося дыма. Дым проникал в мои ноздри и рот, открытый в немом крике, заполонял легкие. Затем я наконец четко расслышал слово, которое говорил индеец: «Шаман».
Подскочив на кровати, шумно дыша, пытался отдышаться. Мать стояла возле моей кровати, пытаясь успокоить:
– Андре, дорогой, что случились? – в тревоге склонившись надо мной, она протянула руку к моему лбу, покрытому бисеринками пота. – Боже, да ты весь горишь!
– Горим? – спросил я хрипло, оглядываясь по сторонам. – Я чувствовал дым!
