– Что, не удалось подцепить брюнетика? – небрежно осведомился он, шагая в ногу со мной.
Я фыркнула вместо ответа.
– Пойдешь завтра со мной в ресторан? – спросил он буднично.
– Какой? – машинально спросила я.
– Рыбный, на набережной. Не в кофейню же тебя приглашать, и тем более не в кино, там слишком много людей.
Уже через неделю я позволила Кириллу остаться на ночь, а вскоре ввела его в свой круг, познакомила с подругами. Я уже собиралась познакомить его с семьей, но не успела.
После того, как я утопила рыбака, я стала мечтать встретить Кирилла в море и утянуть его на дно. Я бы подплыла к его лодке, высунулась бы из воды в свете луны (на обнаженной груди – блестящие капельки воды), обвила бы руками его шею, прижалась бы губами к губам. А затем опрокинулась бы назад, утягивая его за собой, глубже и глубже, продолжая обвивать руками его шею.
Кирилл отводит глаза, его толкают в спину и теснят нетерпеливые посетители. Я плыву вслед за Кириллом, вверх, вниз, плавный хвост, до самого края аквариума.
После того, как я узнала свою русалочью природу, мы очень сблизились с мамой. Я заглядывала к ней почти каждый день. В выходные мы вместе ходили на пляж позагорать. Вера с нами ходила редко, она-то пользовалась бешенной популярностью у мужчин и всё свободное время пропадала на яхтах, ресторанах и вечеринках.
– Ты когда-нибудь кого-нибудь топила? – спросила я у мамы как-то невзначай.
Мама привстала, повернула голову в мою сторону и почти свесилась с шезлонга:
– Что-о-о-о? Ты что, утопила кого-то?
– Нет, просто спрашиваю.
– С ума сошла? Никто из нас никого не топит. Надо оставаться людьми.
Она снова вытянулась на шезлонге и опустила солнечные очки:
– Вечером нас ждет бабушка. У нее новое увлечение – гадание по кофейной гуще.
– Бабушка заделалась гадалкой? А что с вышивкой?
– Ты ее знаешь. Ни одно увлечение больше двух месяцев ее не увлекает. Ну, хоть вкусный кофе попьем. С тортиком.
Мы посмеялись, нежась под лучами еще не слишком жаркого солнца.
Я осмотрела пляж. Людей было много, уже начали приезжать первые туристы. Тогда-то я и встретила двух других русалок. Мама с дочкой лет четырнадцати, они были бы похожи друг на друга, как две капли воды, если бы не разница в возрасте. Я догадалась, что они русалки, понаблюдав за ними. Чем-то они привлекли внимание, не знаю точно, чем. У обеих волосы были перевязаны пестрыми шелковыми платками. Они заплыли в море и вернулись только через три с половиной часа. Я внимательно осматривала пляж, ожидая их возвращения. Они подплыли к берегу справа от пляжа и лежали там по пояс в воде около пятнадцати минут. Если бы не яркие платки, я бы их не заметила. Я встала и подошла к ним, когда их ноги уже расклеились. Они торопливо поднялись и пошли мне навстречу.
– Привет, – сказала я, когда мы чуть ли не столкнулись.
– Привет, – улыбнулась та, что постарше.
– Отдыхаете тут?
– Отдыхаем.
– Нравится подводное плавание?
– Мы не занимаемся подводным плаванием, у нас нет аквалангов.
– Да бросьте, никто не совершает заплывов по морю на три часа.
– Мы совершаем, – ответила мать девочки, по-прежнему вежливо улыбаясь, – занимаемся профессиональным плаванием.
Девочка смотрела на меня испуганно. Мне хотелось признаться, что я и сама русалка, чтобы вытянуть из них ответное признание, но я не решилась. Отошла в сторону, чтобы освободить дорогу, и решила понаблюдать за ними следующие несколько дней и дождаться более удобного случая. Но мать с дочерью больше не появились на пляже, я тщетно высматривала их яркие платочки. Уверена, что они – русалки. Жаль, что я их спугнула, нужно было проявить больше деликатности, нам было бы, о чем поговорить.
В толпе посетителей я снова вижу Кирилла. Должно быть, он опять отстоял очередь, чтобы попасть в зал. Толпа несет его мимо меня, пока он пытается поймать мой взгляд. Я поднимаюсь вверх, раскручиваюсь и спиралью спускаюсь на дно. Толпа одобрительно гудит. Все поднимают телефоны и фотоаппараты. Все, кроме Кирилла. Он уже почти у выхода, и за секунду до того, как толпа выносит его за дверь, я посылаю ему воздушный поцелуй.
Тогда, после полутора месяцев счастья; уже после того, как Кирилл перестал появляться, я позвала в гости своих подруг, чтобы выговориться.
Но поддержки я так и не дождалась.
– Это так странно, поверить не могу, – сказала Юля, – Может, ты чем-то его задела? Что-то не так сказала или сделала? Он же так заботился о тебе, волновался за тебя. Сразу было видно, что он тебя очень любит.
Остальные закивали.
– А в какой момент тебе стало понятно, что он меня очень любит? – спросила я у Юли.
– Когда он начал собирать деньги на твое лечение.
– Мое лечение? А чем я, по-вашему, больна?
– Он не сказал, мы и не расспрашивали. После слов о том, что тебе осталось полгода жизни, если срочно не принять меры…
– И сколько вы ему отдали? – перебила я.
– Все накопления. Оля еще и машину продала. Кирилл велел ничего не говорить тебе, потому что ты из гордости откажешься от любой помощи. Погоди. Так ты здорова?
– Абсолютно. Вы попались на удочку мошенника.
– Это ты попалась на удочку мошенника. Это же ты нас познакомила, мы доверяли ему, потому что доверяли тебе.
Я возмутилась: я-то при чем. Мы ругались и спорили, обвиняя друг друга, припоминая все подробности знакомства в Кириллом, спорили до хрипоты. Они хотели, чтобы я вернула деньги. Делать этого я не собиралась ни при каких обстоятельствах. Свою голову на плечах нужно иметь. После этой безобразной сцены, взаимных обвинений, наговоренных гадостей, с грохотом захлопнутой двери мы больше не общались.