– Ну, конечно! – ликовал Отто. – Это Фриц со своим полком!
– Фриц? – повторила Ева, и в ее возгласе послышалась скрытая радость.
Но старая баронесса недоверчиво покачала головой.
– Не может быть! Отто, ты ошибаешься и вводишь нас в заблуждение.
– Ну, бабушка, мне-то ты можешь поверить, я знаю наверное! – воскликнул юноша, бросаясь к ней на грудь. – Сейчас они открывают ворота, мне необходимо присутствовать при этом! Я должен первым встретить Фрица!
Он бросился вниз по лестнице, Гельмут – за ним, а старая баронесса словно онемела от радости и страха; Ева поспешила к своей подруге.
– Нора, возможно ли это? Фриц со своим полком?
Элеонора хотела ответить, как вдруг Лоренц изо всей силы бросил свой почтенный, до сих пор с таким страхом и опаской оберегаемый мушкетон и, подняв руки, воскликнул:
– Слава Богу! Теперь нам больше не нужно это смертоносное оружие!
Во дворе замка между тем раздавались радостные возгласы. В тот миг, как в приближавшихся солдатах узнали спешивших на помощь друзей, опасность и заботы были забыты. Все бросились к заграждениям, спеша разрушить с таким трудом возведенные баррикады. Открылись широкие решетчатые ворота, и Отто действительно выбежал первым приветствовать капитана Горста, шедшего во главе своего полка.
– Вот и мы! – обратился Горст к Арнульфу Янсену, протягивая ему руку. – Мы пришли как раз вовремя!
Янсен с чувством ответил на его рукопожатие.
– Да, капитан. А мы приняли вас за наступающих датчан.
– Ну, едва лишь они увидят нас, как повернут назад! – заметил Горст и обратился к подходившему Гельмуту: – Я уже слышал, барон, что вы – комендант вашего замка; поэтому я прошу вас как товарища и друга разместить меня и моих людей.
– Добро пожаловать! Добро пожаловать! – пригласил Гельмут.
Действительно, редко какая просьба исполнялась с большей готовностью, чем эта, редко предлагалось помещение с большим удовольствием, чем в данном случае.
Обширный, обычно тихий двор замка едва мог вместить прибывшее подкрепление. Радостный гул носился в воздухе – гул, вовсе не похожий на тот, который раздавался здесь утром.
Горст с Гельмутом, Арнульфом и Отто, ни на шаг не отступавшим от капитана, вошел в замок, где его ожидало множество сюрпризов. Он надеялся, конечно, найти здесь еще и Элеонору с баронессой, но рядом с двумя дамами, ожидавшими его на площадке лестницы, показалась белокурая головка, и два голубых глаза радостно приветствовали его.
– Ева! – воскликнул капитан, и в его тоне было столько восторженной страсти, что это превзошло все ожидания маленькой, романтичной Евы, и, забыв об опекуне, своей ненависти к пруссакам, даже о присутствии посторонних, она бросилась к капитану с возгласом:
– Фриц!
– Вот это я называю счастьем! – промолвил Горст, бурно обнимая ее. – Из-за этого стоило идти в дождь и непогоду!
– Но, Фриц, откуда вы явились так неожиданно? – спросила его баронесса Мансфельд.
Горст изумленно взглянул на нее и повторил, не выпуская Евы:
– Неожиданно?
– Конечно, – вмешался Гельмут. – Какой счастливой случайности мы обязаны вашим внезапным и очень своевременным появлением?
– Это вовсе не случайность, барон. Мы прибыли сюда, чтобы оказать вам помощь.
– Вам стало известно, что мы нуждаемся в вашей помощи? Но это известие никак не могло достичь вас!
– И все-таки достигло. Я внезапно получил приказ немедленно направиться к замку, чтобы освободить от военного суда предводителя шлезвигского крестьянства Арнульфа Янсена; еще до вечера нам следовало быть на месте. У Янсена я и без того в долгу; таким образом мы спешили изо всех сил и весь путь прошли за три часа.
– Это совершенно непонятно, – недоумевал Арнульф. – Кто это мог оказать нам столь необходимую услугу?
– Я! – раздался за ним торжествующий голос, и Отто, до сих пор державшийся в стороне и с затаенным восторгом слушавший Горста, с гордым достоинством вышел вперед.
– Отто… ты? – послышались изумленные восклицания.
– Да, милый Гельмут, я, твой маленький брат, которого ты хотел разложить на школьном столе для порки. Пока вы спорили о том, как вам удержать замок до прихода наших войск, я прямо привел наших друзей сюда. Ну, что, вы теперь будете отсылать меня наблюдать погоду?
Он с высоко поднятой головой встал пред сестрой, которая теперь разгадала, наконец, причину его таинственного исчезновения.
– Но ведь не мог же ты за такое короткое время сходить туда и обратно? – недоумевала Элеонора.
– По суше, конечно, нет, но в шлюпке, прямо через бухту, до передовых постов я добрался меньше чем в час.
– В такую бурю ты был на море? – ужаснулась баронесса Мансфельд.
– Да, бабушка! Я, правда, поспорил с бурей, но зато вовремя попал к коменданту. Он – старый полковой товарищ моего отца, и я знал, что он выслушает меня. Я изложил ему все наши обстоятельства, и он уверил меня, что сейчас же пришлет помощь. Что ты скажешь на это, Фриц?
– Что ты – превосходный мальчик! – воскликнул капитан. – Не будь приказа, мы пришли бы сюда только завтра к вечеру; я и не подозревал, что этого приказа добился ты. Но почему ты не присоединился к нам? Зачем ты вторично рискнул плыть по бурному морю?
– Потому что морем я через час мог уже быть дома, – ответил Отто, почти обиженный таким вопросом. – Тем временем сюда могли бы явиться датчане, здесь завязался бы бой, а меня-то и не было бы. Как видишь, Фриц, не мог же я рисковать?
– Я вижу одно, что ты родился быть солдатом, – расхохотался Горст.
– Конечно! В будущей войне я буду драться, во второй буду офицером, в третьей…
– Отто, довольно, ради Бога! – прервал его Лоренц. – Неужели на свете нет ничего другого, кроме войны?
Юный герой, не обратив внимания на увещевания воспитателя, бросился к своему другу Янсену, ничем не выразившему ему своей благодарности.
– Арнульф, что с тобой? Ты стоишь один, такой мрачный. Что случилось?
Арнульф, действительно, стоял в стороне, молчаливый и хмурый, не принимая участия во всеобщей радости. Он обернулся к юноше, пытаясь рассмеяться, но в его голосе чувствовалось скрытое страдание.
– Ничего, ничего со мной, мой милый Отто!
– Ты сердишься, что нам не удалось подраться с датчанами? – решил Отто, которому такое объяснение казалось очень близким к истине. – Да, я тоже недоволен! Кто мог предполагать, что Фриц так поспешит? Собственно говоря, он пришел слишком рано, мог бы и доставить нам удовольствие отразить небольшое нападение датчан.
– Прибереги свои сожаления на будущее, мой мальчик, – серьезно сказал Горст. – На этот раз наша задача – справиться с неприятелем. Завтра прибудут наши войска, и тогда произойдет решительное сражение.
Разговаривая, все перешли в главный зал; баронесса захотела узнать подробности беседы с начальником прусских войск, и в то время как она осыпала внука то ласками, то упреками за его отчаянную смелость, капитан Горст воспользовался случаем, чтобы отвести в сторону Еву, при последних его словах снова потерявшую свое мужество.
– Фриц, вдруг ты теперь погибнешь в бою? – со страхом пролепетала она.
– Наоборот! Я одержу победу и женюсь! – с непоколебимой уверенностью возразил он. – Но на этот раз нам во что бы то ни стало необходимо объясниться, Ева, иначе нам опять помешают, как тогда.
– Да, во время твоей последней просьбы…
– Совершенно верно. Итак, я торжественно повторяю свое предложение.
Девушка уже привыкла, что эти предложения делались ей при самых невероятных обстоятельствах; она перестала удивляться им и позволила себе только застенчивое замечание:
– Это уже в третий раз!
– Да ведь ты же три раза сказала мне «нет», а я объявил тебе, что в конце концов ты скажешь «да». Прав ли я был?
Горст нежно склонился к Еве, и так же нежно приникла к его груди маленькая белокурая головка, в то время как лукавая улыбка осветила ее лицо.
– Да, Фриц, к сожалению, ты оказался прав! – произнесла она. – Но нам предстоят еще тяжелые испытания: мой опекун все перевернет вверх дном, чтобы разлучить нас.
Горст засмеялся – перспектива такой борьбы, по-видимому, нисколько не беспокоила его.
– Успокойся, моя маленькая, милая Ева! – принялся он утешать ее. – Это уж мое дело. Я постараюсь справиться с наместником. В крайнем случае, чтобы овладеть тобой, я готов бороться хоть с двумя дюжинами опекунов.
Большие глаза Евы несколько округлились: две дюжины опекунов! Несколько многовато, но это невероятно льстило ее самолюбию, и она не сомневалась, что ее избранник может всех их обратить в бегство. Теперь она убедилась в его безмерной любви: Фриц был ее настоящим идеалом, и она повернулась к подруге, чтобы поскорее поделиться с ней своей радостью.
Элеонора и Гельмут были на террасе одни. Они не обращали внимания на бурю, шумевшую вокруг, а молча слушали дикую могучую песню, доносившуюся к ним с моря.
Шум волн, испытанный голос моря, старые отзвуки родины, они приветствовали потерянного и вновь обретенного сына!
Молодой помещик обнял свою невесту и прошептал ей всего несколько слов, но она отрицательно покачала головой.
– Нет, Гельмут! Всюду еще свирепствуют война и зло, пусть снова над нашей головой засияет солнце, тогда и я буду твоей!
– Но ведь это может продлиться несколько месяцев, – воскликнул Гельмут. – Победа еще не одержана, и кто знает, когда это случится? До тех пор я должен терпеть?
Элеонора подняла на него прекрасные темные глаза, светившиеся уверенностью в победе и счастье, и, положив ему на грудь свою головку, ответила с искренним чувством:
– Да! Терпеть и надеяться.