Эль`Рау
Тот, кто в баньке живёт
Вот и дверь, веранда, кухня, спальня…
– Лёля! Мама приехала, – позвал он жену. В ответ тишина.
– Олежек, ты бы сел со мной рядом, – мать похлопала по смятому покрывалу. – Лёли ведь… Лёли больше нет. Ты забыл? Она в баньке мылась и что-то там с ней… Не знаю. Может, упала или испугалась. Начались преждевременно роды. Лариса, мать её, заволновалась, когда Лёлечка долго из бани не возвращалась. Пошла глянуть, а там…
Женщина всхлипнула.
– Скорую вызвала. Они пока добрались… – она махнула рукой. – Лёлечка аж посинела. Столько крови потеряла. Не спасли. Лариса потом долго баню отмывала. От переживаний чуть сама на тот свет не отправилась. А внучек… Внучек всё ещё в больнице под наблюдением. Недоношенный ведь.
– Ты что несёшь?! – Олег схватил мать за плечи и с силой встряхнул. – Я только вчера вечером приехал. По темноте еле-еле дом нашёл. Хорошо Глеб подсказал…
– Кто? – мать сразу побелела, как полотно. – Какой Глеб?
– Сосед из дома напротив. Такой бородатый с пожелтевшей рожей, – Олег принялся описывать их ночную встречу, опустив случившееся в бане.
– В бушлате… – подсказала мать неживым голосом. – Чихоточник. Харкал кровью. Глеб тот три года назад угорел в бане. Его дом, вернее, дом бабы Клавы, староста стал сдавать на лето. Вот этот…
Она провела рукой, указывая на стены.
– Олеженька, ты ведь сюда поехал вещи Лёлечкины забрать. Как сорок дней справили, так и… – она снова заплакала. – Я ведь жду тебя дома, чтобы внука из больнице забрать. Может, уже можно? А тебя всё нет, как нет. Сколько дней уже прошло?
– Ты бредишь, – отмахнулся Олег от матери и, не желая дальше слушать, выбежал во двор. В голове всё смешалось. Где правда, где ложь…
Тогда-то он увидел облезлую кошку, сидящую на ступеньках баньки. Она, завидев Олега, утробно мяукнула и, лениво потянувшись, заскребла когтями по дереву. Выгнув спинку, животное сощурило глазки. В них Олегу почудилось знакомое коварство. Не успел он и глазом моргнуть, как вместо кошки на ступеньках сидела «Лёля» в промокшей ночной рубашке. А в банном окошке торчала бородатая рожа Глеба и ехидно скалилась.
Олег как будто окаменел. Возле дома стояла бочка с дождевой водой. Он кинулся к ней и плеснул несколько раз себе в лицо.
– Сыночек, – раздался за спиной голос матери. – Ты чего?..
Он почувствовал, как по спине прошёл холодок. Вода в бочке успокоилась и стала точно зеркало. В нём отразилось не только лицо Олега. За ним виднелась стена дома верхняя часть крыльца, на котором стояла… Ох! Сморщенная одноглазая бабка, лицо которой исказила жуткая гримаса. Старуха не то беззвучно вопила, не то готовилась заглотить жертву, подобно питону…
В глазах у Олега потемнело. В затылок вцепилась чья-то когтистая лапа.
– Умой личико, сыночек, освежи память, – проскрежетал голос у самого уха. Рывком старуха макнула Олега в бочку. Думать, откуда в бабке столько сил, ему было недосуг. Он что есть сил стал упираться руками в края бочки, сопротивляясь утоплению. Бочка пошла ходуном и завалилась на бок.
Олег на четвереньках пополз прочь от одноглазой твари пока не забился под баню. Уже здесь силы оставили его и сознание померкло…
***
Олега нашла его тёща, Лариса Максимовна. Женщина приехала за вещами умершей дочери. Она не знала, что за ними пять дней назад отправился зять. Думала, он ещё скорбит по матери, скончавшейся нынешней весной, и жене, которую схоронили два месяца назад.
Тяжёлым выдался год у зятя. Смерть на смерти. Так ещё и чувство вины его явно мучило. Лариса Максимовна ведь оставила дочь в деревне в полном здравии, зная, что после обеда приедет зять и позаботится о ней. А тот опоздал. Явился лишь к полуночи. Лёлечка в бане разродилась и потеряла сознание. Из-за жара кровотечение никак не останавливалось. Когда непутёвый Олег её нашёл, она… она уже окоченела. Бедняжка так намучалась. Как же страшно умирать в одиночестве. Когда некому прийти и не спасти. А ребёнок каким-то чудом выжил на утешение немолодой уже Ларисе Максимовне.
