Эл Лекс
Последний свет
– Ты так и не ответил, как ты об этом узнал.
– А я не то чтобы узнал. – Птичник пожал плечами. – Так, догадался. Просто когда имеешь дело с одним другим миром и знаешь, что в механизме перехода туда-сюда замешаны души, начинаешь понимать, что это как-то связано между собой.
– И-и-и?
– И поэтому, когда видишь живого человека, у которого нет души, как-то на ум сам собой приходит только один вариант, как такое могло случиться…
Глава 5. Отец и дочь
– Что значит «нет души»? – я покачал головой. – Мне снова кажется, что ты водишь меня за нос. Я думаю, что если бы у меня не было души, я бы это заметил… Нет?
– Конечно же. – Птичник кивнул. – Но я ведь и не говорил, что у тебя нет души. Я сказал, что я ее не видел. А все потому, что не туда смотрел… Но это я понял уже позже. Когда присмотрелся повнимательнее. Когда осознал, что душа в тебе очень даже есть, просто она другая. Это лишний раз утвердило меня в мысли, что ты – из другого мира. Или вернее будет сказать, твоя душа из другого мира. Она каким-то образом прорвалась через завесу миров и попала к нам.
– Ты сказал «другая». Другая это какая? И что вообще такое душа? Как она выглядит? Что из себя представляет? Зачем нужна?
– Ты серьезно? – Птичник вскинул брови. – У вас не знают о душах?
– У нас знают о душах, просто это… Что-то вроде магии. А, ну да… – я засмеялся. – О магии у нас тоже не знают. Это… вот, знаю – сказки! Вот на каком уровне все это у нас. Магия, души, вот это вот все – это то, чего никто никогда не видел и не трогал, а значит его и вовсе нет.
– Ну, у нас и душа и, как ты сам мог убедиться, магия – это вполне себе норма жизни. Как и душа, собственно.
– Ну так а что она такое, эта душа? – я развел руками. – У нас так как никто эту душу не поймал и даже не видел, нет четкого определения этому.
– Душа это… – медленно начал Птичник. – Хм… Можно сказать, что душа это сознание человека. Это то, что делает его именно тем человеком, которым он является. Некий конгломерат всей информации, которую человек за свою жизнь поглотил и переработал в удобоваримую для себя форму. Все мысли человека, все его суждения, все его знания и даже его отношение к тем или иным вещам – все это в сумме и создает душу.
– То есть, душа это разум?
– Нет, отнюдь. Разум это по сути признак высшей нервной деятельности, способность мыслить… В принципе, обладать таким свойством, как «мышление». Душа же это скорее следствие наличия разума, продукт, произведенный этим самым разумом. Не говоря уже о том, что душа это понятие не физическое и даже не философское, а сугубо магическое. Даже правильнее будет сказать – понятие, напрямую связанное со Светом. Именно душа является тем… «органом», если можно так выразиться, через который человек исторгает из себя Свет.
– Но ведь Свет есть во всех людях. – возразил я.
– Все верно, потому что душа тоже есть у всех людей. – Птичник кивнул. – Но, как ты, наверное, уже заметил, среди тех, кто способен оперировать Светом, среди просветленных, нет и в принципе не может быть людей, которых можно было бы назвать… нормальными. Не так ли?
– Хочешь сказать, что они способны на это именно потому, что… «ненормальные»?
– Что-то вроде того. Чаще всего просветленными становятся люди, которые пережили какие-то потери, утраты или просто тяжелые жизненные ситуации. Такие, в душе которых образовалась, если можно так выразиться, «трещина». Трещина, через которую их внутренний Свет теперь исторгается наружу. Смерть близких или близость собственной смерти, пытки или другие причины, из-за которых психика могла пошатнуться – вот причина появления просветленных.
Смерть, значит… Интересно, а мои способности к Свету это… мои способности, как того, кто приблизился к собственной смерти и даже испытал ее? Или это способности моего нового тела, которые, по словам девчонок, были у меня уже тогда?
– Ну а я? Я-то как вписываюсь в эту картину? Почему я оказался тут, в этом мире?
– На этот вопрос тебе никто не даст ответ, даже я. – Птичник развел руками. – У меня есть только предположения, и ничего кроме. Насколько мне известно, ты впервые открыл глаза в этом теле во время вылазки в ноктус, когда прежний его носитель подвергся атаке лоа и позволил себя коснуться… Так все было?
– Если и не так, то очень близко к этому. – я пожал плечами. – Сам понимаешь, я все это тоже узнал лишь только постфактум.
– Лоа существуют только для одной цели – для того, чтобы забирать души людей в загробный мир. У меня даже нет уверенности в том, что они разумны, возможно, их даже нельзя назвать живыми существами. Возможно, они – что-то вроде природного явления, с которым ничего нельзя поделать, только принять.
– Как это «ничего нельзя поделать»? – удивился я. – А Свет? А СБ?
– Полумеры. – усмехнулся Птичник. – Даже четвертьмеры. Как я уже сказал, лоа способны проходить через границу меж мирами ради того, чтобы забрать душу умирающего. Ты думаешь, что Свет, тем более искусственный, остановит их? Как бы не так. Лоа по-прежнему приходят за душами умирающих, по-прежнему забирают их, и да – как и прежде они сильно страдают, вынужденные проходить через световые барьеры ради этого, но это не мешает им выполнять то, для чего они созданы. Страдают настолько, что их видят только сами умирающие. Но изменить это нельзя, да и смысла нет, они должны быть собраны. Таков закон мироздания.
– Тогда почему они нападают на тех, кто заходит в ноктусы? Они же не умирают!
– Это ты об этом знаешь. Я об этом знаю. Другие люди знают. А лоа не знают, скорее всего у них в принципе отсутствует такое понятие как «знания». Есть инстинкт – на их территории, а ноктусы это их территория, кусок их мира, загробного мира, – сцепленных с телами душ быть не может. А значит, быть их не должно. Это то самое, с чем столкнулся в загробном мире я, когда лишился своей души. Поэтому лоа просто делают то, что делали всегда. Сколько существует мир.
– А со мной-то это как связано?!
– Я думаю, что в твоем мире тоже есть души, раз уж там знают о таком понятии, просто пока что не утвердили среди себя конкретное определение. И, когда ты умер, твоя душа отделилась от тела и… Не знаю, наверняка тоже куда-то должна была переместиться. А в этот момент лоа вытащил душу из того тела, в которое ты по итогу попал. Не знаю, как именно это случилось, как это вообще могло случиться, возможно, всему виной та самая условная дырка, через которую загробный мир просачивается к нам… Возможно, что-то еще, я не могу тебе сказать. Но я думаю, что ты занял место чужой души в этом теле, и все случилось именно так.
– А заражение? Когда лоа касаются человека, они же его заражают, и он превращается в рангона! Почему получается так?
– Не когда лоа касаются человека. – Птичник поднял палец. – А когда лоа касаются живого человека. Дело в том, что отнять душу у живого тела не так-то и просто, они связаны, как ни крути. И, когда лоа похищает душу, унося ее во Тьму, она остается связана со своим телом, но, чем больше времени проходит – тем слабее становится эта связь. Человек лишается души, лишается своего Света, который присутствует в каждом из нас. И в конечном итоге человек превращается в рангона – в тело, которому ему не пришло время умирать, без души, которую у него украли. Вместо души у него остается только дыра вроде той, через которую загробный мир просочился к нам, и через нее точно так же сочится Тьма. И точно так же рангоны способны существовать только на территориях загробного мира, являясь для него стражами и единственными жителями.
– Значит, в настоящем загробном мире рангонов нет? А что вообще там есть?
– Можешь считать, что ничего. – Птичник покачал головой. – Загробный мир настолько отличается от нашего, что глядя на него нашими, человеческими глазами, ты ничего там не увидишь, они просто не созданы видеть то, что там творится. А то, что мы видим здесь, в тех же ноктусах… Я думаю, загробный мир просто попытался принять ту форму, которая уже существует. Минимизировать затраты энергии на поддержание собственного существование, что, в общем-то, тоже закон природы.
– А по-моему он пытается захватить этот самый мир. – я кивнул в сторону ближайшего светового барьера. – Эманации Тьмы это тоже по-твоему закон природы?
– А как же. – усмехнулся Птичник. – Это же как две жидкости разной плотности, которые со временем все равно начинают проникать одна в другую.
– Что-то я не заметил, чтобы наш мир пытался проникать в загробный!
Птичник саркастично поднял бровь:
– А ты что, очень много времени там провел, чтобы делать такие выводы? Проникает, еще как проникает. Разница лишь в том, что у нас есть способ защититься от этого, а у загробного мира такого способа нет. Все, что он может нам противопоставить – это постоянная экспансия, расширение территории ноктусов все дальше и дальше, чтобы воздействие нашего мира становилось все меньше и меньше. Это тоже закон природы. Закон выживания, закон борьбы.
– Ты так говоришь «мир», будто у мира есть некий общий… разум.
– Конечно, есть. – Птичник кивнул. – Ну, я думаю, что есть. Сумма всех душ, обитающих в этом мире – и есть его интеллект.
– Ноосфера… – пробормотал я, вспомнив слово, которым называли подобное гипотетические образование ученые Земли. – Ладно, но я-то почему не превратился?
– А ты уверен, что ты должен был превратитья? – улыбнулся Птичник. – Я же говорил, рангоны – это тело, лишенное души, искаженное Тьмой. Твое же тело не было лишено души, можно даже сказать что в какой-то момент времени этих душ в тебе было даже больше одной. Не две, конечно, но, скажем так, одна целая две десятых. И, пока похищенная душа того, в чье тело ты попал, не оторвалась окончательно, ты испытывал те же симптомы, что и обычный зараженный.
– То есть, по сути я и не был заражен? И все то, что я делал, было… зря?
– Зря? – удивился Птичник. – Я, конечно, не полностью в курсе твоих приключений и вообще того, чем ты тут занимался… Но у меня есть глаза и уши, я вижу и слышу происходящее, и… И ты считаешь, что то что происходит сейчас, попадает под понятие «зря»?
– А ты считаешь, что происходит что-то хорошее? – усмехнулся я.
– Плохое и хорошее – не те категории, которыми я оперирую. Одно могу сказать точно – сейчас происходит великое. То, что останется в истории… Если, конечно, останется история.
– Я бы не сказал, что я сильно рад такому повороту событий. – признался я. – По мне то, что происходит сейчас… Лучше бы не происходило.
– Мироздание не очень интересуется, рад ты или нет. – Птичник пожал плечами. – События просто происходят и мы можем только принимать в них участие, тем или иным образом.
– Принимать участие? – повторил я. – Тогда скажи, что надо сделать, чтобы проход между мирами закрылся?
– Ничего. – Птичник улыбнулся. – Ты ничего не сможешь сделать.
– А убить Дочь Ночи? Да, я уже догадался, что это именно она является причиной всего. Если ее устранить, это поможет?
– Нет, не поможет. Потому что ее нельзя устранить.
– Это еще почему? Все, что живо, можно убить.
– Что живо – да. – Птичник кивнул. – Но к ней это не относится.
– Это из-за ее сверхъестественных способностей?
– Они – лишь следствие. Дочь Ночи нельзя убить, потому что она и не жива. Она уже давным-давно мертва, и в этом мире присутствует лишь ее душа. Душа, лишенная тела. Вместо тела у нее – концентрированная Тьма, которая принимает любую форму, какую пожелает ее хозяйка, и именно это обуславливает ее возможности. Но даже если бы не они… Как ты собрался убить душу, лишенную тела?
– Хорошо, не я. Допустим, не я, а ты. Ты способен это сделать?
– Конечно же, нет. – усмехнулся Птичник. – Как ты себе это представляешь?!
–Откуда я знаю? Ты должен знать! Она же твоя дочь!
– Вот именно, она моя дочь. Несмотря на то, что все называют ее Дочерью Ночи, на самом деле она моя дочь. А я – ее отец. Где ты видел вменяемого отца, который способен даже подумать о том, чтобы причинить вред своему единственному ребенку, а тем более – убить его?
– То есть в теории, это возможно?
– В теории хрен его знает. Ты все время упускаешь из виду один факт – то, что происходит сейчас, началось однажды и с тех пор ни разу не повторялось. Во всей истории мира существует только один прецедент подобного типа и никто, повторяю – никто, даже я, даже Дочь Ночи не знает, что будет дальше. Не знает, что может произойти, если выполнить то или иное действие. Никто не знает, чем обернется то или иное решение. Один раз мы уже сломали порядок мироздания и теперь расплачиваемся за это. Вполне возможно, что второго такого… эксцесса… Мировые законы просто не выдержат. Они и так стоят на подпорках и костылях.
– Но ведь с той же степенью вероятности можно сказать, что все починится и станет как прежде, разве нет? – я развел руками.
– Можно. – Птичник кивнул. – Но я не стану. Видишь ли, когда из-за действия, которое ты однажды совершил, мир катится в бездну и замирает лишь на самом ее краю… Дальнейшие действия подобного толка совершать как-то не хочется.
– Даже если это шанс все исправить?!
– Исправить – да. Шанс – нет. Я свой шанс однажды уже использовал и это не сказать, чтобы сильно хорошо закончилось. Повторять желания нет. Я даже не виделся с дочерью с того момента, как она исчезла, хотя уже очень давно знаю, где она обитает. Я банально не знаю, что произойдет, если мы увидимся, если коснемся друг друга. Да и захочет ли она? Она ведь не просто так от меня сбежала.
На протяжении разговора все острые углы собранных в моей голове за недолгое пребывание в этом мире историй обтесывались, непонятные места прояснялись, кусочки мозаики хрустели и поочередно вставали на место, вырисовывая более или менее понятную картину. Картину не просто того, что происходит сейчас, не просто того, что было причиной этого, но и тех многих непонятных моментов, которые казались странными и нелогичными.
Вот почему Дочь Ночи, когда я к ней явился, говорила, что ей не дали имени при рождении – просто не успели, поскольку она умерла быстрее. Вот почему она говорила, что я не смогу остаться тем, кем я являлся – я ведь и не остался. Я остался собой, да, но не тем, кем был, когда явился к ней за помощью, ведь тогда к этому телу еще была тоненькой ниточкой привязана и вторая душа тоже. Тогда – но не потом, когда эта связь полностью пропала и я избавился от симптомов заражения.
– Значит, Дочь Ночи тоже существо Тьмы? И она тоже за то, чтобы Тьма поглотила весь мир?
– Если все прямо упрощать, то можно сказать и так. Это не назвать прямо целью, поскольку цель это тоже продукт высшей нервной деятельности, но неосознанно она стремится именно к этому, да. Это банальный инстинкт выживания – если люди победят, если выдавят Тьму с планеты, уничтожат все ноктусы, ей просто негде будет существовать. А значит, она не сможет существовать.
– Тогда почему она помогала людям? Ведь светлячки водили к ней людей, она предсказывала им будущее… Не буду уж спрашивать, как именно, я уже готов просто поверить в то, что она умеет – но зачем?
– Во-первых, по пути некоторые могли попасться к лоа или рангонам и на одну душу в люктусах станет меньше. – Птичник пожал плечами. – А во-вторых… Что может быть убить в человеке волю к жизни больше, чем информация о том, что его ожидает в будущем? Когда ты знаешь все, что произойдет с тобой, когда всю жизнь ты подсознательно рассчитываешь по минутам, ожидая что в каждую из них с тобой произойдет то или иное событие – разве это жизнь? Нет, это существование. Существование согласно чужому плану, которому ты следуешь, даже если не отдаешь себе отчета в этом. Угнетает, не так ли? А уныние это тоже один из основных способов уменьшить в себе Свет и дать дорогу Тьме.
– А что насчет меня? Я-то к ней, конечно, не за будущим пришел, но в чем смысл того. что она сказала мне? Про то, что она уменьшила симптомы, спрашивать не буду… Но она сказала, что мне придется убивать других светлячков и поглощать их Свет, чтобы жить!
– А с чего ты взял, что все, что она тебе говорила, она тебе говорила для того чтобы помочь именно тебе?
Глава 6. Атмосфера свободы
Никогда раньше я не уходил от Птичника в таком эмоциональном раздрае. Буквально раздавив все мои представления о том, что я что-то понимаю последним каверзным вопросом, он исчез, так же, как исчезал каждый раз. Не предупредив и уж тем более – не посоветовавшись. В тот момент, что он сам счел подходящим.
Но все же в этот раз все было по-другому. В этот раз я получил ответы не просто на те вопросы, что собирался задать. Я получил ответы вообще на все вопросы, даже те, о которых сам не подозревал. Но они, как это обычно и происходит, повлекли за собой новые вопросы.
С чего я взял, что Дочь Ночи планировала мне помогать? С чего я взял, что она зарядила меня Светом? Казадоры у себя в поселении тоже дали мне неслабый магический пинок для того, чтобы я пришел в себя, чтобы мне стало лучше, а уж кто-кто, а они точно не могли это сделать при помощи Света. Так где гарантии того, что Дочь Ночи не помогла мне точно так же – при помощи Тьмы, а не Света? Например она могла ускорить процесс отрыва души старого хозяина тела, что в итоге и привело к тому, что мое заражение сошло на нет, соответственно, вместе с его симптомами. Конечно, это не отменяет вопроса «зачем ей это?», но этот вопрос, если вдуматься, не отменит вообще ничего на свете. Им же я задавался и тогда, когда думал, что она способна оперировать Светом, что они излечила меня от заражения, пусть и не до конца. Излечила – но зачем? Какие цели она преследовала?
Боюсь, что получить ответ на этот вопрос можно только одним способом – спросить непосредственно у Дочери… И то нет никакой гарантии, что она ответит правду. Что она вообще ответит.
Одно известно точно – именно Дочь Ночи является причиной всего того, что сейчас происходит в мире. И пусть даже, если верить Птичнику, она это не со зла, но факт остается фактом – ее существование ставит под угрозу существование всех людей на планете. Если люди способны худо-бедно защищаться от влияния ноктусов ингаляциями астриума, то у самих ноктусов никаких механизмов защиты нет, и единственное, за счет чего они могут продолжать существовать – постоянное приращение территорий. Уменьшение того объема светлой части Города, с которой к ним просачиваются губительные для них эманации. И в этом противостоянии сила явно не на стороне людей.
И самый главный вопрос, который остался после этого разговора – а делать-то, собственно, что? Позиция Птичника четко ясна – сидеть и наблюдать за тем, как протекает жизнь. В какой-то степени она даже объяснима, ведь ситуация касается его лично. Но я-то не он! Мне-то что делать? Я не хочу наблюдать, как гибнет этот мир, тем более, что у меня единственного в нем сейчас есть хотя бы надежда на то, чтобы его спасти! У меня есть светолит! У меня есть знания, где обитает Дочь Ночи, и неужели я оставлю все как есть и даже не попытаюсь… черт, тут даже другого слова-то не подберешь – спасти этот мир!
Конечно же, нет. Конечно же, я сделаю все, что могу. Но чуть позже. Мир ждал тысячу лет, подождет и еще пару дней. Пару дней, за которые решится, будет ли кого вообще спасать в этом мире или он уничтожит сам себя.
В «Зефире» меня уже ждала Лизка. Скрестив ноги по-турецки, она сидела в каютке, словно знала, что первая комната, куда я загляну, будет именно она, и читала что-то со своего Пульса.
– Что пишут? – спросил я, подходя к ней сзади.
– Что ты какашка. – ответила Лиза, моментально гася экран. – Свалил даже не предупредив. Где был?
– Эй, полегче. – возмутился я. – Не припомню, чтобы мы расписывались.
– Что-что делали? – Лиза нахмурилась. – Где тебе расписаться? Давай распишусь, если так будет легче.
– Спокойно, я в переносном смысле. – я вздохнул. – Так что пишут? Есть новости о вчерашнем?
– Не-а. – Лиза помотала головой. – Тишина абсолютная.
– Ясно. А где Стеф, не знаешь?
– А тебе зачем? – тут же прищурилась Лиза. – Зачастил ты к этой белобрысой!
– Лиза, фу. – серьезно сказал я. – Будешь ревновать, да еще так яростно – отшлепаю.
– Не знаю я, где эта блонда. – фыркнула Лиза. – Далась она тебе.
– Далась не далась, а в скором времени ее таланты пригодятся. – ответил я. – Ладно, я пойду попробую ее найти.
– Я с тобой. – Лиза моментально вскочила с лавки.
Я махнул рукой:
– Идем. Все равно дело в конечном итоге коснется всех. А, впрочем, знаешь… Чего тянуть? Сразу всех соберем.
Я поднял руку с Пульсом и отправил сообщение сразу обоим Спектрам: «Собираемся на крыше. Надо кое-что обсудить».
После этого поднял глаза на Лизу, которая с любопытством прочитала свое сообщение, и тут же готовая вскочила:
– Я собралась. Идем.
Крыша была одним из двух мест, где могли бы разом поместиться оба Спектра. Вторым таким местом был тренировочный зал, и еще одним, но лишь условно, могла считаться сама каютка. Но я хотел собрать светлячков именно на крыше, поскольку то, о чем пойдет речь на этом импровизированном собрании, должно сопровождаться соответствующей атмосферой. А серые голые бетонные стены «Зефира», да в принципе любые замкнутые помещения – атмосфера прямо противоположная той, которая была бы нужна для такого разговора.
Если беседа пойдет о свободе, то и атмосфера понадобится… Свободы.
Я думал, что мы с Лизой появимся на крыше первыми, но там уже нашлась Валери, которая возилась с дроном. Судя по большому чемодану с разными запчастями и ноутбуку рядом – она его то ли собирала прямо тут, то ли как-то калибровала.
– О, привет! – завопила она, увидев нас. – А я тут как раз нового дрона для тебя испытываю!
– Это хорошо. – я серьезно кивнул. – Но сейчас придется прерваться.
Валери без лишних слов, что странно для нее, кивнула и принялась собирать свои пожитки в чемодан.
Я же подошел к поручню, что тянулся по окружности самой верхней площадки «Зефира» и оперся на него локтями, глядя вниз, на город.
– Разговор будет серьезный? – спросила Лиза, вставая рядом, только спиной к городу.
– Более чем. – ответил я.
– Не люблю серьезные разговоры. – вздохнула Лиза. – После них обычно все сильно меняется.
Я скосился на нее:
– А ты не любишь, что менялось?
– Я люблю, что было понятно. Чтобы не приходилось гадать и тыкать пальцем в небо, пытаясь найти сам не знаешь что. Люблю, чтобы все было просто.
– Боюсь, что время простоты закончилось. – я вздохнул. – Как раз об этом мы и поговорим сегодня.
– Жду не дождусь. – уныло протянула Лиза, ковыряя носком стальные плиты крыши.
Не прошло и десяти минут, как оба Спектра оказались в сборе. Я быстро пробежался взглядом по головам, убедился, что все на месте и обратился к Гае:
– Будь добра, если рядом окажутся какие-то дроны, сожги их.
– Не проблема. – кивнула девушка, и я перевел взгляд с нее сразу на всех.
И начал разговор с того, чего они явно не ожидали:
– Скажите, вам не надоело?
Ответом мне было недоуменное молчание. Даже Лиза непонятливо нахмурилась, хотя, казалось бы, она-то уж должна дать ответ сразу, пусть даже ответ будет дурацким или вовсе не подходящий под вопрос.
– Нет, серьезно, вам не надоело? – снова спросил я.
– Да о чем ты вообще? – спросил Сол.
– Да о жизни вашей. – я пожал плечами. – Я еще худо-бедно понимал ваш образ жизни до того, как началась вся эта кутерьма с арестами и превышениями полномочий. Я понимаю, вам хотелось спокойной жизни, хотелось просто заниматься своим делом, и верить в то, что вам не тронут, если не тронете вы. И мне даже понятна такая позиция… Но неужели вы не понимаете, что то время прошло?
– Так я и думал… – вздохнул Сол. – Так я и думал, что все это неспроста. Неспроста ты согласился помочь вытащить меня из тюрьмы корпоратов. Я с самого начала, как только увидел тебя, понял, что тебе что-то нужно.
– Мне? – я хмыкнул. – Сол, вы свободны. Вас никто не держит в «Зефире». Вы можете идти на все четыре стороны, особенно теперь, когда ты полностью пришел в себя. Но скажи мне – а куда вы пойдете?
Сол ничего не ответил. Он поджал губы и с вызовом посмотрел на меня, ожидая, что я скажу дальше.
– Ты сам решил, что ваша база скомпрометирована, хотя, заметь, – я ткнул в него пальцем, – я, как и обещал, никому ее не сдал. Но ты мне не поверил, и каков итог? У вас нет новой базы, и, скорее всего, нет и старой тоже. Я готов биться об заклад, что ее уже накрыли.
– Так и есть. – внезапно вмешалась Гая. – Я проверяла системы безопасности, ее вскрыли еще за день до того, как мы пошли за Солом.
Я развел руками, показывая, что добавить к этому мне нечего и продолжил:
– У вас базы больше нет, у нас тоже скоро не будет.
Все окружающие посмотрели на меня с откровенным удивлением в глазах, даже Трилла, которая обычно любые новости воспринимала с каменным лицом.
– А вы чего ожидали? – я усмехнулся. – Что вы сможете прятаться на виду вечно? Это же даже «прятками» назвать язык не поворачивается. Вы… Да что там «вы» – мы! – мимикрируем под простых людей, но и вы, и я, и даже они, вообще все вокруг – прекрасно понимают, что все это – лишь ширма, прикрытие. Вы думаете, что сейчас корпораты развели какую-то активность по поиску светлячков? Хрен там – точно такую же они проводили и в первый раз, во время первых волнений, и что, закончилось это чем-то? Да, закончилось, но вовсе не тем, что было бы выгодно корпоратам. Логично было бы предположить, что во второй раз они такой ошибки не сделают, но они все равно ее сделали… Или нет?
– Или нет? – нахмурилась Трилла. – Что ты имеешь в виду?
– Общественное мнение. – я щелкнул пальцами. – Это та переменная, которой корпоратам не хватило в прошлый раз, но которую они учли в новой попытке. Раньше светлячки для людей были… хм, вы не знаете, кто такой Темный Рыцарь… и Робин Гуд тоже… Короче говоря, пусть официально вы числились преступниками, люди готовы были с этим мириться, потому что с их точки зрения вы были благородными преступниками. Вы обеспечивали астриумом тех, кто не мог его себе позволить, и это играло вам на руку. Но знаете, что общего между благородным преступником и отъявленным злодеем-преступником?
– Они оба преступники… – тихо сказала Фиби.
– В точку! – я указал на нее пальцем. – Они оба преступники, и от одного звания до другого даже не шаг, даже не движение. Мысль. Причем мысль не конкретно этого преступника, вовсе нет, подавляющее большинство преступников себя и преступниками-то не считают. Речь идет о мыслях окружающих людей. Вот где кроется загвоздка.
Они-то здесь при чем?
– А я, кажется, понимаю, при чем. – за меня ответил Сол. – Он имеет в виду, что единственные, кому мы были нужны и благодаря кому, собственно, мы вообще существовали – теперь не на нашей стороне… Может, и не на другой тоже, но главное – не на нашей.
– Именно. – я кивнул. – Как раз это я и хотел сказать. Много лет корпораты готовили почву для того, что происходит сейчас. Один раз они уже обожглись на том, что голословно объявили всех носителей Света террористами и преступниками, и поняли, что во второй раз это не сработает. Для того, чтобы все прошло по плану, необходимо было, чтобы люди тоже начали воспринимать нас как преступников и террористов. И, к сожалению, у них это получилось. Не без моей помощи, но получилось.
– Твоей вины здесь нет. – снова вмешалась Фиби. – По крайней мере, прямой. Рано или поздно корпораты все равно развязали бы эту войну, это очевидно. Если они попытались один раз, то обязательно попытались бы еще. И еще. И еще. До тех пор, пока не получится.
– Я тоже так считаю. И самое плохое – у них действительно получится. Каждый человек, что повелся на провокации корпоратов, каждый человек, что поверил их обвинениям это потенциальный враг нам. Не тот враг, которого можно взять и уничтожить, много хуже. Тайный враг, скрытый, который с некоторой долей вероятности сделает то, от чего мы не защитимся при всем желании. Представьте, что через пару недель кто-то из тех, кто раньше покупал серый астриум, придет к корпоратам и сдаст им своего поставщика, не желая больше иметь дела с убийцами и преступниками. А поставщик сдаст своего поставщика – то есть, нас. Вся деятельность светлячков строится на негласном социальном договоре, действующем на всех уровнях взаимодействия. Договоре о том, что никто никого не сдает и все остается в тайне. Но, как и любой договор, пусть и негласный, этот тоже прекращает свое существование в одном из двух вариантов. Первый – если находится договор выгоднее. Второй – если этот договор становится невыгодным для одной из сторон. И мы сейчас в шаге от того, чтобы второй вариант оказался нашим вариантом.
Я обвел рукой раскинувшийся перед нами город:
– Каждый день промедления для нас повышает риски многократно, потому что с каждым днем промедления еще несколько человек в этом огромном городе начинают верить всему, что им говорят корпораты. А мы не можем даже высунуть носа из своих укрытий, не можем не то что противопоставить что-то этой лжи – мы не можем даже продолжать свою деятельность, чтобы поддерживать в людях веру в себя. Мы боимся, что нам схватят… Но нас и так схватят. В этот раз корпораты действительно разыграли все карты как надо, и по сути у нас остается только три пути – или отправиться в их центры изоляции, или умереть, или сжечь свои рейдовки и попытаться снова стать обычными жителями Города… Впрочем, учитывая приборы регистрации Света даже это не будет гарантировать нам безопасности.
– Мы поняли, поняли, все пропало. – поморщилась Трилла. – Ты лучше скажи, к чему ты все это ведешь?
– Знаете, чем корпораты сильнее, чем мы? – я обвел всех присутствующих пальцев. – Вот конкретно мы, сидящие здесь.
– Какие именно корпораты? – поинтересовалась Роксана. – Хотя какая разница… Они сильнее тем, что их больше.
– Вот именно. – я поднял палец вверх. – Сейчас все корпорации объединились в одну огромную армию, которая преследует одну и ту же цель. Они на время отложили внутренние распри для того, чтобы сосредоточиться на этой цели. Их больше, чем нас. Но больше ли их, чем всех светлячков?
Повисло недолгое молчание.
Ты псих. Никто на это не пойдет.
– Отнюдь. – я щелкнул пальцами. – Если не идиоты, если умеют думать, то придут к тем же выводам, что и я, и не просто пойдут – побегут!
– Но это же означает войну! – Валери развела руками. – Полноценную открытую войну!
– Так а разве не ее нам объявили корпораты? – я перевел на нее взгляд. – Причем это уже вторая такая война, но первую светлячки, можно сказать, проигнорировали, и жестоко за это поплатились. А в этот раз все будет намного хуже, потому что правила игры, правила этой войны – изменились. И, коль скоро они изменились с той стороны, почему бы нам не изменить и свои тоже? Не прятаться, как крысам, ожидая, когда за нами придут, не пытаться затеряться в толпе людей, обходя каждого мотылька седьмой дорогой и надеясь никогда не попасться на глаза бывшему барыге астриумом, который моментально нас сдаст, а…
