Эжен Скриб
Мавры при Филиппе III
– Да, можно иногда и ошибиться, – сказал цирюльник с хитрой улыбкой. – Я был невольным колдуном. Сестра моя, Хуанна, мать Хуаниты, отлично ворожила. От нее и я кое-чему научился… редко ошибусь. Через это самое и были на меня такие доносы…
– В самом деле, – вскричали собеседники, которых это заинтересовало, – вы никогда не ошибаетесь?
– Почти никогда. Мастеру Трухильо я предсказал несчастие, если он женится на Пените, так и случилось. Коррехидору Хосе Кальсадо я предсказал, что он будет полководцем и сломает руку или ногу, – так и вышло.
– Дядюшка, – скромно возразила Хуанита, – вы забыли, что предсказали коррехидору перелом руки, тогда когда он проезжал мимо нас в старой тележке.
– Так что ж! Мало ли кто ездит в старых экипажах! Вот тебе доказательство – наша тележка изломалась совсем, хоть брось, а мы невредимы.
– Послушайте, почтеннейший Гонгарельо! – сказал с улыбкой Бальсейро. – Мне очень хочется испытать ваше знание. Погадайте.
– Извольте, любезнейший хозяин, вашу руку.
Бальсейро подал руку. Цирюльник внимательно посмотрел на ладонь и потом с видом неудовольствия оттолкнул.
– Что это! – сказал он. – Ваше вино мне помутило глаза. Вижу что-то странное или не так понимаю… потому что…
– Что такое? Говорите.
– Вы не рассердитесь или не испугаетесь?
– Нет, нет!
– Вот видите, мне странно… Тут есть линия, которая указывает смерть вашу в огне, и есть другая, которая говорит, что вас повесят. Но так как одно противоречит другому, то мое предсказание ничего не значит… так, вздор!
И он захохотал один, «благородные кавалеры» с изумлением посматривали друг на друга и согласились, что предсказание не может сбыться. Один капитан не был смущен. Он налил цирюльнику стакан вина и весело спросил:
– А вы, господин колдун, можете также предсказать свою судьбу?..
– Я о будущем не беспокоюсь, – отвечал Гонгарельо. – Но без особенного колдовства могу сказать, что будет со мной сегодня и завтра.
При этих словах Пикильо затрепетал, а капитан изменился в лице, но вскоре опять оправился.
– Почему ж вы знаете?
– Я это вижу на вашем лице. Меня не беспокоит, что я прекрасно ужинал и пил хорошее вино, но последствия…
Хладнокровие и веселость Гонгарельо ужаснули капитана, и он побледнел.
– Да, – продолжал цирюльник, – последствия меня беспокоят немножко… По вашему лицу я вижу, что вы не дешево желаете взять за ужин. Очень просто! Это ваше ремесло! Но заметьте, что нам можно защищаться… Я со своей стороны скажу, что недешево уступлю свою шкуру и буду обороняться не на жизнь, а на смерть.
Он захохотал, и капитан заметил, что в этом смехе было что-то язвительное. Первый раз в жизни он устрашился, холодный пот выступил на лбу, и лицо приняло зеленоватый цвет.
– А, почтеннейший, вы, кажется, обижаетесь! Мы задержали вас, а вы хотите, чтобы поскорее мы убрались спать?.. Что же, пора!
– Да… если желаете… можно… Пикильо, приготовь для гостей красную комнату и потом проводи их.
Пикильо с трепетом взял фонарь и отправился в коридор, но там остановился и не знал, на что решиться! Он хотел спасти Хуаниту, но как? Бедные путешественники ничего не подозревали и не имели никакого защитника против страшного капитана, кроме слабого мальчика. Пикильо собрал все свои силы и, опираясь на стену коридора, дошел до красной комнаты и начал приготовлять постели. Осматривая комнаты, он не находил никакой опасности, но вдруг споткнулся и уронил фонарь на пол. Пикильо наклонился поднять его и увидел в полу длинный разрез. Он осветил его и начал всматриваться… Квадратный разрез окружал кровать… Пикильо осмотрел другую – то же самое. Ощупал рукой разрез и, чувствуя, что оттуда дует ветер, он догадался, что есть опасность, но какая именно? Этого он не понимал. Он знал только то, что Хуанита и дядя погибнут здесь, если войдут в эту комнату… и он должен привести их сюда!
– Нет, никогда! – вскричал он, и кровь бросилась ему в голову.
Выбежав из комнаты, побежал он по коридору, но каков был его ужас, когда он при свете фонаря заметил в конце коридора своего врага Карало, который сошел с лестницы с кинжалом в руке и стал, загородив дорогу.
Карало только что начал поправляться, но со времени поражения не видел ни разу Пикильо.
В этот день он попросил три бутылки вина и, потягивая понемногу, как следует больному человеку, начал обдумывать план мести. Вечером хмель распалил жажду мести и помрачил рассудок. Карало решился воспользоваться первыми силами, отмстить врагу и встретился с Пикильо, который без оружия видел неминуемую погибель. Волосы его стали дыбом, но в эту минуту он не столько боялся за себя, сколько страшила его беззащитность Хуаниты. Он знал, что пощады от противника не будет и не думал просить о ней, но по инстинкту поспешил потушить фонарь, и в коридоре стало темно. Карало двигался медленно, шатаясь и держась за стены. Пикильо, прижавшись к стене, по звукам шагов рассчитывал, когда Карало дойдет до него. Ему уже показалось, что он ощущает холод кинжала, и затрепетал, услышав голос:
– Экий дьяволенок, Пикильо, – говорил Карало. – Сейчас был здесь… я его видел… Но, кажется, не одного… Ну да все равно!.. Двое, так двое, убью, убью обоих, всех убью!
Карало был пьян, отяжелевший язык его с трудом мог произносить слова, он едва передвигал ногами. Пикильо несколько ободрился, но опасность могла быть еще больше: Карало в пьяном виде был всегда кровожаднее обыкновенного. Он уже подошел очень близко, задел за плечо Пикильо и нечаянно уронил кинжал:
– Кто здесь?
– Я! – отвечал грубым голосом Пикильо и очень быстро подхватил с пола кинжал.
– Ты был в столовой?
– Да.
– Пикильо там?
– Да.
– Так, послушай, товарищ… сходи, пожалуйста, за ним… приведи его ко мне в комнату… вот сюда в мою комнату…
– Да разве здесь твоя комната?..
– А где же?… Или это не моя? Так проводи меня, пожалуйста… у меня ужасно голова кружится.
– Сюда, сюда… – говорил Пикильо, толкая пьяного в красную комнату.
Корало, не видя ничего впотьмах, ступил несколько шагов и, не находя опоры, споткнулся и упал на кровать.
– Удивительно! – бормотал он, осматриваясь. – Просто понять не могу!.. Моя кровать стояла на другой стороне, и она кружится… все вертится… сегодня!
Пикильо подкрался и стал подслушивать, Карало беспрестанно произносил какие-то бессвязные слова и наконец начал засыпать.
Тогда Пикильо вышел, запер дверь комнаты на замок и смело вернулся в столовую. Капитан, заметя его волнение, подошел к нему. Мальчик задрожал от страха, думая, что все погибло. Но капитан, против своего обыкновения, сказал ему почти дружески:
– Ты теперь немножко вникаешь в дело?.. Хорошо!.. Только смотри впредь будь смелее и хладнокровнее, но на первый раз все-таки недурно.
– Ну что! Вы, верно, хотите нас проводить, любезный паж?.. Извольте, мы готовы! – сказал цирюльник. – Спокойной ночи, господа! Прощайте, хозяин, завтра сочтемся.
– Сочтемся, сеньор, – глухо сказал Бальсейро. – Прощайте!..
И пока Гонгарельо брал свой чемодан и искал шляпу, Бальсейро подошел к Пикильо и шепнул:
– Когда их проводишь, можешь идти спать… ты мне больше не нужен сегодня… довольно с тебя на первый раз.
Пикильо пошел вперед, за ним последовал Гонгарельо с племянницей.
Только что дверь затворилась, Пикильо бегом пустился по лестнице.
– К чему это вы так торопитесь? – закричал Гонгарельо.
– Что у вас там!.. Что с вами? – спросил капитан, отворяя дверь.
При этом голос Пикильо как будто бы стал приглушенным.
– Ничего… – отвечал он, обернувшись, – я очень быстро пошел.
– К чему торопиться? – спокойно сказал Бальсейро и опять затворил дверь.
Тогда Пикильо уже не в состоянии был скрывать своего волнения и, махая рукой, шепнул:
– Идите скорее за мной! Скорее! Скорее!.. – И он стал споро, но осторожно взбираться вверх по лестнице.
– Куда, наверх?
– Да, да! скорее!..
– Зачем же так скоро?
– После узнаете!
Гонгарельо с удивлением взглянул на расстроенное лицо мальчика и принялся шагать через ступени. Поднявшись во второй этаж, он остановился и хотел что-то сказать.
– Молчите! Или вы погибли! – шепнул ему Пикильо, продолжая подниматься.
В одну минуту хладнокровие и веселость цирюльника исчезли.
– Погибли!.. – повторил он с трепетом, больше уже не в силах был ничего сказать.
– Хуанита! Неужели вы меня не узнаете? – спросил Пикильо.
– Нет, не могу припомнить, – отвечала она с удивлением.
– Вы помните тех бедных мальчиков, которых два года тому назад видели под окном гостиницы «Золотое Солнце» и спасли от голодной смерти?
– А! Так вы друг Педральви! – воскликнула девушка, немного смутившись.
– Да… Педральви точно мой друг и товарищ. Где он теперь?
– Он служит мальчиком в гостинице… еще расставаясь нынче со мной, он плакал, предсказывая нам такое несчастье…
– Не бойтесь!.. Я постараюсь отвратить его… только, прошу вас, меня выслушать…
И Пикильо в немногих словах объяснил им, к кому они попали и что остается делать для спасения.
– Когда все улягутся спать… то часа через два капитан, по своему обыкновению, пойдет в погреб… в то самое время мы сойдем потихоньку вниз и постараемся поискать выход из этого проклятого дома… Я еще не знаю, как все устроится… но всеми силами постараюсь освободить вас и себя… а пока, прошу вас сидеть смирно, я пойду и постерегу.
Он оставил Гонгарельо и его дочь в ужасном беспокойстве и страхе, а сам спустился на несколько ступеней по лестнице, лег и стал прислушиваться. Долго оставался он в таком положении, всматриваясь в темноту и следя за малейшим шорохом. Наконец все бандиты разошлись из столовой и отправились спать в свои комнаты. Тогда Пикильо спустился ниже и, едва переводя дух, продолжал вслушиваться. Вдруг дверь столовой отворилась, вышел капитан с фонарем в руках и, проходя мимо двери красной комнаты, остановился и прислушался, потом спустился вниз по лестнице, которая вела в подвал. Когда он только ушел туда, Пикильо ползком последовал за ним. Дверь подвала была затворена и связка ключей торчала в замке.
Пикильо потихоньку замкнул ее, вынул ключи и поспешно вернулся на чердак.
– Теперь пойдемте! Время для нас очень дорого! – сказал он своим друзьям. – Я знаю, что между этими ключами есть один от задней калитки, выходящей в лес. Если эта попытка не удастся, то мы погибли! Другой надежды нет!
– Кроме Бога! – прибавила Хуанита. – А наш мул и телега? – продолжала девушка.
– Об этом лучше и не вспоминать! – отвечал Пикильо. – Если мы только выйдем отсюда, то нам придется идти лесом всю ночь и только, быть может, завтра мы найдем у кого-нибудь ночлег.
– О, вы наш избавитель! – воскликнула Хуанита, простирая к нему свои руки.
– Теперь не время благодарить, – возразил он, – к тому же я еще ничего для вас не сделал. Пойдемте скорее.
– Идите же, дядюшка… Но что с вами?.. Здесь страшно оставаться… идите же скорее…
Но цирюльник не мог тронуться с места, он лежал на соломе, служившей для Пикильо постелью. Они подошли к нему ближе и увидели, что он крепко спит, спит мертвым сном, который был совершенно неестественен в тех обстоятельствах, и все старания разбудить его оставались тщетными. Гонгарельо не пробуждался.
– А! – воскликнул Пикильо с негодованием. – Понимаю! Это действие того иностранного вина, которым его угощали… Чтобы не подвергнуться какой-нибудь опасности и не встретить сопротивления от своей жертвы, они стараются сперва усыпить посредством зелья… подлые трусы!..
– О Боже!.. Что же нам теперь делать! – воскликнула Хуанита.
– Нам надо нести дядюшку… но мы не в силах… мы не можем нести его на руках, если бы и хотели, – сказал Пикильо. – Поэтому ничего не остается более, как увести только вас одну, мою милую благодетельницу… идемте… Идемте же скорее!..
– Нет! – отвечала решительно девушка. – Что бы ни случилось… я с ним не расстанусь.
– Так и я не могу расстаться с вами, я не могу оставить вас… Мы умрем все вместе!..
И Пикильо сел подле Гонгарельо на соломе. Хуанита скрестила руки на груди, склонила голову и с жаром что-то прошептала.
– Что ты делаешь? – спросил с удивлением Пикильо.
– Молюсь… Богу отцов моих, Богу Магомета… разве ты не знаешь, что я, дядя и Педральви происходим от гранадских мавров.
– И я тоже!.. – воскликнул Пикильо радостно. – Мне сказали эти бандиты, что на моем плече есть какой-то знак, арабские письмена.
– А, так ты тоже мавр! – сказала Хуанита, протягивая ему руку. – Бедный сын Измаила!.. По крайней мере ты умрешь со своими братьями.
– Я предпочитаю это жизни между бандитами, – сказал Пикильо.
В эту минуту послышался страшный шум в доме.
В подвале происходил жестокий бой между капитаном и его помощником. Карало, несмотря на то, что был хмелен, все-таки проснулся, когда услышал, что кровать его опускается, и хотя не совсем еще пришел в себя, однако ж догадался, что его хотят задушить, и сам схватил противника за горло. Стоявший фонарь опрокинулся в эту минуту и погас. Бандиты остались в темноте и, так как силы у них были почти равные, то они долго крутились по полу, как два тигра, раздирая друг друга когтями. К тому же оба они были безоружны. Кинжал капитана упал на пол и лежал в бездействии.
Прочие из бандитов, услышав шум, спешили на помощь к атаману, но, к сожалению, дверь была заперта и надо было выломать ее. Они начали разбивать доски ломами, рубить своими топорами. Этот-то шум и был услышан нашими несчастными пленниками.
– Все погибло! – сказал Пикильо. – Весь дом поднялся – теперь все наши надежды рушатся… нам никак не выбраться отсюда… они сейчас придут сюда!
И он со страхом смотрел на лестницу. Хуанита была в страшном волнении, она наконец бросилась к Пикильо и закричала:
– Спаси меня… – Потом, взглянув на спящего дядю, сказала с отчаянием: – Что я говорю!.. Можно ли мне с ним расстаться?
– Слава Богу, я нашел средство! – воскликнул Пикильо, пораженный новой мыслью. Он подбежал к слуховому окну, которое выходило в лес, отворил ставню, и Хуанита при лунном свете увидела верхи деревьев.
– Можно! Можно! – повторял Пикильо.
– Понимаю! – сказала Хуанита. – Здесь довольно высоко и, если они придут, можно броситься…
– Нет! Спуститься…
И он указал на блок и веревку, которыми поднимали на чердак сено.
– Если не боишься… я спущу тебя.
– А как же дядюшка?
– И его спущу.
– О, в таком случае я согласна.
Пикильо очень ловко подвязал ей веревку вокруг стана и под руки.
– Только прошу тебя не смотреть вниз, когда я буду спускать, – говорил он. – Зажмурь глаза и открой их тогда только, когда ступишь на землю.
И он очень осторожно стал спускать ее. Скоро она исчезла у него из виду, через минуту веревка воротилась одна. Цирюльник все еще спал, Пикильо опутал его веревкой, после долгих усилий вывалил за окно и начал понемножку спускать; он всеми силами упирался ногами, но вскоре уже не мог сдержать груз, и цирюльник очень быстро спустился на землю, так что веревка дрогнула до самого верха.
Пикильо со страхом выглянул из окошка и сказал тихо:
– Ну что?
– Слава Богу, благополучно! – отвечал Гонгарельо.
Пикильо очень удивился, услышав его голос; верно, неожиданное потрясение возвратило ему память, и он проснулся.
Пикильо потом сам вылез из окна и, ловко схватившись за веревку, спустился очень скоро. Потом, увидев своих друзей, он уговорил их бежать в лес. Между тем в доме шум все более и более усиливался. Наши беглецы скоро очутились в лесу и уже около часа шли наугад, но вдруг Гонгарельо остановился и сказал, что не в силах идти дальше.
– У меня ноги подкашиваются и сон невольно одолевает!.. Не могу!..
– Что это с вами опять сделалось?
Но Гонгарельо уже не отвечал; он повалился на мох и тотчас заснул. Несмотря на все усилия, Пикильо не мог его разбудить.
– Чу!.. Слышишь? – воскликнула Хуанита, схватывая за руку Пикильо. – Это верно они!..
– Точно… – отвечал Пикильо, прислушиваясь, – я слышу топот коней!..
– Они, кажется, к нам приближаются! О Боже! – сказала Хуанита с ужасом.
Глава VI. Встреча в лесу
Теперь возвратимся в гостиницу «Добрая помощь». Бандиты после долгих усилий разломали наконец дверь подвала и при свете факелов увидали вдруг страшную картину: Бальсейро и Карало, окровавленные, обезображенные, утомленные продолжительной борьбой, лежали оба на земле, схватив друг друга и вцепившись, как звери. Все бандиты и сами бойцы вдруг вскрикнули от удивления.
– Это ты, Карало! – вскричал с гневом Бальсейро. – Как же ты осмелился поднять руку на своего атамана?
– Ах, так это ты, капитан, черт тебя побери!.. – отвечал Карало. – С ума, ты что ли, сошел, вздумал меня душить? За кого ты меня принимаешь!
– Я принял тебя за нашего гостя… цирюльника… но не понимаю, как ты здесь очутился?
– А что, ведь это очень странно! – сказал Карало, озираясь. – Каким образом я попал сюда?
– К чему ты забрался в красную комнату?..
Карало никак не мог себе объяснить, каким образом все это случилось.
– А где же цирюльник? Где этот проклятый мавр! – закричал Бальсейро, разгневанный от непонимания.
Побежали в красную комнату, там никого нет! Обыскали другие… Ни следа!..
– Как это случилось? – вопил Бальсейро.
– Очень просто! – отвечал один из бандитов. – Этот цирюльник, верно, был колдун.
– Вот еще что выдумал! – возразил капитан. – А разве вы забыли, как он злобно усмехнулся, когда сказал: «Завтра сочтемся!» Он наперед знал, что случится и теперь, я думаю, где-нибудь сидит да подсмеивается над нами.
– Но как же он мог уйти отсюда?
– Обыкновенно, как делают колдуны. Улетел в трубу или в окошко.
Бандит, конечно, не знал, что говорит отчасти правду.
– Он всех нас околдовал, – продолжал бандит. – Корало уложил вместо себя на кровать и обморочил вас, капитан… Кто знает? Может быть, он и еще что-нибудь сделает с нами похуже, только не дай бог! – прибавил он и перекрестился.
Бальсейро при этом немного смутился, вспомнив слова цирюльника, и уже готов бы был приписать все это колдовству, как вдруг, пораженный мыслью, воскликнул:
– А где же Пикильо? Ведь он провожал мавра в красную комнату, он должен знать, куда он скрылся!
Пошли на чердак, дверь там была затворена; постучались, не отворяется. Выломали и, к удивлению своему, не нашли никого.
Целый час еще продолжались поиски и догадки, наконец все заключили, что колдун ушел вместе и Пикильо, потому что все двери были заперты. Бандиты, утомившись в тревоге и розысках, снова улеглись спать. Вдруг послышался сильный стук в ворота, конский топот и голоса.
– Что там такое? – вскричал Бальсейро, удивленный.
В самом деле, случай был вовсе непредвиденный. Под управлением герцога Лермы, несмотря на жалобы жителей, правительство не следило за такими людьми, как Бальсейро, и забота о безопасности дорог была возложена на волю судьбы.
– Верно, опять колдовство проклятого мавра! – воскликнул один из бандитов.
Бальсейро выглянул из окна и спросил:
– Кто там?
– Полк Ее Величества, королевы.
– А!.. Милости просим, господа кавалеры. Далеко ли изволите отправляться?
– Какое тебе до этого дело! Знай только то, что мы по пути желаем очистить этот край от негодяев, подобных тебе.
Бальсейро при этих словах быстро скрылся за простенок и сказал тихо Карало:
– Беда! Мы погибли! Собери, что можно, и убежим вместе, через заднюю калитку в лес, а что касается других, то пусть справляются, как знают.
И он снова обратился к офицеру.
– Вы, господин офицер, ошибаетесь, в этом можете сейчас убедиться, вам стоит только войти в мой дом, он открыт для всякого.
– Да, но гостеприимство твое очень дорого обходится! Прежде всего мы потребуем у тебя отчета за цирюльника Гонгарельо, который у тебя остановился в эту ночь. Где он?
– Ну, так! Все наколдовал проклятый цирюльник! – воскликнул молодой бандит.
– Теперь я вижу, что это правда, – отвечал Бальсейро и снова обратился к офицеру: – Извините, я вовсе не знал, что этот цирюльник вам друг, – сказал он с насмешкой.
– Полно рассуждать, отворяй ворота: вы все мои арестанты.
– Отворяй, – закричал один бригадир, – а не то худо будет! Хотя наш командир дон Фернандо д’Альбайде не привык иметь дело с такими мерзавцами, однако ни один из вас от нас не уйдет. Весь дом подымем на саблях!
В это время Карало воротился и шепнул капитану:
– Со всех сторон мы окружены солдатами! Нет никакого спасения… нам надо сдаться…
– Ну, это еще увидим! – спокойно отвечал Бальсейро и, обратившись к офицеру, сказал: – Прошу извинить меня, сеньор Фернандо д’Альбайда, командир полка Ее Величества, что я вас так долго заставляю ждать… Вы требуете ответа?.. Вот он.
И Бальсейро выстрелил в офицера из пистолета; пуля перешибла перо на его шляпе и ранила в плечо бригадира Фидальго д’Эстремоса, стоявшего позади. Тогда Фернандо скомандовал на приступ. Солдаты дали залп и смело полезли через стены.
Теперь объясним, как Гонгарельо произвел всю эту суматоху.
Пикильо и Хуанита услыхали конский топот. Они находились тогда на перекрестке леса, тут расходились многие другие тропинки и легко можно было им уйти дальше в чащу, но они не хотели оставить спящего Гонгарельо. Убедившись, что теперь уже нет никакого спасения, Пикильо и его спутница, дрожа от страха, прислонились к дереву и положились во всем на свою судьбу. Пикильо молчал, а Хуанита шептала:
– Прощай, Педральви! Я уж с тобой больше не увижусь.
Между тем топот коней слышался явственней, и вдруг они заметили при лунном свете двух всадников, ехавших по дороге. Они, по всей вероятности, возвращались из дальнего путешествия, потому что лошади их казались очень усталыми и в это время они уже ехали шагом. Один из них, ехавший впереди красивый молодой человек, был, верно, господин, с лицом задумчивым, но кротким, другой уже пожилой человек ехал в почтительном от него расстоянии. Костюмы их нисколько не походили на испанские.
Сабля на золотой цепи висела на боку у первого, он ехал на богатом арабском коне, покрытом от усталости пеной. Обрадованный ласками своего господина, конь поднимал голову с гордостью, ударял копытами, как бы желая сказать: «Что же мы остановились? Помчимся!» Но молодой человек говорил ему по-арабски:
– Отдохнем немножко, Калед, до дома еще не близко.
При этих словах Хуанита ободрилась и тихо шепнула Пикильо:
– Не опасайся… это наши… мавры…
Пикильо бросился на средину дороги и упал на колени, арабский конь поднялся на дыбы, как бы желая загородить своего всадника.
– Что, мой милый Калед, ты не любишь этой породы? – спокойно продолжал всадник и, обращаясь к нищему, сказал чисто по-кастильски: – Теперь, любезный, не время просить милостыни, а если здесь есть еще в лесу твои товарищи, то и им скажи, что по утрам у меня есть золото, которое я раздаю нищим, а ночью я отвечаю только железом или свинцом. Прочь с дороги!
И ехавший позади старый слуга в это время прицелился в Пикильо из карабина.
Хуанита, увидя это, вскрикнула по-арабски:
– Мой друг! Дитя единого Аллаха!..
При этих словах молодой всадник быстро соскочил с коня, подошел к Пикильо, подал ему руку и сказал:
– Встань, брат, и говори, что тебе нужно? – И он поцеловал нищего.
Хуанита рассказала, каким образом Пикильо спас их с дядей от бандитов. Молодой мавр слушал ее внимательно и поглядывал на мальчика, потом потрепал его по плечу и сказал нежно:
– Прекрасно, прекрасно, мой друг! Ты будешь честным человеком.
Пикильо затрепетал от радости, никто его еще так не ободрял в жизни, он первый раз слышал эти отрадные слова: ты будешь честным.
– Ах! – воскликнул он, взглянув на молодого человека с признательностью. – Если б все так говорили! Но кто же обратит на меня внимание: я нищий!
– С этих пор ты больше не будешь нищим.