Эдвин Шнейдман
Разум самоубийцы. Почему молодые люди решают умереть

Edwin S. Shneidman

AUTOPSY OF A SUICIDAL MIND

Copyright © 2004 by Edwin S. Shneidman

© О. А. Ляшенко, перевод на русский язык, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Посвящается семье Артура.

Вы вложили свои сердца в этот проект

Hic locus est ubi mors gaudet succurrere vitae

(Вот место, где смерть охотно помогает жизни)

– надпись над входом в Анатомический институт в Вене, где проводят посмертные патологоанатомические исследования

Предисловие

Я узнала о работе доктора Эдвина Шнейдмана, когда читала всю доступную литературу о суициде после смерти моего сына в 1992 году. Полные сочувствия работы доктора Шнейдмана поддержали меня на пути к исцелению, принятию и некоторой степени понимания.

Я прочла много книг доктора Шнейдмана, и после 10-й годовщины смерти своего сына я тоже написала книгу о своем опыте, связанном с суицидом. После этого мне захотелось лично поговорить с доктором Шнейдманом. Я вышла на него через друзей, работавших в университете, где он давно был почетным профессором. Во время нашего разговора по телефону я немного лучше узнала человека, который более 60 лет вдохновлялся и интересовался темой самоубийства, хотя никто из его друзей или родственников не ушел из жизни, покончив с собой.

Шнейдман увлекся суицидом, а также его причинами и последствиями, еще будучи молодым клиническим психологом. В 1949 году его попросили взглянуть на две предсмертные записки и связаться с вдовами написавших их мужчин. Этот опыт оказал настолько большое влияние на Шнейдмана, что он и его коллеги – Норман Фарбероу и Роберт Литман – провели первое исследование предсмертных записок с использованием научных протоколов. Шнейдман, Литман и Фарбероу основали Центр профилактики суицида в Лос-Анджелесе, а позднее Шнейдман разработал программу по профилактике самоубийств для Национального института психического здоровья. Он читал лекции, вел исследования и публиковал книги на тему суицида, а также написал семь страниц о самоубийстве для «Британской энциклопедии» в 1973 году.

Через несколько месяцев после нашего первого разговора по телефону я приехала к доктору Шнейдману в Лос-Анджелес. Он прислал мне записку с адресом, номером телефона и маленькой, но точной картой. Внизу аккуратным и разборчивым почерком было написано: «Я оставлю свет включенным».

Именно это и делал профессор Шнейдман. Он зажигал свет и оставлял его освещать темные уголки суицида, чтобы все мы их видели. Его свет, а также свет всех, кто не боится говорить об этом странном и непонятом акте саморазрушения, необходим обществу.

Шнейдман был человеком, в котором ум и решительность сочетались с состраданием и способностью красиво писать и говорить о загадках суицида. Когда он только начал свои исследования, слово «суицид» либо робко шептали, либо не употребляли вовсе. Самоубийство, как и все, что с ним связано, обусловлено проблемами с головным мозгом и сильными эмоциями.

У ТЕХ, КТО РЕШИЛ ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ, УРОВЕНЬ ТАКОГО ХИМИЧЕСКОГО ВЕЩЕСТВА, КАК СЕРОТОНИН, ЗНАЧИТЕЛЬНО НИЖЕ, ЧЕМ У ТЕХ, КТО НЕ СКЛОНЕН К САМОУБИЙСТВУ.

Возможно, суицид может быть вызван духовными и физическими причинами, но большинство профессионалов и тех, кто изучает эту тему, считают, что психические заболевания, депрессия, психологическая боль и даже генетика – основные причины большинства случаев суицида.

В возрасте 33 лет мой сын Кларк умер от отравления угарным газом, после чего мы с остальными родственниками были вынуждены собирать свои жизни по кусочкам. Большинство из нас не понимали, как он мог так поступить. Сначала я думала, что тоже умру, но потом поняла, что мне придется жить дальше, хотя я и не знала как. Мне пришлось изучить историю этого травматичного табу, преследующего родственников людей, совершивших самоубийство, и тех, кто думает покончить с собой. Горюя, читая книги и разговаривая с людьми, которые разбираются в теме суицида, я поняла, что иногда на наших плечах оказывается непосильная ноша.

На протяжении веков суицид был окутан пеленой таинственности. Родственников тех, кто покончил с собой, наказывали, часто лишали имущества, а иногда даже изгоняли из сообществ.

Друзья, дальние родственники, церковь и целые нации обесценивали их боль от страшной потери. Храбрость, десятилетия исследований и упорная работа сочувствующих профессионалов – вот что понадобилось для того, чтобы осознать важность одинаково доброго и гуманного отношения к родственникам жертв суицида и семьям погибших в результате несчастного случая или нападения (такая смерть тоже невероятно трагична, но она не сопровождается стыдом, который вынуждены испытывать близкие самоубийц). Посвятив жизнь профилактике самоубийств и помощи скорбящим родственникам, Шнейдман пришел к выводу, что, помимо некоторых других факторов, психологическая боль – главный фактор суицида. Следовательно, необходимо задать два вопроса: «Где именно болит?» и «Чем я могу помочь?»

В этой и других книгах доктор Шнейдман доказывает, что он знает о психологическом вскрытии гораздо больше, чем кто-либо. Доктор Шнейдман обратился к выдающимся коллегам, с которыми сотрудничал в начале карьеры и которые являются авторитетами в области профилактики суицида и реабилитации родственников, чтобы те прокомментировали интервью с родственниками и друзьями Артура – главного героя книги. Пожилые и мудрые, молодые и перспективные, все комментаторы в возрасте от 40 до 90 лет – друзья и соратники доктора Шнейдмана. Они порассуждали и написали эссе об этом трагическом эпизоде, а также прокомментировали интервью с близкими Артура. Описанная в книге коллекция профессиональных размышлений уникальна и бесценна, и если слова способны исцелять (а в психотерапии слова – это инструмент лечения в контексте обмена идеями и эмоциями), то мать Артура и другие его родственники смогут почувствовать себя значительно лучше благодаря этим эмоционально щедрым комментариям.

Начиная с нашего первого телефонного разговора, мы с профессором общались так, будто были знакомы всю жизнь. В доме Эда были признаки долгих лет исследований и размышлений: полки, уставленные произведениями искусства, книгами и всевозможными китами (он всю жизнь изучал работы Мелвилла и его книгу «Моби Дик», повествующую об одержимости и смерти). Мы обедали в саду под лучами мартовского солнца, проникавшими через листву высокого цветущего дерева. Тогда Шнейдману было 86 лет, и из-за слабого здоровья он редко выходил из дома. В 2002 году он покинул дом лишь дважды, в том числе для того, чтобы прочитать лекцию в местной больнице, где мать Артура дала ему 11-страничную предсмертную записку своего сына.

И Артуру, и моему сыну было 33 года, когда они покончили с собой. Мой сын тоже оставил своего рода предсмертную записку – 45-минутная аудиозапись его мыслей, которые он озвучивал, пока умирал. Артур писал свою записку несколько дней. Периодически он прерывался, но затем возвращался к описанию своих чувств. Эти талантливые молодые мужчины, горячо любимые их семьями и познавшие несчастье и боль, ушли из жизни слишком молодыми. Я прочла эту книгу, и когда Эд предложил мне написать предисловие, сразу согласилась. Во-первых, я была тронута. Во-вторых, разделяла боль матери и других близких Артура. Это наименьшее, что я могу сделать для всех, кому довелось страдать, и тех, кто после прочтения этой книги задумается о боли, которую испытывают близкие людей, покончивших с собой.

В данной книге близкие Артура говорят о нем, а также о своих чувствах, связанных с его жизнью и смертью. Интервью помогли родственникам и друзьям Артура увидеть свет и осознать, в какой тьме они были раньше и какой путь прошли. Интервью – это способ избавиться от стыда и понять, что вы, как говорят на программе Ал-Анон^[1], «не были этому причиной, не могли это вылечить и не были способны это контролировать». Благодаря интервью суицид начинает восприниматься как поступок человека, который имел свои мотивы, руководствовался определенными причинами и, наконец, брал на себя ответственность. Каждый из родственников и друзей сделал максимум в данных обстоятельствах. Мы все делаем, что можем.

ТАК ГДЕ ЖЕ НАЙТИ ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ, СВЯЗАННЫЕ С САМОУБИЙСТВОМ БЛИЗКОГО ЧЕЛОВЕКА?

Люди, потерявшие друга или родственника, сталкиваются с чувством невосполнимой утраты, а также с рядом мучительных вопросов, гневом и болью. Мы должны зажечь свет и взглянуть на всех, кому не повезло испытать то же самое. Общество редко понимает нашу потребность в поддержке и считает, что нам следует забыть о случившемся и просто жить дальше. Другими словами, оно побуждает нас перестать говорить об этом.

Однако большинство из нас не могут жить дальше. Нам нужно выговориться на сеансе психотерапии или в группах поддержки, где мы можем поделиться своей историей с людьми, знающими, как тяжело пережить такую страшную утрату. Мы должны пройти через все это, чтобы выкарабкаться.

Книга доктора Шнейдмана раскрывает секреты, открывает дверь к прощению Артура его семьей и помогает каждому члену семьи залечить свои раны. Чтобы воспеть жизнь ушедшего человека и избавиться от разрушительной атмосферы секретности, мы должны пройти через боль. Данная книга – это модель психологического вскрытия, которая помогает горюющим близким понять, что страдания разрушат нас до основания, если не позволить свету правды пролиться на путь скорби.

Чтобы суицид превратился из табу в хорошо понятую тему, мы должны выяснить, почему разговоры о нем вызывают столь негативную реакцию.

Артура и моего сына Кларка больше нет, но их имена и истории их жизней можно озвучивать. Свет зажжен, и мы должны не дать ему погаснуть. Только при свете возможно искоренить табу, связанные с суицидом, найти правду и утешить скорбящих близких. Именно наши истории, наши слова и наши пути к исцелению помогут другим пережить утрату. Доктор Шнейдман зажигает свет, и мы следуем за огоньком, чтобы справиться со своей болью.

Спасибо, профессор. Мы в долгу перед вами за нас самих и миллионы других людей, ушедших раньше в туман тайн и молчания. Мы больше не обязаны блуждать в этом темном месте, ведь теперь мы знаем, что никто из нас не одинок.

Джуди Коллинз^[2]

Нью-Йорк

Введение

Цель этой тонкой книги довольно проста: познакомить читателей с подробностями истории одного одаренного молодого мужчины, покончившего с собой, и привести комментарии ведущих экспертов по самоубийствам. Я надеюсь, что читатели (некоторые из них наверняка скорбящие и потерянные родственники жертв суицида) найдут в этой книге утешение и понимание.

Можно выделить два подхода к изучению явлений, связанных с суицидом: лонгитюдный метод и метод поперечных срезов. Лонгитюдные исследования имеют дело с данными, накопленными в течение длительного времени. Это объективные поведенческие аспекты, такие как предыдущие попытки суицида, неудачи в школе, развод родителей и так далее. Особое значение имеют аспекты, связанные с ранним детством, поскольку они являются предвестниками дальнейших проблем. Чаще всего мы имеем дело со статистическими, демографическими или эпидемиологическими данными. Немецкий философ XIX века Вильгельм Виндельбанд назвал это номотетическим подходом к знаниям.

С другой стороны, метод поперечных срезов, который также называют идеографическим, имеет дело с тем, что происходит сегодня, на этой неделе или в этом месяце. Что происходит (сейчас)? Насколько вам больно (сейчас)? Этот метод более клинический, выраженный простым языком, интроспективный и менталистический.

Оба этих метода необходимы для достижения наилучших результатов.

Очевидно, что данная книга представляет собой интенсивное исследование одного случая методом поперечных срезов. Идеографическое исследование. Я горжусь тем, что провел его. Эта книга была незапланированной и родилась неожиданно. Несколько лет назад я читал лекцию о профилактике суицида в соседнем городе. После выступления ко мне подошла миловидная и энергичная женщина, которая протянула мне копию предсмертной записки ее сына, которую попросила прочесть, а затем поделиться мыслями. Вскоре она прислала мне список имен и телефонных номеров членов семьи, с которыми я мог поговорить. Я слишком стар (мне уже за 80), чтобы медлить.

В течение нескольких месяцев я взял интервью у девяти человек: матери, отца, брата, сестры, друга, бывшей жены, девушки, психотерапевта и лечащего врача умершего.

После этого я отправил отредактированные стенограммы интервью своим восьми друзьям, экспертам по суицидологии мирового уровня, чтобы те дали комментарий об умершем мужчине, его самоубийстве, потенциальных способах спасения его жизни и теме самостоятельного ухода из жизни в целом. Эта книга представляет собой не что иное, как психологическое вскрытие.

Я очень надеюсь, что данное исследование, как и любое другое, обладает уникальными и обобщенными характеристиками. Ни один читатель, особенно тот, кого коснулась сия страшная тема, после прочтения книги не останется без ценных знаний. В сущности, это – мое письмо замечательной женщине, которая поделилась со мной подробностями смерти ее сына, его предсмертной запиской, а также контактами его родственников и друзей. В заключительной главе я попытался изложить свои мысли об этом трагическом случае и пугающей теме, занимающей столь важное место в моей интеллектуальной жизни.

Эдвин Шнейдман, доктор философии

Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, сентябрь 2003 года

Благодарности

Работа над книгой никогда не проходит в одиночку. Я рад во всеуслышание назвать имена людей, которые мне помогли. Благодарю Габриэль Джеффрес – мою незаменимую энергичную ассистентку, а также Тереситу – моего лечащего врача, благодаря которой я еще жив.

Мой давний агент Реджина Райан остается моей верной подругой и источником радости в моей жизни.

Это моя вторая оксфордская книга («Душа самоубийцы»^[3] (1996) была первой), и мне во второй раз повезло поработать с Джоан Боссерт. Я называю ее Миссис Изящные Искусства, потому что она прекрасный человек и один из лучших редакторов в мире. Ее ассистентка Мора Ресснер стала правой рукой для нас обоих.

Разумеется, у меня ничего бы не вышло без активного участия семьи Артура и колоссальных усилий специалистов, написавших эссе, чтобы пролить свет на наш проект.

Консультанты

НОРМАН Л. ФАРБЕРОУ – доктор философии, бывший содиректор Центра профилактики суицида в Лос-Анджелесе, почетный профессор психиатрии (психологии) Университета Южной Калифорнии.

РОБЕРТ Э. ЛИТМАН – доктор медицины, бывший главный психиатр Центра профилактики суицида в Лос-Анджелесе, клинический профессор Калифорнийского психиатрического университета в Лос-Анджелесе.

ДЖОН Т. МАЛЬЦБЕРГЕР – доктор медицины, помощник профессора психиатрии Гарвардского университета.

РОНАЛЬД В. МАРИС – доктор философии, бывший директор Центра суицида, почетный профессор психиатрии и социологии Университета Южной Каролины.

ЖЕРОМ МОТТО – доктор медицины, почетный профессор психиатрии Калифорнийского университета в Сан-Франциско.

М. ДЭВИД РАДД – доктор философии, профессор психологии Бейлорского университета, президент Американской ассоциации суицидологии.

МОРТОН СИЛЬВЕРМАН – доктор медицины, директор Национального центра исследований профилактики суицида, редактор журнала Suicide and Life-Threatening Behavior.

ЭЙВЕРИ Д. ВЕЙСМАН – доктор медицины, почетный профессор психиатрии Гарвардского университета, бывший директор проекта «Омега» Массачусетской больницы общего профиля.

1
Начало

К счастью для нас, многие важные вещи в жизни происходят случайно. Без капельки везения мы были бы весьма несчастными существами. Я спонтанно согласился прочитать лекцию о суициде в больнице святой Пелагии^[4], и именно там судьба свела меня с Ханной Зукин, скорбящей матерью. После лекции она подошла ко мне и спросила, есть ли у меня пара минут, после чего взволнованно рассказала мне о недавнем самоубийстве ее сына, врача-адвоката^[5]. Ханна буквально сунула мне в руки копию 11-страничной предсмертной записки, написанной рукой ее сына, и задала мне два вопроса. Первый и самый важный касался новой информации, которую я мог предоставить ей, и способов облегчить боль. Второй вопрос, вне всяких сомнений, был порожден ее собственным клиническим интересом: «Как вы оказались вовлеченным в эту пугающую область человеческого самоуничтожения?» Эта женщина сразу заинтересовала меня, и я импульсивно сказал, что попробую помочь ей. А затем, так как считаю себя человеком слова, не смог нарушить обещание. Мне нужно было узнать, смогу ли я пролить свет на этот трагический и загадочный случай. Мы с Ханной сразу договорились о следующей встрече. Очевидно, что на один из вопросов ответить легче, поэтому я начну со второго.

В 1949 году, когда мне было уже за 30, я работал в Нейропсихиатрической больнице для ветеранов в западном Лос-Анджелесе. Однажды доктор Джеймс Рэнкин, директор больницы, вызвал меня к себе и попросил написать два письма с соболезнованиями, под которыми он позже поставил бы подпись. Они предназначались новоиспеченным вдовам, чьи мужья покончили с собой в больнице. Я подумал, что для этого мне будет полезно получить как можно больше информации об умерших, а потому решил съездить в офис коронера^[6], расположенный в центре города, и взглянуть на медкарты этих двух мужчин. В первой папке было то, чего я никогда раньше не видел: настоящая предсмертная записка. Во второй ее не было. Во мне разгорелось любопытство, и я провел в офисе коронера весь день, просматривая папки с сотнями дел начала XX века. Я чувствовал себя американским ковбоем, который, возвращаясь пьяным домой, споткнулся и упал в чан с чистым неразбавленным маслом. В тот момент произошло кое-что еще. Ранее, когда я был студентом Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, я посещал курсы логики, основанные на философии Декарта и Джона Стюарта Милля. Тогда я понял, что представляет собой метод различия: вы сравниваете две группы, считая постоянным все, кроме одной переменной. В таком случае вы можете заметить последующие различия между группами и связать их с одной введенной вами переменной. Итак, в офисе коронера тем судьбоносным утром у меня в голове раздался голос Джона Стюарта Милля (это он написал о методе различия в книге «Система логики» в 1883 году), который сказал: «Ты не должен читать эти записки и запоминать их содержание, поскольку в итоге твои предубеждения лишь укоренятся. Тебе следует сравнить их с чем-то похожим, но другим». С чем я мог их сравнить? С чеками из прачечной? Любовными письмами? Деловой перепиской? Нет. Мне нужно было сравнить их с предсмертными записками тех, кто не собирался совершать суицид. Я сразу принял решение, что это будут сфабрикованные предсмертные записки людей, которые не убивали себя.

Я должен признаться (срок исковой давности давно прошел), что в тот день я «позаимствовал» у коронера 721 предсмертную записку. Затем я позвонил своему другу и коллеге, доктору Норману Фарбероу, который впоследствии стал моим интеллектуальным партнером на долгие годы. На тот момент он уже получил докторскую степень в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе и провел исследование попыток суицида. Вместе мы посетили братства и профсоюзы и попросили европеоидных мужчин, не собиравшихся покончить с собой, представить, что они хотят в скором времени сделать это, и написать предсмертную записку. Затем мы перемешали предсмертные записки тех, кто действительно покончил с собой (как правило, в течение часа после написания), с записками тех, у кого не было никаких суицидальных наклонностей. Это был простой, классический эксперимент с экспериментальной и контрольной группами. Мы с Фарбероу два года анализировали записки слепым методом, не зная, какие из них были подлинными, а какие – нет. В 1956 году мы написали пятистраничную статью для журнала Public Health Reports, благодаря которой получили небольшой грант на сумму 5200 долларов от Национального института психического здоровья, а уже через три года нам выплатили 1,5 миллиона долларов, которые стали нашим вознаграждением за семь лет работы. Тогда и зародилась современная суицидология.

Я поделился своей историей с миссис Зукин, пытаясь объяснить ей, почему я увлекся этой тяжелой темой и не терял к ней интереса на протяжении более полувека. В тот день в больнице святой Пелагии я сказал ей, что постараюсь найти больше информации, чтобы она утешилась и сделала для себя новые выводы. Так начался данный проект.