Эдуард Тополь
На краю стою
– Привет, Андрей!
– Привет…
На улице русские, таджикские и узбекские девчонки скакали на одной ноге по асфальту – играли в классы и прыгали через скакалку.
Натянув кожаные перчатки без пальцев и толкая руками колеса своего кресла, Андрей миновал детей и покатил по мостовой вниз, в город.
Но через несколько кварталов отара блеющих овец преградила путь. Знакомый чабан – тот самый Файзи, который в горах гнал отары на китайские летники, – буркнув Андрею «асалам алейкум!», нервно загнал эту отару в ворота с вывеской «МЯСОКОМБИНАТ».
Пропустив отару, Андрей снова толкнул колеса своего инвалидного кресла – вниз, с покатого склона Нагорной улицы, и теперь его кресло развило такую скорость, что казалось – сейчас он грохнется.
Но нет, он благополучно скатился в низину, хотел на скорости взять предстоящий подъем, но вдруг перестал подкручивать колеса – засмотрелся, как местные подростки азартно гоняют в этой низине в футбол. А другие, помладше, играют в «лямгу», ловко подбрасывая ее ногой в воздух и считая при этом: «Тридцать пять… тридцать шесть… тридцать семь… тридцать восемь…»
Тогда это тоже были дети.
Тупо глядя в разрисованный старыми потеками потолок, он – еще забинтованный – лежал на больничной койке в армейском госпитале. Алеся, почерневшая от горя, сидела рядом.
Топот ног и гомон детских голосов долетели из коридора, вся палата удивленно повернулась на этот шум.
Распахнув дверь, в палату влетели дети – с разбегу и веселой гурьбой. И только увидев забинтованных солдат-инвалидов, передние тут же смолкли и затоптались на месте. А задние еще напирали, но тут, ведя за руку пятилетнюю девочку, в палату вошла их молодая темноволосая учительница.
– Тише, дети, тише! Это госпиталь!
Дети расступились, учительница, держа дочку за руку, прошла вперед и, окинув глазами шесть коек с ранеными и больными, сказала с наигранной бодростью:
– Здравствуйте, товарищи!
Палата промолчала, но она продолжала тем же повышенным тоном:
– Дети, поздоровайтесь! Это наши защитники, они охраняют наши границы от бандитов, которые хотят превратить вас в наркоманов. Давайте скажем им «здравствуйте». Хором!
Дети нестройно грянули:
– Здравст… Здравствуйте…
– А мы к Андрею Стахову, – сказала учительница. – Он здесь?
Больные показали ей глазами на Андрея и Алесю.
Учительница, держа за руку пятилетнюю Катю, подошла к койке Андрея.
– Здравствуйте, Андрей! Меня зовут Фируза, это моя дочка Катя, а это мои ученики, третий класс. Мы решили взять над вами шефство. Дети изучили вашу биографию, нарисовали про вас стенгазету. Дети, покажите!
Дети послушно развернули ватман – стенгазету «ОРЛЕНОК» с портретом Андрея и большим рисованным заголовком: «АНДРЕЙ СТАХОВ – НАШ ГЕРОЙ!» А пятилетняя Катя шагнула вплотную к кровати.
– Это я тебя первая увидела. Тебе пришьют новые ножки?
Андрей отрицательно повел головой, а Фируза одернула дочку:
– Катя!
У Кати на глазах появились слезы.
– Совсем никогда-никогда?
Андрей молчал.
Катя посмотрела на Алесю:
– Тетя, а вы его мама? Вы будете его на ручках носить?
– Катя, хватит! – сказала Фируза и повернулась к Алесе: – Извините…
Но Катя не унималась:
– Тетя, а можно, я буду его жена? Я тоже буду его на ручках носить.
– Все, Кать, помолчи! – Фируза оттянула дочку от койки. – Андрей, я хочу вам сказать что-то очень важное. Дети моего класса решили присвоить нашему классу ваше имя.
Андрей испуганно посмотрел на нее.
– Теперь мы называемся «Пятый «В» класс имени героя Стахова», – продолжала Фируза. – Я вас очень прошу: быстрей выздоравливайте! Мы будем к вам регулярно приходить, приносить фрукты, петь и читать стихи. Дети, что вы приготовили сегодня?
Дети, прокашлявшись, грянули хором:
От улыбки хмурый день светлей,
От улыбки в небе радуга проснется.
Поделись улыбкою своей…
Это было так искренне и так старательно, что Андрей не смог сдержать улыбки, а Алеся – слез.
* * *
В центре Гюльфары, на перекрестке проспекта Свободной Азии и улицы Алишера Навои, с утра до ночи стоял рев автомобильных моторов, гудки настырных «лексусов» и «мерседесов», грохот дорожно-ремонтных работ и крики двенадцатилетних пацанов с коробками, загруженными в детские коляски: «Лепешки пакупай! Горячий лепешки пакупай!»
Жара, палящее солнце, гарь выхлопных газов – и в этом месиве, по узкой полосе, разделяющей два встречных потока легковых и грузовых автомобилей (а также автобусов, мотоциклов, верблюдов и ослов), раскатывал в своем инвалидном кресле Андрей. Потный, гимнастерка намокла на спине и в подмышках, на коленях армейская фуражка со смятыми бумажными деньгами-«гюльфинками», он выжидал, когда на светофоре загорался красный, и, развернув кресло навстречу потоку затормозивших у светофора машин, медленно катил от кабины к кабине, пристально разглядывая водителей и пассажиров и протягивая им свою армейскую фуражку.
Разные люди проезжали мимо него: чиновники, армейские и ментовские офицеры и начальники, инкассаторы в бронированных инкассаторских машинах, женщины, бандиты, торгаши… И каждый реагировал на Андрея по-своему – кто-то безразлично отворачивался или, увидев Андрея, еще издали поднимал в машине стекло, а кто-то подзывал: «Эй, Чинарик!» – и бросал в его фуражку смятую гульфинку…
Андрей благодарил и катил дальше. Хотя главной причиной его «работы» на перекрестке была надежда встретить своих палачей. Ведь когда-нибудь они должны проехать по центру города на своей «девятке»!
Впрочем, внешне Андрей ничем не отличался от сотен, если не тысяч молодых армейских калек, что нынче попрошайничают на улицах всех российских городов, а также в поездах, в метро и в электричках…
Но какой-то полковник в белом «лексусе» возмутился:
– Эй, Чинарик! Симулянт хренов! Навесил фальшивые медали и побираешься?! Вот вызову военную комендатуру!..
Андрей вплотную подкатил к «лексусу», потряс фуражкой со смятыми деньгами.
– Ты, сытая рожа! Я за родину ноги отдал, а хрен получил! А ты эту иномарку на свою зарплату купил?
Полковник трусливо нажал на газ и уехал, а из другой машины какой-то доброхот протянул Андрею пачку «Мальборо»:
– Сержант, курить будешь?
Андрей забрал всю пачку.
– Спасибо.
– Кури на здоровье. Тебе же инвалидная тачка положена. Пропил, что ли?
– Эту тачку доставить сюда из России полторы штуки стоит. Ты заплатишь?
Тут светофор переключился на зеленый, доброхот включил скорость и тронулся, а Андрей развернул свое кресло и, с силой толкая колеса, вновь покатил по узкой полосе меж двух встречных потоков машин.
В сизом мареве газовых выхлопов он не заметил, как мимо него проехал «форд» с затененными стеклами. И как пятилетняя Катя, сидевшая там на заднем сиденье, радостно закричала и застучала по стеклу:
– Андрей! Андрей! Мама, это Андрей! Мама, останови!
Фируза нажала было на тормоз, но в это время светофор перешел на желтый, и генерал Таджибаев, сидевший рядом с Фирузой в пассажирском кресле, сказал негромко:
– Поехали, мне некогда.
Машина миновала перекресток.
Катя, глядя в заднее окно, сказала обиженно:
– Дедушка, он герой?
– Герой, герой… – проворчал Таджибаев.
– А почему он нищий?
Фируза тоже вопросительно скосилась на отца.
– Дурак потому что! – в сердцах сказал генерал. – Я ему предлагал Москву, институт ФСБ! А он… Старших надо слушать!
В истлевающем свете заката Алеся и Андрей лежали рядышком в постели, голова к голове на одной подушке. Андрей медленно гладил Алесю по плечам и груди. Алеся в истоме закрыла глаза, и его рука скользнула ниже ее живота. Но Алеся остановила его:
– Не надо…
– Почему? Я рукой…
– Нет, я не хочу так. Знаешь, все мужчины думают, что для женщины это главное. Да, это, конечно, важно. Но не это главное.
– А что?
– Тепло, голос… Просто нежность… Я очень тебя люблю…
– Тебе двадцать лет! Ты не можешь без этого.
– Могу. Перестань. Я думаю, мы их никогда не найдем.
– Кого? – Андрей медленно, почти неслышно продолжал опускать свою руку все ниже.
– Тех, кто тебя изуродовал.
– Найдем.
– Как? Ой, что ты де… – Алеся закрыла глаза и прерывисто задышала открытым ртом. – Ой… О-ой…
Откинув голову, она выгнула аркой спину и все учащала шумное дыхание. А он, одной рукой сжимая ее грудь и усиленно манипулируя второй, плакал застывшими глазами.
Наконец Алеся изнеможденно расслабилась, остыла, повернулась к Андрею и благодарно потянулась поцеловать его в щеку. Но он резко отвернулся, пряча слезы.
Алеся в недоумении открыла глаза.
– В чем дело?
Андрей не ответил.
– Андрей, что не так?
– Всё так. Отстань…
Алеся встала и ушла в душ, а когда, одевшись на работу, вышла на кухню, Андрей, не зажигая света, уже сидел там за остатками ужина и недопитой бутылкой вина.
– Мне пора на работу, – сказала Алеся.
– Сколько у нас денег? – произнес он, не глядя на нее.
– На еду?
– На мою тачку. Сколько мы собрали?
– Девятьсот долларов. Еще шестьсот и…
Он криво усмехнулся:
– За полгода…
Алеся подошла к нему, села напротив, взяла его за руку.
– Андрюша, разве я заставляю тебя побираться?
Но он вырвал руку.
– Отстань!
– Ты же бандитов ищешь, – мягко продолжала она. – А не найдешь, так все равно соберешь на машину и сможешь работать.
– Пиццу развозить?
Алеся встала.
– Я должна уходить. Ты идешь спать?
– Иди, я сам.
Алеся вздохнула, взяла со стола недопитую бутылку вина и поставила на верхнюю полку кухонного шкафа рядом с жестяной коробкой из-под крупы. Затем поцеловала Андрея в голову.
– Извини, я пошла…
Некоторое время Андрей сидел один в полумраке кухни.
За окном была уже глубокая ночь с цикадами и светляками, когда он решительно оттолкнулся от стола к стене, включил свет, затем подкатил в спальне к шкафу, стянул с вешалки свою гимнастерку и укороченные галифе и сам – с огромным трудом – оделся. Было особенно трудно надеть штаны – отжавшись на руках, попасть культей в штанину…
Передохнув, он достал асидол, начистил медали.
Наконец, затянув ремень и поправив медали на груди, он палкой половой щетки попробовал осторожно сдвинуть с верхней полки кухонного шкафа жестяную банку, стоявшую рядом с бутылкой вина. Банка оказалась тяжелой, палка соскользнула и задела бутылку, та опасно закачалась и… нет, не упала. А тяжелая жестяная банка свалилась прямо ему в руки.
Андрей, вспотевший от напряжения, облегченно вздохнул и открыл банку. Там лежали пистолет «ТТ» и деньги, перетянутые резинкой.
Андрей достал деньги, сунул их в карман гимнастерки и выкатил из квартиры.
Душная азиатская ночь, черная и звенящая цикадами, стояла над Гюльфарой. И в темном бархате этой ночи Андрей катил с гористой темной окраины в центр. Тротуары не для него – его креслу бордюры «не по зубам». Он ехал по мостовой, и встречные машины шарахались в стороны, гудя. Но Андрей не обращал на это внимания. Остервенело, сильными рывками он крутил колеса своего кресла и летел вперед, навстречу ослепляющим фарам. Чем ближе к центру, тем чаще визжали тормоза «матизов», «нексий», иномарок и какого-то инкассаторского броневичка – и тем громче матерились водители. А он все стремился вперед, и неоновая реклама и яркие витрины со странными на первый взгляд вывесками «MEBEL», «ODEZHDA» и «POCHTA» освещали его путь. Гюльфара, объявив себя независимой республикой, сгоряча простилась с кириллицей, но еще не освоила английский настолько, чтобы гюльфаринцы вместо «мебель» говорили furniture, а вместо «почта» Post office.
Проехав по осевой меж двух потоков гудящих машин, Чинарик с ходу подлетел к казино «Памир».
Охранники – все тот же могучий Билл, верзила Ратулла и жилистый каратист Мансур – преградили ему дорогу.
– Стой! Ты куда?!
Андрей выхватил из кармана пачку денег.
– Дорогу! Я играю! На все!
Охранники расступились, но впереди, у парадной двери – две ступеньки, светящиеся золотыми огоньками.
Андрей попытался въехать, не смог и, разозлившись, крикнул охранникам:
– Эй! Поднимите меня!
Охранники подняли его вместе с креслом, пронесли через раму «секьюрити» и вкатили в казино, в игорный зал. Игроки и болельщики, толпившиеся у столов, с удивлением оглянулись на него, но Андрей – ноль внимания; толкая колеса своего кресла, он прямиком покатил к кассиру за фишками.
Алеся, увидев мужа, застыла в оторопи. Но игроки за ее столом сказали нетерпеливо:
– В чем дело? Вы работаете?
Между тем Андрей подъехал к кассе, сунул деньги в окошко:
– Жетоны! На все!
Кассир бесстрастно посчитал его деньги и положил на стойку стопку фишек.
По дороге к рулетке Андрей снял с подноса полуголой разносчицы бокал с виски и залпом выпил.
Но, даже видя это, Алеся была вынуждена продолжать игру за своим столом.
Андрей, поглядев на нее, наткнулся глазами на мужчину, который играл за столом Алеси. Что-то в лице этого игрока в модном дорогом костюме и с перстнями на пальцах показалось Андрею знакомым, но, так и не вспомнив или не узнав его, Андрей подъехал к соседнему столу с рулеткой, поставил часть своих фишек на какую-то клетку. И тут же проиграл. С горя взял себе еще бокал виски, выпил и поставил на «зеро» половину оставшихся жетонов. Следя за шариком, жадно допил свое виски…
Между тем Алеся, издали увидев ставку Андрея, замерла в панике. А игроки за ее столом требовательно зашумели:
– Сдавай! Сдавайте карты!
И хозяин казино, попыхивая сигарой, вальяжно подошел к ней:
– В чем дело?
Тут шарик рулетки остановился, но – миновав «зеро»! Андрей опять проиграл! И вдруг вспомнил, где он видел игрока за столом Алеси – да неужто это тот самый чабан Файзи, который гоняет своих овец через границу на китайские «летники»?! В модном костюме, с перстнями на пальцах?! Не может быть! Андрей оглянулся и обнаружил, что мужика, так похожего на чабана Файзи, уже нет – ни за столом, ни в зале.
Однако раздумывать над этим странным исчезновением было некогда – крупье снова бросила шарик на колесо рулетки…
Андрей и последние фишки упрямо поставил на «зеро», но тут к нему подбежала Алеся, схватила эти фишки со стола и решительно пошла с ними к кассе.
Андрей на инвалидном кресле сорвался за ней:
– Стой! Стой, я сказал!
Алеся протянула фишки кассиру:
– Деньги!
Но Андрей, уже хмельной, грубо оттолкнул Алесю от кассы, закричал кассиру:
– Верни жетоны!
– Нет. Деньги верни, – распорядилась Алеся.
Кассир, колеблясь, смотрел то на Алесю, то на Андрея.
– Деньги! – требовательно повторила Алеся.
Андрей, психуя, снова толкнул Алесю.
– Уйди на хрен!
И тут Алеся, не выдержав, влепила ему пощечину.
– Ах так?! – закричал он. – Сука! – И дернулся назад к рулетке, сорвал с себя медали, швырнул их на стол: – Играю на медали!
Алеся бросилась следом.
– Нет!!!
И потянулась за медалями, но Андрей с такой силой оттолкнул ее своим креслом, что Алеся, выбив у девушки поднос с напитками, упала плечом на один из бокалов.
Хозяин казино кивнул охранникам, те подбежали к Андрею, сгребли его, вынесли на руках из казино и швырнули со ступенек на тротуар, а следом выбросили его инвалидное кресло.
Тут Алеся – вся в крови – выбежала за ними, держа в руках спасенные остатки денег и медали Андрея.
– Сволочи! – закричала она охранникам. – Что вы делаете?! Уроды!
– Кто урод? Это я урод? – Билл схватил ее за волосы.
– Эй! Отпусти! Отпусти ее! – заревел Андрей, бессильно сидя на мостовой.
– Да? – усмехнулся Билл. – Сейчас! Она у тебя уже год голодная! Счас мы удовлетворим ее, а потом отпустим! Чё ты нам сделаешь?
Андрей стал неловко подниматься на культи, но тут Алеся вырвалась из рук охранников, упала на колени подле Андрея…
В школьном классе на стенах рядом с таблицей Менделеева, репродукциями картин и скульптур великих художников, детскими рисунками и таблицами русских местоимений и окончаний возвратных глаголов висела стенгазета с заголовком «АНДРЕЙ СТАХОВ – НАШ ГЕРОЙ!».
Но под этими стенами сидели за партами не дети, а взрослые. В классе шло родительское собрание, пожилая родительница возмущенно говорила Фирузе и школьной директрисе:
– Это ж надо додуматься! Бандиты ему отрезали… – ну, я не знаю даже, как это назвать! – а вы его героем сделали!
– Вы наших детей развращаете! – сказала вторая.
– Да гнать ее из школы! – выкрикнула третья и развернулась к директрисе: – Вот вы, директор, куда смотрите?
– Я? Я смотрю на вас… – сказала директриса – маленькая худенькая женщина в роговых очках, с пучком серых волос на голове, в строгом костюме мышиного цвета. – На вас на всех. И удивляюсь. Как вы сделали своих детей? Чем? – Поднявшись, она взяла указку, подошла стене с репродукциями картин. – Вот Давид, Микеланджело. Вот Леонардо да Винчи. Великие художники никогда не стеснялись показать то, что вы не знаете, как назвать. – Тут она вернулась к классной доске и мелом жирно написала на ней: «ПЕНИС».
Изумленный ропот прокатился по классу, и даже Фируза с оторопью уставилась на эту надпись, но директриса ожесточенно повысила голос:
– Так это называется! Да, Андрею Стахову бандиты его повредили. Но даже после этого он не перестал быть мужчиной! И в этом его геройство! Потому что мужчина – это от слова «мужество», а не от слова «пениство»! И далеко не все, кто с пенисом, имеют право называть себя мужчинами. А он имеет! И мы должны говорить об этом с детьми, мы должны воспитывать мужчин. А иначе… У нас семьдесят лет царило советское ханжество, и к чему это привело? К тому, что там, в России, уже демографический кризис, вот к чему! Сам их президент вынужден просить молодежь делать детей. А чем их делают? Капустными кочанами?
По ночному шоссе Андрей катил в гору. Это было тяжело, он выбивался из сил, но все толкал и толкал колеса своего инвалидного кресла. Редкие машины фарами выхватывали в темноте его силуэт, возмущенно гудели и опасно проносились мимо. Он ставил колеса на тормоз, переводил дыхание и снова катил вверх по дороге – из последних сил, но все выше и выше.
Наконец его обогнал армейский грузовик с крытым брезентовым кузовом, и солдаты, сидевшие в кузове, узнали Андрея, застучали по кабине водителя. Тот остановил машину.
Несколько солдат выпрыгнули из кузова, откинули задний борт, подняли в кузов Андрея и его кресло. И грузовик покатил вверх, к перевалу.
На перевале Андрей попросил высадить его. Солдаты спустили его вместе с креслом на обочину и уехали, а он откатил от шоссе к обрыву и остановился, глядя на горы, за которыми начинался рассвет.
Это было красиво! Мощно! Огромно!
Утреннее солнце, медленно восходящее за острыми снежными и ледяными вершинами Тянь-Шаня, сначала окрасило небо в нежно-сиреневые тона, затем добавило охры, потом – золота, и только тогда, когда огромная вселенная вобрала в себя эти краски, а небо стало бездонно прозрачным, только тогда сквозь узорчатый гребень Тянь-шаньских гор высветился пламенный край солнечного диска. Его Величество Солнце восходило над миром, и навстречу ему уже летели орлы и грифы, жаворонки и стрекозы.
Андрей сидел в кресле на высоком утесе Бричулинского перевала – вровень с острыми снежными вершинами, один в сияющем мироздании. Поднимаясь над ним, солнечный диск словно наполнял вселенную не только огнем своей исполинской топки, но и какой-то мощной органной музыкой, величественной и безграничной, как жизнь. И по сравнению с этими вечными горами, этими вечными ледниками и реками и этим вечным солнцем что наши мелкие беды, скандалы, неурядицы и даже увечья? Жить! Жить!!! Видеть небо! Слышать воду, бегущую по камням! Дышать ароматом трав и листьев! Жить и любить…
* * *
…Она сидела за столиком на летней веранде кафе-мороженого «Алые паруса». Это было знаменитое в Привольске молодежное кафе на Золотом озере в городском парке. Упругой молодой походкой Андрей взбежал по арочному мостику от берега к кафе, стремительно прошел меж столиков к грибку, под которым она сидела с книжкой и мороженым, и с ходу громко спросил:
– У вас не занято? Можно сесть?
Соседи повернули головы на эту бесцеремонность.
Она пожала плечами:
– Садитесь.
Он сел и, не понижая голоса, тут же выпалил:
– Девушка, вам говорили, что у вас красивые глаза?
Она подняла глаза:
– У вас при себе «шапочки»? Н-ну… презервативы?
Соседи за соседними столиками изумленно раскрыли рты.
Андрей поперхнулся:
– Гм…
– Что? – спросила она.
– Нет, ничего. Мне нравится ваша прямота.
– А в сексе вам что нравится? Как вы любите?
Соседи остолбенели в шоке, но Андрей и Алеся не обращали внимания на соседей.
– Ну, это как поведет, – ответил он. – Я не знаю заранее…
– А я знаю, – сказала она уверенно. – Во-первых, мне нравится, когда мне покусывают вот здесь, за плечами. Я от этого так завожусь! До крика! Вас это смущает?
Кто-то из соседей возмущенно встал, ушел за администратором. Но они продолжали как ни в чем не бывало.
– Вообще-то, – сказал он, – у меня дома толстые стены. Но сейчас лето, окна открыты. А вы можете не кричать?
– Нет! – заявила она. – И еще я люблю, когда мне целуют грудь. У меня от этого просто крыша едет. Вы будете целовать мне грудь?
Он улыбнулся:
– Не знаю, я еще не видел ее.
– А я вам покажу. Вот, смотрите…
Она сунула руку за пазуху, соседи возмущенно зашумели, и Андрей не выдержал, вскочил:
– Пошли отсюда! Быстро!
Схватив Алесю за руку, он бегом потащил ее из кафе – и вовремя: навстречу им уже шли администратор с милиционером.
Но они с хохотом выскочили из кафе, пробежали по арке навесного мостика.
– Дуреха, ты доиграешься! – говорил на ходу Андрей, обнимая Алесю.
– Ты проиграл! – хохотала она. – Ты струсил!
– Я подписал контракт с армией. Еду зарабатывать нам на квартиру.
– Я с тобой.
– Нет, эта Гюльфара хрен знает где – в Средней Азии.
– Если ты меня не возьмешь, я тоже завербуюсь. К подводникам.
…И снова Андрей побирался на своей «точке» – на перекрестке проспекта Свободной Азии и улицы Алишера Навои. Пот градом катил по его лицу, волосы слиплись, выхлопы газов забивали дыхание. Ослы и верблюды, проходя, роняли «лепешки» на мостовую. Но руки в изодранных перчатках с обрезанными пальцами продолжали толкать колеса инвалидного кресла – навстречу «нестиям», «Жигулям» и иномаркам, чиновникам и бандитам, хамам, жмотам и щедрецам. Цена каждого выпрошенного рубля, доллара и гюльфаринки – виртуозная эквилибристика на инвалидном кресле в узком проходе меж двух потоков транспорта…
А где-то в небе очередной пассажирский «Як-40» привычным курсом пролетел меж горных пиков, снизился над Гюльфарой и зашел на посадку, приземлился в местном аэропорту. Пассажиры – и среди них сорокапятилетняя русая женщина с двумя сумками в руках – спустились по трапу. Оглядываясь на горы и потея от жары, женщина вышла на привокзальную площадь, заполненную торговой среднеазиатской толчеей и шумом, разномастными машинами и нахрапистыми местными таксистами.
Поколебавшись, женщина сдалась одному из них и села в раздолбанную пыльную «девятку» с гордой надписью «ВИП-ТАКСИ».
Спустя полчаса «ВИП»-такси, сделав крюк через полгорода, остановилось у дома Андрея и Алеси. Счетчик показал 200 гюльфари. Русая женщина, отвернувшись от таксиста, достала из потайного, на теле, загашника сто российских рублей и отдала водителю.
– А чаевые? – сказал тот.
– Воду пей. «Чаевые»! – усмехнулась женщина, выходя из машины.
Таксист, выругавшись, уехал, обдав клубами пыли и женщину, и детей, игравших возле дома.
Женщина спросила у этих детей, где живут Стаховы, дети показали, и женщина вошла в подъезд, постучала в квартиру на первом этаже. Но никто не ответил. Женщина тронула дверь, и та открылась. Она осторожно заглянула внутрь, сказала негромко:
– Алло! Кто дома?
Никто не ответил.
Женщина вошла, поставила сумки на пол, оглядела крохотную прихожую и – через дверь – кухню-гостиную с фотографиями на стенах. На одном из этих фото была она сама, только чуть моложе, а на других – молодожены Андрей и Алеся…
Женщина сняла пыльные туфли и, не найдя тапочек, босиком прошла в квартиру. Но едва она заглянула в спальню, как Алеся, спавшая там после работы, разом – словно от толчка – открыла глаза.
– Мама?!
Стоя в двери спальни, женщина разглядывала свою дочь.
Алеся рывком села в кровати, сказала испуганно:
– Ма, чё случилось?
Но женщина продолжала молчать.
– Ма, я его не брошу, – предупредила Алеся.
Мать не отвечала.
– Зачем ты приехала? – спросила Алеся.
– Я не приехала, – негромко сообщила мать. – Я прилетела.
– Все равно! Я его не брошу, имей в виду!
– Ну хорошо, хорошо. Я же еще ничего не сказала… – мягко произнесла женщина и подошла наконец к Алесе. – Доченька…
Они обнялись.
– Мама, только не надо! – снова сказала Алеся. – Я знаю, зачем ты прилетела. Но я не могу… Я не могу его бросить…
Женщина погладила дочку по голове, сказала вкрадчиво, как больной:
– Милая, думаешь, я не понимаю?..
Но Алеся резко оттолкнула мать.
– Нет, мама! Всё! Я не хочу слушать! Вы меня достали! Все!
– Я же еще ничего не сказала…
– Уже сказала! Уже! Я люблю его, понимаешь?!
– Конечно, понимаю, – снова мягко сказала женщина. – Но он же… А тебе нужны дети, тебе двадцать лет…
– Хватит! Я это слышу каждый день! Уезжай!
Женщина обиженно поджала губы:
– Ты чё? Я из Донецка летела…
– Ты не можешь тут быть! Ты будешь смотреть на него! А он же все понимает! Он сделает что-нибудь с собой! Пожалуйста, уезжай! Прошу тебя!
– Что? Прямо сейчас? – изумилась женщина.
– Да! Сейчас! Сейчас, пока его нет! Где твои вещи?
– Ну знаешь! Ты все-таки думай, что говоришь! Я двое суток в дороге…
– А ты у меня спросила? – выкрикнула Алеся. – Ты же приехала увезти меня! Вот тебе! Это ты отца бросила, и он спился…
– Он еще раньше пил, – сказала женщина.
– А твоя мама дедушку бросила, и он в забое метаном надышался! Я порву эту генетику! Я не брошу Андрея!!! Не брошу!!!
Этот крик вырвался из открытых окон, и дети, игравшие во дворе, услышав его, перестали играть, застыли на месте.
И только когда Алесина мать вышла из подъезда со своими сумками и, глядя в землю, пошла к автобусной остановке, дети, проводив ее осуждающими взглядами, вновь запрыгали по «классам».
А в квартире Алеся, упав на колени, негромко выла:
– Господи! Что мне делать?! Я не хочу другого! Я мужа хочу!
В горном кишлаке, во дворе, затененном подвесным виноградом, юный гончар в яркой тюбетейке босой ногой вращал гончарный круг, вытягивая на нем высокое горло глиняного кувшина. Рядом разгуливали куры, гулькал индюк и маленький ослик помахивал хвостом, отгоняя назойливых мух.
А в тени крепкого инжирного дерева слепая ясновидящая старуха водила рукой по лицам Андрея и Алеси.
– Я вижу важное известие… Потом деньги… А потом… Ой! Трое детей!
Андрей отшатнулся.
– Дура, что ты несешь?
– Почему дура?! – обиделась старуха. – Я хорошо вижу. У вас будут два мальчика и девочка…
– Да пошла ты!
Резко развернув свое кресло, он покатил со двора к поджидавшему их такси. Алеся побежала за ним.
– Эй, а деньги?! – крикнула старуха.
Алеся догнала Андрея.
– Андрей, так нельзя, мы должны заплатить…
– За что? – выкрикнул он на ходу. – За то, что ты родишь не знаю от кого?!
А юный гончар, внук ясновидящей, подошел к своей бабке, зашептал ей что-то на ухо.
Но та изумленно воскликнула:
– Да она от него родит! Клянусь! Я же вижу!
Нестерпимое солнце огненным шаром висело над Гюльфарой.
«Форд» учительницы Фирузы выехал на тот перекресток, где побирался Андрей, и притормозил. Фируза огляделась по сторонам.
Мимо нее катили машины, гудели, останавливались у светофора и ехали дальше. Но Андрея нигде не было видно.
Фируза подошла к мальчишке, торгующему горячими лепешками, упрятанными в детскую коляску, спросила, где Андрей, но пацан лишь развел руками.
Тем не менее еще через час «форд» остановился у дома, где жили Андрей и Алеся. Фируза вышла из машины, поговорила с женщиной, выбивавшей ковер, и зашла в подъезд. Но, как и матери Алеси, никто не ответил на ее стук. И она толкнула дверь:
– Можно?
Странный беспорядок открылся ее глазам – в прихожей перевернутое инвалидное кресло, пыль, на полу гимнастерка с медалями, а на стуле коробка с недоеденной пиццей и мухами над ней. И тишина.
Фируза осторожно зашла в квартиру, свернула на кухню и… в ужасе отшатнулась, наткнувшись на Андрея, валявшегося на полу рядом с пустой бутылкой водки. Действительно, сверху это тело без ног с оголенными культями и мозолями под коленями производило ужасное впечатление. Фируза застыла от неожиданности и только теперь встретилась взглядом с глазами Андрея. На небритом лице со спутанными и нечесаными волосами алкаша его совершенно трезвые (и оттого еще более ужасные) глаза смотрели на нее снизу вверх и – в упор. Просто два клинка, режущие болью своего отчаяния.
– Что с вами? Вам помочь? – наклонилась к нему Фируза.
– Да. Помоги, – произнес он хрипло.
– Как? Вас поднять? – Она оглянулась в поисках стула или кресла.
– Нет.
– А как? Где ваша жена?
– Закрой окно.
Фируза послушно подошла к открытому окну и закрыла его.
– Плотнее, – сказал он и сел на полу.
Фируза притянула створки плотнее.
– Так?
– Да. Спасибо. А теперь включи газ и уходи.
– Псих! – возмутилась она и тут же распахнула окно. – Где твоя жена?
– Я ее выгнал.
– Что-о?! Как выгнал?
– А так, – сказал он с хмельной самодовольной усмешкой. – По-хорошему не уходила – набил морду и выгнал.
– Идиот…
– Нет, я Чинарик! – закричал он. – Зачем ты меня спасла? Что я могу? Это? – Он показал ей палец. – Сделать тебе?
Фируза резко повернулась и пошла прочь из квартиры.
А он в истерике все кричал ей вслед:
– Да! Я Чинарик! Обрубок! А ты думала – герой? Нет! Иди и скажи своим детям, что герой повесился!
Выходя, Фируза хлопнула дверью, но тут же вернулась, на пороге нервно открыла свою сумочку.
– Ну? Что еще? – закричал Андрей. – Зачем пришла?
Фируза выхватила из сумочки несколько газетных вырезок, швырнула их на пол и выбежала из дома.
Сидя на полу, он слышал, как за окном заработал мотор ее «форда» и как укатила машина. Не вставая, на локтях он подполз к одной из газетных вырезок, прочел заголовок:
КИТАЙЦУ ПЕРЕСАДИЛИ ДОНОРСКИЙ
ДЕТОРОДНЫЙ ОРГАН
Врачи китайского города Гуанчжоу провели операцию по пересадке донорского пениса. Операция по пересадке органа, взятого у двадцатилетнего погибшего донора, продолжалась 15 часов и завершилась полным успехом. Спустя 10 дней после операции было отмечено полное восстановление кровоснабжения пересаженного органа, у больного нормализовалось мочеиспускание, восстановилась эрекция…
Андрей остолбенело перечитал текст еще раз, затем поспешно переполз на локтях к следующей вырезке и прочел:
ИНДИЙСКИЕ ВРАЧИ ПЕРЕСАДИЛИ ПАЦИЕНТУ ПЕНИС
Хирурги из больницы города Калькутта осуществили успешную операцию по пересадке пениса. Пенис был взят от ребенка, родившегося с двумя аналогичными органами, и пересажен мальчику, не имеющему ни одного. Операция по пересадке заняла три часа. Родители спасенного для нормальной жизни ребенка объясняют случившееся Божьим промыслом. Сейчас врачи несут бессменную вахту у постели обоих поправляющихся детей…
Минут через двадцать он уже что есть сил катил по улицам Гюльфары. Без медалей, расхристанный, в помятой гимнастерке, под обжигающим солнцем. Но это было не важно! Так на фронте идут в лобовую атаку, так Рокки шел на ринг, так Ромео летел к Джульетте! Гудели и шарахались встречные машины, матерились водители, палило солнце – Андрей, не обращая внимания ни на что, ожесточенно толкал колеса своего кресла и знакомым путем спешил в центр города.
