Эдуард Павлович Петрушко
Чеченские дороги 2
Едем по мясистой, изрытой техникой дороге. Перед нами идет три «Шилки» – зенитная самоходная установка ЗСУ-23 с четырьмя спаренными стволами, одна из машин резко тормозит, мы чуть не врезаемся в зад машины. Крики мат, у машины заклинил двигатель, молодой водитель срочник – весь белый как простынь бегает вокруг «Шилки» и громко причитает. Осторожно объезжаем небольшую колонну и едем дальше. Вокруг обступает тревожный лес и небольшие взгорья – поднимаемся в горную опасную часть Чечни, где шныряют боевики.
Впереди блокпост в небольшом детском садике. Этот блок пост мы уже не раз проезжали и знали его историю. Дорого достался этот детский садик федеральным силам. Дудаев в свое время заявлял, что ему не нужны ученые, а нужны воины, поэтому мальчики должны были учиться в школе три класса, а девочки только один класс. Достаточно. А так как женщины сидят дома, то и детские сады не нужны. Вот такая нехитрая политика. Близкие к Дудаеву и правительству люди за взятки, а где и просто силой захватывали детские сады. Этот, переоборудованный под особняк, садик принадлежал бандиту Маматову Заману. Хозяин и его охрана дрались за этот садик ожесточенно и долго.
Выходим с машины размяться. Возле обочины лежал «пупс», каких делали в Советском Союзе. Пластмассовые руки-ноги на резинке, голова с обозначенными краской волосами, намалеванные синим глаза, один слегка облупился, круглые щеки, круглый лоб. Пупс смотрит на меня внимательно, будто спрашивая, что ты здесь делаешь мужик? Не зная, что ответить пнул игрушку и посмотрел по сторонам. Дома полуразрушенные от бомбежек, кое – где остались окна, на белой побелке следы от разного калибра пуль. Картина мрачная, повсюду виделась угроза, вокруг не птицы ни даже мошки, только ветер вздыхал между покинутыми домами. Молча усаживаемся по машинам.
Солнце поднялось, осветив горы и могучий лес. Столетние хвойные деревья вперемешку с лиственницами, росли прямо и вкось, валились друг на друга, будто неведомая сила перемешала их могучими руками. Между деревьями громоздился валежник, скопившийся за много лет, мертвые сучья вперемешку с живыми ветвями образовывали непролазный бурелом.
На следующем блокпосту, который стоял выше в горах, шла перестрелка. Боевики в наглую подкатывали к бетонному сооружению со стороны леса и гор. Мы остановились, высыпали с машин, заняли оборону, и пустили ракету, что свои мол. С блок поста ответили тем же цветом, и кто-то крикнул: «Помогайте!». Потом тишина. Боевики или отошли или подходят – три машине на дороге удобная цель.
Неожиданно раздались яркие звуки жизни – стрельба, крики, разрывы. Боевики все-таки решили обстрелять нашу небольшую колонну. Мы били отчаянно, из всех стволов стараясь не подпустить боевиков на прямой выстрел из РПГ по машинам. Бой длился уже около полу часа – казалось, не будет ему конца. Не бой, а хаотичная перестрелка. Мы лежали на обочине и разряжали магазины в сторону леса. Оттуда резкими, короткими, свистящими плевками приходила ответка, выбивая над нашими головами фонтанчики почвы. Земля попадала за шиворот, липла к шее и спине. В животе холод сжимал кишки ледяной пятерней, адреналин вперемешку со страхом давал исключительный микс ощущений, который отдавался звоном в ушах.
Подключились «Грады», били откуда-то с равнины. Воющие искрящиеся снаряды проносились над головой и отзывались эхом разрывов где-то выше в горном лесу. Продолжавшийся минут пятнадцать обстрел прекратился так же внезапно, как и начался, видимо, корректировщики сообщили, что «духи» покинули обстреливаемый «квадрат». Тут же над вершинами гор проплыли несколько «вертушек» туда, куда только что летели снаряды. Вроде все. Все целые за исключением дырки в двери УАЗ – ка. Востриков, возбужденный эхом боя, подскочил к нам, кинул несколько пачек патронов и спросил:
– Целы? И не дождавшись ответа начал материть боевиков, упоминая их в контексте не традиционной сексуальной ориентации. Дима внимательно и напряженно обошел Волгу, но наша красавица была целая словно заговоренная.
Через пол часа подъезжаем к Шали, город настороженный как сторожевая собака, полный боевиков и им сочувствующих. По плану мероприятий сегодня в Чечне наступил «переходный период». Но как переходить ко второму этапу, когда не завершен первый? Когда боевики еще сильны и приступили к опасному этапу войны – партизанщине, в которой победители будут объявлены не скоро.
Загорелые «духи» с белыми щеками, сбрив бороды, бродят по рынку. Ненависть местных жителей, беженцев, без труда читаемая во взглядах страшных старух, и женщин завернутых в платках. В глазах мужчин легкое презрение вперемешку с усмешками. Их взгляды похожи на сырой холод по ночам, а улыбки сравнимы с оскалом волков. Мы не тешимся иллюзией что нас уважают, хотя бы боятся и терпят. И время, когда ночью можно прогуляться по Шали наступит не скоро. Потребуется сколько сил и терпения чтобы стать чуть толерантнее друг к другу, забыть ту ненависть друг к другу, которая копилась годами.
На блок посты по нашим частотам выходят боевики. Они нам шепчут по радио: «Иван, ты нас будешь нас кормить, а мы будем иметь твоих баб. Ты Иван дашь нам все что нужно для жизни, а сам сопьешься и сдохнешь на печке». Молодые парни, несущие службу на блок постах, сатанеют от таких посланий и некоторые отыгрываются на мирном населении. Нескончаемый круговорот вражды и злобы.
Заезжаем в больницу, чтобы не пугать людей внутрь идет несколько человек во главе с Востриковым и Димой, я курю вместе с спецназом. Рядом ходят рыжие курицы, что – то клюющие рядом с тротуаром, неподалеку стоит ржавый трактор с прицепом на шесть бидонов молока. К нему идет старая женщина с седыми волосами в нелепых резиновых сапогах натянутых до колена. В руках она несла два ведра молока. Картина вполне мирная.
На нашу группу, состоящую из крепких мужиков, увешанных оружием, чеченцы, смотрят с уважением и без открытых насмешек. Они уважают только силу. Грубую превосходящую силу, таков расклад в Чечне. Вострикова долго нет, по связи сказал ждать, опрашивают глав врача, мы рассаживаемся по машинам и ждем второй час. Выхожу опять покурить, над головой гудел сырой и тяжелый ветер, облака громоздились друг на друга как будто из них делал пюре сердитый повар. От никотина стало противно в горле с отвращением тушу бычок и смотрю на ненавистную больницу, выкрашенную в свеже – белый административный цвет.
Выходит, красный Востриков, который возбужденно переговаривается с Димой, нам интересно, что – по чем и мы высыпаем с автотранспорта.
– Ну что, – начал Востриков. Главврач сначала начал юлить, но после того мы сказали, что сейчас будем переворачивать всю больницу и у нас спецназа два отделения – потек. Признался, что залатал раненого мужчину похожего на фото полевого командира, а вчера его забрали какие – то родственники, которых он не знает и ранее не видел. Главврач мужик нормальный я наводил справки он и федерала может зашить и боевика ему разницы нет, все люди. Востриков спрятал фотографию полевого командира в папку и закурил вторую сигарету, пуская дым в влажный воздух.
– Поехали в наш отдел дадим ориентировку по сбежавшему полевому командиру, пусть агентуру ориентируют. Может найдут, – заключил короткое совещание Рыжков. Захлопали дверьми, Дима сел за руль. За что люблю Рыжкова, за то что не подпускает меня, не умеющего ездить на механике, к нашей ласточке и спасительнице – Волге.
Наш отдел расположен в административном здании в центре города. При подъезде видно, что города федералы остерегаются – здание за бетонным забором, обнесенное в несколько рядов колючей проволокой, КПП выложено бетонными плитами в шахматном порядке, автоматчики, охраняющие въезд, носят АК на изготовке.
В нашем отделе в основном ребята с Иваново, по крайней мере начальник отдела и его зам с города невест. Встречают по-простому в шлепанцах и ведут в спальное помещение, так как в кабинетах холодно, а калориферов мало. В спальном помещении темно окна заложены мешками с песком, светит спираль обогревателя, на столе чай. Осмотрелся над кроватями висят автоматы, на столе гранаты и пистолеты, – не скучают ребята, думаю я. Замечаю в коробке на кровати пушистого котенка, который раскинув маленькие ноги блаженно спал.
Начинаем разговор, доводим информация о лечившимся у них полевом командире, оставляем фотографии и справки. Дима просит ориентировать на поиск раненого боевика агентуру и источники. Ребята молча смотрят документы. Один из них Руслан, светлый как альбинос честно говорит:
– Агентуры здесь никакой, народ здесь тяжелый и опасный. Конспирации ноль, передвигаемся только в парах, украсть или убить могут… Какая тут работа… Зачастую бывает водят за нос, идут на контакт и дают дезу, а то и хуже, заманивают оперов на встречу и воруют с целью обмена или получения выкупа. Руслан устало сел на панцирную кровать, которая громко скрипнула.
– Да, не просто, – поддерживает разговор Рыжков, постукивая пальцами по фотографии полевого командира, но хоть как-то отрабатывайте информацию.
– Да будем отрабатывать, вопросов нет. Только не сдаст вашего раненого бойка никто. Здесь большое село, все как на ладони, все знают кто куда пошел и с кем будет встречаться. Сочувствующим федеральным силам очень мало. Особенно после того, как бабахнули с Точки У. Вояки город взяли и ушли, а нам оставили озлобленное населения…
