Эдуард Павлович Петрушко
Стажировка. Термез
Глава 7
Был на заставе воин по фамилии Пенин, весь небольшого роста пухленький с женским лицом. Пенин нет-нет да проявляет страх при несении дозорной службы. В наряд с ним пограничники шли неохотно, и зам бой старался поменьше посылать его на границу.
«снова…
– Беспризорник … – безнадежно махнул рукой Гришин. Это слово означало у старшего лейтенанта самую высокую степень халатности, разгильдяйства и вообще недисциплинированности. Займись им, – попросил меня зам бой. Разберись, почему он на границе ведет себя как девочка.
Долго занимался с Пениным, подключил секретаря комсомольской организации заставы, сержанта Тимчеенко. Вместе провели диспут на тему «О воинском долге и храбрости». Говорили об Александре Матросове, о пограничнике-следопыте Карацупе, молодогвардейцах. Пенин подтянулся. Внутреннего распорядка солдат не нарушал, приказания выполнял точно, на занятиях старался вникнуть в смысл того, что говорил командир. Но подавленное состояние на границе не покидало его.
Пенин своей трусостью на границе начал меня медленно раздражать. Я уже не знал, что делать, вызвал его на откровенный разговор. Внимательно изучив личное дело Пенина Алексея Владимировича, в котором было указанно, что родом он из Астраханской области из какого-то богом забытого села.
– Ну, что Пенин, чего боимся при несении службы? Бабу ягу или крокодила Гену?
– Нет… ответил Пенин, уставившись в пол в одну точку.
– Алексей, ну ты же трусишь на границе, есть же этому объяснение. Рассказывай.
– Нечего рассказывать. Не боюсь я … Напрягаюсь сильно… Пенин смотрел на меня, как олень, на которого летит грузовик.
– Ты так напрягаешься, что глаза от страха закатываешь. Нельзя так, ты здоровый мужик с автоматом, рядом товарищи. Чего переживать–то? Я тоже боялся. Особенно в карауле за территорией училища на удалённой пограничной заставе.
Рассказал Пенину историю, когда ночью плавающая и фыркающая выдра в пруду возле учебной пограничной заставы, чуть не свела меня с ума от страха.
– Видишь я думал это водяной или НЛО, а всему есть объснение… Рассказывай, что у тебя за страшилки. Поговорив в таком духе с Пениным минут десять, наконец, расколол его:
– Понимаете, товарищ курсант наш поселок стоит на Волге, мы в детстве бегали часто купаться на речку, а иногда уплывали на лодке на камышовые острова. Часто не спрашивая разрешения. За нас переживали близкие. Вот с того момента бабушка стала пугать меня камышовым котом – байгутом. Она каждый вечер рассказывала мне страшилки про этого кота… Вот и боюсь я камыша. А у нас камыш по всему участку…
Не сдержавшись, я громко засмеялся, чем ввел в ступор Пенина. Поняв свою ошибку, я долго объяснял ему, что коты может и есть в камышах, но это не тигры и людей кушать, как бутерброды они не будут. Опять упомянул наличие автомата на границе, который может убить и слона.
– А если вдруг я увижу кота, можно применить оружие? – тихо спросил Пенин.
– Если будет угроза жизни – применяй, – сдерживая улыбку, сказал я.
После нашего разговора, Пенин начал полноценно ходить в наряды и не показывать чувство страха. Только бойцы заметили, что когда они подходили к камышу Пенин снимал автомат с предохранителя, но это были уже мелочи. Гришин знал о проделанной мною работе и хвалил за работу с Пениным.
В виде поощрения Гришин отпустил меня в город к Ларисе. О Ларисе я зам бою не рассказывал но намекал, что девушка у меня в Термесе есть.
– Быстро ты в песках себе бабу нашел. Я скромно молчал. Завтра машина с бельем прийдет поедешь. Если что скажешь, что в санчасть я тебя отпустил. Болит у тебя что–то. Сердце или жопа придумай сам.
Вся наши отношения с Ларисой выглядели социально не верно, но мы были полны невинными чувствами и желанием. По приезду в город мы пошли в квартиру подруги Ларисы, где я переоделся в гражданку мужа. Одежда была великовата, и я понял, что супруг был полноват. Затянув ремень джинсов, мы счастливые вышли в город. Лариса что могла. рассказывала о Термезе:
– Дата основания Термеза неизвестна. Однако имеется много доказательств того, что эта местность была колыбелью древнейших культур за тысячелетия до н. э. За городом есть культовый центр буддизма, а на берегу реки Амударья, возвышается мемориальный комплекс посвященный «мудрецу из Термеза».
Город совсем не был похож на колыбель культур – ветер гонял по улице обрывки газет и пыль, под деревьями лежали тощие собаки, высунув языки. Они равнодушно наблюдали за прохожими как будто лежали здесь целый век. Но нас интересовала еда и рынок, поэтому мы зашли в ближайшее национальное кафе, больше похожее на придорожную забегаловку. Однако внутри все было чисто и устелено цветными подушками и яркими коврами. Несколько человек пили чай, сидя сложив под себя ноги.
Я попытался как-то усесться на подушки, у Ларисы это получилось лучше.
Кафе в этот пред полуденный час было пустынным. Вялые официанты, должно быть, еще не придя в себя окончательно после сна, погромыхивали посудой, нарезали салфетки и веером рассовывали их по вазочкам. Что-то подгорало на плите в кухне, и оттуда в зал проникал чуть заметный дымок. Проехал битком набитый автобус, промчались два такси, протарахтела повозка, груженная початками кукурузы.
Осмотревшись, Лариса, поправила волосы и спросила:
– Рассказывай как служба?
– Заплываю в нарядах, была проверка с отряда. Я поделился несколько смешными историями. Но постепенно я понимал, что Ларису интересует больше Москва и моя жизнь в столице. Подали шашлык и люля из баранины. Более вкусного на тот момент я ничего не ел. Стараясь не спешить, я ел мясо и закусывал его теплой лепешкой. Разговор на время смолк, когда подали душистый чай, я продолжил рассказывать о своих «подвигах» в Москве, как я в увольнениях хожу на дискотеку в кафе «Молочка» в Олимпийской деревне, как классно я танцую брейк-данс и клево одеваюсь. Я немного привирал, видя как все это интересно Ларсе, которая была, по сути девчонкой, рано вышедшей за муж и ничего не видевшая. В конце обеда я пообещал Ларисе показать несколько движений брейка.
Мы гуляли по городу и были беззаботны и счастливы. Мы не думали о том, что будет завтра и наслаждались жизнью и нашими вспыхнувшими чувствами. Мы не думали, что мы делаем хорошо, а что плохо, мы просто любили друг друга. Зайдя на рынок, попали в огромную полную ароматами лавку. Огромные арбузы сверкали бокам, продолговатые дыни разложены как снаряды, сочные персики и огромные гроздья винограда. Все это пахло и в результате давало головокружительный микс запахов.
Много товара из Афганистана. Из сопредельной Республики к нам здесь идет огромное количество каракулевых шкурок, ковры, чай, сухофрукты.
Покупка чего либо, даже мелкого, это целый обряд. Покупатель садится на землю против лавки и, получив от продавца чашку зеленого чая без сахара, сосредоточенно втягивает в себя горячую влагу. Степенно, не торопясь, ведутся продолжительные переговоры о новостях, о семейных делах, позже о стоимости товара и лишь через полчаса совершается покупка.
В некоторых местах толпа особенно густо сплотилась, внимательно к чему-то прислушиваясь. В середине ее, прислонившись спинами к стенам лавки, сидят несколько музыкантов. Заунывные слабые звуки, извлекаемые из туземных инструментов, слышны лишь на самом близком расстоянии.
Мы с Ларисой, особо не торгуясь, взяли себе немного фруктов, зелени и сыра, поехали обратно на квартиру
Сполоснувшись от пыли и пота, мы сидели за столом и ели виноград. С алкоголем в городе была напряженка, но Лариса достала из-за холодильника бутылку «Русской». Через некоторое время сидели на кухне и смеялись над всякой ерундой. Мы были счастливы как коровы вдалеке от мясокомбината. Лариса ушла в комнату ,и через минуту я услышал музыку. Войдя в комнату, я увидел, что Лариса лежала в сексуальной позе, или пыталась ее изобразить.
Она жеманно повела бровью, развела полы своего халата. Взгляду открылось бежевое белье, узкий плоский животик и оголяющее красивые загорелые плечи. Ее грудь вздымалась и манила… Сколько провели время на этой кровати я не помню но на улице начало темнеть.
– Мне надо на заставу, – сказал я.
– Останься, ты еще не показал мне совой танец. На столе показалась вторая бутылка. Серьезные у девушек запасы, подумал я, закусывая горький напиток сладким сочным персиком. Потом мы голые танцевали брек-данс и смеялись как наивные дети. Наши тени мелькали в свете заходящего солнца, танец напоминал прыганье шамана перед костром. Нам было хорошо. Потом веселье сменилось – слезами. Лариса снова рассказывала о своей жизни.
– Свадьба, оставшаяся в памяти большой попойкой сослуживцев мужа, медовый месяц в Сочи, остались позади. Потом застава – округ – ДШГ. Я поняла, что не люблю его. Лариса почему-то ге называла по имени своего мужа. Хотя он хороший, добрый, заботливый. Но не люблю. Я тоскую по большому городу, по яркой и интересной жизни, которой у меня нет, и не будет. Я муха, попавшая в мед. Сейчас жду развода… ты не подумай, не такая… У нас с ним все, я свободная женщина, а ты мне сразу понравился.
Лариса заплакала. Я как мог, утешал ее, и мы снова оказались в кровати, ее душистые волосы и милые черты лица сводили меня с ума.
Всему хорошему наступает конец и около полуночи Лариса вызвала мне такси. Переодевшись в форму, мы долго стояли в коридоре обнявшись, не говоря не слова. Мы снова не знали, что сказать друг другу при расставании. Они было неловким и скомканным. Я вышел на улицу и закурил в ожидании машины.
– На 10 пограничную заставу, – сказал я немолодому таксисту, приехавшему на потрепанной копейке.
– Я туда не подъеду, меня не пустят, – коротко ответил он.
– Тогда к мосту «Дружба», – и мы тронулись. В дороге меня укачало, от выпитого кружилась голова, и стало плохо. Подъехав к мосту, я вышел из машины и спросил, как проехать в сторону 10–ой заставы. Заслон из молодых солдат в бронежилетах долго меня рассматривал и светил фонарем в лицо.
– А вам, зачем туда? – спросил старший сержант.
– Я курсант, прохожу там стажировку. Видя, что я в стельку пьян, старший сержант пошутил:
– Мне б так служить. Вам надо обратно. Вдоль КСП я не пущу. Контрольная полоса со стороны заставы, заканчивалась у моста Дружбы воротами из колючей проволоки. Я пытался что-то доказать, но мне советовали быстро свалить, пока не пришел офицер и у меня не начались «проблемы».
Водитель точной дороги не знал и, вернувшись несколько километров обратно, мы свернули на пустынную дорогу в сторону заставы. Еще долго ехали, из-под света фар выскакивали зайцы и лисы. Меня разморило, стало плохо. Машина уперлась в шлагбаум.
– Я ж говорил, что не проедем. Пограничная зона, дальше только пешком. Заплатив три рубля, вышел из машины. Водитель, развернувшись, быстро скрылся в темноте. Я остался совершенно один под звездным небом. На нем болталась желтая луна, похожая на большую обрезанную сковородку.
Тяжело вздохнув и выпустив струю перегара в воздух, пошел по дороге, в сторону границы. Вялые ноги постоянно за что-то цеплялись, я был похож на старую слепую заблудившуюся лошадь. Вокруг завыли шакалы, добавив мне еще и страху. Остановившись, что-то крикнул в пустоту. Влажная темнота ночи мгновенно поглотила звук моего голоса. Ответом была тишина. Ни шороха, ни движения. Ногой загасил недокуренную сигарету, не сводя глаз с придорожных кустов. Снова завыли шакалы, деваться – некуда надо идти.
Я понимал, что на человека шакалы не нападут, но внутри все сжалось и хотелось бежать. Наконец-то впереди показались огни заставы, я облегченно вздохнул и ускорил шаг. Часовой заставы при входе на заставу попросил пароль. Я, заплетающимся от усталости и алкоголя языком пытался объяснить:
– Я курсант… с города еду… точнее иду… пароля не знаю.
– Проходите, – ответил узнавший меня пограничник. Вас Гришин просил зайти.
Решив не будить ночью Гришина и не показываться ему в состоянии комы, пошел в свою каморку. Дойдя до кровати, рухнул в нее, как спиленная сосна, не снимая сапог и не раздеваясь. Увольнение удалось.
