– Как-то мрачновато все у тебя получается, – наемник покрутил на столе пустую рюмку.
– Это я все к тому, что такое победа. Четыре месяца назад мы вошли на Украину с одними целями, предполагая легкую прогулку. Цели, как ты видишь, поменялись. Значит, наверное, поменялся и рисунок победы. Я говорю «наверное», потому что не представляю, что сейчас видит Кремль в качестве конкретной победы на Украине, и никто, с кем я общался на эту тему, мне не может на это дать вразумительный ответ. Странно, согласись. Демилитаризация и денацификация настолько широкие и размытые понятия, что и целями их назвать нельзя. Ну как ты денацифицируешь нацию нациков. Уничтожишь? Вытеснишь в Европу? Их можно только перевоспитать. Для этого надо брать полный контроль над страной, к чему в Кремле, судя по всему, никак не готовы. А что такое защита Донбасса? Это признание их Киевом? Освобождение до административных границ? Это прекращение обстрелов? Мирные договоренности вроде Минских? Ты в это веришь? Я нет. Донбасс не признает ни Киев, ни Запад. Даже если мы выйдем на административные границы, конфликт будет заморожен, а это постоянные обстрелы, снайперы, ДРГ. Тогда нужно зачищать буферную зону километров в сто. А что делать с Запорожьем и Херсоном? Там люди сдали нам города без боя. Бросить их в пасть бандеровцам, как в Киевской, Сумской и Харьковской областях, где нам поверили? Для меня даже в том, что происходит, ясности мало, а ты говоришь – дойти до польской границы.
– И что теперь. Переговоры и замирение?
– Тоже не выход. Будет, как с Минскими соглашениями. Мы, как лохи, в 15-м году не добили ВСУ, когда после котлов была такая возможность. А добили бы, поставили бы своего президента в стране, где на тот момент почти семьдесят процентов выступали за укрепление отношений с Россией и против бандеровской власти. Мы, как лохи, последние восемь лет надеялись на мир, наблюдая, как Штаты все это время готовили Украину к войне с нами. Хочется верить, что сейчас так не произойдет, а то мне, блин, стыдно моим иностранным друзьям в глаза смотреть. По мне так вопрос надо было решать еще до Майдана. Я не понимаю, как мы могли упустить Украину из зоны нашего влияния. Ни Кавказ, ни Казахстан, ни Средняя Азия не имеют для нас такого значения, как Украина и Беларусь. Если бы нам удалось объединиться, хрен бы кто смог противостоять этому союзу. С Киевом таких возможностей было выше крыши. Даже в 14-м году, после того как Запад в очередной раз кинул Кремль с договоренностями, можно было тупо высадить в Жулянах30 бригаду спецназа и навести в Киеве порядок, если тогдашний украинский президент оказался тряпкой и сбежал от Майдана. И хрен бы кто нам что сделал. Народ Украины тогда был за нас. Большая часть военных была за нас, как СБУ и менты. В Вашингтоне и Брюсселе поскулили бы и забыли. Ну наложили бы те же крымские санкции – и что? Выжили? Выжили. И самое обидное, что все для этого было: и ресурсы, и поддержка россиян, а главное, украинцев. Тогда победа была бы легкой. Для нее нужно было перешагнуть через иллюзии о дружбе с Западом и проявить политическую волю. А сейчас… – Серый разочарованно махнул рукой и потянулся за стаканом пива. – Сейчас сам видишь что.
– Но с Крымом-то мы волю проявили.
– Когда поняли, что нас Запад в очередной раз кинул. Вскочили в последний вагон уходящего поезда. Который к тому же отцепили от состава. А потом снова увязли в переговорах. Переговоры с Западом – это для России смерть. Как только мы в них втягиваемся, пиндосы нас либо бессовестно кидают, либо, использовав время в своих целях, выходят из соглашений, оказавшись в результате в более выигрышной, чем мы, позиции.
– Переговоры нельзя. До польской границы нельзя. Что тогда делать? – Виктор бросил на инструктора вопросительный взгляд.
– Воевать, раз ввязались. Но не вполсилы, как мы сейчас четыре месяца корчим из себя благородных рыцарей в сияющих доспехах. А по-настоящему. Чтоб от хохлов пух и перья летели во все стороны. Мы воюем не с кучкой бандеровцев, а со страной, которая является первым эшелоном НАТО, где в обществе преобладает нацистская идеология, где звериная ненависть к русским – стержень сознания не только у силовиков, но и у большинства населения, за редким исключением восточных и южных областей. Украина полностью мобилизована для войны с нами, а мы все проводим спецоперацию. Промышленность хохлов работает на ВСУ, оружие с Запада идет валом по железным дорогам. Да что по железным дорогам. Натовские самолеты садятся в киевском аэропорту и разгружают «Стингеры» и «Джавелины». Иногда по десять рейсов в день. Да мы их с Беларуси могли бы нашими ПВО на раз пощелкать. Сбили бы один, хоть немного нарушили бы цепочки поставок. Бандеровские, нацистские СМИ, Интернет, ТВ накачивают население ненавистью к нам и верой в то, что НАТО поможет, а значит, победа Украины неизбежна. Это, блин, что – война? Это хрен знает что, только не война. В апреле, как только поняли, что уперлись в стену, надо было разбомбить там все нахрен, чтоб ни одна лампочка не горела, чтоб ни одного моста или целой развязки не осталось, чтоб горючки в стране – ноль, чтобы бандеровская пропаганда заткнулась, а на месте бункера, где прячется клоун, была груда щебня. Это называется принуждение к капитуляции, – Серый плеснул в рюмки немного водки и чокнулся с наемником. – А чтоб у ВСУ на передке не было иллюзий, увеличить нашу группировку хотя бы до полумиллиона. Клич по стране бросить, добровольцев поднять тыщ двести, казачков всяких подтянуть, ментов, что без дела шатаются. Деньги им платить хорошие, льготы всякие дать. И делать это надо было еще весной, а мы все булки мнем. Хохлы, вон, на Львовщине и в Европе сейчас тренируют тысяч триста свежих бойцов. Про их наступление в августе не говорил только ленивый. А если они соберут все это в кулак и ударят где-нибудь под Харьковом, на Мелитополь или на Херсон, где у нас дыры в обороне между укрепрайонами километров по пять. Что тогда? Отходить? Опять сдавать занятые с боем и потерями города и территории? Полгода геройски бились, парней своих положили и сдать из-за того, что кто-то до сих пор не избавился от иллюзий и не понял, что это настоящая война. Не спецоперация, не партизанщина вроде вьетнамской или Афгана, а самая страшная война в мире после Отечественной, в которой столкнулись две полноценные регулярные армии.
– Насчет дыр ты прав. По Балаклее знаю. Если хохол попрет, туго там всем придется. Геройская смерть или отступление.
– То-то и оно, старик. Нам не смерть нужна, а победа. Даже если нам сейчас и не говорят, какая она будет.
– О! Слышу знакомые слова. Смерть. Победа. Хотелось бы узнать контекст, – раздался знакомый голос со стороны дома. Виктор раздвинул листву винограда и увидел шагающего к ним по дорожке Николаича.
– Контекст сейчас один, – Серый привстал и за руку поздоровался с шефом. – Я тут рассуждаю про СВО.
– Ну твои рассуждения мы знаем. Всех мочить в сортирах.
– А в чем я не прав? – развел руки инструктор. – Мы сейчас с хохлами в гуманизм играем, а потом сопли кровавые будем вытирать. Когда чубатые31 к осени свои триста тысяч подготовят да еще оружие натовское получат, нам этот гуманизм и историческая общность боком вылезут. Вдарили бы раз со всей силы всем, что есть, по инфраструктуре, по центрам принятия решений и закончили все. И жертв было бы меньше, и города были бы целые, и переговариваться, когда противник на коленях стоит, легче.
– От у тебя все просто. Вдарили – и все само собой решилось. Где же вы раньше были? Вы же главное разведуправление. Почему Генштабу не рассказали о том, что ВСУ будут драться до последнего, а хохлы нас с цветами встречать не станут.
– Э-э, дорогой друг. Ты на ГРУ не гони. Знаешь ведь, как все было, – Серый поставил перед шефом рюмку и налил водки. – И инфа была передана, и план по началу операции у нас был. Предлагалось прямо перед вводом войск ликвидировать командиров ВСУ, СБУ, местных мэров, губеров32 и членов правительства и офиса клоуна. Убрали бы в ночь перед первым ракетным ударом человек триста ключевых нациков, и страна бы оказалась без власти. Решения принимать некому, а один клоун ничего бы не сделал, даже если бы успел спрятаться в бункер. Заходи и рви хохляндию, как перезрелую грушу. Хороший план был, дерзкий. Сколько б он жизней спас. Но! Не вписывался в кремлевскую концепцию СВО. Там ведь думали, что с генералами и губернаторами можно будет договориться. Вот и договорились.
– Ну. За победу! – Николаич одним глотком опрокинул рюмку и бросил в рот кусок огурца.
– А какая она для тебя, победа, – навалился локтями на стол инструктор.
– Да ну тебя к черту, – отмахнулся шеф. – Все ты про победу знаешь. Это вы там заморачиваетесь высокими политиками, а мы солдаты. Надо взять укреп33 – возьмем. Надо зачистить нп34 – зачистим. Что Родина прикажет, то и сделаем. Только пусть генералы-адмиралы всякие не лезут на наш участок с тупыми приказами типа переправить полноценную БТГ35 через Северский Донец по одному наведенному мосту средь бела дня под носом у противника, да еще без прикрытия артой.
– Слышал про этот случай, – покачал головой Виктор. – Я только прибыл в Балаклею в начале мая. Там, на Северском Донце, наши по дурному приказу с марша форсировали реку у Белогоровки. Столпились у переправы. Хохлы всех артой и накрыли. По людям не скажу, но, судя по тому, что потеряли почти восемьдесят единиц техники, парней там полегло немало.
– Да, блин, – горестно вздохнул Серый. – Генералы наши, похоже, к войне оказались совсем не готовы.
– К ней никто не был готов, – согласился Николаич. – Ни Кремль, ни Генштаб, ни войска, ни страна. И Европа к ней оказалась не готова, и даже Штаты. Только хохлы готовились все эти восемь лет. Укрепы обустраивали, людей тренировали, убежища в городах готовили, волонтеров тренировали, нацию настраивали на войну. Самое главное, что клоуну похрен потери. Жгут людей тысячами. Ни жалости, ни сострадания. Ладно мы по тупости и просчетам людей теряем. На войне такое бывает. А хохлы просто бросают своих в мясорубку, иногда даже цели никакой за этим не просматривается. Чисто зомби.
– Вот! Ты же сам видишь, что если мы и дальше будем сопли жевать, то нарвемся, – хлопнул ладонью по столу инструктор.
– А может, наверху есть хитрый план? Может, для Кремля победа на Украине не главное. Может, там как раз не хотят быстрого разгрома ВСУ.
– Как это? – удивился Виктор.
– Так это, – Николаич подвинул рюмку вперед и подождал, пока Серый плеснет в нее водки. – Вот представь. Мы вошли на Украину. Запад ввел санкции-шманкции. Мы отряхнулись и пошли дальше, а у них это все спровоцировало кризис. Причем такой, что понемногу начинается развал глобалистской системы, которую последние тридцать лет выстраивали США. Европе в экономическом плане, судя по всему, конец. Ее благополучие держалось на наших дешевых ресурсах. Штаты толкнули Евросоюз на прямой конфликт с нами и теперь сожрут его с потрохами. Европейцев вместе будет держать только НАТО. А тут конфликт на Украине, в который надо вкачивать десятки миллиардов евро помощи, которые там будут тупо сгорать. Это в условиях экономического кризиса. Еще надо поставлять вооружения. Пока они собирают все советское, что осталось в Восточной Европе. Но то, что приходит хохлам, постепенно перемалывается нами. В НАТО это видят и уже начинают чесать затылки. Потому что понимают, что при том расходе, который мы имеем на Украине, снарядов у них самих осталось на неделю полноценной войны. Значит, надо производить. Это стоит денег. А на дворе газ по 2500 баксов и кризис. Получается, что чем дольше длится конфликт на Украине, тем хуже Европе. Возможно, настанет момент, когда люди там поймут, что все их беды не от того, что мы напали на Украину. А от того, что дебильные правительства по команде США, переданной через Брюссель, ввязались в разборки между двумя братскими народами, и именно из-за этого произошел коллапс их уровня жизни. Как только европейцы это осознают, рухнет вначале ЕС, затем НАТО. Когда это произойдет, теоретически Штаты могут забрать под себя самый жирный кусок в виде Западной Европы. Ну а в нашу зону влияния попадут нищеброды из Восточной Европы, которых некому будет содержать. Вот и получится тот самый многополярный мир. Может, это и есть хитрый план.
– Офигеть ты тут намутил, – развел руками Серый. – А говорил, что не политик. Слышал я про такие планы. Но знаешь что. У меня вопрос. А где в этом плане наши люди. Бойцы, которые сейчас на передке, и те, которые туда еще придут. Они воюют за конкретную победу, а не за хитрый план. И хотят, чтобы эту конкретную победу им обозначили.
– Понимаю. И она может быть обозначена в любой момент. Например, можно объявить о вступлении ДНР и ЛНР в состав России. Там еще под нами Херсон и Запорожье. А это сухопутный путь в Крым. Чем не победа?
– Ха! – хлопнул себя по колену инструктор. – А русская Одесса, а Николаев, а Харьков? За что наши парни там бьются?
– Ну это как командование сочтет нужным. Скажу тебе одно. Присоединение территорий с их ресурсами и экономическим потенциалом стоит любых жертв. После Второй мировой не было года, чтобы Штаты не участвовали в каком-нибудь военном конфликте. И за все это время они не присоединили к себе ни метра земли. А мы восемь лет назад взяли Крым и, чувствует мое сердце, скоро заберем еще четыре области. Вот тебе и победа.
– Цинично по отношению к ребятам на передке, – отрезал инструктор. – Им четырех областей мало. Они хотят и надеются на полную победу над хохлами.
– Согласен, – кивнул Николаич. – Но, возможно, мы всего лишь сделали первый шаг на пути к чему-то большему.
Потягивая пиво, Виктор наблюдал, как бодаются шеф и инструктор, и пытался переварить то, что услышал. Там, в Балаклее, он часто задавал себе вопрос, чем все это закончится. Польская граница была самым очевидным вариантом, но внутренне он ощущал, что это маловероятно. Для того чтобы взять Львов, нужно было огненным катком пройтись по всей Украине. Сколько для этого понадобится времени, сколько погибнет людей и сколько ресурсов уйдет на восстановление и содержание разрушенной Украины, представить он даже не пытался. Поэтому в голове сам собой сложился план «Б», в котором Россия забирала русские левобережье и юг. На меньшее он согласен не был. А тут Николаич засветил хитрый план, который может растянуться на годы, и не факт, что при его осуществлении не будет срывов и все пойдет, как задумано.
На этом фоне в голову пришла мысль, что он нихрена не знает о том, что творится в Кремле, что там реально планируют, какие ходы просчитывают, какие процессы запускают. От этой мысли стало немного не по себе. Сложно делать свое дело, не видя перед собой конкретной конечной цели. Сложно, если не понимаешь того, кто тебя на это дело посылает. Виктор внимательно посмотрел на Николаича. Он знал его меньше месяца, но верил в него и верил в свою ЧВК. Значит, дело свое он сделает четко, что бы ему ни поручили.
– Ну что задумался? – обратил на него внимание шеф.
– Мысли всякие думаю, – ответил наемник.
– Мысли – это хорошо. Без мыслей голова, как ведро без воды – не имеет нужной полноты. Ладно, хватит философствовать. Курс молодого дивера36 ты прошел. Завтра вы оба приступите к планированию операции. Получите цель и основные вводные, а вот средства и метод исполнения придется разрабатывать вам самим. С этого момента Серый из инструктора переходит в твоего куратора. Ограничений по ресурсам практически нет. Главное, чтобы заказчик был доволен. И еще. Это наша первая операция. Она обязана быть успешной.
– А кто заказчик? – поинтересовался Виктор.
– Тебе фамилию назвать? – хитро прищурился Николаич. – Мы частная армия России. Заказчик у нас один – Родина. Что прикажет, то и сделаем. Все. Хватит мутные терки тереть. Давай по чайку и спать. Утро вечера мудренее.
На следующий день Николаич сразу после завтрака провел брифинг по сути операции и укатил в Москву, а Виктор с куратором допоздна сидели у мониторов, изучая вводные. Чем дольше наемник вникал в конкретику задания, тем сильнее проникался странным духом шпионского авантюризма. Он будет работать под прикрытием легенды в глубоком тылу врага на деле, которое может приблизить победу. О лучшем он и мечтать не мог.
Когда полковник Ковалев приземлял группу профессора Подольского в тихом подмосковном санатории ФСБ, отдельным пунктом в его плане проходили мероприятия по маскировке. Место как нельзя лучше подходило для лаборатории. Огороженная охраняемая территория, спокойная, не задающая вопросов публика, вместо одного многоэтажного корпуса – полтора десятка отдельных коттеджей. Отличная база, чтобы спрятать небольшую лабораторию. Лет двадцать назад на этом можно было бы и остановиться. Но не сейчас. В век всепроникающей цифры, по большей части контролируемой врагом, для настоящей маскировки необходимы были дополнительные мероприятия.
Прежде всего нужно было создать ложный цифровой след на случай, если кто-то начнет копать, куда исчез ведущий российский специалист по аномальным белкам. Для этого была придумана нехитрая история со вспышкой опасной болезни у оленей на юге Ямало-Ненецкого округа. Туда профессор со своим учеником якобы отправился в длительную командировку.
Ветеринарная обстановка в том районе действительно была сложной. Глобальное потепление ускорило таяние вечной мерзлоты. Из-за этого начали вскрываться скотомогильники, в которых полвека назад были захоронены олени, пораженные сибирской язвой. Летом талые воды разносили заразу по тундре и провоцировали локальные очаги заболевания и падеж скота. Лет пять назад оленеводы сообщили о проблеме и ее удалось быстро купировать. Но слухи о неизвестной заразе, закрытых зонах и карантинах продолжали гулять по округу, как и группы ветеринарного патруля, проверявшие места давних захоронений. Это было хорошим прикрытием для «командировки».
Дальше подключился Восьмой центр37 и на базе местного мобильного оператора организовал фантом, через который проходили звонки профессора Подольского. Теперь даже если кто-то пробьет его телефон, то получит данные, что ученый находится на севере Сибири в Новом Уренгое. А еще спецы из «восьмерки» установили на серверах местного мобильного оператора скрытую систему регистрации несанкционированных протоколов.
Шансы, что кто-то будет целенаправленно искать профессора, были невелики, но Ковалев все же решил перестраховаться и оказался прав. Через три недели после начала работы лаборатории у мобильного оператора выявилась утечка данных о геолокации телефонов профессора и его помощника.
Несмотря на то что в результате были отправлены маскирующие данные о том, что оба находятся на севере, это был настораживающий сигнал. Кто-то очень важный и имеющий доступ к бэкдорам38 серверов мобильного оператора пытался выяснить, куда пропал лучший в России спец по прионам. Откуда пришел этот запрос, догадаться было несложно.
То, что система маскировки геолокации сработала, говорило о ее эффективности, но Ковалев все же предпринял дополнительные меры предосторожности. Он направил в Новый Уренгой двух подходящих по возрасту сотрудников с паспортами, идентичными тем, что были у Подольского и его ученика. Если те, кто вел «Очищение», захотят проверить на месте, то в гостинице им сообщат, что ученые там останавливались на день-два между выходами в поле. С местной ветстанцией тоже вопрос был решен быстро. Как только во вскрывшихся могильниках нашли следы сибирской язвы, все мероприятия по ликвидации угрозы велись военными под руководством службы РХБЗ округа, а от них утечка была невозможна. В общем, на этом этапе полковник был доволен степенью маскировки проекта.
Тем временем, благодаря материалам, добытым на Украине, лаборатория профессора продвигалась по «Очищению» семимильными шагами. Через два месяца после начала работы ученые разобрались в механизме селективного воздействия аномальных прионов на различные расы и выстроили цифровые модели, отображающие уязвимые места у восточных славян и англосаксов. Выяснилось, что в процессе репликации аномальных прионов участвует сложный кодирующий белок, имеющий специфические отличия, свойственные для каждой расы или даже устойчивого этноса с долгой историей. Открытие доктором Шерно именно этого кодирующего белка и разработка методики манипулирования им позволили управлять аномальными прионами. По сути, кодирующий белок являлся инструментом, с помощью которого можно было достаточно тонко настроить прион на поражение «целевой аудитории» или сделать патоген пассивным в отношении ее.
После того как это открытие было подтверждено Подольским на моделях, ученые приступили к практической отработке механизмов управления кодирующим белком. Для этого в группу были добавлены три инженера по модификации молекулярных соединений, которые после короткого периода ознакомления с исследованиями подтвердили возможность манипулирования структурой кодирующего белка.
С этого момента заработала инженерная часть лаборатории. Ее исследования были настолько успешными, что уже к сентябрю у Подольского был прототип аномального приона, нацеленного на англосаксонский генотип, и ингибитор, замедляющий развитие прионной болезни у восточных славян. После прогона обеих формул на цифровых моделях начались лабораторные испытания на клеточных культурах.
Отдельная группа ученых занималась разработкой тест-систем. Проблема с выявлением прионной болезни заключалась том, что на ранних стадиях в организме аномальных белков было ничтожно мало. Инкубационный период мог длиться долгие годы, а когда существующие тесты обнаруживали заразу, то организм спасти было уже невозможно. Но методика, разработанная доктором Шерно, помогла и тут. Француз создал два дополняющих друг друга анализа: бесклеточный амплификацонный и вибрационно-индуцированный конверсионный. Эти ускоренные тесты давали возможность усилить присутствие прионов в несколько триллионов раз и срабатывали, даже когда в организме было всего несколько молекул аномального белка.
Первым делом новый метод экспресс-тестирования применили на сотрудниках лаборатории. У всех, кто был привит от ковида, подтвердилось наличие аномальных прионов. Об этом доложили Ковалеву. Тот, отчитав ученых за самодеятельность, проверился сам. Тест ожидаемо дал положительный результат.
Узнав неприятную новость, полковник пошел с докладом к главе ФСБ. Для того эта информация не стала чем-то неожиданным. Менее эффективные и затратные тесты, проведенные в июне в лабораториях 33-го института РХБЗ Минобороны, показали, что в импортных компонентах вакцин от ковида присутствует субстрат аномальных прионов. Это означало, что все, кто ими привился, могли с большой вероятностью заразиться. Тем не менее глава ФСБ остался доволен прогрессом лаборатории. По словам Ковалева, через пару недель эксперименты на клеточной культуре закончатся и можно будет проводить испытания на людях. Здесь встал вопрос: где брать испытуемых. Ответа на него пока не было. Но начальник сообщил, что решение будет найдено к тому времени, как заработают биореакторы для производства прототипов патогена и ингибитора.
После разговора с директором полковник дал Подольскому добро на производство первой партии препаратов. Подготовка и запуск заняли несколько недель. К концу сентября первая партия ингибитора, полученная «промышленным» способом, уже тестировалась на лабораторной клеточной культуре.
Параллельно исследованиям в лаборатории профессор попросил Ковалева собрать биообразцы и сделать выборку вакцин от ковида из различных стран мира для того, чтобы определить потенциальную степень заражения населения по регионам. Эти данные должны помочь уточнить, находится ли «Очищение» в активной фазе или, как утверждалось в украинских материалах, она была закончена год назад в 2021 во время волны штамма «дельта» ковида.
Тестирование образцов вакцин, поставляемых на рынок мировыми производителями с начала этого года, подтвердило их безопасность. Более того, стало известно, что фармкомпании активно выкупали и уничтожали образцы, поставленные в страны третьего мира в период развертывания «Очищения», даже если у них не истек срок годности. Было очевидно, что те, кто запустил заразу, пытаются подчистить за собой следы.
Когда Ковалев доложил последнюю информацию главе ФСБ, тот собрал небольшое совещание с участием профессора.
– Вы проделали серьезную работу, – поблагодарил он Подольского. – Ваша лаборатория уже почти три месяца занимается исследованиями. Мне бы хотелось знать, что вы обо всем этом думаете.
– О чем именно? – профессор бросил на директора колкий взгляд. – Об «Очищении», о глобальном геноциде или о том, что мы создаем биооружие против англосаксов. Которое, кстати, тоже попадает под определение геноцида, потому что не является избирательным и затрагивает все население.
– Вижу, у вас есть сомнения по поводу того, что вы делаете, – нахмурился глава ФСБ.
– Если бы у меня были сомнения, никто бы меня не заставил этим заниматься. С научной точки зрения то, что я делаю, методики, которые я использую, – это новая страница в работе с белками. Даже не страница, а целая глава, качественный прорыв, способный в будущем вывести нас на полноценное моделирование белковых соединений. Мы сможем создавать новые типы белков с заданными свойствами, создавать новую жизнь, новых существ. Эти возможности поражают и открывают для человечества фантастические перспективы. Но когда я думаю, что от моей работы могут погибнуть миллионы, хочется бросить все и сжечь лабораторию.
– Понимаю, – медленно кивнул директор. – И хочу, чтобы вы тоже осознавали, что ваша лаборатория – это линия фронта, линия боевого соприкосновения нашей страны с врагом, безжалостным и беспощадным, решившим уничтожить Россию и истребить наш народ. Вы ведете войну, профессор. Сейчас эта война даже более важна, чем наша операция на Украине. Там вопрос рано или поздно, так или иначе будет решен. С «Очищением» решить вопрос можно только одним способом: найти противоядие и уничтожить врага, чтобы он через пару лет не повторил попытку уничтожить нас более изощренным методом.
– Я все это тоже понимаю, – грустно вздохнул Подольский. – Только от этого не легче. Мне порой реально плохо становится, когда я смотрю на своих детей и думаю, что сидящая внутри зараза медленно убивает их организм. Хорошо, хоть внуков не привил.
– Ваша реакция вполне естественна. Вы ученый. Вы знаете все про «Очищение». А миллиарды людей по всему миру понятия не имеют, что заражены смертельной болезнью. Это война, профессор. В ней мы либо победим, либо проиграем и перестанем существовать как нация и как государство. Другого выбора нет. И в этой войне вы – наш главный боец. В истории было мало эпизодов, когда весь груз ответственности за судьбу страны лежал на одном человеке. Сейчас как раз такой момент. Не подведите нас.
– Не подведу. Но я не боец. Я – ученый, создающий смертельное оружие. Как его применять, решать вам. Ответственность за последствия тоже будет лежать на вас. И знаете что? Эта мысль делает мой сон немного спокойнее.
– Можно и так. Возможно, я выбрал неточную метафору. Вы действительно ученый, создающий оружие. Завершив работу, вы встанете в один ряд с гениями советской науки, которые разрабатывали ядерную бомбу и межконтинентальные ракеты для ее доставки – оружие, обеспечивавшее безопасность страны всю вторую половину двадцатого века. Это очень достойная компания.
– Здесь я с вами полностью согласен.
– Тогда закончим с лирическими отступлениями и вернемся к теме, – деловито подвел итог директор. – Я видел ваши скорректированные планы. Сейчас вы тестируетесь на клеточной культуре. Через пару недель можете провести первые исследования ингибитора на людях.
– Верно. Мне нужно хотя бы человек сто. Желательно добровольцев.
– Найдем вам добровольцев. Не беспокойтесь. И наших, и украинцев. Может, даже пленных поляков и англичан подгоним для тестов. Вы лучше расскажите, что думаете об информации по распространению «Очищения» в мире, которую доставили наши коллеги из внешней разведки.
– Очень полезная информация, – профессор выложил из папочки на стол несколько листов. – Признаюсь, я был удивлен темпами вакцинации от ковида. На сегодня, сентябрь 2022 года, в мире есть очень немного стран, где вакцинировано меньше половины взрослого населения. В большинстве стран Азии и Латинской Америки процент на уровне 70-80. Причем значительная часть показателей была достигнута год назад, как раз перед сворачиванием «Очищения». Это очень хороший показатель. Или плохой, если все дозы, использованные за пределами условного Запада, были заражены прионами. Мы полагаем, что проект был развернут американцами на короткий промежуток времени. Начало – предположительно весна 21-го. Конец – декабрь того же года. На момент, когда активная фаза, то есть поставки на рынок зараженной вакцины, была свернута, уровень вакцинации в целевых странах составил около шестидесяти процентов. Здесь немного выпадают Африка и Россия. Там около сорока и пятидесяти процентов соответственно. Есть еще десяток государств вроде Судана, Мали, Камеруна и подобных им, где, по локальным причинам, уровень ниже двадцати процентов, но они общую картину не меняют. Если предположить, что в большей части вакцин, идущих в страны третьего мира и произведенных в России, Китае и Индии, использовались патентованные компоненты, производимые на немецкой фирме, через которые шло заражение, то носителями прионов сейчас являются от двух до трех миллиардов человек. В основном взрослое население.
– То есть до трех миллиардов потенциальных жертв, – покачал головой директор.
– Да, цифра огромная, – согласился Подольский. – Но она весьма приблизительная. У нас нет точной информации по нескольким десяткам стран. Если предположить, что основными целями Штатов были Россия, Китай, Индия плюс в довесок страны третьего мира и они сумели доставить туда зараженную вакцину или компонент для ее производства, то теоретически патоген может быть уже распространен по всей планете. В этом случае цифра зараженных будет выше везде, за исключением, как я уже сказал, стран условного Запада. В образцах, доставленных оттуда, прионов не обнаружено.
– Звучит логично, – согласился Ковалев. – Штаты оставляют «золотой миллиард» и уничтожают остальных. Если уж запускать заразу, то так, чтобы от нее был максимальный эффект.