В его присутствии я просто беспомощная глупышка с наивными мечтами. Как фанатка, увидевшая своего кумира. Поклоняюсь его красоте, а сама понимаю, какой он гадкий и ужасный, смеется над моей бедой.
– А тебе-то сто? – буркаю с присущим мне сейчас шипением.
– Он что у тебя, слепо-глухо-немой? – хмыкает Тимофей, качаясь с носка на пятку.
Молчу, крепко-накрепко стискивая губы, чтобы не издать ни звука. Что за детский сад – издеваться над дефектом речи? Ему же не двенадцать, в конце концов!
– Я имею в виду, – не жалея меня, объясняет, – что не понимаю, чем ты привлекла кого-то. Ты только и ходишь, что на лекции и в библиотеку. Ты там соблазнила этого прыщавого ботаника? Он очки потерял и не заметил, как тебе вставил? А может, вы оба не в курсе, откуда дети берутся?
Меня будто обдает ведром холодной воды. Взвиваюсь на постели, вскакивая напротив ухмыляющегося Тимофея. Господи, какой он ужасный! Мне хочется вопить, но я лишь толкаю его в сторону выхода.
– Уходи!
– О, голос прорезался! – ржет он. – Слушай, ты, убрала руки! – ловит он меня за запястья и отстраняет от себя. – Уже обрадовала папочку своего зародыша? Чего ждешь? Давай, скажи его имя моему отцу, чтобы он отстал от меня. Свали из этого дома, чтобы мне не пришлось присматривать за тобой, убогая!
Зажмуриваюсь, чтобы отгородиться от кошмара. Но нет, это не поможет. Человек, которого я боготворю, считает меня убожеством и мечтает избавиться от нас с сестрой.
Люто ненавидит.
Янтарные глаза пышут отвращением ко мне, слова ядовитые, колючие, они меня ранят, оставляя кровавые следы и шрамы, от которых нипочем не избавиться. Такое не забудешь.
Поднимаю руки. Словно сдаюсь. Отступаю на шаг и пялюсь на Тимофея. Мы боремся взглядами, а взгляд сейчас мое единственное оружие, ведь эти чертовы брекеты разоружили меня и лишили способности защищаться.
Приходится молчать, чтобы не дать повод гадкому мажору издеваться надо мной.
«Убогая. Убогая. Убогая», – звучит на репите.
Не так обращаются к той, кто заслуживает хоть капли симпатии, совсем не так. В этом слове настолько концентрированная ненависть, что даже страшно. Чем я заслужила ее?
– Уходи, – дребезжащим голосом выгоняю его, чувствуя себя старой развалиной, которая вот-вот рассыплется в труху.
Любовь – дерьмо.
Тимофей
Залетаю в комнату и со всего размаху хлопаю дверью. Падаю на кровать и начинаю яростно растирать лицо. Какого хрена? Ну вот какого хрена я огребаю за эту убогую уродину и прилипалу?
Как она умудрилась забеременеть?
Трэш! Просто какой-то трэш!
И я еще, значит, должен был следить за ней и не допустить ничего подобного. Но я ведь даже не думал, что кто-то на нее польстится. Не ожидал опасности с этой стороны.
Когда и как она это сделала? Почему не раскрывает имя этого «героя», который должен взять на себя ответственность! Пусть забирает ее из нашего дома вместе с пузом и заботится. Мне на хрен не упали проблемы с этой дурой заполошной!
Знакомый рингтон отвлекает от хаоса мыслей.
– Здорово, Тим, – звонит мне лучший друг Ян. Мы как-то потерялись этим летом. У него привычные терки с отцом, я лениво провожу летние каникулы. – Тухнешь?
– Да без тебя только и делаю, что тухну, – хохотнув, отвечаю. – Есть предложения?
– Забуримся в клуб? – предлагает.
– Почему бы и нет? – жму плечами. – Всё равно скукота смертная дома.
– Некому тебя развлечь, бедненькому? – ржет как конь.
– Хорош стебаться, Гор, – называю Черногорского по прозвищу. – Здесь меня некому развлекать.
– А ты чего бешеный такой? По голосу слышу.
– Вот ты экстрасенс, – ржу, – но угадал. Бесит тут одна.
– Дай угадаю, одна из твоих родственниц?
– Бинго! Сложно не догадаться. Отец насел, типа я должен был свечку этой убогой держать и следить, с кем она путается, – агрюсь, снова прокручивая в голове сказанный отцом бред. Ну бред же!
– Не понял, зачем свечку держать? – не врубается Ян. – Ты про сестру мачехи своей, что ли? Что с ней случилось? Ты же скинул ее на водителя, дав ему бабла, чтобы говорил, что ты ее в универ возишь.
– Да. Было дело. Да капец, один охранник уволился, обиделся на что-то как баба и слил меня отцу! Тот орет как блажной, меня обвиняет. Обрюхатил Варьку кто-то, прикинь! Я те серьезно, чего ржешь, Ян? Какой-то идиот залез под юбку к этой страшной монашке и даже смог там что-то нафурычить! – не могу перестать ржать, меня просто адский смех от этой ситуации разбирает. – Я, значит, должен был женишков от нее отбивать! С какого перепугу?
– Смешно тебе?! – с грохотом открывается дверь, и на пороге стоит отец, бешено вращая глазницами. – Положи трубку, Тимофей! Продолжим разговор!
– Упс, надеюсь, ты выживешь, – сливается Ян, слыша ор отца в трубке.
Встаю, убирая руки в карманы. Насупившись, ожидаю выволочки. Накрывает лютая злоба. Столько возни из-за какой-то приблудной лимиты. Смотрю в пол и вижу какую-то полоску на полу, с бусинками… Но забываю о ней, когда отец повышает голос.
– Почему ты не выполнил мое поручение? – снова заводит уже надоевшую пластинку отец, шагая ко мне. – Я думал, что ты повзрослел, что могу тебе доверять, а ты…
– Она не ребенок. Имеет право делать что хочет, – говорю сквозь зубы. Бесит, что из-за приживалки родной отец поднял такой хай.
– Войдя в нашу семью, она стала ребенком! Моим ребенком! Пока вы учитесь, вы – дети!
– Что-то я не заметил, что Ника еще студентка, – мрачно замечаю.
– Поясни!
– Ты заставлял сестру выйти замуж, хотя она уже не учится. Взрослая и работает. Так что хочу узнать, когда заканчивается возраст, с которого ты перестаешь контролировать своих детей, папа?
– А что? – он наклоняется ко мне, обдав суровым взглядом. – Ты хочешь проверить границы моего контроля? Или лимиты моего терпения?
– Ты мне угрожаешь? – смело встречаю его нападки.
– Разберись со своим проколом, Тимофей! Узнай, кто отец! Мне нужен этот подонок, испортивший девочку! Она же просто несмышленая малолетка, кто угодно мог обидеть ее! Соблазнить, принудить, изнасиловать! А вдруг он ее чем-то заразил? Тебе надо было лучше за ней следить!
– Не драматизируй, пап, – морщусь, держа при себе оскорбления в адрес его жены и ее сестры, о которых я не лучшего мнения.
На мой взгляд, они обе мечтали через постель обеспечить себе будущее. Вот у старшей получилось, и младшая повторила ее путь. Только отец всё видит иначе.
– Я даю тебе неделю, сын, – игнорирует он мою просьбу и, сжав губы, заканчивает разговор: – Если ослушаешься, последствия тебе не понравятся.
Уходит, хлопая дверью, а я склоняюсь к полу. Всё время, пока отец бушевал, я видел перед собой эту чертову полоску. Беру, вращаю в руках плетеный браслет с порванными краями. Какие-то бусинки на нем. Облупленные. Что за дешевка? Откуда она здесь? Наверное, домработница обронила.
Хотя нет, судя по разбросанным вещам, ее тут пока не было. Тогда откуда эта вещица? Хм, кажется, выпала из моих джинсов. Просто загадка. Открываю ящик и кидаю туда чью-то потерю. Потом разберусь…
Есть проблемы покрупнее, чем оброненный кем-то дешевый браслет.
***
Шатаюсь по дому, вечно натыкаясь на суровый, осуждающий взор предка. Невыносимо прямо. Еще и бабуля умотала на слет кинематографистов, лишив меня буфера. Я даже есть стал в комнате, чтобы с отцом не пересекаться.
А когда новая мамочка решает спасти ситуацию и увезти отца в короткое путешествие, я сбегаю из дома.
Не жду, пока меня настигнут эти самые обещанные последствия. Уезжаю в деревню вслед за сестрой, повторив ее способ избежать ответственности.
Потом придумаю, как договориться с отцом. Он мне ничего не сделает, побузит и перестанет. Ему просто нужно остыть. Но я ни за что в жизни не буду заниматься той хероборой, на которую он хотел меня подписать.
Выяснять, кто обрюхатил Варьку?
Я что, чеканутый?
Систер уехала в деревню со своим бывшим к его деду, который сломал ногу и требует ухода и помощи. Вероника и Баров старательно делают вид, что их отношения в прошлом и затея с фиктивным браком обманет отца и угомонит его желание выдать ее замуж за одного из своих партнеров.
Батя сбрендил, точняк.
Что за тупая идея выдать мою сестру за старпера? Складывается ощущение, что он стремительно тупеет, находясь рядом с молодой женой. Все его нынешние идеи отдают сумасшествием, а я не идиот, чтобы соглашаться.
Лето радует жаркими деньками, и я прекрасно провожу пару дней на лоне природы в деревенском доме. Даже успеваю забор покрасить и сходить на свадьбу, состоявшуюся прямо в поле. Баров и сестра, знамо дело, больше не изображают из себя договорных партнеров. Отношения у них самые что ни на есть настоящие.
Даже как-то радостно за них. Чувствую, что приложил руку к их воссоединению, когда рассказал Барову правду о сестре. Никогда она ему не изменяла, а только делала видимость в соцсетях ему назло.
В город возвращаюсь с мрачным настроением. Не очень-то хочется терпеть папины нападки. Он угрожал мне словесно по телефону, но, к счастью, он не любитель серьезных разговоров не лицом к лицу. Любит по старинке беседовать, с глазу на глаз. Встречаемся в его кабинете, куда захожу вразвалку, падая на стул.
– Сбежал? – прищурившись, кидает он одно пренебрежительное слово, глядя на меня так, будто я дезертировавший солдат, бросивший раненых соратников на поле боя.
– К сестре поехал, – говорю невозмутимо, смело встречая его взгляд.
– Умничать будем? – Отец, насупившись, складывает руки на груди, возвышаясь надо мной.
– Даже не думал.
– Тимофей, – припечатывает он, – побегом вопрос не решишь. Я хочу, чтобы ты понимал, что такое семья. Ответственность.
Закатываю глаза, на что он сразу же реагирует, бахнув кулаком по столу. Вот бешеный.
– Тимофей! Не надо мне тут строить глазки, ты не девочка!
– Да я в курсе, – злю его, зачем-то проверяя границы терпения.
– Ты не девочка, – повторяет он назидательно, – ты будущий мужчина. Отец семейства. Глава нашей компании, кому я передам все свои владения и бизнес. Мне нужно воспитать из тебя человека, а не слабое, бесхребетное, трусливое нечто, которое сбегает при первом признаке того, что нужно приложить усилия. И не сопи мне тут!
– Я не понимаю, почему ты начинаешь мое воспитание именно с того, чтобы я следил за этой убогой! – взрываюсь и вскакиваю с места.
– Сядь, Тимофей!
– Не буду, папа! – наклоняюсь и ставлю руки на края столешницы, приближая к нему лицо. Мы как два бойца на ринге перед боем, смотрим глаза в глаза, и никто не сойдет с места, борясь за свою правду. – Что угодно, только не приглядывать за ней. Избавь меня от необходимости видеть ее в принципе. Как ты не понимаешь, что я терпеть не могу их обеих!
– Ты говоришь о моей жене, – пыхтит он со злостью, – и ее родственнице! Они – твоя семья.
– Нет! Я не принимаю их, понял? У меня была семья. И она у меня осталась. Ты, мама, сестра и бабушка, – перечисляю, каждый раз бахая ладонью о стол. Аж до боли в ладони. – А у меня это отобрали. И ладно, я смирился, ты взрослый человек, папа, имеешь право менять жен, но зачем ты требуешь у нас принять твою новую семью? Она твоя и больше ничья. Понял?
– Я понял, сын, – щурит он глаза, видимо размышляя о моих словах, – но ты живешь в моем доме. Ты мой сын. Мы не можем жить в состоянии войны все вместе. Ты должен их принять.
– Я ни с кем не воюю, – передернув плечами, снова сажусь на стул, как-то весь поникнув. Мой взрыв высосал все силы. То, что так долго во мне копилось, вдруг выплеснулось, оставив внутри пустоту. И ее ничем не заполнить.
– Ты едва ли разговариваешь с Эляной, а с этой бедной девочкой ты вообще говоришь в оскорбительном тоне. Я этого не потерплю, принимаешь ты это или нет. Тебе нужно смириться, Тимофей, и я вижу, что без моих усилий ты так и будешь отдаляться семьи. Сбегать, когда тебе что-то не нравится, и в целом делать то, что тебе хочется.
– А ты хочешь ограничить мою свободу? – дерзко, с вызовом спрашиваю. – Хочешь, чтобы я жил по твоей указке?
– Как бы сейчас это странно ни звучало, я желаю тебе добра. Чтобы ты вырос достойным человеком. Пока я вижу лишь вздорного мальчишку, который предпочитает ответственности трусливый побег. В жизни от всего не убежишь, сын.
– Сколько раз говорить? Я не сбегаю от ответственности. Я не хочу заниматься чем-то, связанным с Варей!
– Вот когда ты поймешь, что разницы нет, тогда и станешь взрослым, – глубокомысленно изрекает отец, заставляя меня вскинуть взгляд. – Это тренировка, сын. Нечто, что тебе претит и вызывает отторжение, может быть очень важным. А если я поручу тебе дело в офисе, какие-то важные переговоры, а тебе не понравятся бизнес-партнеры, ты тоже сбежишь?
– Ты сравниваешь бизнес и семейные поручения? – приподнимаю бровь, пытаясь постигнуть его логику. Всё во мне сопротивляется тому, чтобы признать его правоту. Юношеский максимализм работает на полную катушку. Хотя начинаю подозревать, что отец говорит здравые мысли. Его логика понятна, но бунт во мне не унять так просто!
– А ты считаешь, что есть разница? Дело в твоих реакциях, сын. Я попросил, ты проигнорировал и недоглядел за Варей. Теперь она беременна и говорит, что не знает, кто отец. Дело было в темноте. Смешно тебе?
– Пап, прости, но разве это не смешно? – стараюсь не ржать, но не выходит, стоит лишь представить возню в темноте убогой и какого-то ботаника.
Мутная какая-то история.
Кажется, отец думает точно так же.
– Это не смешно! Совсем не смешно! Мне кажется, что девочка боится сказать, что в темноте на вечеринке ее изнасиловали! Ты прекрасно знаешь, какими могут быть студенты! Твои однокурсники, между прочим! Могут пошутить, поиздеваться, сделать что-то на камеру и выложить в свободный доступ в интернете. Не думал о таком?
Морщусь, понимая, что отец прав. Такие вещи я хоть и не делал, но разве стал бы препятствовать, если бы кто-то таким образом развел девчонку?
Это в порядке вещей.
– Я пытаюсь воспитать тебя другим человеком. Не таким, кто возьмет бедную девочку силой и убежит от ответственности. Попробуй выяснить среди своих, кто мог с ней это сделать. Нужно, чтобы тот человек принял ответственность. Если бы ты следил за ней, как я просил, этого разговора не было бы, Тимофей! Ты виноват, тебе и отвечать. И не скрипи зубами! Кстати, – открывает ящик стола и бросает на него какие-то билеты. – Мы идем в театр. Твоя бабушка занималась с какой-то юной актрисой. У ее протеже бенефис. Да-да, я вижу, что ты не в курсе, что значат эти слова, по твоим глазам вижу. Погугли на досуге, вместе со словами «ответственность» и «сыновий долг». Можешь позвать друга или девушку.
– У меня нет девушки, – буркаю, беря парочку билетов.
Золотарева, к счастью, за границей, куда ее послал папочка. Скоро приедет и снова будет прилипать. Раньше она мне даже нравилась, но ее ревность свела на нет наши отношения, если таковые и зарождались.
Вообще, я считаю, что у нас свободные отношения. В деревне я себя не ограничивал и спутался с парочкой доярок. Изменой не считаю.
Позову Черногорского, пусть вместе со мной страдает. Театр! Отец бы еще в зоопарк меня позвал или на выставку. Но бабулю я уважаю. Если она просила присутствовать, то обязательно посещу бенефис, что бы это ни значило.
***
Покидаю офис отца и падаю на сиденье в тачку с открытым верхом. Жара адская. Надо прокатиться, чтобы ветром обдуло. Закидываюсь полулитром колы, врубаю музон. Жизнь была бы прекрасна, если б не убогие родственнички.
«Бенефис – зрелище, спектакль, устраиваемый в честь одного из выступающих актеров», – гуглю, выяснив, куда меня обязали явиться. Выходит, бабушкина протеже настолько хороша, что ради нее целый спектакль устроили с ней в главной роли.
А, по хрену! Сейчас не об этом. Продолжаю злиться. Какого черта папа навязывает мне Варвару? Как бы вытурить из дома обеих!
Сколько можно их терпеть!
Входящий звонок отвлекает от злобных мыслей.
– Сынок, ты давно не навещал меня, не хочешь приехать? – слышу родной голос мамы, связь с которой усилилась, когда отец бросил ее, променяв на Эляну.
Не скрою, что раньше я воспринимал ее присутствие как должное. Есть она и есть. Но стоило ей съехать из нашего дома, как остро почувствовал нехватку матери.
– А куда? Я не против, как раз нечего делать.
– В офис приезжай, – уточняет она и кладет трубку.
Мама, сколько себя помню, всегда возилась с украшательством дома. Порой меня коробит, что жена отца пользуется результатами ее усилий. Пришла на всё готовое! В то же время понимаю, что придушу ее, если покусится на интерьер дома и начнет всё переделывать по своему вкусу!
Скорее, добьюсь того, чтобы она нашла себе другое жилище! Наш дом неприкосновенен. Он особый. С особой атмосферой.
Никто не предупреждает о приходе, все просто едут сюда, и всё. Сестра, бабушка. Они живут отдельно, но я не удивляюсь, когда запросто вижу их дома. Мне это привычно, а вот Элянка всё пытается убедить отца, что о визитах надо предупреждать. Она типа не готова встречать гостей, а они приходят.
Сама она гостья!
Приезжаю к маме в ее новый офис, где она принимает заказы по дизайну. Здесь всё очень красиво, уютно, ярко и светло. Она умеет создать этот самый уют из ничего. Даже глиняный чайник и чашки подобраны под интерьер. Утопаю в диванчике и принимаю кружку чая, аромат которого отдает луговыми травами.
– Как ты, сынок?
– Нормально всё, мам, – жму плечами и рассказываю о поездке в деревню, каникулах и походе в театр. – Ты же придешь?
Не надеюсь, что мама согласится. Я бы на ее месте тоже не пошел. Но адски злит, что она оказалась исключена из семейных мероприятий. Бабуля была бы рада ее видеть.
Это ее право – быть там!
– Я подумаю, – отвечает она со слабой улыбкой, но отчего-то знаю, что не придет она.
От злости сжимаю кулаки. Мама считывает меня на раз. Наверное, не стоило ехать к ней сразу после разговора с отцом.
– Что не так, сынок? Я же вижу.
Голос мамы окутывает наподобие теплого шарфа зимой.
– Отец лютует. Требует заботиться о сестре своей женушки, Варе, – ее имя просто выплевываю.
Мама опускает взгляд и издает тихий вздох.
– Она тебе не нравится, Тимош?
– Мне они обе не нравятся, не хочу я за ней смотреть!
– Конечно, он не должен тебя заставлять, если ты не хочешь, она же не маленькая.
– А я о чем! Тоже мне нашел няньку для взрослой девки! Как к кому-то в койку прыгать, так она взрослая, пусть за ней папочка ее зародыша присматривает.
– Ну, ребенок не виноват, конечно, а так ты прав, – кивает мама, – это не твое дело, как я считаю. Ты уже взрослый. Давай тебе квартиру снимем, или у меня поживи. Места в доме много, мне скучновато вечерами. Хотя я не тешу себя надеждой, что ты будешь их со мной проводить, но, по крайней мере, можешь ночевать.
– Конечно, мам, – вздыхаю с облегчением, соглашаясь.
Пусть это будет считаться побегом в глазах отца, но я не пойду у него на поводу.
После визита к маме заваливаюсь к Гору, где снова делюсь с ним наболевшим.
– Слушай, я понял, – вдруг заявляет он.
– Что ты понял?
– Понял, что хочет эта чувырла Эляна.
– Просвети.
– Она тебя хочет с сестрой своей свести, чтобы поженить вас.
Чуть не падаю с дивана, услышав слово «поженить».
– Гор, ты сбрендил?
– Сам подумай. У Эляны с твоим отцом явно составлен брачный контракт. В случае чего ей мало что достанется, да и детям перепадет больше, чем ей. Она хочет еще больше укрепиться в вашей семье.
Гор башковитый. От отца, в отличие от меня, зависит не так сильно. Меня это, конечно, коробит, но я не шарю в той теме, на которой сидит друг. Он играет на бирже. В этом у него талант, к тому же он азартен. И сейчас помогает мне посмотреть на ситуацию под другим углом.
– Я что, похож на барана на веревочке? Как они могут меня заставить быть с этой убогой? – фыркаю.
– Зачем же постоянно сводят с ней? Сам подумай, – Гор смотрит внимательно, и я напрягаюсь.
– Я уже не могу отказать бабушке и не пойти в театр. Да и отцу обещал присматривать за этой несчастной, – закатываю глаза. – Да по хрену. Никто не заставит меня связаться с ней, пусть даже она будет жить в моей комнате. Ты вообще ее видел?
– Ну так, в универе порой, издалека. Мышь обыкновенная, подвид библиотечный, – жмет плечами Гор, по ходу дела шутя и немного разряжая атмосферу.
– Мышь – как есть мышь.
Попрощавшись с другом, еду к себе домой за вещами и вдруг вижу, как по дороге к дому пешком идет Варвара. А где водитель, интересно? Что за дела?
Черт, какая-то она бледная вся, чуть ли не зеленая. Сначала еду вперед, решив не обращать внимания, но что-то меня останавливает.
Торможу. Сижу какое-то время, барабаня рукой по рулю, и наконец еду задом, притормаживая возле убогой.
– Ты чего тут?
Испуганные глаза впиваются в меня.