Варя
– Беременна? Ты беременна? От кого? Варя, ты что, совсем дура? Чем ты думала? – шипела на меня старшая сестра в кабинете гинеколога, где нам сообщили причину моего недомогания.
По утрам меня тошнило, аппетит пропал, но я списывала всё на отравление, но нет…
Я ношу ребенка. Ребенка Тимофея Исаева. О чем он ни за что не должен узнать. Он ненавидит меня, как и мою сестру, ведь она увела мужа у его матери, разрушила семью, сделала его мать несчастной.
Он нас просто не выносит, едва терпит наше присутствие.
– Я… – начинаю я мямлить, испуганная напором Эляны. – Я не знаю.
– Что ты не знаешь? – еще больше распаляется она, хватая меня за предплечья и встряхивая. – Я тебя спрашиваю, от кого ты беременна? Где ты умудрилась залететь? Варя, тебе двадцать! Какой ребенок?!
– Там было темно, я не видела… – бормочу, пряча глаза и потирая руки друг о друга.
Колени дрожат, мне почему-то жутко холодно, знобит, никак не могу согреться. Это шок. Я сама еще ничего не осознала, а сестра требует отчета.
Бездумно тереблю бусинки на браслете. Одна, вторая, третья… Это немного успокаивает.
– Там? Это где там? Рассказывай, – требует она, не давая опомниться и принять тот факт, что моя жизнь навсегда переменилась.
Как же учеба? Как я буду воспитывать этого ребенка? Я сама еще ребенок…
– А-а-а, я поняла. Это та вечеринка, куда я не хотела тебя пускать. Говорила же, что все эти вечеринки развратные, не для такой тихони, как ты. Тебя изнасиловали?! Опоили?
– Нет, Эля, нет! – мотаю головой, пребывая в шоке от картинки, что она нарисовала в своем буйном воображении. – Всё не так! Не так!
– А как?! – отталкивает она меня за плечи, начиная нервно ходить по кабинету.
Красивая, стройная, в модном бежевом платье из своей огромной гардеробной. Когда мы жили в глубинке, сестра и тогда была модницей, умела подбирать наряды и в дешевой одежде выглядела стильно и дорого.
Это умение помогло ей подцепить в столице олигарха. То, что он был женат, Эляну не волновало, она твердо шла к своей цели и добивалась развода Павла Петровича. А как не развестись, если жена застала его с любовницей в гостиничном номере?
– Я выпила совсем немного, я думала, это сок, – начинаю рассказывать, невольно вспоминая тот вечер, – мы с Асей договорились побыть там часок и уйти, если не понравится.
– Именно! – вставляет ремарку сестра, глядя на меня строго. – Вам и не надо было туда идти, сразу было ясно, что это обычная вечеринка мажоров! Ближе к делу, Варя. Кто он?
– Я не знаю, правда, – а вот тут я вру, не скажу же, что это был Тимофей. Парень, который даже не понял, с кем он переспал. Стыдно даже думать об этом. – Я не видела его лица…
– Господи, ты только послушай себя! – бесится сестра. – Как ты могла, Варя?! Я думала, ты девочка-одуванчик, доверяла тебе! Надеялась, что ты выучишься, найдем тебе приличного человека, из круга моего мужа. Я тебя забрала из нашей дыры, чтобы ты спуталась непонятно с кем? А если он болен?! Ты не подумала про это? Ты что, не читала статьи про ВИЧ? Ты совсем ненормальная, Варя?! Немедленно записываем тебя на аборт!
– Аборт? – смотрю на нее во все глаза. Мозг неспособен переварить то, что она говорит. – Я не смогу убить своего ребенка.
– Ребенка? Ха! Да это маленькая клеточка, а не ребенок, – сжимает пальцы в горсть, показывая ничтожность этой воображаемой клетки. – Ты просто не можешь его родить, как ты не понимаешь? Неизвестно, чей ребенок! Или ты врешь мне, Варя?
Слишком проницательный взгляд сестры заставляет съежиться на месте.
– В чем вру? – тяну время.
– В том, что ты не знаешь, с кем ты была.
– Я не знаю, там было темно, я выпила, – шепчу как мантру.
Пусть думает, что я сглупила, напилась, потеряла голову. Лишь бы не узнала, что отцом ребенка является Тимофей. Она же сразу пойдет к его отцу.
А тот заставит сына принять ответственность. Павел Петрович слишком строг, чтобы спустить сыну с рук подобное.
– Боже, какая ты дура! Беспросветная, непрошибаемая тупица! – шипит сестра сквозь стиснутые зубы, и в ее злом взгляде я читаю ненависть. Ярость на меня, что ей приходится со мной возиться. Сожаление, что она со мной связалась.
Всю свою жизнь я ощущаю волны этой ненависти, исходящие от самых родных людей. Мамы, сестры.
Только отец порой пытался дать мне крохотную ласку, но и то как-то исподтишка, что ли. Я привыкла, запрятала боль внутри и часто сама додумывала за людей их чувства, судя по поступкам.
Сестра же взяла меня с собой в большой город. Заботилась. Помогла с поступлением в университет. Могла просто выйти замуж за богатого мужчину и забыть про меня, но нет, она позвала меня жить вместе с ними.
Выходит, она меня любит. Так я считала.
Но сейчас, видя неприкрытую злость в ее взгляде, уже перестаю в это верить.
Кладу ладонь на живот, пытаясь свыкнуться с непривычной мыслью.
– Я говорю, что ты тупица! Но ничего, мы исправим, мы всё исправим, – сестра деловито кивает и смотрит на меня с серьезным видом.
В ее ярко-голубых глазах нет ни капли тепла. Будто я на два кусочка льда смотрю.
– Исправим? – всё, что я могу произнести.
– Аборт, Варя, мы сделаем аборт. Тебе не нужен этот ребенок. Он только помешает.
– Помешает чему? – хмурюсь, не понимая, о чем она толкует.
Жду очередной порции злости, но вместо этого сестра с тяжелым вздохом подходит ко мне и садится на кушетку, берет мои ледяные пальцы в свои. Холеные, ухоженные руки с шикарным маникюром и кольцами держат мои, лишенные всяческих украшений. Такие, что даны мне от природы.
– Твоему будущему, Варя. Я хорошо устроилась, ты знаешь. Но это всё не упало мне с неба, мне никто не принес на блюдечке с голубой каемочкой богатого мужа, шикарный дом и положение в обществе. Никто. – Она наклоняется ко мне и доверительно шепчет: – Мне пришлось постараться. Когда кто-то раздвигал ноги перед гопотой, я хранила себя для чего-то большего. Стоящего. И когда подвернулся шанс, я воспользовалась им, вцепившись руками и ногами.
Для усиления эффекта она сжимает до боли мои руки, до синяков стискивает, у меня холодок бежит по коже.
– Но разве ты была девственницей?
Напрягая память, вспоминаю, что сестра встречалась с одним местным бандитом. Неужели они за руки держались все эти полгода?
– Глупая ты, Варька, наивный ты ребенок, – треплет меня по подбородку, как малыша-трехлетку, которому рассказали, что Деда Мороза не существует. – Я хорошо погуляла с Шадриным, но зато получила деньги, чтобы в столицу приехать и тут обустроиться. Девственница, ха! – смеется грудным смехом, сложив алые пухлые губы в трубочку. – Денег хватило и на операцию по возвращению девственности. Я не могла упустить шанс! – щелкает она пальцами перед моим носом. – И ты свой не упустишь.
Не комментирую ее рассказ, но сама теперь знаю, откуда у сестры деньги, об источнике которых я не догадывалась.
– Не понимаю…
– Поймешь потом. Я жалею, что упустила тебя, – снова наклоняется она ко мне, поправляя на тонком запястье бриллиантовый браслет. – Ты так слезно умоляла дать тебе время на адаптацию, я целый год тебе дала, да еще и брекеты эти твои, – морщится, а я смыкаю губы, чувствуя железки, – но я думала, ты будешь учиться, а вместо этого ты пошла по рукам!
– Я не по рукам, нет, нет, – бормочу, краснея от стыда. – Это было один раз.
– Но этого оказалось достаточно. Хватит разговоров, Варя. Я всё решила. Мы избавимся от этой проблемы и воплотим мой план в жизнь.
– Мой ребенок не проблема, – лепечу, испугавшись до дрожи, – пошалуйста, Эляна…
– Опять шепелявишь? – злится она, хватая меня за подбородок и стискивая его до боли. – Варя, перестань.
Она что, думает, это специально? Когда я волнуюсь, вот как сейчас, язык мне неподвластен, начинаю шепелявить. Наверное, нужно было отвести меня к какому-то специалисту, так говорила учительница русского языка и литературы в школе, когда я перепугалась на экзамене и не смогла и двух слов связать. Пришлось пересдавать экзамен, и Мария Вадимовна посоветовала обратиться к дефектологу.
Но мама не стала, посчитав это несущественной проблемой. И правда, я редко когда так позорилась. А порой просто молчала, чтобы избежать неловкой ситуации.
Но сейчас я должна говорить, чтобы спасти моего малыша! Я уже всей сутью ощущаю то, что он растет внутри меня, и убить его не позволю!
– Ты ше знаешь, что я не спешиально! – чуть не плачу. – Оно само!
– Конечно, – ерничает она, строя противные гримасы, – с ребенком само, с речью – само! Только с проблемами твоими мне приходится разгребаться! И за что мне такое наказание? Выбирай, Варя, или аборт делаешь, или сама по себе! Живешь где хочешь и как хочешь. Ты мне больше не родня, если решишь этого ребенка родить.
– Эляночка, не надо, пожалуйста, ты же не такая, ты так не поступишь, – сползаю с кушетки и на нетвердых ногах подхожу к ней, невероятных усилий стоит говорить, так и ощущаю, что «с» стремится превратиться в «ш», язык пухнет во рту, слюна становится вязкой. – Не сможешь так поступить, я же твоя сестра…
– Сестра, за которую мне стыдно! Которая принесла в подоле. Легкодоступная! Ты же была девственницей, ты перед кем ноги пьяная раздвинула?
– Пожалуйста, Эляна, не надо, я не такая, – холодею и чувствую слезы на щеках, плачу от горечи и несправедливости. Я всегда старалась быть хорошей. Как же больно слышать от сестры оскорбления.
– А какая? Были бы у тебя другие стремления, ты бы не залетела. Ты бы пошла на аборт. Ты бы в принципе думать забыла о тусовках и парнях, – перечисляет без единого грамма жалости.
И если раньше я думала, что имела право сходить на вечеринку и ничего такого в этом не видела, теперь ощущаю себя грязной проституткой, отдавшейся первому встречному.
Раздвинула ноги. Сестра верно сказала. От правды не скрыться.
– Я не сделаю аборт, – повторяю снова как заведенная.
– Да не делай, господи помилуй. – Сестра окидывает меня оценивающим взглядом. – Но, если сделаем по-моему, работы нам предстоит много.
– Работы?
– А ты себя в зеркало видела? – подходит ко мне, трогает за волосы, лицо, руки. – Волосы мышиные, хорошо, что хоть густые. Брови надо оформить. Кожа чистая, тут ты молодец. Над образом в целом можно поработать. Снять твои железки с зубов. Я не трогала тебя, давала время войти в колею после переезда и поступления, целый год дала, – снова повторяет, – но это время не пошло тебе на пользу. Теперь я за тебя возьмусь.
– Но я еще не согласилась, – неуверенно произношу, почему-то чувствуя неприязнь и не желая ее касаний.
– Тогда что? Родишь самостоятельно? На работу устроишься и универ бросишь? Не смеши меня, Варя, ну что ты как ребенок? – потешается она надо мной. – Родители не примут тебя, ты же знаешь. Им самим тесно в нашей двушке, до потолка прыгали, когда мы уехали с тобой. Уже спальню в нашей комнате обустроили, нас обратно не зовут. Хочешь к ним нагрянуть с нагулянным приплодом?
Не нахожу в себе сил спросить, не позволит ли она жить, как и прежде, с ней и ее мужем, но чувствую, что ответ будет отрицательным.
– Но что же мне делать? – бормочу, опустив голову и гипнотизируя взглядом бледные пальцы. Слезы застилают глаза, а внутри появляется назойливое чувство боли.
Она засасывает, как в трясину. Как будто я недостойна заботы, тепла, счастья.
Чувство, вытащенное с глубины души, куда я затолкала его тогда, когда сестра забрала меня из дома и позволила жить с собой в богатом доме ее мужа.
Эляна оказывается рядом, усаживает меня на кушетку, садится рядом, неожиданно нежно убирая прядь волос мне за ухо. Смотрит тепло, как я и хотела.
В груди возрождается крохотный огонек надежды. Сейчас Эляна всё решит, разрулит, она поможет решить проблему и не оставит меня в беде одну.
– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе?
– Да, что нам делать? – объединяю нас в одно целое, так мне проще.
– Варь, если я решу тебе помочь, ты должна будешь слушаться. Главное – помни, что я хочу тебе только хорошего. Чтобы ты выучилась, устроилась в жизни. Но одной и с ребенком на руках не выйдет… Но и тут есть выход…
Варя
– Выход? Какой выход? – сижу в ступоре, почему-то подозревая, что дальнейшие слова сестры мне ой как не понравятся.
– Я позволю тебе оставить ребенка, если ты выйдешь замуж за того, на кого я укажу. Варь, есть мужчины, которые очень хотят детей, но не могут их иметь. У моего мужа есть такие друзья. Вдовцы или разведенные. Таким нужна покорная жена, мечтающая плодить детишек, этакая дойная корова, неспособная ни на что другое.
– Ты думаешь, я такая? – с обидой смотрю на сестру.
Эляна лишь покровительственно закатывает глаза, всплеснув руками.
– Да господи боже, Варя! Просто некоторые не могут иметь детей по состоянию здоровья, но очень хотят. Такому человеку неважно, что он не является настоящим отцом. Он будет о тебе заботиться, Варя. И о твоем ребенке.
– Почему мне кажется, что ты говоришь о ком-то конкретном?
– Потому что я знаю такого человека, – поднимает подбородок, как будто гордится этим достижением. – Пашин друг. Валерий Самуилович Трофимов. Владелец автомобильного холдинга, богатый человек, серьезный бизнесмен.
Ужасная догадка приходит сама по себе.
– Эляна, давно ты задумала выдать меня замуж за какого-нибудь друга мужа? – Глупо моргаю глазами. Горло сохнет, что-то нехорошее зреет в голове от слов сестры. Чувствую себя пешкой в разыгранной ею шахматной партии.
– Варя, какая разница? Ты сама подумай, это выход, – продолжает она. – Мы можем сделать всё по-умному, исправить твой косяк. Помнишь, я тебя знакомила с Валерием Самуиловичем? Он приходил к нам в гости.
Напрягаю память, подняв руку и почесывая лоб.
– Нет, гости приходят часто, я не запоминала имена, – признаюсь честно.
«И все они были намного старше меня…»
– Ну Варя, он такой, представительный, – упрекает за забывчивость, – слушай… Поедем отсюда. Здесь нам нечего делать. Поговорим нормально дома. Ты, главное, не распространяйся там, скрывай… Не надо пока, чтобы кто-то знал про твое положение. Согласна со мной, Варь?
Киваю как болванчик, одобряя идею сестры. Хочется убраться из кабинета, по-детски притвориться, что проблемы нет. Хоть на чуть-чуть, хоть на этот вечер.
Сяду в своей комнате, подумаю, что делать дальше, позвоню Асе. У подруги, конечно, и своих проблем хватает. Мы проучились вместе первый курс, и она была единственной, кто из группы подружился со мной.
Но на лето она уехала к маме в Липецк, чтобы помогать ей в цветочном ларьке на рынке, и связь мы поддерживали только по телефону, что, конечно, не сравнить с общением вживую.
А в доме меня не приняли. Павел Петрович относился снисходительно, просто не замечал по большому счету, обслуживающий персонал делал свою работу. Часто приходящая с визитом мать Павла Петровича, бодрая старушка, требовавшая называть себя исключительно Нонной, невзлюбила Эляну, и мне тоже перепало ее высокомерного пренебрежения.
Что уж говорить о Тимофее… Он меня просто возненавидел. Как я могла в него влюбиться? Как?! Стоило Эляне выйти замуж за его отца, сбежал из дома, вернулся только недавно. Отец поставил ему условие, и Тимофею пришлось согласиться.
Но гнев по отношению к нам не угас. Он сбегал из любого помещения, лишь завидев меня. И пары слов мне не сказал. А если открывал рот, то обязательно унижал.
Еще бы, ведь моя сестра увела мужа у его любимой мамы. Нет, он не маменькин сынок, но у них с мамой теплые отношения, которым я завидую. Этот злой мальчишка даже добрее на вид становится, когда о ней говорит.
Я за ним порой наблюдаю, пока он не видит, есть в нем нечто притягательное, что не дает оторвать взгляд.
И дело не только в красоте. Просто если ты видишь того самого парня, реагируешь физически. Сердце бьется чаще, дышать нечем и голова кружится. Физическое притяжение, которое нельзя отрицать. И на которое нельзя повлиять. Я старалась. Он же гадкий, противный, ненавидящий меня.
Но что поделать, я оказалась над собой не властна.
А маму его я не видела. Конечно, как это возможно, если моя сестра выжила ее из собственного дома? Порой меня охватывает жуткий стыд за поведение своей сестры, хотя я и не виновата, что она увела чужого мужа.
Но всё равно меня грызет вина. И с ней непросто сосуществовать.
***
– Мы обязательно поговорим с тобой позже, обсудим твою ситуацию в деталях, – щебечет сестра, делая большие глаза, чтобы я молчала при водителе.
Да, теперь нас возит специально нанятый для этой цели человек. Водитель, он же телохранитель, неразговорчивый высокий брюнет в черном костюме. Он просто исполняет свои функции, и больше ничего. У охранников и водителей этого дома удивительная способность делать вид, что их не существует.
Порой кажется, что это статуи. Я привыкла к богатому дому, к удобствам, к хорошей пище и одежде, но не привыкла к цинизму, с которым Эляна идет по жизни.
И чует мое сердце, она и меня хочет направить по этой же дорожке. Передергивает от нашего разговора. Сестра так ужасно отзывалась о детях.
Сама она вряд ли хочет рожать, с ее-то любовью к своей внешности. Она каждый день занимается улучшением себя. Косметические процедуры, спорт, шопинг. Как она утверждает, это вклад в будущее.
Хотя я подозреваю, что она старается быть неотразимой, чтобы не потерять расположение Павла Петровича.
Кому, как не ей, знать, что мужа можно увести из семьи с помощью молодого и свежего личика.
– Роман, спасибо, – мило улыбается Эляна водителю, едва автомобиль, въехав в высокие кованые ворота, останавливается на мощеной дорожке возле лестницы в особняк. Сестра выпархивает наружу, быстро поднимаясь по крыльцу.
Впервые увидев двухэтажный дом нового родственника, минуту, наверное, просто стояла и пялилась на роскошный светлый замок с блестящими окнами и черной крышей.
Вокруг здания высажены туи и разные фигурные кустарники. Территория особняка чисто вылизанная, ухоженная. Кажется, что с брусчатки можно есть.
Сам дом просто огромный. Здесь легко можно потеряться, да вот только мне не повезло жить на одном этаже с Тимофеем. Ладно хоть, он старательно меня избегает.
– Добрый день, – встретила нас на пороге домработница Алевтина Юрьевна, чей строгий взгляд приморозил меня к месту. Сестру она приняла хорошо, как равную ее хозяину, а вот для меня не нашлось места в ряду тех, кого она уважает. – Вам что-то нужно?
– Алевтина, я невыносимо хочу чай с липой, милочка, как только вы умеете делать, – польстила статной женщине Эляна, проплывая мимо нее в большую голубую столовую. В этом доме давали названия помещениям, что меня уже не удивляло.
– Боже мой, я сойду с ума, – сестра закатывает глаза, усаживаясь за большой овальный стол, накрытый белоснежной скатертью с голубым орнаментом. – Садись, Варя.
– Сейчас, только руки помою.
Рядом со столовой есть приличных размеров ванная комната, где я умываюсь и рассматриваю свое отражение в зеркале. Так странно, что беременность никак не отражается на лице. Ее вообще незаметно. Во мне ничего не изменилось.
Это наблюдение всплывает в голове, когда сестра начинает рассуждать за чашечкой чая.
– Мы не будем торопиться с объявлением о твоей беременности.
– Ты думаешь, я переменю решение? – пугаюсь я, обнимая свою кружку, словно это моя единственная опора. Липовый аромат даже не раздражает.
Говорят, он помогает справиться с тошнотой. И я бы подумала, что сестра заботится обо мне, не знай я, что она сама по себе обожает чай с липой.
– Мало ли, утро вечера мудренее. В общем, молчи. При карге особенно, – морщится она при упоминании свекрови, с которой у них взаимная неприязнь. – Пока делаем вид, что ничего не происходит. Я что-нибудь придумаю, верь мне.
Уверенной быстрой походкой хозяин дома проходит в столовую и приветствует нас. Статный, еще совсем не старый мужчина внушает мне благоговейный трепет.
Нет, он не строг со мной, не притесняет, ничего подобного. Я просто не могу себя чувствовать в его присутствии свободно, хоть мы и живем тут больше года.
Я бы с радостью поселилась в общежитии вместе с Асей, но Эляна не позволила.
– Ты рано, дорогой, – радостно кидается к нему сестра, целуя в губы, чем вызывает мое смущение, хоть поцелуй и длится недолго.
Смешная я. Поцелуя застеснялась. А сама… Сама… Краснею до кончиков ушей, стоит снова провалиться в воспоминания.
Любовь сделала меня безумной и заставила позабыть о скромности и безопасности. Любая уважающая себя девушка знает, что надо предохраняться, чтобы не забеременеть.
Но я правда не думала, что мы с Тимофеем дойдем до самого конца. Я вообще ждала, что он рассмеется и скажет, что это издевательская шутка, что-то вроде спора на тему «поцелуй уродину».
А на самом деле он меня не узнал.
– Варя, – слышу шипение сестры и натыкаюсь на обращенный на меня гневный взор. Черт, потерялась в своих мыслях и не заметила, что меня обсуждают.
– Ой, простите, я не расслышала.
– Мы идем на прием, нужно подобрать тебе платье, – оповещает меня сестра, лучась от довольства. Жмется к мужу, сидящему во главе стола.
Алевтина Юрьевна степенно разливает чай.
– Я не могу, – машинально отвечаю, на ходу придумывая причину отказа, – мне надо заниматься.
– Заниматься? Но на дворе же лето, – в удивлении приподнимает брови Павел Петрович.
– Но надо не запускать программу, заниматься и летом тоже, решать тесты по экономике, чтобы не забывать полученные знания.
– Девочка, иногда и отдыхать надо, – строго смотрит на меня муж сестры. – Мы идем всей семьей. Сегодня скажу детям.
– Вероника придет сегодня? – с наигранной радостью сестра вплескивает руками, словно ждет любимую подружку, на самом деле же просто не выносит дочь своего мужа.
Впрочем, та отвечает ей взаимностью.
– Да, и у нас с ней будет серьезный разговор…
***
Разговором я бы это не назвала. А вот целым скандалом с вовлечением всех членов семьи – точно! Павел Петрович решил выдать свою дочь замуж. Вероника живет самостоятельной жизнью.
Она модница, у нее собственный бизнес по продаже одежды и вздорный, непокорный характер. И не то чтобы так говорит про нее моя сестра из чувства злости.
Просто по Веронике видно – она дерзкая, такой палец в рот не клади. Но отец находит на нее управу, закрыв ее шоу-румы! Происходит жуткий скандал, дом наполняется криком, а я просто сижу в своей комнате и жду, чем всё это завершится.
Продолжают хлопать двери, внизу слышатся голоса. Разговаривают на повышенных тонах. Понять, о чем говорят, невозможно. Но я не хочу подслушивать, я никогда не считала себя любопытной Варварой, как бы это забавно ни звучало при моем имени…
– Боже, я сойду с ума! – в комнату залетает сестра. Я откладываю телефон, в котором читала статью про первый триместр беременности, и гляжу на нее. Эляна устраивается на моей кровати, красиво садясь полубоком. Сестра всегда ведет себя так, словно на нее направлен объектив кинокамеры. И всегда, конечно же, идеально выглядит. – Такой скандал закатила эта гадина!
– Может, она просто хочет сама выбрать себе мужа? – предполагаю, проводя параллели между мной и Никой. Она тоже оказалась под гнетом обстоятельств.
– Пф! Хотела бы, давно бы выбрала. Паше просто уже пришлось взять дело в свои руки!
Внимательно смотрю на сестру, гадая, почему она так вовлечена в эту ситуацию. Какое ей дело до того, за кого выйдет замуж ее, так сказать, падчерица?
Вряд ли можно называть мамочкой ту, кто немногим старше тебя…
– Думаешь, у него получится найти ей жениха? Как же можно вот так, без чувств, по чьей-то указке…
– Много дали тебе чувства? – спрашивает резонно, указывая рукой на мой живот.
Безбожно краснею. Сестра права. Чувства приводят к краху. Особенно безответные.
И как я могла влюбиться в мажора? За что мне это? Зачем эти безнадежные, фатальные чувства, на которые я бесполезно трачу время?
Тимофей внизу. Я это знаю. Видела в окно, как его привез водитель. Вообще, у него есть автомобиль. Красная низкая тачка с пафосным названием. Но он не ездит на ней в пьяном виде из-за угрозы отца лишить его водительских прав. Звонит в таких случаях водителю. Чтобы забрал его с очередной вечеринки.
Кажется, что я очень много знаю о мажоре, будто дружу с ним или общаюсь. Но нет. Тимофей меня ненавидит и считает приживалкой. Нас обеих с сестрой на дух не выносит.
А я по лоскуткам собираю о нем информацию. Этакий Франкенштейн получается, а не настоящий человек. Реальный Тимофей, а не тот, который в моих мечтах, едва ли сказал мне пару слов за всё время.
Несмотря на то, что его отец считает обязательными общие семейные праздники и субботние обеды.
Несмотря на то, что мы пересекаемся в доме.
Но мажор предпочитает меня не замечать. Я некий предмет мебели, мимо которого он проходит не здороваясь.
А если посмотрит… Что ж, лучше бы не смотрел.
Он даже демонстративно уходил из дома, лишь бы с нами не пересекаться. Не знаю, как отец уговорил его вернуться, но ничего для нас с Тимофеем не изменилось.
***
Сестра что-то говорит, но я пропускаю мимо ушей.
– Варя, ты должна пойти на прием вместе с нами.
– Но я не хочу, – сразу начинаю отнекиваться.
– Это не обсуждается, – строго осекает меня сестра, поправив платиновые кудри. – Но ты ужасно, просто ужасно выглядишь. Нам нужно привести тебя в порядок. Завтра поедем к ортодонту и снимем твои страшные железки.
Спорить с сестрой себе дороже, и я тащусь в свою комнату. Найдя пристанище на кровати, беру с тумбочки книжку. На долю героя выпало так много страданий, что я вчера просто прослезилась. Стараюсь читать, но буквы не складываются воедино. Не получается у меня отстраниться от реальности и привычно уйти в мир книжных героев.
Пробую вчитаться, но в голову лезут только мысли о ребенке! Скорее бы первое сентября. Учеба меня точно отвлечет, учиться я люблю, меня захватывает всё новое, ничего не кажется важным и ненужным.
Но мне, видимо, придется брать академический отпуск, родить, а потом вернуться на учебу. Всё наперекосяк.
***
– Они же навредят ребенку, правда? – допрашивает сестра ортодонта, решительно взявшись за дело и с самого раннего утра доставив меня в кабинет частной стоматологической клиники, где я наблюдаюсь.
– Эм, нет, – неуверенно брякает врач, молодой парень, направляющий мне в рот зеркальце. – Никакой связи.
– Связь должна быть, поищите получше, – намекает сестра на свой элитный статус.
Видимо, считает, что она может требовать большего, чем обычный пациент. Даже подстраивать под себя медицинские стандарты.
– Если вы хотите снять брекеты из-за болей или напряжения челюсти…
– Да, мы хотим, – даже не слушает сестра, строго глядя на меня. – Варвара достаточно носила эти кошмарные железки.
– Но весь прогресс может уйти, – потея, врач старается защитить свою работу. – Знаете, мы можем сделать их прозрачными. Либо переставить на внутреннюю поверхность зубов. Будет незаметно.
– Вы можете? А почему я узнаю это только сейчас? – возмущается она. – Моей сестре пришлось ходить крокодилом два года!
– На какой день вас записать? – игнорируя выпад сестры, вежливо интересуется врач.
– На сегодня!
Удивленно вскидываю взгляд. Да что за спешка такая? Напрягаюсь и покрываюсь потом. Решительность сестры изрядно меня пугает.
– Наша Варя идет скоро на очень важное мероприятие, – понижает голос сестра, будто какой-то секрет доктору доверяет. – Ей нужно быть красивой…
Хватаюсь за плетеный браслетик на запястье и готовлюсь терпеть боль.