– Вставай за спину, и не рыпайся, – крикнул Вик, выхватывая у Маши косынку и распуская узелок.
Табун начал обтекать их словно потоки речной воды валун. Их окутал запах горячего металла, кожи и терпкого пота, а потом один из коней остановился и ткнулся Вику в руку.
– Ах, ты ж мой хороший, – медленно и с чувством заговорил мужчина, встав чуть слева, на линии уха, под углом к голове. – Ты такой молодец, хочешь пирожок? Хочешь? Вкусный. Очень вкусный. Специально для тебя принесли. А можно нам прокатиться? Да тут недалеко, до дома. Тебе в ту же сторону. Вот спасибо. Ты мой золотой!
Продолжая разговаривать и нахваливать коня, Вик подсадил девушку на гладкий круп, и сам забрался следом.
– Как ты это сделал?
– Меня дед научил. Надо всё время дружелюбно разговаривать, и стоять вот так, чтоб коню тебя видно было. И вознаграждать за успехи. Передай мне ещё один пирожок. Вот ты умница, вот ты молодец. На тебе ещё. Вкусно. Вот молодец. Пошли-пошли, можно и по пути пожевать.
– Круто! А по сюжету предполагалось найти жеребёнка, дождаться пока он вырастет, объездить его, а потом как на транспорте и по делам?
– Не-не, слишком долго. Тайм-менеджмент такое не потерпит.
* * *
– Справились? Вот и молодцы, – впервые оказавшись внутри избушки путники поразились простору и чистоте. Огромная русская печь, белёная и аккуратная, светлые занавески, большой круглый стол с расшитой скатертью. В углу сама по себе жужжала и постукивала прялка, скручивая невесть откуда появляющуюся пряжу в нить. Старуха засуетилась возле печки, накрывая на стол: – Вот вам с пылу, с жару. Отведайте-ка моего ржаного пирожка с киселём.
– Мы не голодны, – брякнул Вик. Последнее время постоянные предложения что-нибудь перекусить начали его откровенно пугать.
– А я лучше с собой возьму, – сказала Маша.
– Мы деда ищем, бабушка. Не подскажите, где он может быть?
– А зачем ищёшь, милок? Он уже умер, с миром живых у него дел нет.
– Поговорить хотел… Спросить… А что, нельзя?
– Да можно, конечно, – со странным выражением посмотрела на него Баба-Яга, – только подумай как следует, почему тебе это так важно. Может всё-таки дело не в нём? – а потом со вздохом, протянула клубочек. – Как пользоваться нужно объяснять?
– Слушай, получается, как только клубочек закончится, так я окажусь в Царстве мёртвых?
– Ну конечно. Это же Макошь, богиня судьбы. А нить в клубке – твоя жизнь.
– Баба-Яга? Макошь?
– Ну, да. Думаешь, зачем ей прялка? Она прядёт нить жизни для каждого человека. Вот она тебе твою нить жизни в клубочке и отдала. Как он весь размотается, так отмеренный тебе срок закончится, а значит, ты окажешься в Царстве мёртвых.
– Слушай. А логично. И насколько красиво придумано, – присвистнул Вик, прослеживая как кончик нитки останавливается, указывая вперёд.
На опушке под лесной яблоней сидел сухонький старичок и жонглировал яблоками. Если бы не движения рук, он бы полностью слился с безмятежным фоном, настолько умиротворённо выглядел. Словно единение с природой было не каким-то теоретически исследуемым феноменом, а существовало здесь и сейчас. “Всегда”, – подумал Вик и замер, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Он долго-долго стоял, не двигаясь, зачем-то пытаясь надышаться. Маша молчала и не торопила, лишь едва заметно вздрагивала. Словно шевелила губами либо безмолвно плакала.
– Дед, это ты? Как ты тут?
– Внучок! Ох! Ты ли это? Вырос-то как. Какой красивый стал! Какими судьбами?
– Я… я опоздал, дедуль. Не успел на твои похороны. Искал тебя, чтобы попрощаться. Прости меня.
– А чего так?
– В командировке был. С утра в гостинице услышал, что пришла смс-ка, но… поспешил на завтрак, потом собрался и выехал, а телефон достал только… только на заправке, когда до ближайшего аэропорта было как до Китая раком, – начал рассказывать Вик, чувствуя на губах соленую жидкость. Слова лились, а перед глазами вставали картины, ещё мгновение назад казавшиеся мутными и путаными воспоминаниями.
Возле заправки и зоны перекуса стояли сосны. Старые, пахучие сосны и скамейки для проезжающих, все ходили вокруг, смеялись, что-то обсуждали, а он сидел как дурак и пялился в телефон, раз за разом перечитывая чёртову смс-ку, пытаясь понять, как же она себя чувствовала, когда её отправляла. Когда набирала эти три коротких, ёмких и полных безысходного отчаяния слова. “Сегодня умер дед”. Слезы застилали ему глаза, а он пытался понять, что сделать, чтоб сейчас же оказаться рядом и… всё. И больше ничего не мог. Прости сидел, молчал, перечитывал, пытаясь осознать, как же так получилось, что в самый важный момент он оказался за несколько тысяч километров от родного дома, хотя знал же. Знал. Ему столько раз звонили и напоминали. Что дед болеет, что у него что-то с сердцем, вчера положили в больницу… Дед даже сам звонил ему, по-военному уверенным голосом сообщал в трубку, что “всё, мы умираем, приезжай прощаться”. Наверно, именно его такая бодрость, спокойствие и непоколебимость оказали противоположный эффект. Вик тогда посмеялся и сказал, что “ты ещё сотню лет проживёшь, хватит меня пугать, успеем свидеться и водки попить”… и не успел. Этот бодрый голос некстати зазвучал в ушах и оборвался. Потому что дед тогда бросил трубку, а Вик даже не успел объясниться. Ни тогда, ни сейчас.
– Обидно. Испортил я тебе командировку, но, увы, ничего не поделаешь. Не смог подгадать, чтобы всем удобно было. Смерть вообще неудобна. Но ты об этом не переживай, это всё естественный процесс.
– Дедуль, я скучаю. Я так скучаю… Я… не знаю, как теперь… всё будет. Что делать, когда вот так сильно скучаешь?
– Ну что ты, что ты. Что за глупости? Главное сам жив-здоров, руки-ноги целы, голова на плечах. Многое знаешь, многое умеешь, чему захочешь – научишься. Помнишь, что я тебе говорил? Быть взрослым – значить иметь возможность двигаться дальше. А ты уже давно взрослый, Витенька. Все скучают, я тоже скучаю, но надо просто это пережить. Помнишь, как мы с тобой сидели на крылечке, смотрели как солнце садится за огородом, и пили? Ты тогда мне ещё новые рюмки подарил. Как раз их и обмывали. Здорово было, тихо, спокойно… Помнишь же?
– Пока кот не начал в чулане скрестись, – вопреки настроению брякнул Вик и сквозь тоску рассмеялся. – Прости, расклеился я что-то. Так неожиданно всё случилось.
– А что тут неожиданного. Все мы под богом ходим. А я ещё и “повестку” давно ждал. Вот и пришла. Сколько раз тебе говорил, а ты всё “ну что ты, дед”, “ты ещё молодой же, дед”, “сначала на моей свадьбе погуляй, дед”… А сам не почесался даже, чтоб свадьбой обеспечить.
– Не почесался. Думал, сестра у меня старшая есть. Пусть она сначала. Прости. Кругом я перед тобой виноват.
– Не кругом и не передо мной, не выдумывай. Но есть у тебя одна очень большая оплошность. Нельзя было оставлять сестру одну. Нельзя было не стоять рядом с ней во время похорон. И сейчас нельзя её бросать, оставляя разбираться со всем, что после меня осталось. Она может и справится, но так неправильно. Она и так со мной, стариком, осталась, чтоб ты мог в городе учиться. Думаешь, ей легко было? Вы брат с сестрой, вы как прутья в одном венике, должны вместе встречать невзгоды, помогать друг другу.
– Я знаю. Знаю. Как раз спешил домой. Как ты тут?
– Сам видишь. Завтрак-обед по расписанию, здоровый сон, прогулки на свежем воздухе. А вот с самогоном беда. Старуха совсем озверела. Любой отбирает. ЗОЖ, ЗОЖ… Пугает, что, когда перерождаться придётся, гуси-лебеди меня не поднимут. Ты сам-то как сюда попал?
– Я? – озадачился Вик и начал вспоминать. – Я получил сообщение от сестры, выяснил, где ближайший аэропорт, и поехал туда. А потом… А потом…
Почему-то перед глазами мелькали только разрозненные картинки грузовиков, крутящиеся как бельё в стиральной машинке, резко заболела шея, и нога непроизвольно вдавила подошву землю, как в педаль тормоза.
– Суп с котом. Знаю я, как ты водишь, когда в раздрае. Прям по-кошачьи.
– В смысле “по-кошачьи”?
– Как будто девять жизней в запасе. Что-то у меня подозрение, что ты тут подзадержался. Это не место для живых. Нужно тебе возвращаться скорей. А то хуже будет. Вспоминай, как ты тут оказался?
– Так, гуси-лебеди принесли.
– Вот и обратно также. Любая логистическая система работает в обе стороны. Пернатая в том числе: им всё равно куда и кого относить.
– Гуси-лебеди сейчас в отпуске, – намолчавшись, встряла в разговор Маша.
– Что?