Вячеслав Каликинский
Агасфер. Вынужденная посадка. Том I

Пролог

Иокогама, Япония. Декабрь 1945 года

– Здравствуйте, учитель! – Худой мальчишка лет 13–15 сломался в поклоне на пороге дома. – Вы помните меня, учитель? Меня зовут Куроки Рока, я учился у вас еще там, в Хиросиме.

Рано поседевший мужчина с трясущейся головой долго вглядывался в лицо мальчишки, потом равнодушно пожал плечами. Опираясь на стену, он отступил вбок, вяло махнул рукой, делая приглашающий жест, и побрел вглубь дома. Поколебавшись, мальчишка пошел за ним.

– У меня было много таких, как ты. Извини, я не помню никакого Куроки, – мужчина остановился, наполовину повернулся и закашлялся, прижав ко рту большую белую тряпку с пятнами крови. – Что ты хочешь, мальчик?

– Я хочу, чтобы вы помогли мне отомстить американцам.

– Американцам? Оставь эти глупости, Куроки Рока! Что ты сможешь сделать? Ты был там, в Хиросиме, во время той бомбардировки?

– Нет, учитель. Но там был мой отец…

Учитель молчал, и мальчишка начал ему рассказывать, как отец отправил его с матерью в деревню, за две недели до того, как американцы сбросили на Хиросиму ту самую страшную бомбу. Отец работал в городе водителем трамвая. 6 августа из-за повреждения рельсов трамвай изменил маршрут, и когда бомба взорвалась, трамвай был засыпан обломками разрушившегося дома. Отец и пассажиры были оглушены, и не сразу выбрались из-под обломков. Отец сразу бросился разыскивать свою старую мать, бабушку Рока, – ее дом был неподалеку. Отец нашел ее мертвой – она сгорела заживо, и все ее тело было утыкано острыми осколками стекла. И все улицы вокруг были усеяны мертвыми телами. Мертвыми и умирающими. Отец погрузил тело своей матери на тачку и повез в деревню, чтобы там достойно похоронить.

– Отец стал седым за один день, учитель. А еще он сошел с ума. Он все время вспоминал, как колеса тачки, на которой он вез тело бабушки, наезжали на тела мертвых и еще живых, которые хватали отца за одежду и за ноги и просили помощи. Но что он мог сделать? У всех были страшные раны, и кожа на людях висела клочьями. А у него не было даже воды. Он вспоминал вспышку света – такую яркую, что она была похожа на падение солнца! И утверждал, что в тот день солнце упало с неба и испепелило людей. Он плакал и кричал ночами, а днем боялся выходить на улицу и сидел взаперти, завесив все окна и двери.

А потом в Хиросиму отправилась искать своих родителей и мать мальчишки. Она не нашла их и вскоре вернулась. А потом отец и мать враз заболели какой-то болезнью. У них был кровавый понос. Сначала деревенский доктор сказал, что это дизентерия, от плохой воды…

Мальчишка замолчал, судорожно сглотнул несколько раз. Учитель кивнул:

– Это не дизентерия, Рока. Этой болезнью людей поразила новая бомба американцев. Те, кто погиб от взрыва не сразу, все равно умерли позже, в страшных мучениях.

– Мой отец сошел с ума, – продолжил мальчишка. – А сестры, ничего не зная о страшной заразе, пошли в Хиросиму, чтобы попытаться найти в развалинах нашего дома хоть какие-то вещи и обменять их на продукты. Нам ведь было нечего есть. И они не вернулись. Потом умер папа. А мама перед смертью велела мне отправляться сюда, в Иокогаму, поискать родственников. А потом люди сказали мне, где вы живете, и я решил найти вас. Помогите мне, пожалуйста!

– Чем я могу тебе помочь, Рока? Я и сам болен, почти ослеп. У меня дома нет ни рисового зернышка!

Мальчишка достал из дорожного мешочка банку консервированных сосисок и пачку галет.

– Возьмите, учитель! Кушайте, пожалуйста! У нас с дядей есть еще! Только помогите мне!

Мужчина сразу встал, схватил консервы и галеты и унес их в другую комнату. Оттуда до мальчишки донесся чьи-то тихие голоса, плач. Потом учитель вернулся, на ходу отламывая кусочки галеты и поспешно суя их в рот.

– У тебя, наверное, есть хорошая работа, Рока? На продовольственные талоны сосисок в Иокогаме не получишь!

– Я помогаю дядюшке. Он получил работу уборщика в казармах при аэродроме, где сейчас расквартированы американские летчики. А еще я хорошо рисую и делаю чернильным карандашом заготовки для татуировок. Летчики непременно хотят иметь татуировки в японском стиле. Я ненавижу этих летчиков, но они хорошо платят. И дают продукты.

Мужчина с жадностью сосал галеты, и на подбородке у него блеснула нитка слюны.

– Ты просишь помочь тебе, мальчик. Но как именно?

– В школе вы учили нас химии, учитель. Научите меня делать бомбы, пожалуйста!

– Бомбы? Ты шутишь, Рока! Для бомб нужна взрывчатка, а где ее взять? В школьной лаборатории у меня были кое-какие реактивы для опытов, но из них бомбу не сделаешь! Кроме того, ты слишком молод, чтобы объявлять войну Америке. Оставь эти глупости, мальчик!

– Рядом с Сайго Такамори сражались два тринадцатилетних самурая, учитель! – запальчиво выкрикнул Куроки. – И никто не говорил им, что они слишком юные! А мне на два года больше!

– Хорошо, что ты знаешь историю своей страны и ее выдающихся деятелей, Рока! Но вспомни-ка, чем кончили эти два юных героя! Они погибли. Их и похоронили рядом с Сайго.

– Учитель, прошу вас, не отказывайте мне! Для бомб, которые я придумал, не нужна взрывчатка. Мне нужны зажигательные бомбы! А для них подойдет смесь, которая используется в бенгальских огнях! И я уже выменял у лавочника на нашей улице целый ящик бенгальских огней за несколько банок консервов!

– Тогда зачем тебе нужен я? – Мужчина дососал последнюю галету и теперь собирал с низкого столика упавшие крошки.

– Мне нужны приспособления для того, чтобы мои бомбы зажигались не сразу, а часа через два-три. Я хочу незаметно подкладывать их в багаж летчиков перед тем, как они отправятся в полет.

– Военные называют такие устройства взрывателями замедленного действия, – кивнул учитель. – Малыш, неужели ты не понимаешь, что тебя все равно поймают? Тебя посадят в тюрьму или просто пристрелят! А меня, старого человека, весь остаток жизни будут мучать угрызения совести.

Мужчина продолжал суетливо разыскивать последние хлебные крошки, и Рока глядел на него с жалостью и презрением. Он знал, что все равно добьется своего!

– Что ж, очень жаль, учитель! Я просил у вас помощи и хотел помочь вам. Иокогама – город большой, здесь живет много людей. И среди них наверняка найдутся те, кому нужны продукты и кто сможет помочь мне. Кто, так же, как и я, ненавидит американцев. А если я не найду таких людей, то буду делать зажигательные бомбы так, как умею! И подкладывать их в бензобаки американских грузовиков, чтобы они взрывались сразу! Что тогда скажет ваша совесть? Прощайте, учитель!

Мальчишка встал, поклонился и направился к выходу. Он знал, что голодный учитель остановит его! Так и произошло:

– Погоди, Рока. Вернись, прошу тебя!

Учитель немного помолчал, разглаживая ладонью брюки на коленях. Потом поднял трясущуюся голову и слепо поглядел в лицо мальчишки.

– Значит, ты окончательно решился? Что ж… Скажи тогда мне, какое время для замедления воспламенения горючей смеси ты считаешь достаточным?

– Один час. А лучше – два…

– Мне нужно день или два, чтобы подумать, посмотреть кое-какую литературу. Приходи послезавтра, Рока! Ты ведь придешь?

– Обязательно приду! И принесу вам еще продуктов, учитель! Американцев, которые хотят японскую татуировку, много! Пусть они сами заплатят за свою будущую смерть!

Старый учитель Кобаяси, слегка обезумев от постоянного голода, согласился помочь упрямому мальчишке. И постепенно увлекся этим страшным делом. Через два дня он снова встретился с мальчишкой и сообщил, что именно ему нужно для изготовления взрывателей замедленного действия. Уже на следующий день Рока принес учителю полный карман латунных футлярчиков от сигар, которые американские летчики в изобилии курили. Принес он и круглые жестянки из-под леденцов, также найденных в мусорных корзинах летчиков. Эти жестянки были предназначены для оболочек будущих зажигательных бомб. Кобаяси остался доволен, и сообщил мальчишке, что для практических экспериментов ему потребуется еще несколько дней.

Когда они встретились в очередной раз, учитель с гордостью продемонстрировал мальчишке взрыватели.

– Внутри каждого цилиндрика два отделения, – объяснил учитель. – В верхнем у нас находится стеклянная ампула с кислотой. Чтобы запустить взрыватель, надо сильно сдавить цилиндрик. Кислота из сломанной ампулы начнет разъедать тонкое латунное дно, и через какое-то время попадет в нижнюю часть взрывателя. Кислота вступит в реакцию с веществом, которое там находится. Эта реакция сопровождается выделением большого количества тепла, отчего и загорится бенгальская смесь, которой ты набьешь жестянки из-под конфет. И запомни, Рока: взрыватели надо хранить отдельно от жестянок! Ты вставишь взрыватель в заранее проделанное отверстие в банке перед самой закладкой бомбы, в последний момент!

– Я все понял, учитель. Спасибо. А сколько времени кислота будет разъедать дно цилиндрика?

– Я не знаю! – развел руками мужчина. – Толщина сигарных футлярчиков разная, они же предназначены совсем не для того, что мы с тобой делаем. Я экспериментировал целую неделю, и узнал, что время разъедания латуни кислотой колеблется от двух до пяти часов. Возможно, больше. Но не меньше! По крайней мере два часа у тебя есть всегда… А ты принес мне еще консервов?

Рока кивнул и торжествующе засмеялся: его война Америке была объявлена! Теперь осталось дождаться удобного случая, чтобы начать военные действия!

Глава первая

01

Саппоро, Япония, 1993 год

Майкл Берг запарковал свой «Сузуки-Эскудо» на привычном месте, показал охраннику у ворот университетского городка бейдж-пропуск, висевший на одном кольце с автомобильными ключами, и не спеша направился по главной дороге Ботанического сада к корпусу Центра славянских исследований Университета Хоккайдо. По дороге он привычно раскланивался с обгоняющими его студентами и персоналом Университета, не уставая любоваться окружающим ландшафтом.

Университетский сад был в идеальном состоянии в любое время года, и поначалу Берг, поражаясь его чистоте и ненавязчивой ухоженности, часто задумывался: какая же армия садовников должна здесь работать? И когда? Однажды ему надоело гадать, и он прямо спросил об этом у менеджера по персоналу.

Менеджер если и удивился вопросу, то вида не подал. Лишь наклонил голову в знак почтительного внимания и выбил короткую дробь на клавиатуре своего компьютера.

– В саду постоянно работают четыре садовника и шестеро их помощников, господин Берг! У вас есть какие-то замечания по их работе, либо предложения по ее улучшению?

– О нет, что вы! Сад в идеальном состоянии, просто я думал, что работников гораздо больше… Извините, пожалуйста!

По-японски Майкл Берг говорил совершенно свободно, правда, на диалекте старой японской интеллигенции «яманотэ», характерном для тех, кто долго прожил за пределами страны. Однако никаких трудностей и непонимания в Саппоро, обитатели которого говорили на диалекте «хоккайдо-бэн», никогда не возникало. Европейская внешность Берга порождала порой в университетском городке забавные ситуации: принимая его за иностранного аспиранта, незнакомые студенты часто пытались заговорить с Бергом по-английски. И откровенно всякий раз поражались, слыша в ответ правильную японскую речь.

Берг поднялся на свой этаж и направился мимо застекленного параллелепипеда, кол-центра, к своему кабинету, предоставленному ему администрацией Университета, согласно его пожеланию, в самом конце длинного коридора «D». Однако одна из девушек-операторов приветливо помахала ему рукой с зажатой бумажкой, и Берг послушно свернул в ближайший проход в стеклянной стене.

– Здравствуйте, Майкл-сан! Как вы поживаете? – затараторила девушка, протягивая узкую полоску бумаги. – Извините, что отвлекла вас – вам сегодня дважды звонили, и просили по возможности быстро связаться с абонентом по этому номеру телефона. Спасибо!

Поклонившись в ответ, Берг продолжил свой путь, на ходу поглядывая на записанный телефонный номер. У него была хорошая память на цифры, но этот номер не вызвал у него никаких ассоциаций. Знакомых в Саппоро у Майкла было не слишком много, да и все они знали номер его мобильного. Кто же это мог быть?

В ближайшем автомате Берг, бросив монету, получил бумажный стаканчик кофе, и через минуту уже оказался за своим рабочим столом. Прежде чем позвонить, он привычно проверил свой электронный почтовый ящик, перебрал несколько конвертов, пришедших обычной почтой – ничего срочного. Не заглядывая в бумажку, он набрал телефонный номер и удивленно поднял брови: ему ответил секретарь неизвестного ему господина Ооти из префектуры Хоккайдо. Узнав имя абонента, секретарь тут же переключил Берга на своего шефа.

– Здравствуйте, господин Берг, мне необходимо переговорить с вами по весьма важному вопросу.

– Мы знакомы? – осторожно поинтересовался Берг.

– К сожалению, нет. Удобно ли вам будет встретиться со мной сегодня, в «красном» баре» отеля «Кеньё», скажем, в час дня? – поинтересовался незнакомец. – Это совсем недалеко от кампуса вашего университета, у Западных ворот Ботанического сада. Но если вы не можете…

– Могу, – кратко ответил Берг. – Однако на два тридцать у меня назначена консультация, и если наш разговор предполагается долгим…

– Я думаю, что основную часть нашего разговора к этому времени мы успеем завершить, господин Берг! В барах отеля в это время мало посетителей, и я не сомневаюсь, что мы узнаем друг друга! Благодарю, что вы согласились на встречу…

– Господин Берг? Вас ожидают в крайней кабинке! – Бармен-европеец только мотнул головой в нужную сторону и вернулся к вековому занятию всех барменов на всем свете – протирке и без того чистых стаканов и бокалов.

– Здравствуйте, господин Берг! – навстречу ему поднялся пожилой японец в строгом деловом костюме. Коротко поклонившись, он протянул гостю свою визитную карточку.

Бросив на квадратик картона взгляд, Берг едва удержался от того, чтобы не поднять в изумлении брови: на карточке было обозначено только имя – ни места службы, ни телефонов там указано не было. Ладно, поживем – узнаем… Берг протянул незнакомцу свою визитку и уселся, выжидательно глядя на него.

– Что я могу предложить вам, господин Берг? Кофе? Сок? Или что-нибудь покрепче?

– Кофе-экспрессо, если можно…

Незнакомец сделал жест бармену, и когда тот неторопливо приблизился, отдал ему короткое распоряжение.

– Я не имею отношения к префектуре Хоккайдо, и специально приехал из Токио, господин Берг… Прошу простить меня за эту неискренность. Дело в том, что я был хорошо знаком с вашим дедом, Ильей. И несколько хуже – с вашим отцом, Андреем Бергом.

– И дед, и отец умерли…

– Да, я знаю. Илья Берг – вскоре после окончания Второй мировой войны. Ваш отец – четырнадцать лет назад. Хорошие люди всегда уходят прежде плохих, господин Берг…

Майкл демонстративно глянул на часы. Загадочная анонимность человека, попросившего о встрече, начала его раздражать.

– Да, мой отец был хорошим человеком – во всяком случае, для меня и его друзей. Я помню большинство из них, господин… Ооти. Но вашего имени, к сожалению, я не припоминаю…

– Ничего удивительного, – коротко улыбнулся незнакомец. – Мое имя – не Ооти. По ряду причин не могу назвать вам пока ни своего настоящего имени, ни места службы. К сожалению. Однако вы не можете не знать характер работы своего деда и истинный род его занятий в Шанхае. Я в некотором роде его коллегой по ремеслу, господин Берг…

– Простите, господин «икс», но я не вижу никакого резона продолжать с вами этот странный разговор, – Берг начал подниматься. – Нет никакой тайны в том, что в молодости мой дед работал на японские спецслужбы за рубежом. Однако эта деятельность была прекращена еще в 1940 году, когда он вернулся в Японию. Он открыл консультационное бюро, выполнял частные поручения клиентов, занимался охраной их коммерческих интересов – и только! В годы Второй мировой войны, в связи с кризисом, работы для деда стало слишком мало, и он вовсе отошел от прежних дел. А что касается отца, то он и вовсе…

– Бывших разведчиков не бывает, господин Берг! – покачал головой незнакомец. – Илья Берг, как и ваш отец, имели японское гражданство, однако вернуться в Японию из прокоммунистического Китая в то сложное время для них было бы весьма проблематичным, если бы дед окончательно порвал отношения с… моим учреждением. Многого вы просто не знаете в силу своего возраста, господин Берг! Ни один разведчик, уверяю вас, не рассказывает своим малышам вместо вечерних сказок историю своих приключений!

– Допустим. И тем не менее я не вижу никаких причин обсуждать с совершенно незнакомым мне человеком прошлые дела моих деда и отца! Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что я-то не имею к этому совсем никакого отношения? Всего доброго!

Берг положил под блюдечко две тысячеиеновые купюры и повернулся к выходу. Однако не успел он сделать и двух шагов, как вслед донеслось:

– Ваш отец, насколько мне известно, вел дневниковые записи. Неужели там нет даже упоминания об истории с исчезновением коллекции фамильных мечей семьи императора? Ваш дед начал заниматься этой историей в 1946 году, господин Берг!

– Да, отец вел дневник, – Берг вернулся к столу, навис над незнакомцем. – Он много рассказывал об этом. Многое в его дневниках было посвящено моему деду. Но я не могу ознакомиться с этими записями раньше, чем… Черт возьми, я мог бы это сделать два месяца назад – как я мог забыть?!

– Но тем не менее вы знаете эту историю? Не отрицайте, господин Берг!

– Да, кое-что слышал, – осторожно подтвердил Майкл, присаживаясь за стол. – Но, насколько я понимаю, эта история тогда кончилась ничем. Кроме того, дед принял данное поручение совершенно частным образом. К нему обратился тогда…

– Я знаю, кто к нему обратился, – перебил незнакомец. – Если вам интересно, именно я порекомендовал этому человеку обратиться к нему.

– И все же, я не совсем понимаю, почему эта история всплыла нынче, – покачал головой Берг. – И почему вы говорите об этом со мной… Я историк и писатель – но не сотрудник секретных служб! Если речь идет об изъятии дневников отца, то я расстанусь с ними только после соответствующего судебного решения, уважаемый господин! И хочу предупредить вас, что приложу все силы к тому, чтобы воспрепятствовать этому решению!

– Успокойтесь, господин Берг! Мы не собираемся затевать с вами судебные тяжбы…

– Тогда чего вы хотите от меня?

– Ничего особенного, – пожал плечами незнакомец. – Мы хотим, чтобы вы в память о своем дедушке и отце попытались закончить начатое ими дело! Разве это не логично?

Берг рассмеялся:

– Вы и ваше ведомство, как бы оно ни именовалось, просто сошли с ума! Прошло пятьдесят лет, и я не имею никаких навыков по вашей… специфике! В память о своем отце и дедушке я готов сделать многое – но не совершать подобных безумств! Всего доброго! И, прошу вас, не звоните мне больше!

– Хорошо. Хоть это и выходит за пределы данным мне полномочий, я скажу вам кое-что. В стародавние времена ваш дед знал меня под именем господина Осаму. Вам это имя о чем-нибудь говорит?

Осаму… Чувствуя себя совершенно по-дурацки, Берг снова сел. Он много раз слышал от отца это имя: отец отзывался об этом человеке неизменно уважительно. Он было для него символом несгибаемого духа Японии и патриотизма. Он недоверчиво уставился на сидящего напротив человека: мог ли он быть тем самым Осаму? Или просто слышал о нем и решил воспользоваться этим именем для достижения своих целей?

– Простите, сколько вам лет?

– Семьдесят семь, господин Берг, – без запинки ответил незнакомец. – Значит, вам знакомо это имя?

– Да… Но откуда мне знать, что вы – тот самый Осаму?

– У вас остается мало времени до начала вашей консультации в два тридцать, – уклончиво заметил незнакомец. – Если вы не возражаете, я предложил бы вам прогуляться в Ботаническом саду, по дороге в ваш кампус. Обещаю вам: если до конца нашей прогулки вы не измените своего решения, то мы с вами расстанемся, и вас никто и никогда больше не побеспокоит, господин Берг! Как видите, я прошу не слишком много…

Рассчитавшись, мужчины покинули «Красный бар» отеля и не спеша двинулись по аллеям Ботанического сада.

– Тогда, в 1946 году, мне не было еще и тридцати лет, господин Берг! Меньше, чем вам сейчас. Это было время полного упадка духа нашей нации. Мы не только проиграли войну, но и подписали во всех отношениях позорную капитуляцию. Сейчас говорят, что Япония пошла на эту капитуляцию под впечатлением атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки – вы, как историк, тоже так полагаете?

– Но… Но это же очевидно! Бомбардировка и последующая капитуляция были связаны…

– Ничего подобного! – поднял руку японец. – Ничего подобного: ни мы, японцы, ни весь остальной мир в подавляющем своем большинстве просто не имели тогда представления об истинных последствиях применения атомного оружия! О радиации и лучевой болезни тогда знали только ученые. Для простых японцев это была просто очередная бомбардировка. Правда, бомбы были гораздо мощнее прежних, но о радиации просто никто не знал! Я хорошо помню последующее обращение по радио к народу главы правительства – он призывал теснее сплотить ряды и не поддаваться панике. Народ был готов продолжать сопротивление, но…

Старик замолчал, без усилий нагнулся, подобрал с дорожки несколько желто-багряных листьев, поднес их к лицу, вдыхая чуть прелый запах осеннего увядания.

– Впрочем, я не об этом. Как бы там ни было, капитуляция была подписана, и американцы ступили на нашу землю. Они всегда были бесцеремонными, эти американцы, господин Берг! Знаете ли вы, что флагманский линкор USS Missouri под бортовым номером ВВ-63 вошел в японские воды под флагом адмирала Перри? Под тем самым, который остался в черной памяти японцев еще с XIX века? И это тоже было злорадным напоминанием американцев! Им мало было оккупировать страну – они напомнили нам о старом позоре… Они объявили в Японии о тотальном разоружении населения, предписав всему населению сдать не только огнестрельное оружие и боеприпасы, но и символ духа японского народа – мечи! В том числе и фамильные, никогда доселе не покидавшие почетных уголков в домах японцев.

В голосе старика звучали надрывные нотки, и Берг со вздохом подумал, что нынешний день для него напрочь испорчен. Вместо того чтобы спокойно заниматься привычной и приятной работой, он вынужден выслушивать истерические откровения выжившего из ума «ястреба», не смирившегося с поражением страны полвека назад… Словно подслушав его мысли, старик замолчал, бросил на собеседника короткий взгляд, печально улыбнулся:

– Американцы не без оснований боялись нас, господин Берг! Несмотря на категорическое требование сложить оружие и прекратить подрывные действия, осенью 1945 года и даже зимой в Японии еще оставались тайные очаги сопротивления. Мой старший брат, например, в то время работал в одном из центров радиоперехвата и дешифровки. У нас были коды для дешифровки многих каналов связи оккупантов.

– Человек не должен жить только прошлым, господин Осаму, – мягко, чтобы не раздражать собеседника, возразил Берг. – Мы не можем повернуть колесо истории вспять и изменить прошлое…

– Я не сумасшедший и прекрасно понимаю это! Прошлое не изменить, но сегодня мы можем исправить многие ошибки, совершенные в прошлом, – возразил старик. – Так вот, относительно боевых мечей. Японцы – законопослушная нация. Им было приказано разоружаться, и у пунктов приема оружия в Токио и других городов выстраивались очереди. Среди холодного оружия было много старинного. И американцы, поняв это, начали сортировать сдаваемые мечи, отбирая для будущих аукционов наиболее ценные. Но самые ценные мечи были в коллекции семьи императора, господин Берг. Там хранились ритуальные катаны наших предков, фамильное оружие прежних сёгунов… Я не хочу говорить о том, кто и почему внушил семье императора мысль о необходимости сдать оккупантам эту коллекцию. Или вынудил императора передать раритеты оккупационным властям. Говорили разное – что император хочет разделить с народом позор и унижение нации. Что в противном случае кое-кто из семьи может оказаться на скамье подсудимых в готовящемся международном трибунале над военными преступниками… Этой коллекции было место в национальном музее, в мемориале. Так, кстати, считал и ваш дед! Но Вашингтон настаивал, давил на генерала Макартура. Переговоры о передаче коллекции шли всю осень, и наконец была названа дата передачи коллекции. Это был январь 1946 года.

– Да, я знаю, господин Осаму…

– Многие влиятельные люди пытались убедить семью императора не совершать этой страшной ошибки. Но это случилось. Японский народ был возмущен, люди требовали вернуть коллекцию. К этим требованиям присоединилась и международная общественность, но американцы оказались предусмотрительными, господин Берг! Церемония передачи коллекции не была официальной, от имени оккупационного корпуса ее принял всего-навсего какой-то сержант.

– Сержант Колди Баймор… Я знаю историю своей страны, господин Осаму…

– Но вы наверняка не знаете, что в тот день ваш дед был на борту линкора «Миссури», в форме полковника австралийских вооруженных сил, господин Берг! Мы должны были непременно узнать – как именно американцы планируют вывезти коллекцию из страны! Илья Берг сумел проследить путь коллекции до аэродрома Ацуги, где готовился к вылету самолет-амфибия, чтобы передать наше национальное достояние на борт ранее вышедшего в Америку крейсера «Канзас». Мы не могли ни перехватить этот самолет, ни воспрепятствовать его вылету. Мы хотели знать лишь точное место хранения сокровища, чтобы позже заявить о своих правах на него и через международную общественность потребовать ее возврата. Самолет вылетел, но до «Канзаса» так и не добрался, господин Берг!

– Помнится, одно время ходили слухи, что исчезновение самолета было частью маскировочного плана американского командования. Ведь исчез же куда-то сержант Колди Баймор!

– Не думаю, чтобы и исчезновение того сержанта было случайным. Однако относительно пропавшего самолета американцы вряд ли хитрили. Наша страна проиграла ту войну, но в Америке у нас оставалось много «законсервированных» разведчиков-патриотов. Многие из них были сориентированы на поиск следов коллекции. Мечи никогда и нигде больше в мире так и «не засветились»! Прошло уже пятьдесят лет, а о них ни слуху ни духу.

– Значит, самолет с коллекцией действительно был сбит либо потерпел аварию. И коллекция навсегда утеряна, господин Осаму.

– А вот тут-то мы и подошли вплотную к сути нашей просьбы, господин Берг! Мы никогда не списывали этого дела в архив. И вот недавно сразу в двух точках планеты была отмечена активность по делу о пропавшей коллекции мечей. Если следовать принципу хронологии, то первый сигнал поступил из США. Второй «звонок» прозвенел здесь, в Японии, совсем недавно… Но вам уже пора, господин Берг! – спохватился старик, посмотрев на часы. – До начала вашей консультации осталось меньше десяти минут!

Но Берг уже набирал номер на своем мобильном телефоне. Извинившись, он попросил перенести консультацию на час позже. Закончив разговор, он поймал торжествующий взгляд старика и усмехнулся:

– Вы сумели меня заинтриговать, господин Осаму! Впрочем, это не означает, что я дал согласие на участие в вашей авантюре. Просто хочу дослушать вашу историю до конца. Итак?

– Весной 1946 года семьи пилотов исчезнувшего самолета-амфибии получили стандартные уведомления о том, что летчики пропали без вести при выполнении боевого задания. Обычное, казалось бы, дело! Но через двадцать лет после окончания войны некий канадский моряк переслал родителям лейтенанта Лефтера – это был командир той самой амфибии – его личный медальон. В сопроводительном письме было сказано, что медальон канадскому моряку передал его русский коллега-рыбак с острова Сахалин. Каким образом медальон американского летчика попал к этому рыбаку – выяснить не удалось. Письмо канадца в семейных архивах также не обнаружено. Мы узнали об этой таинственной истории гораздо позже, когда искали следы летчиков в военных архивах США. И обнаружили там вторичный запрос несчастных родителей относительно судьбы сына, с упоминанием медальона. Родители пилота к тому времени уже умерли, но наши люди сумели разыскать наследников и… убедить их, скажем так, расстаться с семейной реликвией. В настоящее время медальон у нас.

– А что побудило вас через много лет после войны обратиться в американские архивы? – полюбопытствовал Берг.

– Видите ли, исчезнувший сержант Баймор и пропавшие без вести пилоты были и остаются нашими единственными ниточками, ведущими к коллекции императора. Пусть даже оборванными, но кто знает! Мы, японцы, очень терпеливы и умеем ждать, господин Берг! Все американцы, имеющих мало-мальское отношение к пропавшему самолету и самой коллекции, все эти годы были под негласным присмотром. И мы дождались! Недавно семьи наследников пилотов посетили люди из Европы – они тоже интересовались старыми бумагами. Нашим людям удалось узнать, что их послал некий господин Ризенталь из Швейцарии. Вам не знакомо это имя?

– Нет. А должно быть знакомо?

– Дело в том, что Ризенталь – владелец самой обширной в мире коллекции холодного оружия, господин Берг. Это очень богатый и крайне беспринципный человек.

– Но он мог просто «отрабатывать» следы коллекции японского императора – на всякий случай, как говорится! Вы ведь тоже «присматривали» за семьями наследников исчезнувших американцев!

– Посланцы Ризенталя появились и у нас, в Японии, – вздохнул старик. – Они связались с несколькими частными детективными агентствами и поручили собрать всю возможную информацию о пропавшем самолете-амфибии. А сумма обещанного вознаграждения за достоверную информацию с результативными последствиями говорит об уверенности Ризенталя в том, что коллекция не сгинула в безвестности, господин Берг!

– Так чего вы хотите от меня, господин Осаму?

– Мы уверены в том, что злополучный самолет в январе 1946 года не упал в море, а совершил вынужденную посадку либо на Сахалине, либо в его акватории. Возможно, он был сбит русскими зенитками. А сами летчики, или их тела попали в лапы советской военной контрразведки. Иначе как объяснить факт того, что медальон уцелел?

– И все же я не очень понимаю, господин Осаму, зачем я вам нужен? – медленно, словно нащупывая тропинку на болоте, заговорил Берг. – Если вы являетесь представителем официальных японских структур, кто мешает им обратиться к русским властям с официальным запросом относительно самолета-амфибии? Согласен: наши отношения с Россией желают лучшего, но не думаю, чтобы они не сообщили вам данные об амфибии, если они у них есть. В конце концов, речь ведь идет не о японцах, а об американцах, похитивших наше национальное достояние!