bannerbannerbanner
Темнее ночь перед рассветом

Вячеслав Белоусов
Темнее ночь перед рассветом

Полная версия

По мере продолжения голос его креп и мужал, становясь с каждым словом свинцовее:

– Кто мог такое позволить в наше время? Прокурор!..

Пролети муха, её бы услышал каждый – так замер зал.

– Присутствует прокурор на заседании? – Крик Первого сорвался на фальцет.

Шундучков подтолкнул Ковшова. Данила поднялся.

– Ковшов, – представился он, – исполняющий обязанности прокурора области по случаю нахождения Галицкого в командировке.

– Так, так… – задумался Первый ненадолго и обратился к электорату: – За такой хлеб следует отвечать?

– В тюрьму! – Мощный гул голосов ударил в потолок и стены.

– Слышал глас народа, товарищ Ковшов?

– По всем прозвучавшим здесь фактам нарушения законности будут проведены проверки, товарищ первый секретарь, и виновные привлечены к ответственности. – Понимая, что для него всё только начинается, Данила продолжал стоять.

– Не хотелось бы сомневаться. – Первый поедал злобным взглядом Ковшова. – Однако на деле прокуратура потворствует бракоделам и безобразным фактам бесхозяйственности, в чём мы убедились с членами бюро сегодня!

За его спиной на экране тут же застрекотал ролик с выразительными картинками искорёженных барж и мелких судёнышек, ржавеющих на берегу Волги.

«Это же материалы недавней нашей проверки! – сразу узнал Данила. – Начальник экологической инспекции взялся их доработать, установить владельцев заброшенных посудин и возвратить вместе с фотоснимками для прокурорского реагирования!..» Вихрь мыслей пронёсся в его сознании: «Без Шундучкова здесь не обошлось! Несомненно, он воспользовался ими, выманив под предлогом у Нефёдова, и использовал в этой коварной комедии. Конечно, постарался устроить всё именно в отсутствие прокурора области. Но это же откровенная подлость!.. То-то он метил на вакантное место вместо Галицкого, когда решался вопрос о должности… А вкусив горечь неудачи, обозлился и ринулся всеми правдами и неправдами в обком – в заведующие именно административного отдела. Ведь партия требовала, чтобы все ей кланялись, а этот отдел курирует всю правоохранительную систему в области, следовательно, одним махом Шундучков становился на голову выше прокурора…» Выходит, зря Данила не верил слухам, что бывший транспортный прокурор, надавив на начальника аэропорта, который полностью был в его лапах, в пустом самолёте лично привёз Первого из столицы, доставив его в обком…

У Ковшова побелело лицо и свело скулы от ярости: «В клозет, наверное, за ручку водил, чтобы не качнуло, чай на блюдечке подавал, стервец, размазывал нас всех директору сегодняшнего цирка!..»

Данила заскрежетал зубами.

– И никто не несёт ответственности? – вернул его к происходящему голос Первого. – С себя надо начинать, товарищ Ковшов. Начальник милиции мне жаловался: прокуроры перестали арестовывать явных взяточников и жульё! А ведь нам как раз сейчас нужны громкие дела на зажиревших казнокрадов. Одного, другого за решётку лет на пятнадцать, и у других, глядишь, пропадёт интерес к дыркам в государственном кармане. Есть такие факты, генерал?

Сербицкий подскочил из-за длинного стола, где восседали члены бюро, лихо боднул воздух головой:

– Есть, товарищ первый секретарь! Как раз над рядом таких дел работают мои ребятки.

– Тогда не будем терять времени, – оглядел притихший зал Первый. – Заместитель, он и есть заместитель. Переговорю-ка я по этому вопросу с прокурором области. У кого он на приёме, говорите?

– У Рекункова Александра Михайловича либо у его первого заместителя Баженова. – Краем глаза Данила только теперь заметил, что Шундучков, сидевший рядом, пропал, слева его крепко подпирал коленом полковник Квашнин да за спиной покашливал время от времени подполковник Соломин.

– Если вас не затруднит, помогите мне по телефону найти ваше начальство, – подчёркнуто вежливо съязвил Первый. – Только без этих… проволочек… А мы продолжим заседание, товарищи.

Данила развернулся к дверям. Для него заседание бюро закончилось, поэтому он совершенно безразлично отнёсся к тому, что, опережая его, по другому проходу зала торопливо спешит к выходу и генерал милиции.

Операция «Снежный ком»

– Наум! Наум! Проснись же, наконец! О мой Бог! – стаскивала простыню с храпящего мужа Софья Семёновна Лировис. – К нам воры, Наум!

– Какие воры? – продрал глаза толстяк. – Что ты вздумала, Сонечка? И когда меня осчастливит Господь…

– Я встала раньше всех…

– Ну и что?

– Уснула позже…

– Зачем?

– Куда опять ты прячешь голову? О, моё наказание! Я устала кричать тебе про воров!

– Где?

– Пойдём сюда!

– Сплошное наваждение! Что тебе опять приснилось, Соня? Я уже не имею права спокойно спать в собственной квартире?!

– Иди сюда!

– Чтобы меня тоже порадовали твои галлюцинации?

– Пусть они радуют наших соседей! Этот человек всю жизнь мне не верит! Боже мой!

Наум Раумович с больной головой, обмотанной полотенцем, пошатывался посреди зала в полном отчаянии:

– Десятый час утра!.. Кто встаёт в такую рань?

Усилиями двух проснувшихся дочерей и натренированными подзатыльниками жены Наум был наконец доставлен к окну на балконе.

– И что вы мне можете показать? – ткнул он в стекло.

– Разуй зенки, балбес!

Квартира начальника главка сельского строительства располагалась на двух этажах: гордостью хозяина, воздвигавшего дом, была комната на верхнем, пятом этаже. Наум лично планировал свои апартаменты, жена и дочки занимали нижнюю площадку. Он любил засыпать, блаженствуя в одиночестве и не слыша хлопот и криков беспокойного женского окружения. Любил просыпаться от первых солнечных лучей восходящего солнца и пения птиц. Эту страсть не могло одолеть даже его фанатичное увлечением картами.

– Куда глядеть, дорогая? – блаженно потянулся Наум в сладкой полудрёме.

– Куда? – подхватили дочери, облепив родителей и подоконник.

– Видишь форточку нашего чердака? – зашептала на ухо Софья Семёновна, придавив его пышной грудью.

– Ну? – с трудом пискнул Наум.

– А что из неё торчит?

– Сонечка, ты загадываешь нелепые кроссворды.

– Там голуби, мамочка! – хором взвизгнули дочки.

– Не только. Что бы вы без меня делали? Очнись, Наум!

Под твёрдой её рукой нос Наума влип в стекло, и он действительно прозрел:

– Есть, Сонечка, есть! Только пожалей меня, ради бога, отпусти затылок.

В чердаке мельтешили две или три мужские фуражки, фетровая шляпа и что-то зелёное или синее, будто женский берет.

– Это Трофим, – уразумел Наум. – Трофим Закваскин, наш управдом и дворник. Я давно заставлял его заняться ремонтом крыши, вот он и сколотил с утра бригаду. Ты сама, Сонечка, продырявила ему уши нашим каминным дымоходом.

– Если б не я, уважаемый управляющий главком, наше семейство задохлось бы от проклятой трубы!

Она оставила в покое мужа и, приникнув к стеклу, замахала руками:

– Трофим Григорьевич! Трофим Григорьевич! Что это вы там вытворяете?

Однако крики её имели обратное действие: фуражки, шляпа и берет мигом исчезли.

– Вот те раз! Оглохли они, что ли? – разочарованно опустила руки Софья Семёновна, а успокоившийся Наум Раумович поплёлся к остывающей постели: затянувшиеся допоздна вчерашние сражения в покер, сдобренные изрядными порциями коньяка, продолжали притягивать перегруженный его организм к подушке.

Между тем спокойствие не успело воцариться в покоях потревоженного семейства: двери четвёртого этажа вдруг затряслись от грохота, как если бы в них забарабанили враз несколькими сапогами, и следом нагло затрезвонил звонок.

– Час от часу не легче! – бросилась к дверям Софья Семёновна. – Нет, этот Трофим потерял всякий стыд… Делать ему нечего, как людей булгачить по утрам!

Она принялась отмыкать многочисленные замки с цепочками и раскрыла было рот, чтобы встретить управдома соответствующим образом, но обмерла, застыв. За порогом вытянулся милиционер в сапогах и при синей фуражке, за спиной которого толпился управдом со всей остальной компанией.

– Майор Грохота! – рявкнул милиционер. – Квартира Наума Раумовича Лировиса?

Всем своим грузным телом Софья Семёновна в беспамятстве сползла на паркет.

– Все члены семьи дома? – перешагнул через её ноги Грохота.

Наум Раумович ткнулся головой в одеяло и стал зарываться в него, как страус в песок.

– У вас будет произведён обыск, – бесцеремонно расхаживал по квартире майор, будто ничего особого не случилось. – Вот постановление, – продемонстрировал он бумагу выскочившим из своей комнаты девочкам. – Предупреждаю: если имеются запрещённые в обращении предметы, вещества, оружие, а также золото, драгоценности и деньги, предлагаю предъявить добровольно и незамедлительно. Всё будет запротоколировано.

Девочки схватились за серёжки в ушах.

– Снимать? – с дрожью спросила старшая.

Майор скользнул по обеим невидящим взглядом:

– Товарищ Закваскин!

– Я здесь, товарищ Грохота.

– Приступим. Приглашайте понятых.

Толпа за спиной управдома шевельнулась и, с любопытством озираясь, ввалилась на порог.

– Не все, – остерёг Грохота. – Хватит двоих.

* * *

– Водянкин! Алло! Водянкин! Чёрт тебя подери!

– Слушаю вас, товарищ подполковник!

– Чем слушаешь? Час тебе ору! Жив?

– Так точно, жив.

– А почему молчал?

– Отлучался, товарищ подполковник. Виноват…

– Дежурного могут остановить лишь две преграды.

– Не могу знать.

– Первая – только пуля. Вторая?

– Баба, товарищ подполковник!

– Дурак! Сломанный телефон. Пошуткуй у меня!

– Не до шуток, товарищ подполковник.

– Что так?

– Отлучался по случаю поиска медикаментов, но пришлось скорую помощь вызывать.

– Кому?

– Девчонкам плохо стало. Полегли дочки этого Лировиса, а жена вовсе грохнулась и Богу душу чуть не отдала.

 

– Чего вы там творите? Где Грохота?

– Исполняет свой долг. Паркет вскрывает уже в третьей комнате.

– Результаты?

– Пусто.

– Сербицкий головы со всех сорвёт, если ничего не обнаружите. Звонил уже дважды из обкома.

– Похвастать можем семейным серебром – ложки, ножи да вилки старинной работы. Ещё бабкина бижутерия с камешками, оставленная внучкам.

– А баба? Как её?

– Жена?

– Ну да. Она же, говорили, без золота не обходится.

– Всё, что на ней – снял Грохота, а в трюмо – ерунда. Да что там!.. На наших у некоторых больше…

– Поговори у меня! Управляющий главком!.. Квартиру-то на какие шиши обстраивал?

– Жена твердит, что квартиру ещё при Боронине от государства получили.

– Оформили, а не получили, тупица!

– Точно так, товарищ подполковник. Только у них на всё документы имеются. Грохота азарт утратил, икру мечет…

– А кто генералу подсунул кандидатуру этого еврея на раскрутку?

– Куда?

– На разработку, балбес! Генерал уже и Первому доложил, и операции ход дал. Ты думаешь, «Снежный ком» – это чья инициатива?

– Грохоте материалы из ОБХСС представили на выбор. Он для начала остановился на этом главке.

– Для начала? Вот я для начала со всех вас три шкуры сдеру, если ничего не найдёте.

– Работаем, товарищ подполковник.

* * *

Подполковник Чуйков метил в начальники штаба управления и лелеял мечту о повышении в должности. Надежды, не успев осуществиться, рушились на глазах, поэтому он уже не просто волновался – его била лёгкая дрожь. Не помешал бы стакан водки, но каждую минуту на телефоне мог объявиться генерал. Разыскав по связи начальника управления ОБХСС, Чуйков вцепился в него:

– Петрович, ты мне докладывал при планировании операции, что у вас ещё в запасе кореец какой-то был. Ты представлял его центральным фигурантом… Что там он заявил о взятках?

– Нет корейца.

– Как нет? Грохота же планировал его на обыск к Лировису взять?

– Не явился.

– Так вы его не арестовали, раздолбаи?!

– Товарищ подполковник!..

– Чую, кондрашка меня достанет, если добром ваша затея не кончится.

– Наша затея?

– А кто генералу дифирамбы пел?

– Это были оперативные соображения.

– Ах, соображения, товарищ Овечкин!..

– Обычные, рабочие наработки… нуждающиеся в оттачивании…

– Вот, значит, как… А когда на закрытом совещании Сербицкий официально обозначил операцию «Снежным комом», что же вы об этом молчали?

– А вы, товарищ подполковник?

Чуйков бросил трубку.

* * *

Сидеть или метаться по кабинету без толку. Он снова набрал капитана Водянкина:

– Обрадуешь чем-нибудь?

– К сожалению…

– Где майор Маскитин? Он же работал с тем корейцем?

– Выехал в район на поиски.

– На связь не выходил?

– Рано.

– Ну, держитесь, бараньи головы! – заскрежетал Чуйков зубами. – Шуму будет! Лировис – большой человек в области. Смотрите, в сводку это не ляпните!

– Грохоту пригласить к аппарату?

– Грохота меня больше не интересует. Ему другую работу искать придётся. Ты мне про Наума лучше расскажи.

– Спит. Порывался звонить в Москву своему начальству, потом выпил весь коньяк и спит мертвецким сном.

Чёрная женщина в чёрной вуали

– Элеонора Емельяновна, – выйдя из зала в приёмную Первого, Ковшов нервно заходил из угла в угол, – наберите Генерального прокурора!

– Спросить Галицкого? – понимающе стрельнула глазами секретарша. – Я поищу его через приёмную.

– Конечно, – хмуро уставился в пол Данила.

– Что за пожар? Бюро вроде в самом разгаре…

– В разгаре. Пожар и есть.

– С огнём сражаются бойцы, а раны им лечат верные женщины, – нежный голосок донёсся из открытой двери кабинета помощника Первого.

– Кто там? – вскинулся Ковшов на секретаршу. – Сменили Бориса Петровича? Ну дела…

Элеонора укоризненно покачала головой и, интригуя, покосилась на дверь:

– Гостья у нас, товарищ прокурор, а вы не знаете.

– Кто?

– Заходите, старший советник юстиции, я не кусаюсь. – Приятный голосок остужал его взъерошенную душу. – Весь в дыму, огне, кровоточащих ранах… И конечно, незаслуженных.

Над ним откровенно глумились. Ирония капала с каждого слова. Данила перешагнул порог кабинета:

– С чего вы взяли? Видите сквозь стены?..

И онемел.

В обтягивающем брючном костюме из тонкой кожи на диване отдыхала с закинутыми за голову руками молодая брюнетка. Впечатляюще длинные ноги завершали изящные туфельки с золотящимися подковками на каблуках. Туфельки беспечно раскачивались, готовые вот-вот слететь на пол. Сказать, что она была красива, – не сказать ничего, вот только портили общее впечатление её пронзительные, глубоко посаженные вороньи глаза. Несколько секунд они сверлили Данилу, будто пронизывая насквозь, затем их блеск угас и с поражающей стремительностью гибкое тело женщины вскинулось с дивана. Высокая, с заброшенными назад распущенными длинными волосами, подчёркивающими её грациозность, незнакомка производила впечатление дикого хищного зверя.

«Чёрная пантера! – восхитился про себя Ковшов. – Прямо киплинговская Багира!»

Скользнув лёгким шагом навстречу ему, она протянула правую руку, а левой не спеша принялась застёгивать пуговицу на чрезмерно открытом лифе парчовой кофточки под распахнувшейся курточкой. Встретившись, их глаза одновременно опустились на эту шаловливую пуговицу, нахально выскользнувшую из-под пальцев, ещё более обнажив белый снег пышных окружностей.

– Ника! – не теряясь и бросив мороку с застёжкой, дерзко шепнула «Багира» и, кажется, мурлыкнула жадно и аппетитно.

– Старший советник юстиции Ковшов Данила Павлович, – смутился Данила, но выдержал её взгляд, не выпуская руки с жёлтым браслетом на запястье; он чувствовал, как наливаются краской его щёки, но ничего не мог с собой поделать, только сильнее сжимая её пальцы в своих, но и она отвечала ему тем же.

Будто опомнившись, она, наконец, издала лёгкий стон, высвободила руку и слегка потрясла ею в воздухе, будто остужая, улыбнулась:

– Пожалели бы гостью…

– Простите.

– Бюро, надеюсь, заканчивается? – Ника непринуждённо, словно они давно знакомы, взяла его под локоть и подвела к окну, подальше от открытой двери.

Данила ещё не пришёл в себя, чтобы отвечать.

– Что-то не заладилось?

– Никак нет, – вернулся он на землю, – в обычном порядке. Так, мелкие критические замечания.

– Нужна помощь?

– Помощь? Что вы! Спасибо.

Они вместе вышли в приёмную.

– Есть успехи? – Ковшов окликнул секретаршу, копошившуюся с телефоном.

– Галицкий командирован из Москвы с проверкой в дальний регион, Данила Павлович, – покачала та головой. – Эту информацию мне выдали из приёмной заместителя вашего генерального – товарища Баженова. Кроме того, что командировка на Дальний Восток и займёт не менее недели, ничего выяснить не удалось.

– Вот так… – задумался озадаченный Ковшов.

– Данила Павлович, – прикоснулась к его локтю Ника, – мы сегодня с Хоббио большое дело для Ивана Даниловича сделали. Может, и вас заинтересует. Хотите покажу?

– Хоббио? Похоже, иностранец?

– Пустое. Это журналисты придумали ему имечко. Хоботов Никита – несолидно для кремлёвского фотографа, а Хобот – совсем мрак!

– А вы, извиняюсь?.. Ведь «Ника» с греческого – победа?

– Не сомневайтесь. Я – та, кем именуюсь! – расхохоталась женщина и потащила Ковшова за собой назад в кабинет, где на столе поблёскивал не замеченный ранее Данилой блок цветных фотографий. – Хоббио не разрешил бы, но мы нарушим его тайну. – Она прижалась к Ковшову плечиком и лукаво усмехнулась: – Не признаемся, что просмотрим фотки?

– Молчок, – приняв игру, прижал палец к губам Данила.

– Вы сговорчивый. Это мило. – Она распахнула блок и усыпала фотками стол. – Отвечайте, мой дружок, не лукавя, какое фото больше всего удалось?

– Ника, но я же не профессионал! – Её непосредственность подкупала, а очарование притягивало, но Данила пытался сдерживать эмоции.

– Нет уж! Раз взялись – до конца. Я так не люблю, – закапризничала она, но тут же исправилась: – Хорошо. Выберите ту, что понравилась вам.

Фотографий было много. Ковшов торопливо перебирал, особо не задерживаясь на каждой. Мелькали виды Волги, исторические достопримечательности, теплоходы, помидорные поля, базары, горы арбузов, попадались даже узкоглазые рубщики мяса с занесёнными над головами топорами… Но он приметил одну, где автор мастерски запечатлел необычную, но многозначительную ситуацию: на шатком мосточке из дряхлых дощечек, сжавшись от страха и раскорячив ноги, чтобы не грохнуться, делал неуверенный шаг Иван Дьякушев. При белой ленинградке, галстуке, чёрных брючках, часиках и модных очочках. На лице – страстное желание не свалиться, перейти мостик; под ним – мутный от грязи поток, а за ним – второй секретарь с широкой грудью в белом костюме, распахнув руки, едва удерживает равновесие, далее – неровной лентой целая цепочка прочих секретарей и заведующих отделами, стайка советников и помощников. На заднем фоне, на берегу, – столетняя, покосившаяся, готовая рухнуть изба, рухлядь, бочки из-под рыбы пудовые, рассохшиеся в лебеде да крапиве. Словом, хлам, мусор, прошлое.

Впереди – неизвестность, сзади – разруха, а ниже – пропасть! И грязная купель в случае провала.

Завершающей гениальную фотографию надписи не имелось, хотя она просилась на ум сразу, и Ника, кажется, уже её сочинила, но, помалкивая, ждала его ответа.

– Ну? – подтолкнула она его. – Как бы вы назвали сие чудо?

– Название не требуется, – покачал головой Ковшов. – Хоббио, как вы его именуете, если доброжелатель, пожелал бы Первому держать твёрже шаг. Думаю, так назовёте и вы свою статью под этим фото. Я не ошибся?

– Глазастые вы, однако, прокуроры.

– Кормил вас Глазьев рыбацкой ушицей с водочкой, признайтесь? – хмыкнул Данила.

– От вас, прокуроров, ничего не утаить, – рассмеялась она. – Иван нас рано поднял и гонял по речке, как угорелый. Знал, что материал для центрального столичного журнала. – Она многозначительно задрала пальчик вверх. – Но я взмолилась, потому что едва не спалилась на вашем солнце; даже шляпка с вуалью не выручала.

Шаля, Ника схватила чёрную шляпку с подоконника, натянула её до лукавых глаз, опустив вуаль, и грациозно продефилировала перед Данилой.

– Как?

– Неплохо.

– Иван не поскупился на оценку, а ты скупердяйничаешь, – изобразила она обиду, переходя на «ты».

– Но под шляпкой и этой вуалью вас не узнать, – сделал вид, что не заметил этой вольности, Ковшов. – А вы с Дьякушевым давно знакомы?

– Давно. Ещё по Краснодару, где я репортаж делала в «Комсомолку».

– Понятно.

– Вот я и продолжаю: на то мы и журналисты… Вроде разведчиков. Знаешь, какие порой жалобы на нас запускают недовольные?

– Главное, чтоб не били, – пошутил он.

– Всяко бывало в молодости. Хоббио отговорку придумал по такому поводу.

– Интересно…

– Все вопросы в письменном виде. Как?

– Разумно.

– Главное – многообещающе.

– И действует?

– Как дихлофос на мух.

– Занятный этот ваш Хоббио…

– Понравился?

– Умный.

– Ну ты и выдал! – рассмеялась она. – Хоббио – не дурак, только вот не влип бы он с этой фоткой, если на обложку её разместит.

– Что-то не так?

– Вспомни картину древнего мудреца Брейгеля.

– Если слепой ведёт слепых, в итоге все окажутся в яме?

– Помнишь… Редкое сочетание должности и ума.

– Спасибо за комплимент.

– Заходи, когда будешь в столице, – просто сказала она и взяла его за руку. – Позвони сначала в редакцию, если не в командировке, буду рада видеть.

– Не обманете?

– Да что ты всё «вы» да «вы». Я плохо выгляжу или стара?

Ковшов, улыбнувшись, покачал головой.

– Женат, конечно?

Он снова, но уже утвердительно качнулся.

– Как партизан на допросе, а я ведь не претендую на тебя. Мы, журналисты, рады знакомству с хорошими людьми. Друзья! И дальше ни-ни.

Ника, улыбаясь, погрозила пальчиком.

– Ладно, зайду, если буду в столице. – Он попытался заглянуть в её глаза, но Ника отпустила его руку и плавно выскользнула из кабинета.

– Она быстренькая, – похвалила Элеонора, входя в кабинет вместе с Соломиным. – Вот вам прокурор, которого вы жаждете видеть.

– Что-то случилось? Бюро закончилось?

– Нет, – хмуро буркнул подполковник. – Необходимо прокатиться в одно место. Тут недалеко. Машина поджидает.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru