Всеволод Владимирович Крестовский
Стихотворения
Пред священным трибуналом.
То король был… Осуждался ими
Он за дерзкое сомненье
В приговоре их непогрешимом –
На публичное сожженье.
Но к костру предстать они не смели
Со лжежертвою державной:
Он по сану и священству власти
Инквизиции был равный.
И решил великий инквизитор,
Всепрощающей любовью,
Что король свой грех великий должен
Искупить сожженной кровью.
И тогда палач ему ланцетом
Дерзко царственную руку
Тронул, и понес ту кровь, с синклитом,
На сожженье и на муку…
Не преданье это и не сказка –
Быль: зане, в пылу суровом,
Изуверство нагло попирало
Всё – о имени Христовом!
<1860>
Fandango
No vos engria senora
Ser de alta esfera.
Чуть с аккордом двух гитар
Лихо щелкнут кастаньеты –
Для фанданго страстных пар
Бойче всех мри куплеты.
И пляшу я – вихрь огня! –
Пред окном моей сеноры,
Но сенора от меня
Гордо прочь отводит взоры…
Чуть погаснет яркий день,
Я – к коню: к сеноре время!..
Мигом шляпу набекрень,
Плащ за плечи, ногу в стремя –
И гарцую – вихрь огня! –
Пред окном моей сеноры,
Но сенора от меня
Гордо прочь отводит взоры…
Эй, сенора! не пугай! –
Что за чванство! род твой знают,
Но к высоким башням, знай,
Тоже лестницы бывают!..
1860
Сан-Яго
Умер наш патрон Сан-Яго,
И предстал патрон пред бога,
И сказал господь Сан-Яго:
«Я тобой доволен много,
И за подвиги земные
Ты в раю живи средь сада.
Что попросишь – всё исполню!
Говори, чего же надо?»
Говорит ему Сан-Яго:
«Пусть в Испании пребудет
Изобилие и солнце!»
– «Успокойся: это будет!»
«Пусть победы громкой слава
У испанцев дух пробудит,
Дай им храбрость! Дай им силу!»
– «Успокойся: будет! будет!..»
«Дай им мудрое правленье,
Пусть царит оно неложно!»
– «Как?.. вдобавок и правленье? –
Невозможно! невозможно!..
Ведь тогда уж будет раем
Вся страна твоя родная,
И все ангелы, пожалуй,
Убегут туда из рая,
А на небе воцарятся
Беспорядок и смятенье, –
Нет, уж пусть у вас пребудет
Ваше старое правленье!»
1860
Андалузянка
Но в одной Севилье старой
Так полны наутро храмы
И так пламенно стремятся
Исповедоваться дамы.
А. Майков
Андалузская ночь горяча, горяча,
В этом зное и страсть, и бессилье,
Так что даже спадает с крутого плеча
От биения груди мантилья!
И срываю долой с головы я вуаль,
И срываю докучные платья,
И с безумной тоской в благовонную даль,
Вся в огне, простираю объятья…
Обнаженные перси трепещут, горят, –
Чу!.. там слышны аккорды гитары!..
В винограднике чьи-то шаги шелестят
И мигает огонь от сигары:
Это он, мой гидальго, мой рыцарь, мой друг!
Это он – его поступь я чую!
Он придет – и под плащ к нему кинусь я вдруг,
И не будет конца поцелую!
Я люблю под лобзаньем его трепетать
И, как птичка, в объятиях биться,
И под грудь его падать, и с ним замирать,
И в одном наслаждении слиться.
С ним всю ночь напролет не боюсь никого –
Он один хоть с двенадцатью сладит:
Чуть подметил бы кто иль накрыл бы его –
Прямо в бок ему нож так и всадит!
Поцелуев, объятий его сгоряча
Я не чую от бешеной страсти,
