Влас Дорошевич
Зеркало жизни
Вот это называется «настроением». И актеры для таких пьес нужны совсем другие. Где ты «первый любовник» добрых старых времен? Классический первый любовник!
– Сюртучок с иголочки, на левой ручке перчаточка.
Цилиндр словно только что вычищенный ваксой. Сверкавший до боли в глазах. Он снимал цилиндр не иначе, как входя в гостиную, становился на одно колено.
Хватался за завитую голову.
И был неотразим.
Где ты «фат»? Фат, от которого на полверсты разило сердцеедом! Который имел такие жилеты, что, – выйди в таком жилете на улицу, возьмут в полицию!
– За появление в маскарадном костюме в неположенное время. Где классический «простак» в белокуром парике, которого театральные парикмахеры так мило называли «городской блондин»?
Как просто и ясно было все тогда в жизни и на сцене.
Комик надевал «толщинку» и прилеплял две котлеты вместо бакенбард.
Ingénue comique перед выходом на сцену завязывала губки бантиком. Ingénue dramatique начинала страдать еще до поднятия занавеса.
Драматическая героиня, выходя на сцену, «метала взор». И вы сразу видели, что она:
– Все поняла. Теперь не то.
– Иван Иванович гримируется!
Он кладет на полпальца белил. Сверх белил густо пудрится самой белой пудрой.
Это – любовник. Это – герой.
– Голландской сажи Ивану Ивановичу.
– Иван Иванович сделает черные круги вокруг глаз. Он идет изображать героя нашего времени.
– Иван Иванович, приготовьтесь, скоро ваш выход!
У Ивана Ивановича начинает дергаться половина лица. У Ивана Ивановича начинается Виттов пляс.
– Я… я… я… готов!
И в антракте к нему бегут знакомые.
– Поздравляю!
– Колоссальное впечатление!
– Удивительно нервно!
– Ах, какой вы неврастеник!
Рецензент отмечает на манжетах:
– Успех колоссальный: после второго акта у трети театра началась Виттова пляска[7].
Театральные хроникеры бегут:
– Сколько истерик? Сколько истерик?
Правда, что одного господина вынули в гардеробе из петли? Хотел повеситься на вешалке! «Знатоки» изумляются:
– Какая сила! Какая сила!
