Влас Дорошевич
Георг Парадиз

Из зала доносился хохот, в зале слышалось хлопанье пробок шампанского.

Во всякой кулисе стояла хористка. У всякой хористки стоял поклонник. И всякой парочке лакей с треском откупоривал бутылку шампанского.

– Да ведь поймите, что это невозможно! Это невозможно! Здесь театр! – по-немецки орал герр директор своему alter ego^[7] Кисилевичу^[8].

Кисилевич стоял смущенный:

– Но ведь поймите, герр директор, что иначе невозможно! Это публика первых рядов, и к тому же покупают ложи!

Герр директор завыл и упал на грудь ко мне, первому попавшемуся:

– А, мой друг! По этой стране надо держать не театр!!!

А между тем на что, в сущности, ему было жаловаться? Второстепенный немецкий актер, он приехал к нам. Ему выстроили театр. Он задолжал столько, сколько в Германии самому счастливому банкроту задолжать не удается. В конце концов, он недурно прожил жизнь.