Влас Дорошевич
Дуэль
В Англии нет дуэлей. Но назовите страну, где бы чувство личного достоинства и уважение к личному достоинству другого было развито больше, чем в Англии.
Англичанин пишет «я» – «I» – с большой буквы, но зато в английском языке совсем нет слова «ты».
– Вы скверный мальчик! – говорит мистрис своему 4-летнему мальчику. – Станьте в угол!
– Мой достопочтенный противник лжёт! – кричит член палаты, дойдя до исступления, теряя даже представление о том, где он находится.
Но даже в экстазе, в состоянии аффекта, он инстинктивно не забывает оттитуловать своего противника «достопочтенным», потому что этот знак уважения к личному достоинству стал его плотью и кровью, его второй натурой.
Когда его честь оскорблена, англичанин апеллирует к общественному мнению.
Даже тогда, когда бесчестие случилось в его «святая святых», открывает общественному мнению двери своего «home»'а и с доверием говорит:
– Суди!
«В других странах одна мысль отдать дело своей чести, чести своей жены или дочери на решение чиновников-судей и подьячих, приводит в негодование щекотливого человека. В Англии всякий честный человек убеждён, что и присяжные, и судьи, и общественное мнение станут за его дело как за своё собственное».
Он верит в общественное мнение, потому что оно есть.
Потому что оно руководствуется здравыми, честными и твёрдыми принципами.
Он знает, что общественное мнение, доверчиво допущенное к его разрушенному семейному очагу, не станет отделываться подлым хихиканьем над «рогами» и «Менелаем».
Что, грозное и неумолимое, оно явится судить и вышвырнет из общества негодяя, посягнувшего на святость семейного очага, и недостойную, посмевшую втоптать в грязь честное имя своего мужа.
Честный человек верит в общество, верит, что оно придёт к нему на помощь в трудную минуту беды и несчастья.
Общество не окажется подлецом и не станет смеяться над несчастным. Оно не окажется трусом и не отступит пред могуществом, знатностью, богатством. Оно не окажется казуистом и не прибегнет там, где нужен приговор, к уловкам:
– Да, конечно… Он поступил нехорошо… Но это человек исключительный… Ему можно простить… Он так талантлив… Для людей исключительных и мораль нужна исключительная…
Вспомните историю покойного Парнелла.
Все «тори» не могли сокрушить Парнелла, но этот талантливейший, этот полезнейший, этот гуманнейший общественный деятель пал в ту минуту, как увёз чужую жену.
Общество выбросило его, несмотря на все его прочие достоинства.
Чистое дело требует чистых рук. Преступник не может издавать законов.
И карьера Парнелла была кончена.
Это, милостивые государи, а ещё больше, милостивые государыни, называется «общественным мнением».
«Общественное мнение» у нас…
Вы входите в салон.
Если каждый расскажет вам всё, что он знает про своего соседа, вас охватит недоумение:
– Где я? В салоне или в трюме каторжного парохода?
Этот нажил своё состояние такими-то и такими-то путями, о чём знают все, пожимающие ему руку.
Этот только-только «выкрутился» из нескольких скверных историй.
Вот эта дама… Но о ней говорят такие вещи, что вы только изумляетесь, как хозяйка дома, честная женщина, может дышать одним воздухом с ней?
И кто же говорит?
Сама же хозяйка дома.
Говорит – значит, верит всей этой грязи.
Верит, принимает, усаживает на одно из почётных мест.
Что же, в таком случае, «общественное мнение»?
Вообразите себе, что к нам переехал Ротшильд.
Что он совершил бы какую-нибудь гадость.
Теперь скажите по чистой совести, неужели его перестали бы принимать «в общество»?
Его, Ротшильда!
Громко вы мне ответите, конечно, твёрдо и с негодованием:
– Да.
Ведь это только гипотеза, и Ротшильд к нам приехать не собирается.
Но там, в глубине-то души, по чистой совести, вы тихонечко, стыдливо ответите мне:
– Н-нет!
Даже больше!
Если бы Ротшильда за сделанную им гадость кто-нибудь публично оскорбил, вы и тогда бы нашли для него какие-нибудь оправдания.
И Ротшильду не нужно было бы драться на дуэли, чтоб вернуться «в общество».
Он достаточно богат, чтоб быть даже битым.
При его миллионах можно дозволять себе эту роскошь.
Что же такое, после этого, «общественное мнение»?
Выйдите из салона и пойдите в швейцарскую. Вон оно – с булавой.
Его роль отлично исполняет швейцар, который пускает всякого, кто чисто одет, и низко кланяется вдобавок тому, кто может дать на чай.
Если полное исчезновение дуэли мыслимо только там, где как в Англии общественное мнение стоит на высоте, то при таком общественном мнении как у нас нельзя и мечтать о полном исчезновении дуэли.
Но, с другой стороны, – с точки зрения логики, с точки зрения чувства истинной порядочности, стоит ли, можно ли так дорожить «мнением швейцара», чтоб ставить его даже выше жизни?
«Общественное мнение», которое запрещает красть, но «задолжать и не заплатить» считает ни во что!
– Кто же из порядочных молодых людей не должен своему портному? – улыбается «общественное мнение».
Хотя трудно понять, не сидевши в арестантских ротах, какая именно разница между тем, что человек просто украдёт пару платья или обманет портного обещанием заплатить.
«Общественное мнение» строго карает за кражу носового платка.
Но когда крадут не носовой платок, а счастье всей жизни, честное имя, когда разбивают семейный очаг, «общественное мнение» только пожимает плечами, если была увезена одна жена:
– Увлёкся!
Хихикает, если человек отбил двух жён:
– Однако.
И, дуясь для вида, в сущности захлёбываясь, говорит, как о «герое», о человеке, который увозит уж третью жену:
– Нет, каков Дон Жуан!
Что же понимает это «общественное мнение» под словом «честь»?
Икс ударил Игрека.
И «общественное мнение» говорит:
– Игрек обесчещен.
Но если Игрек, зная за собой грешки, догадался о намерении Икса, «предупредил событие» и первый ударил Икса, тогда обесчещен Икс!
Честь – это вроде мячика, который от ударов летает от одного к другому.
Нечто вроде «лапты».
«Ррраз» – и честь полетела куда-то на воздух… «Ддва!» – и бесчестие полетело к противнику.
Стоит ли эта эластичная «честь», летающая друг от друга, и это эластичное бесчестие, отлетающее от удара, – стоят ли они чего-нибудь?
Честь ли это, наконец?
У нас за «честь» часто принимается её суррогат «амбиция».
Это две вещи, которые очень часто смешивают, и которые отнюдь не следует смешивать.
Разница между ними та же, что между часами и цепочкой.
Можно иметь великолепную цепочку и вместо часов носить ломбардную квитанцию.
Так часто делают молодые люди, и все, глядя на цепочку, думают:
«Значит у него есть и часы».
