Владислава Юрьевна Бурносова
Я рисую крылья бабочек
Но я обещал тебе историю. Она и впрямь началась не с тебя. Она началась с девочки. С девочки, что плакала, спрятав лицо в ладонях. Подойди ближе. Слышишь, что она говорит? Ей страшно. Внутри неё жило спрятанное воспоминание, которое вдруг вырвалось на поверхность, заставило девочку потерять связь с настоящим и нырнуть так глубоко, что уже не было понятно, где тьма, а где спасительный свет. Она лежала там, на самом дне омута памяти, и смотрела, как мимо проплывает её жизнь.
А я сидел рядом, незримо обнимал и слушал. И в какой-то момент я понял, что в моих руках трепещет душа. Такая хрупкая, маленькая душа. Бабочка, Ань. На моих ладонях были четыре крыла, переливающиеся всеми цветами радуги. И когда солнце неожиданно залило комнату, когда пылинки закружились в медленном танце, бабочка отряхнула слезинки с крыльев и села на плечо девочки.
А потом в этот рассказ пришла ты.
Вначале ты бродила по тёмному ночному лесу. Шла на ощупь, падала, порой так уставала, что садилась, опиралась спиной о дерево и плакала. Ты не видела этот лес, но ты помнишь его. Помнишь шершавые стволы деревьев, их ветви и листья. Они не давали тебе упасть, когда становилось совсем плохо.
А потом ты подняла глаза и увидела звёзды. Они сверкали там, в бездонной черноте небесного купола. Они были такие далёкие и недостижимые, но всё же излучали свет. Ты потянулась к нему, всем сердцем, всей душой желая прикоснуться к тому чистому и спасительному блеску. И ты пошла вперёд, не опуская головы и не смотря под ноги. Падала, спотыкалась, но шла. И лишь когда перед тобой забрезжил рассвет, когда деревья расступились, лишь тогда ты посмотрела вниз. Там, склоняясь под порывами ветра, была трава. Густая, зелёная, она устилала ковром землю. И тогда ты поняла, что твой путь окончен. Ты легла на траву, раскинув руки, и стала смотреть на восход. В тот момент ты победила саму себя, помнишь?
