Владислава Юрьевна Бурносова
Дом на краю деревни
– У-у-у-у-у, – протяжно и одиноко выл ветер в печной трубе. Казалось, что он зовёт кого-то, мечется, места себе найти не может.
Ему откликалась старая дверь деревенского дома. Скрипя петлями, она с трудом, но всё же подчинялась ветру: лениво скользила туда-сюда, а потом, набравшись сил, страшно хлопала при резких порывах.
Трепыхали ставни. Давно ставшие лишь забытой деталью прошлого, они были приколочены к стене дома. Но временами всё же пытались, повинуясь каким-то далёким воспоминаниям, оторваться от деревянных дощечек и начать свой, одним им понятный диалог с разгулявшейся стихией.
В тот момент, когда сумерки поздней весны уже почти скрыли дальнюю деревню, Марья вышла из леса. Тяжело дыша, она привалилась к одиноко стоящему дереву. Босая, в рубахе с закатанными рукавами и юбке, она сняла с головы платок и промокнула им мокрый лоб, вытерла пыльное лицо.
Она оглянулась украдкой, вытащила шпильки, распустила косу. Волосы золотистым водопадом хлынули по плечам, окутывая тёплым сиянием. Разгулявшаяся стихия подхватила их, ласково расчесала, начала играть, бросая в лицо прядь за прядью. Дышать стало легче.
Марья ступила на пыльную песчаную дорогу. Горячий песок приятно обжёг усталые ноги, принял их в свои объятия. Она, уверенно ориентируясь в потёмках, пошла туда, где горел единственный огонёк. Бабка Марфа не спит. Она никогда не спит: чувствует, что кому-то нужна помощь. Сидит сейчас рядом с горящей свечой, вяжет. Местные говорят, что то не нитки в руках у Марфы – жизни. Витиевато переплетает она полотна, никогда не узнаешь, что впереди ждёт.
Марья миновала скрипящую калитку и вошла, не стучась. К Марфе входят без стука. Так бабушка сказывала.
Бабка Марфа подняла глаза от вязания. Пожилая женщина с седыми волосами смотрела на неё внимательными зелёными глазами. В свете свечей казалось, что глаза её сами светятся, и если погасить пламя, то темнота не наступит.
Марфа сидела на домотканом половике, постеленном на лавку. Чуть теплилось пламя в печи. Пахло травами, летней ночью и теплом человеческой мудрости.
Громко хлопнула дверь. Марья от неожиданности очнулась, вздрогнула и снова посмотрела на хозяйку дома.
– Спрашивать пришла? – уточнила Марфа, откладывая вязание и вставая, чтобы окно прикрыть. Она жестом предложила Марье сесть.
Марья кивнула. Осторожно прошла в избу, глядя на трепещущий огонёк в печи. Присела на лавку у противоположной стены, подумав, притянула к себе коленки, натянула на них юбку, обхватила руками. Она смотрела на догорающие дрова в печи, что бросали красноватые блики на стены дома, на едва заметные в летнем сумраке качающиеся на ветру деревья, и вдруг уткнулась лбом в колени. Затихла.
Марфа прикрыла окно. Медленно приблизилась к Марье, словно боясь, что женщина не подпустит её к себе. Присела рядом, обняла за плечи.
Она долго и терпеливо ждала, пока Марья выплачет всё то горе, что копилось в её душе. И лишь когда последняя слеза скатилась по пыльной загорелой щеке, Марфа осторожно убрала с лица женщины прядь волос и спросила:
