Владислава Николаева
Второй
Маг уступил поздно вечером, но мне в голову закралось убедительное подозрение, что дело не в моём нытье, а в том, что пошёл слух о моём появлении. Ирена не дура. Она достаточно умна, чтобы соотнести события на турнире, незнакомую девушку в квартире Тимура и коленопреклоненного Прохора. Однако недостаточно умная, чтобы не трепать языком.
Прохор с похвальной преданностью присутствовал при мне. Не слышала, чтобы Тимур отдавал ему такое распоряжение, так что, кажется, инициатива исходила от самого Прохора, если, конечно, между ними не существовало более ранней договорённости.
День выдался на удивление домашним, учитывая крайне недомашнюю атмосферу. Комнаты, полагавшиеся мне оставались неприступно закрытыми, и мне пришлось царственно учредиться среди мягких валов дивана в гостиной, куда с прежней харей меня редко допускали. Прохор не решался находиться на уровне моих глаз и сидел на ковре у ног, на небольшом, выдержанном для почтительности удалении.
Тимур единолично решил, что я не готова выходить в люди, и вышел куда-то через портал, впрочем, совсем скоро вернувшись с парой скоросшивателей.
Я невозмутимо перебирала привезённые Прохором вещи, как велено, прерываясь лишь на заунывное нытьё. Веня чуть слышно подвывал мне сочувственно, не размыкая губ. Через нос, надо думать.
Потом Тимур забраковал всё, что мне понравилось за исключением одинокой белой блузки, поставил несколько условий, которых я не запомнила, и пообещал назавтра поездку в Храм. Прохору ещё раз влетело. Потом я заснула.
Гордиться нечем. Этой теме были посвящены мои сновидения во вторую ночь не афишированного официального пребывания в общежитии для избранных. Я ещё раз пообещала себе держать себя в ежовых рукавицах и внимательнее следить за происходящим, в особенности собственным поведением.
Утром я помогала Вене сделать омлет. Помощь заключалась в том, чтобы не дать ему сунуть в сковороду скорлупу, что он упорно пытался провернуть, отчего-то расстраиваясь каждый раз, когда то, что должно было отправиться в мусор, туда и отправлялось. После завтрака я мыла посуду.
Тоска бытия – точнее быта – отравляла мозг обыденностью. Спину сверлило три взгляда. Попытайся вырваться, и такое начнётся. Оттого и хотелось вырваться с неимоверной силой. Риск рождает азарт. Расставленная Магом защита, и только она, удерживала меня. Он поставил ту, от которой бывают болезненные ощущения. Садист. Привязанность к новообретённому телу не давала мне наплевать на всё. И я мыла посуду.
К десяти, когда я уже была склонна обдумать возможности третьей реабилитации, привезли чехлы с одеждой, выбранной Магом. Наверное, он успел уладить вопрос вчера, после прочехвощивания Прохора за неправильный подбор гардероба. Когда я уже уснула.
Утром перед отправкой в Храм мне пришлось переодеться пять раз, прежде чем мой вид наконец пришёлся Магу по вкусу. Хотя все тряпки, как для куклы, он для меня выбирал сам. Я бы могла показать характер, что-нибудь спалить для убедительности, но у меня было важное дело в Храме. То есть, время для диверсии ещё не наступило. Выбранный момент обеспечивает половину успеха. Пусть думает, что я к нему прислушиваюсь и правда ценю его советы.
– Не годится, – едва глянув на платье а-ля Сафико отрезал Тимур.
Рада бы сказать, что мне плевать, что он там сказал, но не скажу.
Переоделась в официальный до бреда костюм-тройку.
– Слишком искусственно, – покачал головой Маг.
В пятый образ я втянулась в газообразном состоянии. Радость от обладания горой одежды куда-то испарилась.
Мужчина не стал сообщать мнение сразу. Окинул взглядом, неприятно зашёл за спину. Не слепая зона, но отчего-то всё равно мурашки побежали между лопаток.
Маг бесшумно ушёл в гардеробную. Я с беспокойством оглянулась.
Он вернулся быстро. Натянул на меня удлинённый дымчато-чёрный жилет из ткани, которая, при всём уважении, не способна согреть.
До чего мужчинам проще.
Перед долгожданным выходом из квартиры я выглядела как коллекционная фарфоровая кукла. Мне даже пришлось уложить волосы, как нравилось Тимуру. На мне были тонкие кожаные брюки бежевого цвета, белая сатиновая рубашка с металлическими кончиками на воротнике, шерстяное пальто и серо-зелёные ботильоны. Из всего этого мне была больше по вкусу ненавистная гирлянда амулетов, натирающая шею. В кармане лежал новый телефон со включенным датчиком месторасположения.
Пока ехали в лифте, Тимур приколол к пальто ещё одну булавку. Руки моей даже на это время не выпускал. Если бы он не был избранным, ему определённо надо было бы пойти в телохранители к каким-нибудь озабоченным безопасностью бизнесменам.
Молчаливый Прохор, гордость дружины, сидел за рулём стоящей у подъезда машины. Болтливым он никогда не был, но это уже было чересчур.
Пользующееся любовью пассажиров переднее сиденье осталось пустым. Веня предпочёл сидеть с нами. Маг и внутри авто не отпускал моей руки из цепкой хватки, не доверял. Я бы, пожалуй, и правда сбежала – я ещё никогда в жизни так не хотела сбежать. От безвыходности тошнило, сердце билось тревожно и отчего-то в животе.
Что-то могло пойти не так. Я должна была быть в Храме, я должна была убедиться собственными пресловутыми глазами, что всё в порядке. Или всё не в порядке. Так или иначе я должна была знать, как можно скорее. А машина – это медленно. Возрастающая тревога мешала мне быть собой. А что у меня есть, кроме меня самой? Даже уверенности нет!
Веня чутко сжал длинными пальцами мою свободную ладонь и ободряюще улыбнулся.
У меня есть Веня. Повелитель Нечисти должен быть полезным знакомством, я думаю. Хотя первое, что приходит на ум, не кажется шибко удачной идеей.
Время капало на нервы, изощрённо пытало меня, одновременно бесконечно тянулось и при этом скакало галопом, и я не знала, что лучше – ускорение или замедление. Я могла вмешаться во время, но делать так, чтобы в одном отдельном месте время замедлилось, а в остальном мире нет, несколько сложно в техническом плане. Так сразу и не сообразить, с чего взяться за дело.
Рука, которую сжимал Тимур, болела. Его лицо было непроницаемо. Ведь не стал же бы он намеренно причинять мне боль? Тогда неужели кажется? Тогда куда, чёрт возьми, девался мой тройной самоконтроль?
– Приехали, – впервые за долгое время открыл рот Прохор, выскакивая наружу и открывая дверцу со стороны Тимура. Произнесённое вполголоса слово прозвучало как гонг.
Выходить, когда тебя держат за руку, неудобно. Вся на иголках, нервно озираюсь по сторонам, недостаточно заботясь об официальном весе визита. Гонг продолжает тягучее «гоннннн'».
Навстречу как раз открывается тяжёлая створка Храмовой двери, рельефы резьбы смазаны серостью утра, появляется несколько озадаченный Стахий в сопровождении всё ещё растерянного Чи.
Мне стыдно. Я выкинула их всех из головы, мне не стоило так делать, я не имела на это права. Совесть, портящая мне жизнь, изводящая по пустякам, не дающая забыть то, что больше никто не помнит, ненавижу тебя.
Стискиваю зубы. Прогоняю личные травмы на задний план.
– Здравия, – коротко приветствует Стахий, ещё размашисто шагая навстречу.
Тимур и Вениамин не отвечают.
Взгляд старца вопрошающе блуждает по лицам. В глазах мелькают ростки понимания, чего-то серьёзного, но тем не менее неопределённого.
Моя аура везде. Излишне перекаченная силой и концентрированная, плотная, как строительная вата и также хорошо звуко- и воздухоизолирующая. Не люблю вату. Только подумаю о ней, чувствую прилипчивые нити на языке.
Снова нахожу повод укорить себя. Нужно было упражняться. Блюдо хорошо, когда приправлено в меру. Моя аура пересолена. Когда глотаешь такое, невольно сбиваешься с дыхания и хватаешь ртом воздух. От того теперь так трудно разговаривать. Ну и из-за ваты.
Молча смотрю прямо перед собой, стараюсь быть доброжелательной.
– А…, – говорит Стахий.
Начинается.
Нет, не запланированная диверсия. Просто я срываюсь и врежу собственному плану.
Я потеряла контроль над собой, и голова моя как будто не моя и даже приблизительно не представляет, что творит подотчётное тело. Рывком дёргаюсь с места, утягивая за собой чьи-то руки, прижимаюсь лбом к холодной поверхности камня. Он гладкий и неживой. Так не должно быть. С минуту моё сердце бьётся в одиночку, потом мой лоб чувствует ответный удар. Живой.
Рвусь внутрь. В какой-то момент кажется, что крылья чем-то скованы. Полёт куда красивей, но если нет возможности, то подойдёт и падение. Падаю. Губы касаются стыка четырёх плиток. Камень прижимается к плоти, нагревается. Животворящий гул разносится по низкочастотным волнам.
Пора бежать.
Я не подготовлена. У меня нет лампы. Камни пола ударяют по босым ступням. Постойте-ка. Это ступни ударяют по каменному полу. Я бегу в темноте. Внутренний компас наконец определяется с потолком-полом. Вокруг совсем темно и, кажется, сыро, как в земляном подвале. Я как червь, рою ход сквозь тьму. Вокруг близкие стены. И опять поправка – они не расходятся передо мной, как почва у головы червя, это я ищу дорогу среди плотных формирований, пахнущих промозглой землицей. Бег – быстрый, бег – долгий. Мне далеко бежать. Я много пробежала. Успеваю заметить, что движений ничто не сковывает, ни тесная одежда, ни неразношенная обувь. Через пятнадцать поворотов рассеянно припоминаю, о чём это я думала? Какой-то привкус удивления. Чему я удивлялась? На ходу пожимаю плечами. Мысли сходятся на беге, при этом ни о чём не думается. Тьма и бег. Оград скоро не будет, скоро будет свобода. Не сбавляя темпа, несусь к пропасти, как разогнавшийся болид. Для тех, кто хочет бежать дальше, а не заснуть напоследок глотнув сырой и холодной свободы, есть лестница. Я не ищу её. Я бросаюсь ласточкой, зная что лестница была в полутора метрах слева. Лестница тоже полёт, но я ласточка.
На дне интересно. Я его не достигаю. Я в другом месте. Мне почему-то не суждено было оказаться там. Поэтому я здесь. Пахнет кузней, пахнет жерлом вулкана, пахнет забытым утюгом, пахнет углями. Впереди открытая дорога. Не ошибёшься куда идти, путь выложен раскалёнными брусками металла, вытащенными из кузнечьих печей, но так и не обданных водой. Щедрый ковёр с ярким узором, красная дорожка. Я уже почти не лечу, но ещё и не иду. Я в безвременье, я в бездвижье, я в невесомости. Но продолжаю двигаться так, словно инертные силы сохранились во мне. Между скрещенными брусками достаточно места, чтобы поставить голую худую ступню. Бегу, задерживая подошвы на раскалённых брусках. Бегу и смеюсь. Но мне ещё нельзя говорить, нельзя исторгать звуки. Ну или здесь для этого не место.
Ночь продолжает дыхать жаром. Жаром дышу я, я вдыхаю жар. Хорошо. Моя любимица ждёт меня впереди, не зная, насколько желанна для меня встреча, будто с рождения я только и ждала дышущей жаром ночи и полноводного тела, чтобы слиться с ним. И уже от этого жизнь моя удалась. Я проникаю в неё. Должна была рассечь саблей, поднять брызги, но захожу гладко, без всплеска. Хааааа… Это мой выдох. Конечно, мысленный. Я не потревожу её полноводного тягучего покоя.
Пора бежать. А я как никогда ленива. Еле переставляю ноги. Мост рушится подо мной, ему не хватает терпения на мою лень. Меня это не беспокоит. Я равнодушно смотрю под ноги, на тянущееся навстречу бездонное ничто. Моя несмертность. Ты пожрёшь меня, если ничто другое не сможет. Ты перемелешь меня, ты справлялась и не с такими. Можешь не пугать меня. Я не стану продлевать агонию ожиданием и не стану подкидывать дров своим воображением. Приходи и вот тогда уж поговорим с глазу на глаз, а пока исчезни. Есть другие дела.
Они смеются надо мной. «Они» возможно не существуют, но чему-то смешно из-за моей бравады. А может смех одобрительный. Не могу судить. «Они» за пределами. Я слепну. Этот миг должен быть наполнен страхом, потому что «они» возможно решили наказать меня за излишнюю дерзость. А «они» всегда делают, как решают. Я должна сложить свою слепоту и несмертность и взвыть от ужаса. Но я ничего не сделала, меня не за что наказывать. Уверенность настолько крепка, что страх так и не приходит.
«Кто ты?»
То, что у чего-то есть голос, задающий вопросы, не значит, что оно само есть.
«Васса».
«Кто ты?»
«Адепт».
«Кто ты?»
«Высший адепт».
«Кто ты?»
«Высший адепт Стихий».
«Кто ты?»
«Девушка».
«Кто ты?»
«Сестра Повелителя Нежити и Мага».
«Кто ты?»
Вопросы-ответы не надоедают ни одной из сторон.
«Дочь», – продолжаю я.
«Любящая сестра Вениамина», – продолжаю я.
«Подруга Сафико», – продолжаю я.
«Благодарная ученица Захара», – продолжаю я.
А голос всё ухает «Кто ты?». Он будет знать обо мне всё. Мне придётся произнести всё, о чём даже не решается подумать человек.
В состоянии близком к инфаркту сажусь на полу. Меня гладят по голове. Уносят в мягко освещённую комнату. Дают немного воды. Всё это долго, замедленно, как своя маленькая вечность. Подавись, несмертность.
Когда удаётся открыть глаза, вижу стоящего на коленях статного старика. Он странно выглядит на коленях. Отмахиваюсь от видения рукой, руки оказываются сжатыми другими руками. Правая гудит как от онемения.
Я сижу на банкетке, с двух сторон меня прижимают названные братья. Уверенна, что знала их имена, но сейчас понимаю лишь, что они мне братья. От них исходит тепло, а я, недавно несомненно живая, холодна как камень. Странно, одежда дымится. Уши улавливают глубинный гул. Что-то большое ожило совсем рядом.
– Что произошло? – растерянно спрашивает кто-то. Голос смутно знакомый. И вопрос неожиданный.
– Я не понял.
Второго голоса оказывается достаточно, чтобы резко протрезветь и всё вспомнить. Интересно, как это выглядело в их глазах.
Широко открываю глаза. Вроде бы всё в порядке. В глубине продолжает мощно и ненавязчиво гудеть, как подземное течение.
Тимур хмурится:
– Васса, ты в порядке?
Киваю с невозмутимым видом. Если быть невозмутимой, можно выдать финты за стандартное поведение. Зря что ли я усыпляла его бдительность целые сутки и десять часов?
– Что случилось?
– Поздоровалась с Храмом.
Если бы я сама всё понимала… они должны думать, что понимаю. За произошедшее приходилось цепляться, как за ускользающий сон.
– Вернёмся домой, – распорядился Маг, так ничего и не прояснив растерянному Стахию.
Стахий меня, конечно видел, но, судя по виду, не верил своим глазам.
– Я дома, – холодно возразила я. – Можно воды.
Мы весьма удачно оказались на кухне.
Прохор поспешно наполнил стакан, прежде чем сообразила Храмовая повариха Маша, прижимавшая к груди кувшин.
– Пойдём, – настойчиво повторил Тимур, приподнимая меня за под мышку. От одежды тянулся дым. То, что произошло, если происходило где-то помимо моей головы, произошло без свидетелей, даже Тимуру и Вениамину не дозволялось присутствовать.
– Да, конечно, – с готовностью поддакиваю, – ты иди, а мне необходимо остаться. Сегодня в лазарете приёмный день, хочу поговорить с Захаром насчёт обучения начинающих знахарей, немного попрактиковаться, если получится. К тому же ещё довольно рано, утренние занятия дружины ещё не начались, Прохор как раз посвятит меня в тонкости… нужно поговорить со Стахием… Вам известно, что в башнях рухнули лестницы?
– Что? – воскликнул Стахий, не скупясь на эмоции. Распахнутые голубые глаза переходили с меня на Тимура.
Прохор тоже выкатил в неверии свои карие.
– Боюсь, отчасти я виновата, – признаюсь я. – Лестницы отсутствовали в изначальной конфигурации Храма, и когда мой приход разбудил Храм… в общем, он их разрушил.
– Надо предупредить людей! – Стахий заволновался, путаясь в избытке материи рясы, стал подниматься с колен, куда энергичнее, чем свойственно людям его возраста.
– С ними ничего не случится, – останавливаю равнодушным тоном, собирая на себе все взгляды. – Храм не даст никому из подопечных покалечиться. Однако требуется разблокировать входы в башни.
– Я займусь, – вздохнул Тимур в ответ на просящий взгляд Стахия.
– Не беспокойся, – бодро поднимаюсь с банкетки, при наклоне замечаю оплавленные подошвы – не сильно, но теперь сапоги не идеальные, значит, я бегала там в обуви. Остальные не заметят. – Это определённо моя работа.
В торжественном банкетном зале с троном плавно волнуются кроны дубовой поросли. Обеденный стол уютно таится в лесу. Ножки стульев стоят между выступающих крепких корней. Лесок ещё реденький, но учитывая скорость прорастания, это ненадолго. Вставки на троне приглашающе переливаются оттенками зари. В воздухе разливается тепло, содержание кислорода повысилось – воздух стал слаще.
Перемены кажутся мне вполне естественными. В моём доме правильно то, что комфортно для меня. Если у меня семь пятниц на неделе, в мой дом будут ежедневно завозить по свежей пятнице.
Тимур больно сжимает мой локоть. Убираться, как я прозрачно посоветовала, не собирается.
Первой выбираю башню Огня. Ребятки нетерпеливые и темпераментные. Дел на копейку. Можно щёлкнуть пальцами для эффектности, но профессионалы пальцами не щёлкают. Профессионалы люди ленивые, они никогда не делают больше движений, чем требуется. Поэтому я вообще не делаю движений. Заблокированный глыбами проход приходит в стерильное запустение. Глыбы вроде бы исчезают, но на самом деле нет. Фокус с исчезновением удел магии, а я чту закон о сохранении вещества. Глыбы перерабатываются в нетипичное для камня агрегатное состояние и аккуратно переправляются на островок, на котором разведён сад, тот, что со стороны моста Воздуха.
Переминающийся неподалёку с ноги на ногу Стахий чувствует, что должен что-то мне сказать, но испытывает трудности со вступлением и даже не скрывает своей растерянности. Моё появление многим спутало карты.
Никто из постояльцев башни Огня не проявляет желания покинуть спальни в столь ранний час. Я направляюсь к башне Воздуха. Её обитатели тяжело переносят всякие замкнутые помещения и безвыходные ситуации. Вроде бы есть окно, но, страшно подумать, из адептов воздуха летать способно процентов десять, и то совсем не как птицы, а скорее немного планировать с использованием различных приспособлений. Дельтапланы и костюмы для планирования у них в чести. Опасное увлечение. Во времени, которого не было, когда невозможно было выйти из комнаты, в окно влетали окрики, пытающиеся призвать к порядку прыгающих в пропасть двадцатилетних дружинников.
За увеличение веса островка я не переживала. Когда глыбы закрывают вход в башню, они глыбы, а когда они часть каменистого островка, они не более чем пригоршня камней. Баланс островка не изменился от добавки.
Когда с неотложными делами было покончено, мы вернулись в Храм через главный вход. Другого, как ни странно, в огромном здании не было. Лишь сквозняки шалилиВ дубах проступили пики елей.
– Тимур, мне уже больно, – сказала я вполголоса.
– Поехали домой, – пальцы только сильнее сомкнулись на ноющей руке.
– Не надо так со мной, – холодно предупредила я, в упор глядя в чёрные угли его глаз. Моё лицо в десяти сантиметрах от его. – Я не стану мешать тебе, а ты не мешай мне. Сегодня я останусь в Храме. В восемь вечера вернусь в квартиру. Обещаю. Если угодно, можешь заехать и забрать сам.
– Ни на шаг из Храма, – отчеканил Маг. Лицо стало злым. Ничего откровенно наглого я ему не сказала, и ему приходилось с этим считаться. Однако без шансов, что он забудет мне эти слова. – Я заеду за тобой. Если задержусь, подождёшь.
Я кивнула.
Веня смотрел удивлённо. И прежде чем удалиться вслед за Тимуром, успел вскользь обнять меня. И дважды оглядывался, пытаясь поверить, что мы расстаёмся, что старший допустил это.
Мы остались в узком кругу со Стахием, Прохором и Чи. Меня капельку шатало.
– Познакомься с Вассой, – только теперь выдался момент, и Прохор представил меня своему наставнику.
Стахий пожал мою ладонь двумя своими, преодолев повторный порыв бухнуться на колени в одиозности момента.
– Мне трудно поверить… – Смотритель замялся, представив, как неловко и нелестно звучат его слова. Он явно не это хотел бы сказать при первой встрече. – Очарован, – старомодно заявил и поклонился он.
Чи согнулся пополам и в такой позе приблизился ко мне, кратко прислонившись лбом к тыльной стороне ладони. Адепт, добившийся высшего мастерства в Стихии, торжественно молчал, не позволяя понять по виду, насколько правильно я с ним себя повела.
Прохор чуть улыбнулся. Его представлениям ничто не противоречило.
– Ты, должно быть, хочешь посмотреть Храм? – спохватился главный Смотритель, с трудом вымолвив «ты».
– Это не к спеху, – не сообщаю, что могу водить экскурсии по Храму, – прогуляемся позже.
– Хочешь посмотреть на тренировку войска? – предложил Прохор, направляясь к главному выходу.
Я остановила его жестом:
– Не надо их предупреждать. Пускай всё идёт своим чередом. Ты иди к ним, а я понаблюдаю из-за витража.
Показываю на место, где время от времени сидела моя калечная половинка. Никто лучше изувеченного не находит укромных мест. Витраж в двух шагах от массивной крепостной двери был не особенно многоцветный, не особенно утончённый. Ромбы стекла прозрачные в нём перемежались с молочными и коричневатыми, что позволяло считать узкое окно у входа витражом. Часть стёклышек была непрозрачна, рассеивая возможность увидеть фигуру человека, которому взбредёт в голову устроиться по другую сторону, на встроенном в толстую стену подоконнике, и приникнуть к пропускающему свет фрагменту. Возможно витраж просто был так стар, что выгорел, утратил изначальные краски, но в раме полотно из стеклянных ромбов держалось крепко.
– Смена появится не раньше, чем через четверть часа, – сообщил Прохор.
– Хорошо.
Город за мостом начинал просыпаться. Для работающих без графика режимные вещи вроде светового дня имеют отстранённое значение, так что Маг привёз меня в ещё дремлющий в утренней дымке из пропасти Храм. Со стороны Воздуха наползало полноценное облако, кутая башни Воздуха и Воды белыми нитями. Башню Огня немного позолотило солнце, но быстро спряталось. Из пропасти веяло холодом. За мостом Земли было теплее. Открывались окошки кухонь на первых этажах, заваривался кофе и чай, с веревок стаскивалась высохшая за ночь одежда, спешно ёрзали по тканям утюги, жарились яичницы с сосисками, подрумянивался хлеб, плошки влаги выплёскивались на ярко увядающую осеннюю растительность под окнами, на брусчатку выступали первые рабочие ботинки. Деловые туфли незаметно опередили их, но так же неуловимо и удалились в лице моих названных братьев.
– Когда же случилось радостное событие? – молчание тяготило Стахия. – Не было никаких сообщений о том, что начаты поиски, никаких намёков от Тимура…
«Радостное событие» наводило на мысли о бракосочетании или рождении. Даже и не знаю, раньше Стахий не звучал так старомодно.
– Я дала знать о себе в день праздника. Немного вмешалась в ход состязания. Тимур, разумеется, предпочёл бы, чтобы это не афишировалось.
Мерный звук шагов по брусчатке. Вибрация спускается через натуральный камень, уходит в землю, переходит на Мост, на Храм, вибрирует под моими ступнями. Импульс движения заразителен. Земля просит выйти погулять, прикоснуться к ней, соединиться с ней.
– Лучшие из мастеров искусства Стихий в вашем распоряжении, – поспешно вставил старец, припомнив о своих обязанностях.
– Обучение с нуля не требуется, но если мне понадобится разъяснение или совет, я непременно обращусь к вам или к ним, – любезно ответила я, в действительности не связывая себя обещаниями и не намереваясь обращаться за советами.
После того, как я рухнула физиономией на каменный пол, я вообще стала на удивление любезной.
Прохор вышел на площадку, а я юркнула на подоконник, пахнущий сухой прогретой за лето древесиной и старой краской.
Какое-то время перед Храмом стояли лишь Прохор и Сергей. Свет выхватывал участки на площадке между минималистичными каменными формами и ухоженными бонсаями. Утро изгнало дух ночной прохлады и заиграло оттенками августовского тепла. В городе при Храме был мягкий климат. Атмосфера ранней осени, если всё пойдёт заведённым порядком, сохранится до второй недели декабря. В декабре начнутся снегопады. Адепты Огня с ворчанием потянутся в отпуска или же обернутся в заядлых домоседов.
Напряжённый Сергей тем временем не догадывался, отчего начальство бросает на него такие недовольные взгляды. Основная масса дружины собралась минут через десять-пятнадцать. Рыжий адепт Огня, русые красавцы-витязи, однажды встретившие на воротах, не такой гармоничный лицом и не такой высокий Андрей, вцепившийся со всем дружелюбием в новичка, попавшего в оборот на турнире. Не в числе первых явился и Игорь со своим приятелем Глебом. Как правило, увидев Прохора, парни становились расторопнее. Широкие мужские шаги энергично направлялись на исходные площадки.
Сзади вскрикнули и выронили задребезжавшую по полу крышку. Я повела ухом, не оборачиваясь. Стахий зашикал на пришлых работников, размахивая руками и опасливо оглядываясь на меня. Не стала вмешиваться, не интересно.
Повариха Маша зачарованно двинулась ко мне, но Стахий развернул её за плечи, выдворяя обратно на кухню. Маша даже не пикнула.
Прохор не спускал расхлябанности. Количество упражнений скакнуло похлеще курса валют в последнем выпуске новостей, который я смотрела, кажется, месяц назад или около того. Новички, ещё не познакомившиеся с Прохором по-настоящему, слегка недоумевали, почему обычная разминка так затягивалась, но большая часть отряда не была удивлена. Прохор имел талант к дрессировке, недочётов не прощал.
В восемь утра завтрак был накрыт. Обычно исчезавшие в кухне помощники и повар собрались у вытянутого, потемневшего от времени стола и заворожённо смотрели на меня. Я им не мешала.
Парни отправились в душ по разным башням, бездумно запрыгивая в галереи через сквозные проёмы продуваемых из пропасти стен, упираясь руками в тонкие жерди разделителей, поддерживающих острые навесы галерейных крыш. Прохор прошёл внутрь, обтираясь полотенцем. Он серьёзно продвинулся в обращении с огнём – уже почти не потел; а вообще адепты Огня не должны принимать душ сразу после физической нагрузки. Врачи не рекомендуют, достаточно вытереться влажным или сухим полотенцем. Прохор галантно подал мне руку, помогая спуститься с невысокого подоконника, снял с меня пальто и передал шедшему следом Сергею, косящемуся из-под нахмуренных русых бровей на шелестящий в зале лес. Деревья росли не сплошной чащей, основные направления были свободны, на кухню и на лестницы можно было попасть беспрепятственно, зато в углах и на свободных участках наливались силой и соком дубы и ели. Сергей шокировано застыл не из-за леса, прижал к груди переданное начальником пальто, от рук начавшее малость дымиться. И ладно, всё равно даже не я выбирала.
Я на ходу помыла руки, обтирая горсти влагой из воздуха и туда же её незримо возвращая. Издали отметила смену столовых приборов и новый сервиз. Не смогли удержаться, должно быть, давно ждали повода. Никаких прохудившихся тазов вместо гонгов и сломанных скалок вместо колотушек.
Жрицы вышли к завтраку в нелепо старомодных и одновременно вульгарных платьях, цепляясь долгими подолами за всё, что можно и нельзя. Возможно, стоит распределить между ними выбранную Магом одежду? Она дорогая, но мне не очень нравится. Девицы предсказуемо начали плутать в трёх соснах и ахать насчёт моего леса. Не вдаваясь в повторяемые ими друг за другом слова и одинаковые повизгивающе скандальные интонации: откуда-де он взялся, и что-де за бред, и чья-де эта глупая шутка…
Я неторопливо прошла к трону. Как раз к возвращению дружины.
Трон – штука красивая, но на вид неудобная. Ладно, ради такого дела можно потерпеть. Села с осознанием собственного достоинства. Стахий тут же занял место Алмаз, по левую руку от меня.
Такого обращения девица не ожидала, даже в день, когда в домах будет расти лес, а свиньи начнут летать.
– Стахий! – Алмаз хватала воздух ртом, как рыба.
Я демонстративно внимательно смерила её взглядом, заставляя замолчать.
Позволив себе минутный ступор, попялившись на меня обиженно округлёнными глазами, жрица тихо нашла себе другое место.
Девицы так растерялись, что едва не забыли, как удерживать грудь в рамках декольте, для этого грудную клетку требовалось держать надутой, как парус корабля под тугим ветром. В зале повисло молчание. Выбитый из колеи Сергей, надо сказать, так и стоял с пальто недалеко от двери.
– Прошу, садитесь, – я приглашающе повела раскрытой к потолку ладонью.
Чи, подготовленный к моему визиту, подал мне тарелку с фруктами и по-ресторанному оформленным омлетом.
Ох уж эти любители гляделок! После злющих глазищ Тимура пусть на меня смотрит хоть тысяча глаз – не подавлюсь!
Я принялась за еду. Полноценную компанию за столом мне смог составить лишь Прохор. Остальным отчего-то кусок не лез в горло, хотя казалось бы я не давала оснований полагать, что намерена скверно сказаться на их беззащитном передо мной пищеварении. Способность воздействовать на жидкости чужих тел нигде не оговаривалась, и я не собиралась волновать собравшихся признанием, что могу.
Приятно было ради разнообразия отведать что-нибудь кроме супа, который мы ели в мажьей квартире круглыми сутками. Суп, к сожалению, не та жидкость, что со временем становится ценнее.
Позавтракав, я поднялась с трона. Стахий спешно подал пример, поднимаясь вслед за мной на ноги. Старцы, молодые люди и девушки почтительно встали со своих мест.
Приятно.
– Пойду, приберусь, – объявила я.
Вопросы и возражения не прозвучали. Прохор молча пошёл за мной.
В прежнее моё полусанаторное-полушпионское пребывание в Храме я нередко задавалась вопросом, отчего помещения внутри внешне продуманного и имеющего симметричный контур Храма так хаотичны и неудобны для жизни. Оглядываясь назад, не знаю, что приводило меня в замешательство. По-моему, всё очевидно. Требовалось просто прибраться, чего до сего момента отчего-то не догадались сделать.
Храм тем временем разминался и приходил в себя, ступени пружинили под ногами. Я взялась за второй этаж, где располагались комнаты старцев и служительниц. По-моему, комнаты должны образовывать не нелепый квадрат внутри внешних стен Храма, это просто неудобно, а по крайней мере идти по периметру, чтобы внутрь проникал солнечный свет из окон. Так-с, сделаем комнаты приятной площади, скажем, по двадцать четыре квадратных метра. Не хотелось бы лишать света комнаты, расположенные не по периметру. Можно собрать в центре различные подсобные помещения или что-нибудь развлекательное, вроде театра или бассейна. Люди не проводят там много времени, естественный свет в принципе там не нужен. Вот ещё что – неплохо бы увеличить медотсек. В конце концов, Захар больше всех участвовал в моём обучении и может получить небольшую, то есть, как раз-таки большую премию в виде расширенного медотсека.
