Владислава Николаева
Первый
– Нет! – неожиданно поднял голос старик. – Нет! Нет!
Он порывисто вскочил, прошагал три широких шага, крутанулся и вернулся на место. Никаких задумчивых поз Земли, ладонь хлопнула по столу, несколько листов слетели на пол. Пригнувшийся к столешнице Стахий смотрел мне в глаза снизу-вверх.
– Нет! Он. Не. Изменился. Он в тринадцать лет был таким и такой же сейчас.
– Н-нно…
– Никаких но! Никаких! Он не изменился! Ты просто не знала его! И я предупреждал тебя сразу!
Стахий застревал в каждом слове на букве «р», и это странно заставляло прислушиваться к каждому слову.
– …Я предупреждал тебя! Ты просто его не знала! Ты думала, что он просто сильный человек с дурным характером, но он – он не прост!
Стахий с горечью уронил голову. Энергия словно бы вышла из него, плечи обмякли, он едва заметно покачивался, морщил опущенное лицо.
Я сидела потрясённая.
– Он специально вёл себя с тобой грубее, чем требовалось, – слабо проговорил Стахий. – Это помешало связи установиться сразу. Любое переломное событие подошло бы, чтобы круто перемениться… и этих событий произошло навалом, а он продолжал тянуть, будто знал, что случится нечто настолько переломное, что то, что было прежде, померкнет в сравнении… В момент, когда ты почувствовала, что твоих сил недостаточно, когда отчаялась, остро ощутила ужас одиночества, рядом оказался сильный и надёжный старший брат!
Стахий остановился. Давал мне время обдумать слова. Если я хотела разуверить его, я должна была заговорить во время этой паузы. Я молчала.
– После этого потрясения связь между вами крепче железобетона, вместо арматуры в ней чувство благодарности и чувство вины… ещё чуть-чуть и ты оглянешься назад и поймёшь, что рядом всегда был надёжный старший брат. Все остальные пропадали куда-то, оставляли тебя, были просто неспособны помочь, меняли лояльность, предпочитали что-то иное… а он всегда был рядом, никогда не забывал о тебе, появлялся в самый критический момент, всегда оказывался способным найти выход, всегда был заботлив и внимателен, может быть, даже в чём-то нежен? И даже грубость объясняется тем, что ему было в отличие от остальных не наплевать.
Стахий снова смотрит на меня.
– Я, конечно, была финансово-зависима какое-то время…
– Верно, – кивнул старик. – Кто же дал тебе финансовую независимость?
– Но я ведь сама…
– Достижения заставили почувствовать удовольствие?
Я неуютно поёрзала.
– Люди рядом менялись, но всегда была крыша над головой? Или может даже что-то, что показывало большее внимание и заботу? Какие-нибудь подарки, посылки?
Я не могла выжать из лёгких ни звука.
– Васса, ты разве не задумывалась, за что его так любят женщины?
– Ну, – хрипло выдала я, почему-то чувствуя себя обязанной дать ответ, – он – Маг…
– Угу, – с издёвкой угукнул Стахий. – Маг-нит. Когда-то у него не было полного доступа к деньгам, сам он был поменьше и похрупче, но и так умудрялся расположить к себе кого угодно… У него ведь уже в четырнадцать были женщины.
– Зачем ты рассказываешь мне о брате, если уже решил, что я зависима от его воли?
Стахий грустно хмыкает.
– Сам не знаю… чтобы трезвей была что ли.
– Больше думала невесёлых мыслей? Сиди на месте. Говоришь, я позволила установиться связи, но она обязана была установиться, нонсенс, что её не было так долго, и раз она встала, я автоматически под давлением Мага? Я завишу от него, а он от меня что же – нет? Он знает, где я и что чувствую, а я про него – ничего?
– А где он, кстати?
Перебитая, я замираю и послушно задумываюсь.
Маг почти за спиной, испытывает лёгкую растерянность.
Под пристальным взглядом Стахия, скачком оказываюсь у двери, дёргаю ручку. Успеваю увидеть Мага, прежде чем он замечает меня. Он водит головой, словно человек оказавшийся на развилке в лабиринте. Быстро реагирует на открывшуюся дверь, узнавание чуть сглаживает напряжение на лице.
– Что случилось? – сразу спросил Маг. – Ты будто вот-вот воспламенишься…
За спиной возникает высокая фигура Смотрителя.
Лицо Мага моментально меняется, становится сдержанно-непроницаемым.
– Подожди минуту, – прошу я Мага и захлопываю дверь.
Стахий удивлённо смотрит на меня. Мы стоим впритык друг к другу, чувствую дыхание Стахия на волосах.
– Если он такой, почему он до сих пор не обаял тебя?
Адепт не растерялся.
– Потому что я ему не нужен.
Маг безропотно ждал под дверью. Если он нас слышал, то не подал вида.
– Не задумываясь, назови три качества, которые отличают тебя от Веньки, – прошу я.
Маг не удивлён.
– Я старше, сильнее и умею держать себя в руках.
«Умею держать себя в руках» мысленно повторяю я.
– Как ты смог так быстро ответить?
– Я задавал себе этот вопрос пять лет назад. Не ограничиваясь тремя пунктами. Для меня смысл заключался как раз в том, чтобы найти побольше отличий, – охотно поделился Маг. – Ты пытаешься определить, чем сама от него отличаешься?
Я неподдельно удивилась.
– Мы вообще непохожи.
– Да ну? – Маг скептически хмыкнул, но не стал спорить. – Можно только позавидовать. Настолько быть человеком, что не быть обезьяной.
В нём проглянуло что-то прежнее, привычное. Едкое и жёсткое. Но всё равно, не такое же жёсткое, как представлялось прежде. Он не хотел меня задеть, но тем не менее я стала судорожно выискивать параллели между собой и Венькой. …Как-то странно получалось – наоборот. Маг искал отличия, чтобы успокоиться, а я – общее, чтобы успокоиться.
Чтобы переварить это требовался кто-то менее беспощадно проницательный, не Маг, но кто-то более психологически подкованный, чем Прохор.
Маг замер рядом, опустил потемневший взгляд, поджал губы. Я мельком ощутила поток энергии – нашу перемычку. Он был недоволен собой, что так легко и непритязательно отозвался о Веньке. Он повёл понурой головой в мою сторону, зная, что я знаю, и бесшумно двинулся к лестнице. Я не стала догонять и окликать. Чтобы понять, что он хочет побыть один, мне тоже чутья хватало.
Разговор с Сафико я начала, разрыдавшись у неё на коленях. Она пыталась понять, что со мной, убирала прилипшие к красному лицу пряди волос, гладила по голове. Потом пытался разобраться уже Игорь. Терпения ему надолго не хватило. Он покрутился рядом, потом своё взял огненный темперамент, и он куда-то порывисто убежал. Вернулся пол-литра воды спустя.
Сквозь собственные горестные «ыыы» я разобрала, что он зачем-то разыскивал «чёртовых магов», но вся делегация во главе с Главным успела выехать из Храма. Не иначе Маг поспешил увезти их от греха, пока не завертелась ещё какая-нибудь кутерьма.
Игорь насильно оторвал меня от своей девушки и всунул стакан с водой. Я позволила себя напоить, вздохнула и продолжила плакать тише. Сафико и Игорь сидели по обе стороны от меня и гладили по голове.
– Ты чего плачешь-то? – вдруг спокойно сказал Игорь.
Я вздохнула, собираясь с силами.
– Нак-копилось.
Прозвучало двусмысленно. Прохор сейчас бы влепил подзатыльник. Хотя нет. Так бы он поступил тогда, в другом времени. Сейчас бы не посмел.
– Что случилось? – не поверила двусмысленности Сафи. – Хочешь, он уйдёт?
Рука Игоря замерла на моей голове, он задето задержал взгляд на подруге. Мне не захотелось становиться причиной для ссоры. Я махнула рукой, про себя недовольно подумав, что не смогу сказать всего, что намеревалась.
Сафи, извиняясь, пожала за моей спиной плечами. Я дождалась, когда меня снова начнут равномерно гладить и со вздохом заговорила:
– После того, как Маг выставил вас из квартиры, через какое-то время… он велел и мне уезжать… У меня накопилось много поводов для обид, к тому же меня не устраивало, как он обращается с… Венькой…
Игорь удивлённо покосился на меня – пауза звучала так, словно я забыла имя брата.
– В общем, уходя, я открутила вентиль камеры… Венька выбрался и пришёл за мной сюда, в Храм.
– Как он добрался? – удивилась Сафико.
– В некотором роде пешком.
Подруга понятливо вздрогнула.
– Ему надо было в Чертоги. Я пошла с ним.
– Да ты что? – возмутилась Сафи. – Людям туда нельзя!
– Теперь я это знаю на собственном опыте, – я вынужденно скомкала рассказ.
– Мне было очень страшно, – добавила я тихо. – Маг еле успел вмешаться, прежде чем случилось непоправимое. Но мне было так страшно… нужно было поплакать.
Меня стали гладить быстрее.
– Принеси горячего шоколада, – прошептала Сафико.
Игорь без спора поднялся и побежал на кухню, захлопнув за собой дверь.
– Рассказывай, – твёрдо велела Сафи.
Я бросилась к ней на грудь сбивчиво зашептала, чувствуя новые кипячённые слёзы на щеках:
– Он считал меня своей самкой, Сафи, понимаешь?! Он таскал меня на пиры, садил к себе на руки, пил кровь из кубка, а потом тащил меня в спальню… он говорил, что хочет откусить от меня кусочек и выбирал, чего ему больше хочется и чего не так жалко!.. Я думала, я поседею!..
Она обняла меня вокруг шеи и тихонько заплакала.
– Ты уже дома, – всхлипнула она. – Его здесь нет…
Она не стала вспоминать, что он может прийти, но я это прекрасно помнила сама.
– Не бойся…
Судя по голосу, ей самой было страшно.
Мне снова стало себя жалко, слёзы потекли обильней. У Сафи уже были насквозь мокрые джинсы, теперь я мочила ей толстовку. Мне слёзы лились на голову, но Сафи ещё не разошлась, поэтому капли падали не очень часто. Игорь нашёл нас одним комом. Прекрасно понял, что без него что-то успело произойти, но когда увидел, что мы уже плачем вдвоём, иммунитет ему отказал, и он мрачно сел на пол, поставив рядом чашки и не пытаясь вмешиваться.
– Вот я тебе!
Раздаётся шлепок, с грохотом падает эмалированная крышка с большой кастрюли, так что в ушах звенит. Иду по тёмному коридору по направлению к кухне. Он узенький и почему-то всегда тёмный, хотя для поваров это должно быть неудобно.
За угрозой раздаётся демонический смех, картина открывается перед глазами в проёме двери – Прохор давится рогаликами только из духовки, Маша замахивается в его сторону полотенцем, чтобы ударить повторно. Прохор только смеётся. Маша очень посредственный адепт Огня, не за это её ценят, она и не пытается применить против вредителя силу Стихий.
Удар полотенца не достигает цели. Прохор подлетает с одного стула и шумно бухается на соседний, у него полные руки горячих рогаликов. Кто-то другой уже бы обжёгся и поронял выпечку.
Моё появление смущает только Машу.
– Ой, – она прижимает полотенце к животу и виновато замирает, как будто сама набезобразничала.
Пока покрасневшая Маша смотрит на меня, Прохор успевает прожевать ещё два рогалика.
– Можно чая? – прошу Машу. – Хватит давиться в сухомятку!
Сажусь на освобождённый стул, отбираю у Прохора рогалик. Маша уже спешит с круглой красной чашкой для меня и большим бокалом со сколотой ручкой для Прохора.
Прохор, не морщась, заглатывает кипяток. Пока он пьёт, выхватываю из его горсти ещё два рогалика с вишнёвым джемом.
Маша пододвигает ко мне тарелку с теми, что удалось спасти от Прохора.
– Где Маг?
– Уехал к себе.
– Мне казалось… – Прохор покосился на Машу, – что он захочет отдохнуть.
– Ему некогда.
– Мдааа, – протянул дубль, – новогодние праздники – жаркая пора…
Интересное изречение. Я хотела спросить, что «жаркое» происходит с приходом нового года, но спросила другое:
– А почему ты сидишь здесь и объедаешься рогаликами?
– Почему нет? – Прохор глядел на дно бокала, прозрачно намекая Маше, что неплохо бы долить добавки.
Маша игнорировала старшину дружины и, вздёрнув кончик носа, протирала керамическую миску полотенцем.
– Я дала указание Стахию, чтобы он уволил Жриц…
Я не закончила своё сообщение. Прохор высыпал рогалики, стукнул бокалом по столешнице, перепрыгнул мешок с картошкой и унёсся, на ходу стряхивая крошки.
Надо было промолчать.
– А что, – Машины щёки зарделись, – больше не будет Жриц?
– Будут.
Самодовольство Маши умерилось.
– Я нашла тех, кто должен ими быть… и рассчитывала, что Прохор поможет их привезти… Ты не знаешь, где Игорь?
– Либо за огородами, либо в медблоке, – фыркнула Маша. – Третьего не дано.
Третьего не дано. Я сама Третья. Раз Прохор не может, и Игорь не может, доставлю Жриц в Храм сама.
Я встретила Стахия в седьмом часу вечера. Солнечный круг ушёл за лес, но отсветы продолжали падать на площадь у Храма и сквозь высокие окна галереи.
Держусь пальцами за виски – не знаю, что делать со своими ощущениями, обычные реакции братьев проносятся мимолётно, не касаясь разума, если не задуматься и не прислушаться к себе, можно упустить их, но яркие эмоции…
Венька переживал что-то необычное, какое-то событие стимулировало если не сердечное чувство, то химическую реакцию… Его сердце билось ускоренно. Он прибывал в опустошённом состоянии, вряд ли мог что-то делать.
Эта связь, она была для дела. По общей пуповине должен был разливаться чёрный страх, говоря, что нужна помощь, красный гнев, требующий присоединиться, синее сочувствие, обещавшее поддержку. Пуповина была белая. Венька ничего не просил, ни в чём не нуждался, но продолжал выливать своё состояние на общую биологически-эзотерическую линию связи.
Пришлось извиниться и отойти, мне нужно было побыть одной… Тут явился Стахий. С отъездом Мага он стал спокоен. Я потёрла переносицу и волевым усилием отвлеклась от раздутой белой пуповины.
– Жрицы отбыли с вещами, – отчитался Стахий. – Против твоего решения пока не выступали, но советую как можно раньше ознакомиться с завтрашними газетами.
Я остановилась у окна, сжала ладонь в кулак, втирая ногти в кожу.
– Новость об отъезде Жриц устарела.
Стахий удивлённо смотрит на меня.
– По газете можно будет понять, кто хочет обвинить меня в нарушении традиций… Ты ведь получаешь газеты магов? Расскажешь потом…
– Я чего-то не знаю? – Стахий придержал меня за плечо.
– Новые Жрицы уже в Храме, – я обошла старика и двинулась дальше по галерее.
– Когда ты успела их найти? – поразился Стахий.
– Пока стажировалась в Расследовательном бюро в Эскамеруне. Я же говорила тебе, что найду способ заняться своими делами…
– Мне казалось, у тебя и без того насыщенный график, – извиняющимся тоном проговорил Смотритель.
– Тем не менее.
– И… где они?
– Пойдём.
Мы прошли дальше по галерее, мимо тонких витрин с летописными свитками на листах кожи, туда, где располагались геологические экспонаты. Мои новые знакомые бродили по коллекции минералов. Самые внушительные объекты здесь лежали на усыпанной светлым песком площадке, выравненной граблями.
Рядом с грандиозным опалом прямо в песке сложилась клубком маленькая девушка в тёплых колготках, старых сапогах, у одного из которых отошёл нос, в чёрной удлинённой куртке из бликующей плащёвки и вязаной бежевой шапке, покрывшейся от носки шарушками.
– Эээ, – протянул Стахий, подняв руку в неопределённом жесте.
– Всё нормально. Дхуми – адепт Земли…
Шесть смотрели в окна, не интересуясь никакими камнями. Их не привлекал даже лежащий на отдельной круглой в форме столика витрине рубин «Чаша крови». Им не был интересен инкрустированный змеевиком стилет. Нефритовая фигурка из Египта не привлекала их внимания.
– …Я инициировала её… уже получается в прошлом году.
Три внимательно осматривались, бросая колючие взгляды исподлобья. Стахий всегда был эмоционален и затруднялся скрывать реакции. Он пожевал губами, переступил с ноги на ногу, хмуро посмотрел на девушек. Они тут же уставились на него, создавая ещё больший дискомфорт.
– Какие-то они… вялые, – подобрал слово Стахий.
Одна девушка самозабвенно водила граблями по песку, но в целом они действительно были сонными. Мимо таких проходят, не одарив вторым взглядом. Для мира они пустышки. Невыразительные призраки мира живых. Они настолько выпали из реальности, что мне даже ничего не пришлось им говорить, чтобы забрать их из действительности, которая никогда не принимала их. Я просто брала их за руки, и они шли. Они без вопросов просидели в моей пустой зале, пока я не собрала их всех… три часа… или около того…
…раздувшаяся белая пуповина стояла перед глазами. Венька смаковал своё состояние, всё больше вливая в общий канал. Он не мог ничего делать, и его всё устраивало – потому что ему ничего не требовалось делать. Его состояние передавалось мне, отмахнуться не удавалось.
Уксус.
Известно, что это значит.
Я обернулась на Стахия.
– Все мои молодые друзья как будто бы при делах, и мне оказалось некого просить привести их в чувство…
На лице Смотрителя появилось выражение, означающее, что он не удивлён, чего-то такого и ожидал:
– Сможешь привести их во двор? Моим молодым друзьям тяжело ходить по ступеням…
Я расплылась в улыбке.
– Это я устрою…
Старики в телогрейках поверх голубых халатов собрались на площадке, где утром тренировалась дружина. С неба падали редкие снежинки. Зима в городе Стихий шла на спад уже в середине февраля, лишь в тот день, когда я обозлилась на отряд боевых магов, снегу удалось покрыть почву тонкой плёнкой, которая продержалась пару часов. В семь на улице было темно. Оказавшись снаружи, я удивилась безлюдности. Я ожидала увидеть хотя бы кого-то из своей команды, хотя бы кого-то из дружины, но здесь были только Храмовые старики. Куда девались Игорь с Сафико?
Будущие Жрицы неуверенно собрались у меня за спиной. Они были молчаливы. Я к этому привыкла, но остальных их поведение обычно шокировало, даже их родных. Я показывала им свою яркую ауру, и они шли за мной без раздумий и сожалений. Нужно было вернуть их миру.
Чи и Захар отделяются от группы по знаку Стахия. Площадка заполняется водой. Восточная сторона, если идти к Храму от города. Места не слишком много, но дружине из двух десятков более-менее опытных и ещё десятка молодняка не требуется очень много места. Главное во время тренировки не позволить себе неаккуратным движением побеспокоить выставленный на солнечную ванну комнатный бонсай. Сейчас миниатюрных питомцев в ведерцах в травянистой оплётке с ручками конечно занесли в тепло. Вода покрывает квадрат примерно пять на пять метров и не всасывается в присыпанный ради чистоты песок.
Стахий стоит по правую руку.
– Ты устала.
Он не спрашивает.
– Избыток информации ведёт к утомлению. Я бы хотела посидеть с чашкой чая и книжкой. Но некогда.
Подзываю трёх девушек. Они смущены, не поднимают глаз.
Знала, что будет сложно. Начинаю говорить то, что собиралась сказать лишь Стахию с глазу на глаз:
– Когда я их встретила, я сразу поняла, кто они. Их души позвали меня. Я видела их тогда, когда они чувствовали себя наедине со Стихией… Вне своей Стихии они беспомощны, непонятны, замкнуты, никто из людей не готов и неспособен их понять… но в своей Стихии их коконы раскрываются – они становятся полноценными, живыми. Их не понимают, потому что они за пределами понимания, но если увидеть их в единении с их Стихией, можно почувствовать саму Стихию…
Три девушки стояли в воде. У одной расшнуровался ботинок, и она уже где-то потеряла его. Трудно сказать, понимала ли она вообще, что ей чего-то не хватает.
Они неловко замерли. Можно было подумать, они не поняли ни одного произнесённого слова, но я знала – это не так.
Девушка в одном ботинке вынула и вторую ступню из обуви. Коричневый, ношенный ботинок покинуто стоял на границе журчащей чистой лужи, обвисли отполированные пальцами, трением, ноской, годами шнурки. Из лужи вылетела круглая капля, и дождь пошёл вспять, с земли. Три девушки подняли лица к небу. В тонкой луже под их ногами не было столько воды, сколько поднималось и поднималось к тёмно-синему небу круглых капель.
– Жрица нисподающей воды.
– Жрица льда.
– Жрица течений.
Девушки падают одна за другой. Мне тоже тяжело. Старикам будет тяжело нести их в Храм, а я… я боюсь уронить. Где мои помощники? Где верные друзья?
Старики спешат на помощь, словно не сознавая своего возраста. Они берут девушек за локти и под колени, несут одну вдвоём… может и справятся.
Стахий понимает мой знак и склоняет голову ближе к губам:
– Возможно мне придётся уехать в скором времени…
Смотритель кивает, принимая к сведению. Потом всё же решает задать вопрос:
– Я должен буду сделать какое-то заявление по поводу Жриц?
Три девушки с колючими глазами выходят на освободившееся место между нами и стариками. Им неуютно, вокруг столько воды… Лужа ушла в небо, но оттуда продолжал сыпаться снег.
– Что ты молчишь? – беспокоится Стахий.
– Я… мне сейчас тяжело сообразить… если что, я позвоню на телефон Прохора и…
Стахий фыркает, и я осекаюсь.
– В чём дело?
– Прохор, – фыркает Стахий. – Прохор с некоторых пор потерян для общественности…
Меня осеняет. Немного красной злости впрыскивается в белый поток где-то в глубинах моего сознания.
– Да я его уволю!
– Ему сейчас всё равно, – махнул рукой Стахий.
– Тогда не уволю… Но ты их разбаловал и распустил!
– Мне выговор? – осведомился Смотритель.
Только тяжело вздыхаю.
– Лучше займись делом.
Стахий улыбается. Он не называл свою Стихию, а я не спрашивала. Однажды он проговорился, что учил Прохора и Игоря, но и только. Он также учил меня, когда я не была целой, а моей Стихией тогда была Вода. Я по незнанию перебухала себя мощью, привлекла к себе ненужное внимание, так что Стахий взялся прежде всего учить контролю, а Маг вообще предпочёл держать при себе. Теперь понимаю, что для них обоих такое решение было исключительным. Я была слишком сильной для адепта, чтобы остаться без присмотра, как планировала. Мне нужно было собрать информацию, из-за того что её было так мало и вышло, что я не осознавала, как силён может быть адепт, и оказалась слишком мощным адептом Воды. Это знание оказалось не чем-то самим собой разумеющимся, в отличие от овладения Стихиями…
Стахий спускает с пальцев красивый всполох Огня. Девушки не торопятся реагировать. Смотрят с приоткрытыми ртами, поворачивают головы. Отсветы и тени ходят по их лицам. Старики окружают их огненной феерией, огонь стелется, вспыхивает, щёлкает без горючего вхолостую, клокочет, искрит, шипит.
Одна, как во сне, скидывает шапку, вспыхивают волосы. К ней бросаются на помощь. Вторая оскаливает зубы и начинает смеяться, изо рта вырывается нечеловеческий звук, как от пламени, хлопающий по воздуху, звук как вспышка, ослепляющая уши. Третья наклоняется, нежно улыбаясь, чтобы засунуть ладони в огонь.
Я делаю знак, чтобы к девушкам не подходили.
– Жрица небесного огня.
– Жрица дикого огня.
– Жрица негаснущего огня.
Девушки засыпают стоя. Колени подламываются. Тела падают в пламя.
– Вытаскивайте!
Чувствую усталость. Отправляю её серые потоки в белую линию связи, чтобы оградиться от неё.
Новая троица выходит в центр.
– Жрица плодородной земли.
– Жрица камней и металла.
– Жрица пустынь.
Последний Воздух.
– Жрица северного ветра.
– Жрица морского бриза.
– Жрица бурь…
Мне трудно стоять на ногах.
– Васса, – зовёт голос Мага.
Ищу источник голоса там, где источает уксус белый канал. Его там нет. Тёплые сквозь пальто пальцы сжимают локоть. Маг не даёт почве уйти из-под ног.
Оборачиваюсь – Маг стоит рядом.
– Васса, ты сможешь подняться в свою комнату без помощи?
– Да… конечно, да…
Маг отпускает меня и идёт к лежащим девушкам, укладывает себе на плечо одну, потом вторую на другое, последнюю предоставляет тащить старикам.
– Куда нести?
– Что? – тупо спрашиваю я.
– Дюжина пустых комнат на втором этаже, – отвечает за меня Стахий. – Там должны быть Захар и Чи, покажут.
Маг без дальнейших вопросов быстро шагает к Храму. Чёрный силуэт уменьшается на фоне серого, неразборчивого в наступающей ночи монолита Храма. Любое действие отдаёт магией. Знаю, он видит магию повсюду в этой скрадывающей темноте февральской ночи.
Оступаюсь. Нога криво подворачивается на каблуке. Не падаю, но лодыжку пронзает болью. Гози остался один. Растерянно стоит у последней маленькой фигурки, сложившейся на голой земле острова в позу эмбриона. Все двенадцать сворачивались эмбрионами. Им ещё предстояло дорасти до полноценных дочерей Стихий. За ночь.
Справляюсь с неприятным ощущением в лодыжке. Ноги слушаются плохо, но я направляюсь к Гози, чтобы помочь нести последнюю. Подхватываю маленькое тело, сжав руки в замок под грудью. Тяжело. Курточная ткань скользкая, всё время хочется перехватить, но хрипло дышащему Гози станет ещё тяжелее, если я стану замедляться. Приходится сильнее сжимать пальцы на ткани. Почти все старики задействованы в перетаскивании ценного груза. Стахий идёт впереди, как самый старый не обременён тяжестями.
Если они дочери Стихий, то кто я? Мать? Не-е-ет…
Ногу больно ставить.
Маг приносится из-за спины, отнимает у нас с Гози груз, укладывает себе на плечо и торопится в Храм.
Ковыляю за ним, но он, конечно, очень скоро отрывается от моего неловкого преследования.
Переступив порог, выясняю, что старики не так уж далеко продвинулись. Я рассчитывала, что они уже распределили девушек по комнатам, а они ещё тянулись по залу между деревьев. Маг успел освободить ещё пару из них, и они обессилено упёрлись руками в стволы моих деревьев.
– Остановитесь… – выдохнула я. – Остановитесь все…
Старцы встали, трудно дыша.
Маг спустился, бросил на замерших на местах стариков неудивлённый взгляд, принял на плечи ещё двух девушек и понёс наверх.
По коридору зашлёпали неторопливые шаги. Из кухни вышла прппозднившаяся Маша.
– Чего это?
– Маш, – позвала я. – Приготовь ветеранам труда что-то лёгкое, что они любят… Определённо заслужили…
Маша обтёрла мокрые покрасневшие руки белым вафельным полотенцем.
– Вам с Магом что?
– Что останется…
– А? – переспросила Маша.
– То же самое… Можно сделать так, чтобы старожилам принесли еду в комнаты?
Маша задумалась.
– Ну можно, – расщедрилась она.
– Васса.
Маг позвал откуда-то из-за леса.
Я обернулась и поковыляла на голос.
– Девчонки в комнатах.
То, что Маг действительно хотел сказать, он умолчал. Лес сипел и хрипел ветхими лёгкими разбрёдшихся по нему стариков. Старики с трудом переводили дух. Силуэты в телогрейках рябили за стволами.
– Вставайте на лестницу, – пригласила я, – прокачу.
Стахий взял субтильных Чи и Гози под руки и повёл на ступеньки. Его примеру последовали Захар и ещё некоторые, что пободрей. Последней встала я.
– Поехали.
Храм плавно привёл ступеньки в движение. Доставка до порога, адресная помощь. Старики разъехались по евро-кельям.
Маг стоял выше, поэтому тёмный мужской силуэт въехал в залу на третьем этаже до меня. Я потянула за собой тяжёлые створки двери, Храм услужливо довёл дело до конца.
– Надо подождать, убедиться, что никому не станет плохо… – вдруг сказал Маг.
Я прислушалась к нему. Подождём, убедимся. Удивительно, что он собирался тратить на ожидание своё драгоценное время. Я и так отняла у него немало времени.
– Извини, что сразу не привела лестницы в движение, – опомнилась я.
Он осматривался в пустом и огромном как ангар зале, расслаблено засунув руку в карман выглаженных, на вид дорогих чёрных брюк. Как будто искал, что изменилось за прошедший день.
Я всё ждала, когда он выскажет своё раздражение.
– Было не тяжело.
Маг откинул подушку и сел на диван. Малость излишне худое лицо отражало спокойствие.
– Тебе лучше? – аккуратно осведомилась я. Вопрос был закономерен. Прошло два дня с тех пор, как было решено, что он условно здоров.
– Физически в норме.
Сажусь рядом, сбрасываю сапоги, чуть скованно затягиваю ноги на диван, сжимаю пальцы на ноющей лодыжке в капроне.
– Что думаешь о том… белом?
Он должен был понять меня без дальнейших объяснений.
– Пора навестить брата.
Знала, что этот момент наступит, и боялась его. Хочется сказать: «Может, не надо?». Но я точно знаю, что надо, значит, спрашивать бесполезно.
– Не будем заострять внимание на произошедшем, – говорит Маг, как будто ничего особенного не произошло. – Мы просто едем в гости к брату.
– Далеко ехать? – бесцветно спрашиваю я.
Маг внимательно смотрит на меня.
– Не надо так переживать. На поезде бы пришлось ехать около пяти суток, но мы поедем на моей машине… Васса, мы едем вдвоём. С тобой ничего не случится.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
Маг терпеливо вздохнул.
– Я смогу защитить тебя.
– А себя?
Я прислушиваюсь к внутренним ощущениям. Перемычки, соединяющие меня с двумя братьями, они где-то очень глубоко. Беспрепятственная, плотная и прямая ведёт к Магу. Он довольно спокоен, его чувства тёплые и уверенные, сдержанный дискомфорт можно списать на разлуку с братом и усталость. Белая перемычка тянется вдаль к Веньке. Он расплывчато умиротворён, как кошка, спящая под батареей. Можно представить, что почувствуют оба, если заинтересуются мной. Маг уже точно знает. Он кладёт руку мне на плечо.
Я в панике. Словами мне не помочь, не переубедить, и Маг молчит.
– Ты совсем распустила людей, – говорит он после паузы.
Киваю. Посещает мысль.
– Но самых распущенных я велела уволить.
Маг не переспрашивает.
– Ты слышал?
– О чём?
– Жрицы уволены.
Он всё ещё держит руку на моём плече.
– По правилам жанра я должен вознегодовать и спросить зачем, – медленно говорит Маг. – Но я недавно носил на руках двенадцать девчонок, и у меня нет вопросов.
А я рассчитывала на ответ в рамках жанра.
– Тебе всё равно?
– В каком смысле?
– Мне казалось, в старом составе Жриц были твои знакомые… пока они состояли в Храме, ты мог чаще их встречать, разве нет?
– У меня много знакомых, – Маг пожимает плечами. – Ты же их уволила из практических соображений.
– Как же Эсфирь? – не верю я.
– Какая Эсфирь?
Я просто немо смотрю в ответ. Его лицо – всё выражение – образчик кристальной честности. Он так спокоен, как неспособен человек, имеющий на совести хотя бы крошечный грешок. С тем же самым выражением говорит:
– Наивная блондинка с щенячьими глазами?
Вспомнил.
– Ну и что.
– Разве она не была твоей… девушкой?
– С чего ты взяла?
– Не была? – удивляюсь я.
– Спали несколько раз, – равнодушно отвечает Маг. – Какая девушка…
Глубокие отношения.
Не думала, что среди моих друзей когда-то окажется человек таких взглядов. Никогда не думала, что среди моих друзей окажется нечеловек. Он сам внёс себя в круг моих друзей, ни на кого из моих знакомых не похожий, более серьёзный, с внешностью, которая определяет обычно жизнь человека настолько, что он не считает нужным чего-то добиваться, живёт за её счёт, на голову выше среднестатистического парня своих лет, атлетичный и физически сильный, эрудированный, даже интеллектуальный, даже зловещий, практически не связанный личными отношениями, не принимающий постельные связи близко к сердцу. И такой – в моём круге друзей-чудаков и добродушных простаков. Сумел даже понравиться матери. Временные люди не станут стараться понравиться матери. Меня уже царапала мысль, что суровый Маг отныне рядом навечно, но эта мысль оставалась острой, продолжала царапать, хотя, казалось бы, должна была притерпеться, свыкнуться.
Маша заходит без стука – толкает дверь спиной, руки заняты подносом. Запыхалась, щёки красные. Носила подносы в комнаты стариков на втором этаже. Если бы что-то случилось с пожилыми обитателями Храма, она бы нас оповестила.
