Владислав Март
Один месяц один
27 марта.
Почти сутки прошли с момента моих призывов позвонить, моей просьбы о помощи. Никакой реакции я не увидел. Телефон так долго вечером и ночью ждал звонка, что разрядился. В офис я не собирался, к тому же оказалась суббота. Может быть это не позволило моим знакомым и коллегам позвонить мне? Всё было тихо как вчера и позавчера. Время изменило ход в такой тишине, и я не мог уже точно сказать сколько дней я не видел людей. Вечером я сфотографировал со своего высокого этажа двор и сейчас, субботним утром, сравнивал расстановку машин с фотографией. Оказалось, что более десяти мест были заняты не теми машинами, что накануне вечером. Это было ещё одним доказательством, что жизнь вокруг была, но пряталась и игнорировала меня. Единственной новостью, не могу сказать радостной или печальной, был небольшой синяк в правой локтевой ямке, в самой её середине, где торчит вена. Буквально один сантиметр. Как и где я мог приобрести такой синяк? Меня ничего не беспокоило, но на бледной коже, после незагорелой зимы, он выделялся значительно и постоянно бросался мне в глаза. Я даже решил переодеться. Поискал что-то с длинным рукавом. И здесь меня ждало новое открытые. Снимая футболку, в которой вчера уснул, увидел на груди несколько неярких красных пятен. Кругов, бледных, едва заметных, расположенных слева по ходу ребра до подмышки. Как будто кто-то рисовал шаги от грудины к сердцу и в подмышку. Я потёр кожу и следы почти исчезли. Круглые и одинаковые, они смутили меня значительно больше, чем синяк. Тот хотя бы немного давал о себе знать, чуточку болел при надавливании. Пятна были просто пятна и постепенно исчезали в течении дня. Я не пошёл не только на работу, но и не вышел из дома. На улице был дождь и он немного оправдывал отсутствие людей внизу. Мне стало приятно думать, что все, как я, прячутся от дождя дома на кухне. Я смотрел весь день на дождь разной интенсивности и пил чай. Пёс не беспокоился и отчего-то равнодушно принял моё нежелание прогуляться. Во всём виноват дождь.
28 марта.
Мне кажется я просидел у дождливого окна всю ночь. Когда мне становилось скучно или клонило в сон, я выходил на холодный балкон. Там, покрывшись мурашками и выдыхая видимый глазами белый холод ранней весны, я приходил в полную бодрость, в режим активного жития и снова с охотой возвращался к чайнику и сухарикам. Я чаёвничал с дождём, рассуждая про себя, что не так и плох мой одинокий мир. Я недолюбливал многих в нём, в этом колком и чёрством наружном мире, отделённом от меня окном и стенами. Многое в нём недопонимал и каждое это непонимание всегда связывал с людьми. И вот, они исчезли. Забрали их или они так ловко укрылись, игнорируют мою персону, не суть важно. Всё при мне, руки и ноги, земля держит тело с головой. Грусть от дождливого вечера понятна. Я высплюсь и радостно шагну в полный отсутствия людей мир. Моя территория с вечно открытыми магазинами полными еды, с бесплатным проездом в транспорте, с тихой жизнью, которую ранее я создавал себе лишь кратковременно, закрывая глаза и вставляя наушники, всё это теперь моё.
Где-то в конце марта.
Проснулся я внезапно. Опешил от причины. Что-то больно укололо меня в ягодицу слева. Как если бы комар размером с кота всадил без предупреждения своё пропорциональное размеру тела жало. Это было не так больно, как больно-внезапно. Новое чувство боли. Без причины и вступления. Боль, словно выписанная не мне, попавшая в меня по ошибке и оттого несправедливая и обидная. Я отправился в ванную наблюдать ягодицу и обнаружил в ней действительно небольшой след от свежего укуса или укола, кровоточащую точку. После этого я вернулся к дивану и всё начал переворачивать верх дном. Какая такая тварь, какой клоп или гвоздь ранил меня? Я методично прошёл по каждому сантиметру постели и пола, ощупал стены, перетряс всё бельё, снял с себя всё и переоделся. Я вытряс даже тапки. Осмотрел потолок и шторы. Ничего. Изрядно устав, я перестал доверять дивану и отправился досыпать прерванный сон в другую комнату в глубокое кресло. Но только я полубоком устроился, как укол повторился. Это было уже чересчур. У меня даже глаза были открыты. Я получил сильнейший укол во вторую ягодицу, которая как раз была кнаружи, выстояла немного из удобного кресла. Я подскочил не только от боли. Теперь это была проблема, беда. Меня колят или кусают в собственной квартире. Недружелюбный безлюдный мир вошёл ко мне и отбирает моё. Мой покой, мой сон. Зеркало показало вторую кровоточащую точку, почти симметричную первой. Под обеими я нащупал небольшие болезненные шарики, второй казался больше и неприятней. В этот же момент я обнаружил ещё один дополнительный след от укола. Он располагался в странном месте – на подушечке безымянного пальца правой руки. В отличие от ягодицы, совсем меня не беспокоил. От сна не осталось и намёка, и я ходил от окна к окну в ярости, негодовании и одновременно в страхе, что стоит мне лишь присесть, третий укол настигнет, выйдет из стула или прямо из воздуха. Я ходил так долго, что ноги и поясница начали гудеть. Большой палец на левой стопе онемел и цеплял небольшой порожек при входе в кухню. За окнами жил яркий не по-мартовски солнечный день. Дождь смыл большую часть снега и сделал окна чище. Вместо того чтобы отдохнуть, пусть и на полу либо в туалете, я оделся и вышел из квартиры. За дверью меня подкараулил новый неприятный сюрприз. Вместо короткого серого коридора к лифту я шагнул в широкий светлый проход с высоким потолком. По одной его стороне были неестественно огромные окна в белых деревянных рамах, пропускавшие внутрь тот же, что и в кухне яркий день. По другой стороне коридора висели глупые плакаты с рекламой здорового образа жизни. Они предупреждали об очевидных и от того смешных вещах. Вроде важности прогулок, свежего воздуха или опасности гриппа в осенний период. Затёртая ковровая дорожка вела в сторону лифта, но лифта не оказалось. Как и поворота к нему, как и мусоропровода, как и номеров на дверях рядом с моей. Мои привычные соседи 261 и 260 больше не существовали. В коридоре были двери, без цифр, дверных ручек и походили скорее на двери в школьные классы, чем на защитные грубые двери, которыми исчезнувшие жители отделяли себя от меня в часы приватной жизни. Я прогулялся по новому пространству удивляясь и недоумевая. Затем меня так заманило в сон, что я, вероятно, уснул за пределами квартиры.
