Владимир Юрьевич Харитонов
Отец
Однажды, когда мне стукнуло лет тринадцать, отец попросил меня помочь вскопать огородный участок под картофель и овощи. Но он знал, что я ленив и начну придумывать сто причин, чтобы не участвовать в земельных работах… И он загадочным голосом сказал мне:
– Где-то здесь на участке я в годы войны закопал винтовку, обильно намазав ее машинным маслом и завернув в плотную тряпку… Но где, убей, не помню. Неплохо бы найти ее и пострелять в лесу…
Уговаривать меня копать землю не пришлось. Я так усердно и глубоко начал вгрызаться в пашню, что отцу пришлось дать уточнение, мол, совсем неглубоко он спрятал оружие…
Короче, ничего я так и не нашел, зато огород перекопал тщательно, даже под кустами смородины. Ну, а в свои пятнадцать лет Юрий Логинович, как писалось ранее уже начал трудовую деятельность. До сих пор жалею, что не спросил или не помню в качестве кого, в смысле, по какой профессии. А тогда подобная информация мне казалась неинтересной…
Однако чаще других по моим наблюдениям отец выпивал со своим племянником Борисом Михайловичем Кондратьевым. Его мать Мария – родная сестра Юрия Логиновича. Борис на десять лет моложе отца, но этот факт никак не мешал им подолгу разговаривать за столом на самые различные темы. Среднего роста, но явно крепкого телосложения племянник говорил всегда спокойным тихим голосом. Со слов отца, «водка его не брала» и он оставался внешне трезвым даже после двух бутылок крепкого зелья, выпитого на двоих. На мой взгляд, он всегда оказывался желанным гостем, отец его, по-видимому, любил и искренне радовался его визиту. Работал Борис Михайлович трактористом на МТС (механизированной тракторной станции), расположенной недалеко от места нашего жительства. Для своих рабочих предприятие выстроило несколько двухэтажных кирпичных домов прямо через дорогу от нас. В одном из них и проживал близкий родственник со своей супругой Ниной Михайловной. Со слов родителей, Кондратьев настолько любил работать, что вполне подходил под описание трудоголика. В 1978 году Бориса Михайловича наградили орденом Трудовой славы! Для жителя маленького рабочего поселка в огромном СССР – это не просто знак отличия, а нечто гораздо большее. Какого-то самовосхваления со стороны кавалера ордена никто никогда не слышал, но мои родители гордились им, словно и нашу семью высоко оценило руководство страны. Я не раз слышал, как отец хвастался своим племянником, не скрывал того, что часто общается с ним за столом.
Чтобы избегать скандалов с матерью из-за алкоголя, родитель иногда шел на хитрые уловки, порой весьма неординарные. Однажды, под Новый год он предложил мне на лыжах съездить в лес за елкой. Одного его мать не хотела отпускать, видимо, боялась, что он заблудится. Почему-то мы пошли в сторону Бушарихи, где проживала его теща, моя бабушка. Конечно, там лес хороший для наших целей и елочки росли красивые, но отцу они не нравились и он шел все дальше и дальше. Незаметно для меня мы оказались возле квартиры бабки, и Юрий Логинович предложил мне зайти к ней в гости. К этому времени дом, в котором я родился, сгорел, и для погорельцев фабрика на свои средства построила целый поселок щитовых одноэтажных домов. В одном из них одна комната с кухней и принадлежала Прасковье Павловне. Елку отец обещал срубить на обратном пути. Конечно же, я согласился. Бабуля жила одна и у нее всегда водился самогон. Привезти дрова из леса, напилить их и наколоть местные мужики почему-то соглашались только в обмен на этот крепкий напиток. Отец сказал своей теще, что мы оба замерзли, и для согрева изнутри ему нужна какая-то чарочка. Порядка ради, Прасковья Павловна немного поворчала, мол, мать будет ругаться, но бутылку мутного напитка принесла. После двух рюмок отец повеселел, его лицо почему-то раскраснелось, и он вышел на улицу покурить. Бабушка хлопотала по дому, не обращая на меня внимания, и я решил тоже согреться, допив два глотка того же напитка, что пил отец. Думал, что никто и не заметит…
Назад мы шли уже по прямой линии между деревней и поселком, не петляя в поисках елки. Отец на лыжах катился первый, а я – за ним следом. Приятно хрустел сухой от мороза снег под полозьями, от дыхания изо рта исходил пар, но перед глазами навязчиво кружились какие-то звездочки. Вместе с ними кружилась, и моя голова, а перед моим взором как-то странно плыл лес. В итоге… я потерял равновесие и уткнулся головой прямо в снег. Наверное, именно такую позу принимает в пустыне страус, когда сильно напуган. Развязать веревки на ногах, чтобы освободиться от лыж, я не смог, кричать почему-то тоже. Хорошо, что в это время обернулся отец. Он вместе с привязанными к ногам лыжами взял меня к себе на плечо…и проснулся я только утром, на другой день в своей постели. Не знаю, понял ли причину моего такого состояния Юрий Логинович, но, ни ругать, ни вообще разговаривать на эту тему он не стал. Может быть, побоялся, что будет ругаться мать за то, что недоглядел за мной. А елку он привез на другой день и мы ее все вместе нарядили. Какой волшебный запах исходил от лесной красавицы. Но с другой стороны, конечно, жалко загубленное дерево. И именно это чувство всегда немного омрачало такой долгожданный праздник…
Когда мне исполнилось девять лет, в нашей семье родился еще один член, брат – Андрей. Разница в возрасте, на мой тогдашний взгляд, казалась слишком большая, и общался я с ним мало. А вот Виктор как-то находил общий язык и со мной, и с младшим едино кровником. Ну, естественно, когда тот немного подрос. Вообще мне тогда казалось, что средний брательник рос более правильным, чем я сам. Он сильно любил обоих родителей, никогда не отказывался им помогать в делах и никогда им не грубил. Не смотря на это, я никогда не замечал, чтобы отец любил меня или Андрея меньше, чем Виктора. Иногда мне даже казалось, что я, как первенец, его самый любимый сын. Возможно, мне просто хотелось, чтобы было непременно так и никак иначе…
Помню еще, как по весне со своими друзьями мы без разрешения родителей ушли на реку Нерль, поглядеть на ледоход и покататься на льдинах. Мне тогда исполнилось лет десять, не больше. Как всегда, со мной оказался средний брат и еще человека четыре пацанов примерно такого же возраста, как и я. Дорогой для управления льдинами сломали сухие деревья, обломали на них сучки. Здорово, конечно, прыгнуть на льдину и вообразить себя капитаном корабля. А ледяные глыбы шли непрерывным караваном по течению, иногда наезжая друг на друга. Река Нерль разливалась довольно широко и казалась нам буквально морем. Но, как всегда, такое катание закончилось падением в ледяную воду. В подобных экстремальных ситуациях мы оказывались не раз, поэтому знали, что надо делать. На Воробьиных горах неподалеку от водной стихии разожгли костер, разделись и стали сушить одежду. В детских кампаниях всегда находился кто-то, считающий себя уже взрослым. Среди нашей кампании – это Мишка Саватеев, он реально на год старше большей части из нас, всегда имел при себе сигареты и родители его за то, что он курит, вроде даже не ругали.
На улице еще холодно, пацаны жмутся к огню, а чтобы согреться и изнутри решили покурить, алкоголь в те времена у малолеток был не в моде. Горящая сигарета пошла по кругу, и когда очередь пускать дым дошла до самого младшего из нас – Вовки Снагина, внезапно обнаружилось, что он кого-то сильно испугался. Сигарета, которую малявка поспешно пыталась выплюнуть, прилипла к выделениям из носа и нелепо висела на губах. Все обернулись, а сзади… стоял мой отец с велосипедом и, как мне показалось, мстительно улыбался. Отец невысокого роста, худощавый, но как говорили тогда – жилистый. Мне он всегда казался очень сильным. Внешне спокойным голосом родитель приказал мне и Виктору: «Домой», и мы поплелись за ним следом. Легкий зуд прошел по заднему месту, ведь я знал, каким будет наказание. Юрий Логинович крайне редко применял физические меры воспитания, но если до этого доходило, то экзекуция выглядела так – ногами он зажимал голову, оголял заднюю часть тела «преступника» и бил брючным ремнем несколько раз наотмашь. Оставались синяки, сидеть какое-то время становилось неуютно. Но мы никогда не обижались, приговор из его уст всегда звучал справедливо.
В моем детском мозгу бешено крутились мысли о возможности избежать наказания, зрели различные планы побега. Вдруг осенила, как мне показалось, неплохая идея. Когда подошли к калитке нашего дома, я шепнул Виктору, чтобы он бежал. Мол, я на правах старшего один буду отдуваться за двоих. И тот рванул. У отца, как я и рассчитывал, сработал охотничий инстинкт. Он показательно не спеша сел на велосипед и поехал за моим младшим братом. Виктор сделал круг по соседним улицам и занимал пока лидирующее положение. Однако я применил запрещенный допинг – сказал, что отец очень злой и догоняет беглеца. Братан включил «вторую передачу». Но не зря кто-то изобрел колесо, подарив человечеству скорость. Вскоре Виктора отец притащил за шиворот, словно щенка. Тот, не желая страдать в одиночку, выдал меня, как организатора побега. В общем, отец все понял, рассмеялся, и нам в этот раз удалось избежать наказания.
