Владимир Владимирович Голубченко
Подавленные сны
– А во время поисков его обыскивали? – чувствуя, как сжимается сердце, выдохнул Вадим.
– Нет, так далеко не пришлось заходить. Он от ближайшей удобоваримой дороги километрах в пяти. Тебя нашли раньше, чем полоса поисков дотянулась туда.
– Спасибо! – резко развернувшись на каблуках, Вадим бросился к машине, и, спустя мгновение, мотор взревел, увлекая писателя к новому витку его внезапного расследования.
Несмотря на подступающие сумерки, солнце, казалось, еще сильнее обжигало. Даже густые кроны низких южных деревьев не спасали он летнего зноя и, продираясь сквозь заросли кустарников и репейника, Вадим чувствовал, что с каждым шагом все больше и больше думает о небольшой бутылке воды, которую он забыл в машине.
Найти завод, о котором ему рассказал старый полицейский, по современным картам действительно было невозможно. Навигатор уверенно сообщил Вадиму, что в том самом месте находится лес, и, чтобы все же суметь найти искомое место, ему пришлось установить точку маршрута прямо на лесной массив и двигаться вперед. Первый километр вглубь леса давался ему достаточно просто. Истоптанные местными дорожки поначалу помогали идти весьма легкой поступью, но вскоре умиротворяющая прогулка сменилась на борьбу с зарослями, которые то и дело стремились оставить на одежде, а иногда и на коже Вадима, отметину. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что весь сегодняшний день его все пытаются удержать от разгадки тайны, которую он сам внезапно же и придумал. Усмехнувшись, он подумал, что даже лес усиленно пытается удержать его.
Спустя три часа лес погрузился во мрак, и теперь продираться сквозь чащу приходилось, довольствуясь светом телефона, который, несмотря на значительное удаление от цивилизации, все же продолжал исправно вести писателя к заветной точке на карте. На экране смартфона уже светились считанные метры, когда Вадим буквально ощутил протянутой рукой прохладу кирпичной кладки неизвестного строения.
Направив луч света на потрепанные временем камни, Вадим, с трудом сдерживая невесть откуда взявшийся тремор в руках, медленно двинулся вдоль стены в поисках двери или, на худой конец, окна, через которое он смог бы проникнуть внутрь завода. Искать основной вход или проводить ночную экскурсию по некогда обширной прилегающей территории завода не было никакого смысла. Очевидно, что множественные производственные корпуса уже давно были поглощены сокрушительной силой природы, равно как и возможные подъездные дороги. К тому же Вадима интересовало то, что скрывает этот богом забытый образчик советского производства.
Спустя несколько томительных мгновений, в течение которых Вадим успел оступиться и сильно приложиться коленом о валяющийся на земле кирпич, ему наконец улыбнулась удача, и под его рукой возник зияющий темнотой проход. Это были не двери и даже не окно. Под гнетом времени часть стены давно вывалилась наружу, что для Кардамонова служило вполне приемлемым способом проникновения внутрь.
Оказавшись внутри, писатель ощутил продирающий до костей холод и тяжелое давление тишины. Удивительно, но, несмотря на пролом и несомненно давно рассыпавшееся окна и двери, внутри заводского строения не было ни сквозняка, ни шума листвы от окружающих деревьев. Только давящая на виски тишина, которую буквально вспарывал каждым шагом Вадим.
Внезапно глаз писателя упал на обветшалую стену, от вида которой его сердце буквально перестало биться, чтобы уже в следующее мгновение попытаться вырваться наружу, разрывая грудную клетку изнутри.
– Стены, – дрожащим голосом прошептал Вадим и непроизвольно отшатнулся назад: – Как во сне… Бледно-голубой низ и белый верх…
Да, несомненно, заводской интерьер такого вида был более чем обыден для советского человека, но писатель нисколько не сомневался, что именно эти стены он видел в своем сне. Все же не выдержав наплыва рвущих его изнутри эмоций, он отшатнулся назад, но налитые свинцом ноги даже не попытались пошевелиться, и он с силой шлепнулся на спину. Несмотря на весьма болезненное падение, Вадим с ужасом продолжал всматриваться в размытый овал фонаря, освещающий разъеденные влагой и временем стены. Он был настолько сконцентрирован на виде этой неровной полосы, разделявшей эмалированную окраску от бледной известки, что даже не обратил внимание на то, как сильно он ударился головой о бетонный пол.
Ощущая подступающий приступ тошноты, он потянулся к голове и ощутил, как его рука погрузилась во что-то вязкое и теплое. Одернув руку, Вадим забыл о стене и непонимающе взглянул на окрашенную его собственной кровью ладонь. Крови было много.
– Теперь надо спешить… – ощутив внезапный прилив сил, очевидно вызванный его собственным ранением, он вскочил на ноги, вновь ощутив предательский комок, поднявшийся к горлу, и, вяло тряхнув головой, шагнул вперед.
Следующее помещение оказалось каким-то цехом, в котором до сих пор покоились давно устаревшие механизмы. В свете фонаря производственные линии, огромные бочки и двигатели превратились в чудовищные образы, доселе невиданных писателем монстров, которые одним только свои видом могли повергнуть неподготовленного обывателя в шок. Но, бросив на этот театр теней короткий взгляд, Вадим лишь ускорил шаг. Он уже нисколько не сомневался, что в глубине массивного завода, там, в казематах этой увязшей в лесу стройки, его ждет настоящий ужас, и, ускоряя шаг, он лишь считал помещения, пытаясь понять, в каком он увидит свой кошмар, ставший реальностью…
– Семь… – спустя долгих десять минут блуждания по заводским цехам Вадим набрел на весьма объемное помещение, окрашенное уже привычными глазу красками, с решетками на окнах…
Вновь охваченные тряской руки с трудом удерживали теперь, казалось, весивший десятки килограммов телефон, от чего непреклонный свет фонарика стал прыгать, чего было достаточно, чтобы осветить ужасающую картину под ногами писателя.
В середине комнаты покоились давно почерневшие, покрытые мхом и грязью останки троих людей. Время не пощадило и их, отчего в нескольких местах скелеты были деформированы, а кости, что некогда служили каркасом живых людей, осыпались, превратившись в груду.
– Ты это видел? – за спиной Вадима раздался твердый голос Никиты.
– Что? Кто? Как? – с трудом ворочая языком, промямлил Вадим и, оглянувшись на друга, медленно осел на колени возле ближайших останков.
– Я спрашиваю, тебе приснилась эта комната? – в голосе Никиты послышались железные нотки.
– Да… – с трудом коснувшись костей, выдавил писатель и, внезапно вскинув голову вверх, вновь посмотрел на друга. На лице его появилась странная улыбка: – Я нашел, я же говорил, Никита, я нашел!
Ошарашенный Никита непонимающе смотрел на друга и не мог понять, почему тот улыбается.
– Что с тобой?
– Сон, весь сегодняшний день, моя пропажа… У всего есть логическое объяснение…
– Какое? – опасливо шагнув назад, уточнил Никита.
– Я их убил! – взорвавшись истерическим хохотом, Вадим рухнул вперед, раскидывая останки, покоившиеся в этом помещении больше пятнадцати лет.
6 месяцев спустя.
– Ну как он? – услужливо открыв Ирине дверь, ведущую прочь из психиатрической лечебницы, справился Никита и засеменил следом за с трудом сдерживающей слезы девушкой.
– Молчит. Не отвечает. Он еще хуже, чем был тогда.
– Но шансы есть?
– Никита, какие шансы? Какие на хрен шансы? На что? На то, чтобы он заговорил и снова рассказал, как он убивал тех детей? – гневно выпалив вопросы, которые явно не требовали ответов, Ирина тотчас спрятала лицо руками, пытаясь подавить волну вновь нахлынувших слез. Она пропустила через себя весь судебный процесс. Тогда, 6 месяцев назад, когда Вадим еще не успел окончательно закрыться от мира, он неустанно повторял, что он убил этих людей, а потом еще и приправил это свое признание ярким описанием, которое он, как казалось Ирине, не столько вспомнил, сколько почерпнул из своего чертового сна.
В свою очередь полиция не думала копаться в обстоятельствах. У них было чистосердечное признание человека. Их даже не заботило, что он смог описать только убийство одного человека, а про остальных просто нес несусветную чушь. Никого не интересовали ни доводы Ирины, ни модного адвоката, на которого она истратила практически все свои накопления. Следствие и суд продлились немногим больше двух месяцев, после которых Вадима определили в лечебницу.
– Ирина, – дав возможность девушке успокоиться, Никита обнял ее за плечи: – Все образумится…
– Я знаю… Я вытащу его оттуда и докажу невиновность…
– Как?
– Никого, кроме меня, не смущает, что он может описать убийство первой жертвы, но про другие говорит что-то совсем другое… – мягко оттолкнув друга семьи, Ирина быстро зашагала к его машине: – Возможно, он и причастен к гибели первого человека, но к остальным, я уверена, он не причастен!
– С чего ты взяла? – запустив двигатель, осведомился Никита.
– Я просто его знаю: он дурак, витающий в облаках, с тяжелейшей психологической травмой… Даже если он это и сделал, то я должна знать наверняка, докопаться до истины.
– Угу, – задумчиво произнес Никита и вывел машину на магистраль.
– Ты же не бросишь его? Скажи, ты же не веришь во все это?
В ответ Никита еще сильнее придавил на педаль акселератора и перестроился в левый ряд, устремляя машину прочь от центра города.
– В тот день, – подкуривая сигарету, медленно произнес друг семьи: – После того, как Вадим меня огрел, я сразу направился на завод. Во время разговора с ментом я понял, что он не отступится и во что бы то ни стало докопается до истины…
