Владимир Витальевич Тренин
Выходной апрель
California dreamin' on such a winter's day…
California dreamin' on such a winter's day…
California dreamin' on such a winter's day…
Песня закончилась и Толян-Антей открыл глаза.
– Живой? – крикнул Семён.
– Да, вроде, – Толя пощупал голову, и осторожно встал, посмотрел на босую ногу.
– Тапок у меня, – помахал искомым предметом одежды, Семён.
– Кинь, пожалуйста.
– Держи.
Толян встал, покачиваясь, нащупал ногой тапок, отряхнулся и поковылял к подъезду. На газоне остался след от тела, похожий отпечаток, оставляют дети на снегу, когда лёжа в сугробе машут руками, изображая ангела.
Через приоткрытую дверь в комнату, было слышно, как сосед дядя Валера закричал:
– Вы чё там, охренели совсем, мракобесы? – … и что-то ещё неразборчиво.
Скорее всего, ругался с телевизором.
Семён прошёл в ванную ополоснул лицо и почистил зубы, взял полотенце. – «Блин», – махровая ткань было влажной. – «Это гандон задолбал, честное слово», – Опять Саша с утречка мылся и вытерся его рушником.
Семён жил в четырёхкомнатной квартире с двумя соседями: пенсионером Валерием Ивановичем, и сорокалетним недорослем Сашей, с подходящей фамилией Осинин.
– «Дерево и есть дерево, сколько можно ему говорить…?» Семён брезгливо бросил мокрое полотенце в таз. У двери Осинина он прислушался, в комнате тихо. – «Дрыхнет сука»… – Опять всю ночь дрочил и комменты строчил, – продекламировал Семён, проходя на кухню.
Саша Осинин работал интернет-троллем, писал комментарии, ставил лайки, провоцировал виртуальные скандалы.
– Я не какой-то школоло-бот, «рубль за лайк», я – уважаемый специалист, боец невидимого фронта, – так хвастался Осинин по-пьяни.
У этого человека не было чётких политических убеждений, как и совести. Он брал деньги с левых и правых, топил за власть, и за оппозицию, главное чтобы платили.
– Моя норма – сто комментов за смену, чих-пых, пару штук в кармане, сорокет в месяц не напрягаясь. Сижу пивасик пью. Вот ты Сёма, сколько должен восьмёрок за станком отстоять, на свой прожиточный минимум? – самодовольно разглагольствовал карантинным вечером Осинин, попивая на кухне пиво, приспустив на подбородок замызганную самодельную марлевую повязку, как будто не замечая неодобрительного хмыканья Валерия Ивановича и презрительного взгляда Семёна.
– И врагу страны бы продался? – прищурившись, спросил дядя Валера.
– За хорошие бабки, почему бы и нет, и вообще всему есть цена, чем я хуже этих крикливых ведущих с центральных каналов, «враг», как вы говорите им заплатит больше, и они запросто развернут говномёты на 180 градусов. Поверьте мне, Валерий Иванович, я спец со стажем, иногда у меня складывается ощущение, что большинству во власти и очень многим людям из оппозиции, наплевать на страну, на людей, им главное бабло… Единственное отличие меня от них, количество получаемых денег, – невозмутимо отвечал Саша Осинин.
***
– «Что же ты, «уважаемый спец со стажем», полотенца себе не купишь?», – подумал Семён, наливая чайник.
Он действительно работал оператором фрезерного станка с ЧПУ в фирме того самого Рафаэля, заказов было много и Семён проводил за станком по десять часов за смену, получал приличные деньги, откладывал на счёт в банке, мечтал купить квартиру, но всё хорошее когда-то заканчивается. Эпидемия внесла коррективы. Президент отпустил страну на бессрочные выходные. Фирма Рафика работала тайком несколько дней, пока кто-то не сообщил о нарушении изоляционного режима. В пятницу хозяин собрал мужиков, выдал по десять тысяч рублей, развёл руками:
– Что нам дэлат? – спросил он, прекрасно зная ответ, виновато всматриваясь в глаза хмурых работяг, увязших в ипотеках и кредитах. Люди молчали.
– И-ыдыте домой братыя… Будэм ждат.
3
Семён не знал, что ему делать. Он не привык бездельничать и в отпуск никогда не ходил, максимум, что мог позволить, это взять в мае у Рафика к выходным сутки за свой счёт, съездить к родителям в деревню, посадить картошку, и в сентябре – собрать урожай.
Первые дни в изоляции, он лежал на диване, перечитывал немногие бумажные книги, купленные, когда было свободное время, днём, после обеда ложился спать на пару часов, просыпаясь, долго курил на балконе, наблюдая за редкими прохожими нарушителями. Ему поначалу понравилось это состояние неопределенности: «Наверно, ничего и не будет впереди, а может всё изменится к лучшему и встретится та единственная и неповторимая…»
Время утекало, и он должен был что-то сделать, «может помыться, или поесть, а может обои переклеить, да магазины закрыты… ну и ладно».
Семён жил последние годы как автомат: на работу и обратно, в выходные отсыпался, в комнате у него не было компьютера, телевизор он смотрел редко, новости узнавал по радиоточке, чудом сохранившейся от прежних хозяев, и сейчас он ничего не мог придумать нового для себя, взамен той размеренной жизни.
– «Вот докурю и обязательно возьмусь за изучение английского языка», – Семён вставал с табурета, тушил бычок, проходил на кухню и разбивал два яйца на сковородку.
В один из таких бесконечных дней вынужденного безделья ему постучал в дверь сосед Валерий Иванович:
– Здарова, рыбина, чего такой кислый?
– Да, нормальный, вот думаю чем бы заняться?
– Пойдём ко мне, компанию составишь, винца попьём, а то чего-то припекает, давит в душе, а излить некому.
Дядя Валера заселился в свою комнату с момента постройки дома, жена от него ушла ещё при Андропове, слишком много было вахтовой работы, а детей он с ней завести не успел. Валерке, а потом Валерию Ивановичу, предлагали переехать, когда подходила очередь на отдельную квартиру, он отказывался, пропускал вперёд молодых и семейных, а сам на всякий случай вставал в начало. Большую Страну столкнули под поезд истории, государственное предприятие «Трубтрестстрой», на котором он трудился, приватизировали, и каждому работнику досталось по сотне акций. После дефолта 1998 года, зарплату перестали выплачивать, под предлогом отсутствия заказов. В администрации треста появились, какие-то мутные типчики, с модной щетиной, в галстуках и с кожаными портфелями, а в один прекрасный день, директор собрал рабочий коллектив и предложил выкупить их акции по цене годовой зарплаты. Большинство согласилось, кроме дяди Валеры и нескольких старожилов. Через пару дней, после работы его встретили за проходной технической базы, три амбала, недолго, но сильно, с удовольствием и знанием дела били на глазах у мимо проходящих, опустивших глаза работяг.
На следующий день, с утра, дядя Валера, с перемотанной бинтом головой, прорвался в кабинет главного через слабый заслон молодой новенькой секретарши.
– Подавись, сволочь, – он кинул скомканный комок, испачканных в крови, гербовых бумажек и заявление об уходе на стол испуганного директора, громко хлопнул тяжёлой дверью, оббитую дорогим, когда то модным дерматином. Надо отдать должное руководителю, тот знал Валерия Ивановича ещё вихрастым и безотказным Валеркой и, возможно, сам не имел понятия, как решаются дела у него за спиной. Трудовую книжку и толстую пачку денег принесли дяде Валере домой этим же вечером. Остальные упрямцы, усвоив урок, быстро сдали свои активы и предприятие, поменяв вывеску на ЗАО «Тресттрубстрой», вдруг обрело выгодные контракты и госзаказы.