Владимир Васильевич Гриньков
Шоумен. Пирамида баксов
Люди вовсе не так плохи, как о них порой думают.
Они гораздо хуже.
Это не я сказал. Это сказал Илья Дёмин, наш администратор. Такое вот у него отношение к роду человеческому. И к жизни вообще. На жизнь он смотрит циничным взглядом человека, знающего реальную цену всем и вся. Он считает, что имеет на это право, потому что витать в эмпиреях и благодушествовать – удел мой и Светланы. Мы, как люди творческие, ещё можем позволить себе заблуждаться, а вот Илья как администратор – ни в коем случае. Потому что ему всё нужно организовывать и за всё платить, и в той реальной жизни, где он вращается, где люди часто грубы и вороваты, где без крика, понуканий и матерных слов никакое дело не сдвинется с места, по-другому просто нельзя.
На нас со Светланой Илья иногда посматривает, посмеиваясь. «Эх, интеллихенция! – говорит он нам. – И на што тока таких неприспособленных мамы с папами рожают!» Мы вяло огрызаемся в ответ, потому что спорить с ним бесполезно, да и незачем. Мы знаем, что без нас, без «интеллихентов», не было бы нашей всенародно любимой передачи «Вот так история!», передачи, по рейтингу опережающей все прочие на нашем телевидении. Я до сих пор не знаю, почему людям так нравится смотреть сюжеты, снятые скрытой камерой, сюжеты, в которых какой-нибудь человек, попавший в подстроенную нами ловушку, испытывает маленькое (а иногда и не такое уж и маленькое) потрясение, и когда мы этот сюжет пускаем в эфир, телезрителей от экранов за уши не оттащить. «Всё дело в том, родная вы моя интеллихенция, что людям приятно наблюдать за мучениями ближнего, находясь при этом в своей уютной квартирке, – объясняет нам, недотёпам, знающий жизнь Дёмин. – В присутствии посторонних они ещё и посочувствуют, и пожалеют бедолагу, а вот в своем жилище, где их никто не видит, с интересом наблюдают за чужими злоключениями и от удовольствия пускают слюни».
Вот такой он человек, наш Дёмин. Мизантроп. Человеконенавистник. Мизантропом его назвала наша Светлана. Хотя справедливости ради надо сказать, что порой отношение Ильи к жизни и окружающим нас людям помогает сделать неплохую программу. Это я не о том, что он, как толковый администратор, всегда обеспечит съёмку и всё будет готово точно в срок, если даже за окном бушуют природные катаклизмы или ещё какие несчастья обрушиваются на нас. Я о том, что Илья иногда подсказывает нам какой-нибудь ход, благодаря которому снимаемый нами сюжет вдруг становится привлекательнее и смешнее. Так было во время недавней съёмки. Мы вышли на семью – славную, интеллигентную, в которой выросла и расцвела чудесная девушка Танечка, такая же красивая, как её мама, и такая же умная, как папа. Или наоборот, это совсем неважно в данном случае. У Танечки появился друг. То есть не друг совсем, а гораздо иначе, как выражается порой наш Дёмин. Это была первая настоящая Танечкина любовь. Дело уже зашло так далеко, что девушка решилась представить своего более чем друга родителям, чего никогда прежде она делать не осмеливалась, что показывало – дело явно идёт к свадьбе и долгой и счастливой семейной жизни. И вот тут-то мы решили вклиниться в процесс. Мысль такая нам пришла в голову не сама по себе, а с подачи Танечкиных родителей, людей не без чувства юмора. Встречу с потенциальным зятем они решили сделать незабываемой. Такой, чтобы и через тридцать лет было что вспомнить. А что может быть лучше, чем привлечь к участию в этом негромком в принципе семейном событии создателей самой любимой народом телепередачи? Значит – розыгрыш. Мы готовы были поучаствовать и отснять очередной сюжет, но что-то у нас забуксовало. Не было изюминки. Чего-то такого, ради чего только и стоило затевать съемку. Мы крутили эту придумку и так и эдак, и каждый раз убеждались – не то. А выручил нас Дёмин. «Ну, вы даёте! – сказал он нам, узнав о наших сомнениях и трудностях. – Девушка у вас утончённая, её молодой человек – тоже рыцарь до мозга костей, так вот и шарахните ему по мозгам суровой правдой жизни! Ткните его носом в самое то, пускай его аж заколбасит!»
Вот чем хорошо с такими людьми, как Илья, дело иметь – у них всё по-простому, без сантиментов. И это здорово выручает в жизни, если разобраться.
* * *
Танечка была утончённой девушкой тургеневского типа – тихой, скромной, с добрым взглядом умных глаз. Легкий румянец на щеках, трогательный завиток волос, негромкий голос, в звуках которого слышится нежный перезвон колокольцев.
Её избранника звали Кириллом. Студент-отличник, фанат Интернета и неоднократный победитель городских шахматных олимпиад. Тихий и очень домашний мальчик. Я видел его на фотографии. Таких в школе обычно называют «ботанами» или «ботаниками», беззлобно над ними подтрунивают, но всерьёз почти никогда не обижают, поскольку именно у таких ребят всегда можно списать без особых проблем – и не откажут, и можно быть уверенным, что списываемое выполнено на пятёрку.
У нас всё было готово к съёмкам. Танечке предстояло привести своего избранника в квартиру, где мы установили видеокамеры. Обычная хрущёвка с совмещённым санузлом, окно выходит прямо в кухню, стекло мы поставили зеркальное, так что из кухни ничего не рассмотреть, а с противоположной стороны снимай на видео всё происходящее в своё удовольствие. Именно на кухне и должны были состояться главные события этого непростого для Кирилла дня. То, что день для него будет непростым, он, конечно, знал, но что настолько непростым – об этом он даже не догадывался, и тут уж всё было совсем как в настоящей жизни. Всегда ли мы знаем, что нас ждёт уже через минуту, через час или три часа? Судьба – она судьба и есть. Каждая новая секунда прожитой жизни дарит нам какое-то открытие. И Кирилла тоже ждали сюрпризы, только он пока об этом не знал. Волновался, конечно, но старательно не показывал виду. И Танечка держалась, хотя ей, кажется, было даже труднее, поскольку она знала о предстоящем подвохе – не в подробностях, естественно. Светлана предварительно провела с ней необходимую работу.
– Вы приведёте вашего Кирилла в эту квартиру, и что бы вы там ни увидели, вы ничему не должны удивляться, – инструктировала Светлана девушку. – Что бы там ни происходило, вы должны воспринимать это как должное. Договорились?
Танечка послушно кивала в ответ, а в её глазах всё явственнее нарастало беспокойство. Она уже знала, что вместо её родителей в той квартире, которая совсем не её, Танечкиной семьи, квартира, будут чужие люди, и этих чужих она должна принять за своих, но почему всё должно идти именно так, а не иначе, ей не объяснили. Родители сказали только, что так надо. А поскольку Танечка была девочкой послушной, ей ничего другого не оставалось, как подчиниться.
Прежде чем предстать перед родителями своей возлюбленной, Кирилл купил букет цветов. Танечка в выборе букета не участвовала, молча стояла рядом и переживала.
– Как ты думаешь, твоей маме понравится? – спросил Кирилл.
– Маме? Моей? Ой, не знаю!
– Да не волнуйся! – мягко сказал Кирилл.
Он взял Танечкину руку в свою и нежно её поцеловал. Чтобы отвлечь Танечку хоть немного, Кирилл заговорил с ней о творчестве художника Магритта.
– Ты взгляни на этот сквер, – предложил он. – Деревья неестественно тёмные, почти чёрные. А над ними – синее-синее дневное небо. Как «Владычество света» Магритта, ты не находишь?
– Да, ещё бы там фонарь поставить. Помнишь, там есть фонарь?
– Помню.
Они дошли до дома, где всё как раз и должно было происходить. Тут уж Танечка разволновалась не на шутку.
– Я хотела тебе сказать … – пробормотала она неуверенно.
– Всё будет хорошо, – бодро ответил ей Кирилл.
Излишне бодро.
– Может, не сегодня? – попыталась уберечь его от предстоящих переживаний девушка.
– Ну, почему же! – с прежней неестественной бодростью отозвался Кирилл.
Он рвался в бой.
А мы его уже поджидали.
Танечка судорожно вздохнула и обречённо замолкла, осознав, наконец, что изменить что-либо она уже не в силах. Поднялись на нужный этаж. Танечка нажала кнопку звонка. Кирилл внутренне подобрался и выставил букет перед собой, как будто пытался прикрыться цветами. Дверь распахнулась. На пороге стояла дородная тетка в давно не стиранном халате и бигуди. У Танечки вытянулось лицо. Кирилл этого даже не заметил, поскольку растерялся. Танечкину маму он представлял себе совершенно иначе.
– Ой! – всплеснула руками тётка в бигуди. – С цветами! Молодец!
Выхватила из Кирилловых рук букет и умчалась куда-то в глубь квартиры. Кирилл растерянно переступил порог и оказался в прихожей, в которой с потолка совсем по-деревенски свешивались косички златобоких луковиц, а вещи были разбросаны в беспорядке, и вдобавок пахло пылью и кислыми щами.
– Танькин хахаль пришёл! – тараторила где-то в глубине квартиры женщина, нисколько не беспокоясь о том, что её слова слышны и в прихожей. – Глянь, какой букет мне притащил! Может, богатый?
В последней фразе явно угадывалась надежда.
Кирилл посмотрел на Танечку. Танечка прятала глаза и стремительно пунцовела.
– Давай его сюда, жениха этого! – пробасил мужской голос. – Щас познакомимся!
Интонация была такая, что Кириллу, кажется, уже захотелось развернуться и уйти, но уйти он не успел, потому что тётка в бигуди стремительно ворвалась в прихожую, ухватила Кирилла за руку и увлекла его за собой.
– Мы сегодня немножко не в духе, – сообщила она вполголоса. – Так что вы уж осторожненько …
Танечка бессловесной овечкой плелась за ними следом.
Обладатель выразительного баса обнаружился на кухне, и почти всё пространство той кухни он один и занимал – такой был огромный. Шкафоподобный мужик двухметрового роста с большим «пивным» животом, в драной майке и заношенных спортивных штанах с оттянутыми коленками. Он как раз только что встал из-за стола, на котором присутствовали початая бутылка дешёвой водки, давно не мытый стакан, надкусанная луковица, краюха высохшего хлеба и две курицы – совсем не живые и уже даже ощипанные. Их вполне живой собрат-петух важно прохаживался по полу, но что-то подсказывало, что ходить ему осталось совсем недолго.
Танечка, которая только что впервые увидела своего «папу», испытала немалое потрясение. Всё происходящее мы снимали из своего укрытия из-за зеркального стекла. Я стоял рядом с нашим оператором и видел выражение лица девушки, но на неё, к счастью, никто не обращал внимания. Кириллу, например, совсем не до Танечки сейчас было.
– Ну, чё? – сказал папаша. – Знакомиться будем?
И протянул Кириллу свою ладонь-лопату.
Его жена в это мгновение за спиной муженька ухватила початую бутылку водки с явным намерением спрятать её куда-нибудь подальше, но не успела. Папаша отдёрнул руку, которую уже готов был пожать Кирилл, собрал её в кулак и тот кулак поднёс к носу своей супруги.
– Видала? Поставь на место!
Женщина смотрела на тот кулак как заворожённая. И Кирилл – тоже. Размеры кулака его впечатлили.
Вам знакомо выражение «пудовые кулаки»? Сразу представляется: они такие огромные, размером чуть ли не с человеческую голову, таким ударить по столу, и стол развалится. Представили? Так вот, у мужика были не пудовые, а двухпудовые кулаки. Ими можно было запросто забивать в грунт бетонные сваи. Что-то такое об этих кулаках женщина знала, наверное, потому что как загипнотизированная, не спуская с тех кулаков взгляда, медленно вернула бутылку водки на стол.
– Будем знакомиться, – как ни в чём не бывало произнёс мужик и снова протянул Кириллу ладонь-лопату. – Оглоедов моя фамилия. Отчим я этой дурёхе.
Последовал кивок в направлении совершенно деморализованной Танечки.
– А ты хахаль её очередной, да?
– Папа! – пискнула протестующе Танечка.
– Молчать! – рявкнул Оглоедов.
В шкафчике звякнула посуда. Петух испуганно метнулся в угол и спрятался за переполненным мусорным ведром.
– Разговорились, бляха-муха! – громыхал осерчавший Оглоедов. – Я вас научу политесу!
Кирилл смотрел на него со всевозрастающим волнением. Ничего подобного он увидеть не ожидал.
Проведя воспитательную работу в возглавляемом им коллективе, Оглоедов несколько успокоился, хотя градус его настроения, как было видно, так и не возвратился из зоны отрицательных величин.
– Ну, рассказывай! – сказал он хмуро, обращаясь к Кириллу.
– О ч-чём?
– Ты чё, заикаешься? – неприятно удивился Оглоедов.
– Нет, это я сегодня в первый раз.
– Ты смотри у меня, – туманно погрозил Оглоедов. – Не балуй, в общем. Так ты кто?
– Кирилл.
– Я вижу, что не Прасковья. По жизни ты кто? Приторговываешь? Или, может, в автосервисе?
– Я учусь.
– Студент?
– Студент.
– Ну, надо же! – сказал Оглоедов, впервые за время общения проявляя интерес к собеседнику. – На кого учишься?
– Буду специалистом по индоевропейским языкам.
– Переводчиком, что ли? – не поверил в близкое счастье своего собеседника Оглоедов.
– Нет, теоретические изыскания.
Судя по выражению лица Оглоедова, он так и не понял, что там к чему, но суть, как оказалось, уловил верно.
– Понятно, – протянул он, стремительно, на глазах, мрачнея. – Учёные-мочёные. Конференции-диссертации. Дырявые сапоги у жены и детки, которые никогда не видят шоколадных конфет. Потому что папка у них носит шляпу и очки, и если разобраться, то он самый что ни на есть никчёмный человек, даром что образованный.
– Ну, хватит! – пискнула Танечка.
– Цыц!
Осерчавший Оглоедов плеснул в стакан водки, заполнил его до краев, махнул водочку одним залпом и закусывать не стал. Наблюдаемая картина произвела на Кирилла неизгладимое впечатление.
– В общем, всё понятно, – резюмировал Оглоедов. – Кормить вас придётся до конца дней своих.
Вздохнул и сжал кулаки. Его жена предусмотрительно втянула голову в плечи и на всякий случай перестала дышать.
– Вот ты мне скажи, – вдруг задушевно произнёс Оглоедов, которого уже стала пробирать выпитая водка. – Чего вас всех в эту науку тянет, во все эти индийские языки, которые ты учишь, или как их там называют …
– Индоевропейские.
– Да плевать мне! – махнул своей лапищей Оглоедов, отчего по кухне пробежал лёгкий ветерок. – Вот чего вы все честно трудиться не хотите?
– Как наш папочка! – заискивающе подсказала из-за его спины женщина.
– Вот эту курицу, – Оглоедов взял куриную тушку и ткнул ею Кириллу прямо в лицо, – я честно заработал. Да, я на Рижском рынке … По мясу, в смысле … Рубщиком, в общем … Я университетов не кончал. Но на столе всегда есть что покушать. А если б я по научной части пошёл, к примеру, так семья б с голоду подыхала.
– А вот Танечке мы всё-таки дали образование! – счастливо закатила глаза женщина.
– Дали! – не разделил её счастья мрачный Оглоедов. – На свою голову!
Он так расстроился, что одним махом выпил ещё стакан водки.
– Что же он делает! – запаниковала Светлана, которая стояла рядом со мной в укрытии. – Напьётся и сорвёт съёмку!
– Ладно, прокормим как-нибудь, – сказал со вздохом Оглоедов. – Ты хоть его любишь, пентюха этого? – спросил он, обращаясь к «дочери».
Танечка, совершенно деморализованная, только кивнула в ответ.
– Главное, чтоб жили душа в душу, – всё с тем же мрачным видом произнёс Оглоедов. – А не то я устрою вам райскую жизнь!
С этими словами он на глазах у Кирилла легко оторвал курице голову и не глядя швырнул её в мусорное ведро. Его жена при этом явно уменьшилась в росте. Несчастная женщина, как казалось, с радостью покинула бы место происходящих событий, но в силу каких-то причин не смела этого сделать.
Кирилл выглядел неважно. Он жил совсем другой жизнью, нисколько не похожей на ту, которую он сейчас наблюдал. В той, знакомой ему жизни, были абонементы в филармонию, непременные подарки к Рождеству, белоснежная до неправдоподобия скатерть на обеденном столе, компакт-диски с Гайдном и Дворжаком, и непременные Кафка с Зюскиндом на книжной полке. Здесь же он обнаружил водку в замызганном стакане, пару уворованных на рынке дохлых кур, сшибающий с ног неистребимый луковый дух, аляповатый портрет полуголой девицы на стене и использованный презерватив на мусорной куче в углу.
– В общем, так! – рубанул ладонью воздух Оглоедов, отчего по кухне снова пронёсся ветер. – Решено! Любишь её – живи! С сегодняшнего дня ставлю на довольствие! Задарма тебя, едрёна вошь, кормить, конечно, не будем, ну да это всё фигня, отработаешь. С институтом с этого дня завязываем, будем делом заниматься. Нам учёных шибко много не надо, нам и Таньки учёной хватит. Таньку прокормим, это без базара, а ты ко мне в помощники пойдёшь. Работа – дело плёвое, тут даже человек с высшим образованием справится. Ноги направо, кишки налево, субпродукты в продажу. Гы-гы-гы!
Он развеселился, играючи оторвал голову и второй курице, швырнул её в угол.
– Хи-хи-хи! – подобострастно захихикала жена.
Но Оглоедов глянул на неё так, что она захлебнулась собственным смехом, умолкла и постаралась сделаться совсем уж незаметной. Обладай она волшебным даром растворяться в воздухе – тотчас же с удовольствием превратилась бы в пар.
А Танечка медленно дозревала. Первый шок уже прошёл, она обнаружила, насколько далеко зашёл розыгрыш, и решилась наконец восстановить статус-кво.
– Хватит! – решительно объявила она.
И больше ничего сказать не успела. Заподозривший бунт на корабле Оглоедов сгреб своей огромной лапищей миниатюрную девичью головку, которая в его ладони поместилась едва ли не целиком, и рявкнул:
– Не трындеть! Тут всё по-моему будет!
Кирилл дёрнулся.
– Что?! – повернул к нему лицо Оглоедов и зверски завращал глазами. – Сказать что-то хотел?!
Он играл мастерски. За эту роль ему можно было дать «Оскара». Даже я, находясь в укрытии и зная, что на самом деле происходит, испугался. У Кирилла был один-единственный выход – ретироваться. Так мне казалось. Но вместо того, чтобы убежать, он вдруг произнес срывающимся юношеским голосом:
– Я уважаю вас как Таниного отца, но если вы тронете её хотя бы пальцем …
– Что будет? – неосторожно осведомился Оглоедов.
– Я не позволю …
Вообще-то петух сам был виноват. Не вовремя вышел из своего укрытия и оказался рядом с Кириллом. Парень его и не видел, как мне представлялось. Просто петух под руку попал. И Кирилл всё сделал автоматически. Он был так взволнован, что вряд ли понимал, что делает. Ни с того ни с сего вдруг ухватил живого петуха и оторвал ему голову. Просто свернул. Брызнула кровь. Завизжала Танечка. А Оглоедов вдруг закатил глаза, постоял мгновение будто в нерешительности, да и хлопнулся в обморок. Слабоват оказался. Это ему не над дохлыми курицами измываться.
* * *
Кирилла потом всё-таки отпаивали валерьянкой. Он нервно смеялся и всё время бормотал:
– Я же думал, что это всерьёз! Что это действительно Танин папа!
Настоящие родители Танечки находились рядом, и на их лицах без труда можно было прочесть раскаяние.
К нам на передачу письма с предложениями кого-нибудь разыграть пишут по самым различным поводам. Кто-то хочет посмеяться над близким родственником или соседом, кто-то просто мечтает увидеть своё дитя на телеэкране, а некоторыми движет банальное желание подзаработать – за участие в съёмках мы выплачиваем неплохие деньги, и телезрители об этом знают. Танечкины родители хотели всего-навсего сделать первую встречу с потенциальным зятем незабываемой для всех. Кажется, это у них получилось. Действительность превзошла все ожидания. Не каждая встреча с будущими тестем и тещей заканчивается валерьянкой.
– А девушка чудо как хороша, – сказал я.
Мы втроём – я, Илья и Светлана – ехали в Дёминской машине. Сегодняшняя съёмка прошла успешно, настроение у нас было преотличнейшее, и я подначивал Дёмина. Про девушку я именно для него сказал, потому как тяга Ильи к прекрасному полу была известна всем.
– Это ты о Татьяне? – заглотнул наживку Дёмин.
– Вот именно, – с готовностью подтвердил я.
Илья оторвал взгляд от дороги, посмотрел на меня взглядом, каким обычно смотрят взрослые люди на несмышлёную ребятню, и важно сказал:
– Ничего особенного.
Мы со Светланой переглянулись, потому что это никак не было похоже на Дёмина. Можете представить себе кота, которому подсовывают какую-нибудь вкуснятину – свежую рыбку, к примеру, а он нос воротит? Почти невероятно. Вот и Дёмин сейчас как бы на рыбку не среагировал. Заболел, что ли?
– То есть она не представляется тебе привлекательной? – с максимально возможной кротостью осведомилась Светлана.
– Видишь ли, крошка, – покровительственно ответствовал Илья, – банальная привлекательность – это то, что может заинтересовать только человека молодого, неискушённого. Такого, например, как Женька.
Женька, к вашему сведению, это я.
– А человека, умудрённого каким-никаким житейским опытом, интересует нечто другое, – продолжал Илья.
Мы со Светланой опять переглянулись.
– Что же, если не секрет? – спросила Светлана.
– Сама подумай, – туманно ответил на это Илья.
Я уже было решил, что это он просто выпендривается перед нами, столь незамысловато реагируя на наши подначивания, но тут у Ильи в кармане затренькал мобильник. Дёмин поднёс трубку к уху, произнёс дежурное «Алло!», а уж потом замурлыкал так, будто это и не Дёмин был, а какой-нибудь мартовский котяра. Вот бывает так, что с ходу можно определить, с кем человек разговаривает по телефону. Дёмин сейчас разговаривал с женщиной. Не с женщиной-коллегой и не с женщиной-компаньоном, а с женщиной.
– Вот и пропал наш Дёмин! – прошептала Светлана. – Кто бы мог подумать!
Я тоже оценил неординарность момента. В принципе, любой мужчина, говоря женщине ласковые слова, заведомо проявляет неискренность. Он плетёт словесную паутину, охмуряя женщину с одной-единственной целью, которая известна любому из вас, если вам уже стукнуло пятнадцать лет, вы трезво смотрите на вещи, и с умственным развитием у вас всё в порядке. В случае с Дёминым это правило было возведено в абсолют. Он редко говорил красивые слова, а чаще банально и неизобретательно лгал, и мне иногда, если я вдруг случайно становился свидетелем разговора Дёмина с его очередной пассией, даже казалось, грешным делом, что вот сейчас, договариваясь с женщиной о встрече, Дёмин в уме просчитывает, а не опоздает ли он на встречу следующую, назначенную ещё раньше, и что-то такое, наверное, иногда начинали подозревать и его собеседницы, они нервничали, а Дёмин лениво пытался развеять их подозрения, настолько лениво, что было понятно – ему на всё наплевать. Вот бросит сейчас женщина телефонную трубку, а он нисколько по этому поводу не расстроится и мгновенно об этой дурёхе забудет, потому что она у него уже одиннадцатая по счёту в этом месяце, и сто двадцать восьмая, если считать с начала года. Но не то было сейчас. Дёмин мурлыкал в трубку так истово, словно здесь и сейчас решался вопрос его жизни или смерти, и если вдруг – не приведи господи, конечно! – эта неведомая мне женщина осерчает и бросит трубку, Илья тотчас же выйдет из машины и утопится в Яузе, по набережной которой мы сейчас как раз и проезжали.
– Хорошо, милая, – промурлыкал Дёмин. – Я буду у тебя через тридцать минут.
Это называется – мы едем к Дёмину домой. Как раз собирались посидеть у него и обсудить нашу следующую съёмку. Там подготовка серьёзная и вопросов масса.
– Какого чёрта! – сказал я, когда Дёмин закончил разговор. – Мы уже не едем к тебе?
– А? – невнимательно отозвался Илья и посмотрел на меня невидящим взором.
Он так медленно возвращался к действительности, что я понял – дела его плохи.
– Как её зовут? – поинтересовался я.
– Мария, – с блаженной улыбкой пробормотал Дёмин.
У обитателей Кащенко бывают такие улыбки. Мне по крайней мере именно так всегда и представлялось.
– На дорогу смотри, – пробормотал я. – Разобьёмся.
Пропал мужик. Вот и встретились два одиночества. Илья Дёмин и просто Мария. Сладкая парочка. Я видел, как Светлана покачала головой. Не верила, что всё так серьёзно. Слишком хорошо она знала Дёмина.
– Женька! – пробормотал Илья, постепенно возвращаясь к жизни. – Я всё помню! Мы едем ко мне! Ничего не отменяется! Вы со Светкой меня подождёте часок, кофе попьёте, а я ненадолго …
– Ну уж дудки! – запротестовала многоопытная Светлана. – Я поехала домой! Останови у метро!
– Да ты что! – закипятился Илья. – Я же говорю – час! Один час! Обещаю!
– Останови у метро!
– Чёрт побери! – осерчал Дёмин. – Ну что ты за человек такой! Ты можешь понять, что у меня сегодня всё решается …
– Вот и решай, – сказала Светлана мягко. – А завтра встретимся и все наши рабочие вопросы обсудим. В рабочей обстановке. Договорились?
– Женька! – обернулся ко мне Илья. – Но ты-то мне веришь?
Если честно, то нет. Но всегда ли мы отвечаем честно?
– Да, – кивнул я.
А что я ещё мог ему сказать?
– Спасибо! – с чувством произнёс Илья. – Ты настоящий друг! Не то что бабы эти!
Светлана даже не обиделась. Когда общаешься с Ильей Дёминым, обижаться бесполезно.
– Светку довозим до метро, – обрисовал диспозицию Илья. – Тебя я высажу у своего дома. На, держи ключи. Поднимешься ко мне в квартиру, а через час я приеду. Если я опоздаю хотя бы на минуту, Женька, можешь считать меня сволочью!
* * *
Сволочь Дёмин не приехал ни через час, ни через два, ни через три. Он вообще не появился. И даже на его мобильник я не мог дозвониться. Вежливый голос раз за разом сообщал мне о том, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети, что лично для меня означало одно и то же. Я томился, но уйти из Дёминской квартиры не мог. Вам знакомо это чувство – когда кого-то ждёшь, а тот человек всё не появляется, и чем больше времени проходит, тем больше веришь, что вот ещё минута, три или пять, ну, совсем немного – и он появится, а ты, не проявив терпения и не прождав вот эту последнюю минуту, в итоге, как оказывается, ждал зря? Да у меня ещё оставались ключи от Дёминской квартиры, а на город уже накинула свое чёрное одеяло ночь, и я всё никак не мог решиться уйти.
В Дёминском домашнем баре я обнаружил бутылку дорогого коньяка, с чувством мщения и одновременно с осознанием правильности совершаемого мною откупорил её и через час с небольшим, когда делиться с кем-нибудь тем коньяком не было никакой возможности по причине полного отсутствия последнего, я несуетно и незаметно для самого себя заснул в роскошном кресле.
Проспал я до самого утра, а проснулся оттого, что у меня затекло тело. Чувство было такое, будто всю ночь кто-то беспощадный бил меня.
Часы показывали половину девятого. За окном было светло. Где-то совсем близко гудел многомиллионный город-муравейник. Жизнь сейчас представлялась мне премерзкой штукой. Во-первых, меня подставил Дёмин. Во-вторых, после выпитого накануне болела голова. С первым поделать уже ничего было нельзя. Вторая проблема худо-бедно решалась. Я извлёк из Дёминского холодильника бутылку пива и уже через пару минут понял, что не всё в этой жизни так плохо. Когда я окончательно утвердился в этой мысли, в дверь позвонили. Блудливый котяра, раскаявшийся и пришибленный, вернулся с ночной прогулки.
– Подонок! – громко сказал я через дверь. – Ты уволен с сегодняшнего дня!
Я был озлоблен и несправедлив.
Когда дверь распахнулась, я увидел перед собой милиционера. И сразу понял, почему Дёмин не пришёл, как обещал.
– Что с ним?! – выпалил я.
– С кем? – отшатнулся милиционер.
– С Ильей! Дёминым! Что с ним?!
Служивый пятился, и я, испугавшись, что он сейчас скроется, так ничего мне и не сказав, взял его за грудки и хорошенько встряхнул.
– Т-товарищ К-колодин! – пробормотал милиционер. – Т-товарищ Колодин!
Он узнал меня. И, кажется, пребывал в шоке.
* * *
Народная примета: милиционер на пороге вашего дома рано утром – это к несчастью. Если у вас когда-нибудь было наоборот – сообщите мне об этом отрадном факте немедленно, звоните нам прямо на передачу. Телефон указан в конце, в титрах.
Нет, с Дёминым, слава богу, ничего не произошло. Точнее, не из-за Дёмина вовсе служивый заглянул в его квартиру. Этим утром на плошадке первого этажа, прямо напротив лифта, застрелили какого-то мужика. Вот вам и несчастье. А я что говорил?
– Не Дёмина убили! – сказал мне милиционер. – Совсем другого человека! Не ваш это товарищ!
Он говорил, чётко произнося слова и явно стараясь донести до меня это обстоятельство – что не Дёмин, мол, – со всей возможной тщательностью. Наверное, он очень не хотел, чтобы я снова на него набросился, требуя подробностей.
Я заволок его в квартиру, усадил за стол, извлёк из Дёминского бара бутылку водки, налил водку в стаканы – в каждый грамм по сто.
– За Дёмина! – сказал я с чувством. – За второе его рождение, можно сказать! Он меня подвел вчера … Очень сильно! Я разозлился и призывал на его голову тридцать три несчастья. Убить был его готов. А вот тебя на пороге увидел – и сердце у меня оборвалось. Думал – хана Илье. Нелепо так всё. Несправедливо. И вдруг ты говоришь – не он!
Я счастливо вздохнул.
– Не он, – признал очевидное милиционер и осторожно отодвинул от себя стакан с водкой. – Извините, я не могу. У меня служба.
– Понял! – кивнул я и наполнил его стакан до краев.
– Вы не поняли …
– Понял, – успокоил я его. – Ты на службе, тебе тут рассиживаться некогда, некогда цедить водочку по капле, вот я тебе сразу полный стакан и налил. Ты что, с Колодиным пить отказываешься?
Он подумал мгновение, махнул рукой и сказал:
– Выпью!
– Вот и молодец. Как звать?
– Кого?
– Во, блин! – засмеялся я. – Недаром, видать, про милицию анекдоты рассказывают. Да тебя, конечно, кого же ещё!
– Николай, – зарделся служивый.
– Давай, Колян, выпьем за моего товарища. Я-то думал, его уже нет. А он есть. Значит, долго жить будет. Подлец он, конечно, редкий. Да ладно, пусть живёт!
Мы выпили. Милиционер смотрел на меня так, будто хотел расцеловать, да не решался.
– А вот ты мне скажи, Колян, с какой радости ты тут появился, если с Дёминым всё в порядке?
– Так ведь опрос жильцов, – ответил на это милиционер. – Так положено. Может, видел кто что-то или слышал. Обычное дело. Квартиры обходим. Вы, кстати, ничего не слышали?
Я наклонился, поднял с пола пустую бутылку из-под коньяка и поставил её на стол перед собеседником.
– Да, это серьёзно, – оценил Николай. – В свидетели вас не возьмут, это точно. Да оно и к лучшему.
– Почему же к лучшему? – не понял я своего счастья.
– Вы же звезда. И вдруг даёте показания где-нибудь в прокуратуре. Или в суде. Так не бывает.
– Разве?
– Ну нельзя так! – горячо сказал Николай. – Вас вызвать для дачи показаний – это всё равно что президенту нашему повестку прислать! Разве так бывает?
– Я такого не слышал, чтобы президента, – признался я. – У нас, слава богу, не Америка, чтоб президенты показания давали.
– А я о чём! – с готовностью поддакнул мой собеседник. – Надо же и честь знать!
