Владимир Васильевич Гриньков
Шоумен. Король и Злой Горбун
– Это Ашот о безопасности своей печётся.
Находка подвигла рэкетиров на новые поиски, и они стали бесцеремонно сбрасывать с полок старую обувь. Бобриков им не препятствовал и даже не пытался протестовать – и очень скоро получил возможность освежить свои впечатления. За рваной обувью обнаружились пачки денег: заклеенные бумагой или перевязанные бечёвкой, они беспорядочно заполняли все полки, а сданная в ремонт обувь служила им лишь прикрытием, и трудно было сказать, какие суммы кроются в этих горах, состоящих из дензнаков.
– А ты говоришь – обувщик, – наставительно сказал рэкетир.
Распахнув дверь, крикнул своим товарищам:
– Несите сумки!
В присутствии бессловесного и крайне опечаленного Бобрикова бандиты собрали щедрый рэкетирский урожай и отбыли, прихватив и ящик с пистолетами. Бобриков следил за отбытием иномарок с потерянным видом и несколько пришёл в себя, лишь обнаружив, что остался один.
В мастерской был совершенный разгром. Спохватившись, Бобриков принялся наводить порядок и за пятнадцать минут привел мастерскую в почти первоначальный вид. Почти – потому что теперь здесь не было ни денег, ни оружия. И Бобриков понял, что и ему здесь делать нечего. Желание убежать прочитывалось на его лице, но побег не удался. Скрипнула дверь. Вошёл Гаспарян. При его появлении с бедным Бобриковым что-то случилось. Он не мог устоять на ногах и опустился на табурет. Гаспарян, казалось, ничего не заметил. Бобриков смотрел на него такими глазами, какими смотрят на человека, про которого внезапно стало известно, что он злодейски умертвил сто пятьдесят человек, среди которых были даже женщины и дети.
– Никто нэ прыходил? – спросил старый Ашот.
Он всё так же сутулился, но теперь Бобрикову казалось, что сутулость эта – не от прожитых лет, а от груза преступлений, совершённых крёстным отцом армянской мафии.
– Никто нэ прыходил? – повторил вопрос Гаспарян.
– Нет, – соврал Бобриков и тут же, безо всякого перехода, добавил:
– Мне домой.
– Што? – удивился Гаспарян.
– Домой.
– Иды, – пожал плечами старик.
Бобриков поднялся с табурета и нетвёрдо шагнул к двери.
Я оторвался от монитора и тоже встал. Светлана вопросительно взглянула на меня.
– Заканчиваем, – сказал я и вышел из фургона.
Бобриков уже выскочил из мастерской и стремительно удалялся от неё, явно готовясь перейти на бег. Он мчался прямо на меня, но меня не видел. В его глазах не было ничего, кроме выражения ужаса. А тут еще насмешник Гаспарян крикнул бедному парню в спину:
– Эй! А пыстолэт гдэ? А дэнги гдэ?
Бобриков тотчас прибавил скорости и, поскольку он мчался, не разбирая дороги, налетел на меня. Я, наверное, показался ему деревом, потому что он тут же предпринял попытку обогнуть препятствие. Мне пришлось схватить его за руку.
– Всё в порядке? – осведомился я.
Он смотрел на меня и явно не узнавал. Потом что-то промелькнуло в его взгляде, какая-то искра.
– Всё в порядке? – повторил я.
Бобриков повёл взглядом вокруг. Все наши уже высыпали из фургона и стояли поодаль, наблюдая за происходящим. Один из операторов снимал нас, не таясь. Ашот Гаспарян беззвучно смеялся в свои седые усы. Подъехали иномарки с «рэкетирами», и выглядели эти ребята сейчас совсем не грозно.
И тогда Бобриков засмеялся – дробно, нервно. С этим смехом из него уходил пережитый страх.
– Я поверил, – сказал он. – Я и вправду поверил!
Будто и сам удивлялся собственной доверчивости. Вокруг нас уже собралась толпа любопытных. Всё новые и новые люди подходили, ещё минута или две – и нам уже не вырваться из этого живого кольца.
– Всё! – сказал я. – Уезжаем!
Напоследок похлопал Бобрикова по плечу:
– До встречи в студии!
Он ничего не ответил, но счастливо улыбнулся. То ли радовался тому, что его покажут по телевизору, то ли испытывал восторг, окончательно удостоверившись, что никакой Ашот не мафиози.
7
Президент телекомпании «Стар ТВ» Олег Александрович Боголюбов занимал огромный, едва ли не в половину футбольного поля, кабинет в одном из зданий в самом центре Москвы. Еще два года назад никто не знал об этой компании, да и существовала ли она в те времена – загадка, но в последние несколько месяцев боголюбовская команда сделала стремительный и эффектный рывок, в одночасье став лидером, и продолжала набирать очки, принимая под своё крыло всё новых и новых производителей популярных телепрограмм. Только и было слышно: один присоединился к «Стар ТВ», другой – тоже, а тот вон пока не в команде, но предварительные переговоры уже ведёт.
– Они съедят всех, – мрачно пророчествовал Дёмин. – Прямо акулы какие-то. Настоящие хищники.
На самом деле Боголюбов впечатления хищника не производил. Молод, приятен в общении, улыбчив. Деловая хватка у него, конечно, имелась, но в своих действиях «Стар ТВ», как мне приходилось слышать, обходилась без особых грубостей и ударов в спину. Между нами и боголюбовской компанией не было тёплых отношений, мы являлись конкурентами, и этим всё сказано, но Гена Огольцов, несмотря на свою экстравагантность, проявлявшуюся время от времени, всё-таки был очень неглупым человеком, и его слова о полезности дружбы с нужными людьми я запомнил. Прежде чем что-либо предпринимать, мы ещё раз прикинули свои возможности. Получалось так, что сил у нас хватало только на производство четырёх выпусков в месяц – два выпуска Дёминского сериала и два выпуска Светланиной программы. Это вдвое меньше, чем требовал Огольцов. Достичь желаемого мы могли одним путём – оттянуть силы с программы «Вот так история!», что было равнозначно самоубийству. Значит, надо договариваться со «Стар ТВ». Так я оказался в боголюбовском кабинете.
С Боголюбовым мне приходилось встречаться, но всё больше на бегу, и теперь он, разглядывая меня, щурился, будто видел впервые, и с интересом изучал. Это я уже потом понял, что у него такая манера общения. Любил сбивать с толку неподобающей моменту мимикой.
– Поздравляю, коллега, – сказал я ему первым делом.
– С чем?
– С успехом последних месяцев.
Он улыбнулся улыбкой усталого человека, который один только и знает истинную цену достигнутого успеха.
– Спасибо.
– Ваша компания …
– Давай на «ты», – предложил он.
– Твоя компания скоро превратится в империю.
– Я надеюсь, что этот момент наступит не слишком быстро.
– Вот как? – удивился я.
Не очень-то я ему поверил, если честно.
– Любой организм нормально функционирует только тогда, когда он развивается. А дальше следует старение. И неизбежная смерть. Сформировавшаяся окончательно империя – обречённый организм. Перестала расти и скоро непременно умрёт.
Я его понял. Смысл жизни – только в движении. Кто остановился, тот погиб. Он был очень не глупым парнем, этот Боголюбов.
– Это хорошо, что мы мыслим одинаково, – сказал я. – Возможно, нам удастся найти общий язык.
Он благосклонно кивнул в ответ. По его взгляду я прочитывал его характер. Холодный и расчетливый.
– Мы готовим новые программы, – сообщил я. – И очень на них рассчитываем. Прочим им не меньший успех, чем имеет наша «Вот так история!». Именно поэтому ищем компаньонов. Нужно мощное начало. Успех с первых же выпусков.
Боголюбов молчал и слушал. Он очень грамотно вёл себя. До поры лучше совсем не проявлять инициативы. Пусть выговорится твой собеседник, получится, что он выступает в роли просителя, и тогда только от тебя зависит, соглашаться или нет. За тобой последнее слово. Сейчас последнее слово оставалось за Боголюбовым. Он набирал очки, ещё даже не открыв рта. Для нас – для меня, для Светланы, для Ильи – это была не самая лучшая ситуация. И мы никогда не обратились бы к Боголюбову, если бы не вставшие перед нами проблемы. Теперь весь вопрос – какие условия попытается выторговать для себя Боголюбов.
– А что за программы? – спросил Боголюбов. – Пилотные выпуски есть?
– Они практически готовы. Надо несколько дней на доводку.
– Жанр?
– Одна программа делается исключительно для женщин. Всякая всячина, собранная вместе. Как бы «Космополитен», но только на телеэкране.
– Хронометраж?
– Ориентируемся на тридцать минут.
– А второй проект?
– Пятнадцатиминутные выпуски. Своеобразный телесериал. Герои переходят из серии в серию, но тема каждый раз новая. Ликбез для обывателя. Герои сериала разыгрывают небольшие спектакли, отвечая на извечное «Что делать?». Что делать, если купил в магазине бракованную вещь или просроченные продукты. Что делать, если с телефонной станции пришёл счет за междугородные переговоры, которых ты не вёл. И множество других «Что делать?».
Боголюбов терпеливо ждал.
– Мы предлагаем «Стар ТВ» поучаствовать в этих проектах.
Он сделал вид, что раздумывает. На самом деле он давно понял, зачем я пришёл, и почти наверняка был готов к ответу. Но – тянул время, выдерживая правила игры. Чтобы он окончательно не уверился в том, что является хозяином положения, я сказал:
– Непременное условие вашего участия – хорошее эфирное время.
Его взгляд стал ещё более задумчивым. Но теперь уже я взял паузу.
– Я не люблю рисковать в одиночку, – сказал Боголюбов. – Тем более – брать на себя чужой риск.
Посмотрел на меня так, будто я предлагал ему что-то недостойное и только его природная проницательность позволила вовремя обнаружить подвох.
– Ты приходишь и говоришь: вот у меня идея, давай поработаем, – продолжал Боголюбов. – А эфирное время я отдаю своё. Несправедливо.
– Почему же?
– Потому что свою «Вот так история!» ты в эфире не подвинешь. Правильно? Она – твой основной капитал. Хорошо раскрученная, чертовски популярная программа. Ею ты рисковать не станешь. А рискнуть предлагаешь мне. Я отдаю своё эфирное время, ещё не зная, как выстрелят эти новые проекты.
По опыту я знал, что перечисление предстоящих трудностей и рисков – всего лишь прелюдия. Артподготовка, пальба по площадям, которую непременно проводит всякий уважающий себя бизнесмен, прежде чем перейти к главному – к выставлению условий. Что и произошло.
– Давай по-честному! – предложил Боголюбов, заглядывая мне в глаза. – Ты поучаствуешь в проекте всем своим пакетом.
Я даже не сразу понял, что он предлагает. А Боголюбов молчал, всё так же глядя на меня.
– Всем пакетом? – переспросил я.
– Да.
– Я не совсем понимаю.
– Ты придёшь в «Стар ТВ» не только с новыми программами, но и со своей любимой «Вот так история!».
Я неуверенно улыбнулся. Не мог понять, что означают его слова. Вежливый отказ?
– Ты хочешь, чтобы я отдал тебе свою программу?
– Нет, что ты! – широко улыбнулся Боголюбов, демонстрируя дружелюбие, но взгляд его при этом был по-прежнему холоден и цепок. – Как тебе в голову такое могло прийти? Просто я, вкладывая деньги и отдавая лучшее эфирное время, хочу подстраховаться. Ты берёшь меня в долю …
– О какой доле речь?
– У тебя ведь фирма.
– Не у меня. Нас трое.
– А я буду четвёртым.
Нет, он всё-таки не шутил! Мне понадобилось время, чтобы это осознать. Вообще-то тугодумом я никогда не был, но когда некто у тебя на глазах запускает руку в твой карман и при этом мило улыбается – у тебя запросто может сложиться впечатление, что ты чего-то не понимаешь.
– Мы, наверное, не поняли друг друга, – сказал я. – Я пришёл не просить денег, а предложить поучаствовать в проекте на взаимовыгодных условиях.
– Свою позицию я высказал.
Значит, всё всерьёз.
– В таком случае я настаиваю на взаимовыгодном участии в прибылях друг друга, – сказал я. – Мы отдаем часть акций своей компании, взамен получаем пропорциональную часть акций «Стар ТВ».
– Об этом не может быть и речи.
Боголюбов даже поджал губы, отчего его лицо приобрело не то надменное, не то обиженное выражение. «Ты меня хочешь надуть», – как бы говорил он своим видом.
Я не очень понимал, почему он упорствовал. Новые программы мы предлагали под своей фирменной маркой. Затраты были готовы нести поровну. И даже на прайм-тайм поначалу, если честно, не очень-то претендовали, понимая, что сначала надо попробовать, а дальше будет видно. И все, совершенно все вопросы можно было обсуждать. В том числе и долю расходов каждой стороны, и делёж предполагаемой прибыли. Так обычно и делается: стороны объявляют свои позиции, зачастую взаимоисключающие, а потом путем долгих переговоров идут к компромиссу, какому-то решению, удовлетворяющему всех. Сейчас же этого не было. Никаких переговоров: Боголюбов сразу объявил, что на уступки он не пойдёт. Отказ – так это называется.
– Конечно, мы можем обратиться и в другую телекомпанию, – сказал я. – Но мне всё-таки интересно: неужели «Стар ТВ» не видит здесь своей выгоды?
– Видит, – признал Боголюбов и по-птичьи склонил голову, разглядывая меня. – Так что, когда надумаешь, приходи. Мы всегда открыты к сотрудничеству.
Подразумевалось, что на их условиях. Откуда у Боголюбова такая уверенность в собственном всесилии?
Я поднялся из-за стола. Боголюбов – тоже. Он даже проводил меня до дверей.
– Заходи, – предложил он. – Всегда буду рад тебя видеть.
Доброжелательный взгляд. Лёгкая улыбка. И рукопожатие – такое холодное, что после него кажется, будто льдинку в ладони подержал.
8
Гончаров позвонил мне через пару дней. У него был тусклый, с незнакомыми мне интонациями голос, так что я поначалу его и не узнал.
– Это я, – сказал мой собеседник.
– Кто?
– Гончаров Сергей Андреевич.
Вот тогда я и понял, что он звонит неспроста.
– Что-то случилось?
– Нет, ничего.
А сам говорит так, будто у него только что умерла любимая бабушка.
– И всё-таки?
– Меня уволили с работы.
– За что? – удивился я.
Почему-то единственное, что пришло мне в голову в эти минуты – Гончарова уволили за прогулы. Или за выпивку.
– За тот случай.
– За какой случай? – не понял я.
– Ну, за съёмки те. За удостоверение. Ни за что, в общем.
Он явно был расстроен. Не хватало ещё, чтобы с ним что-то стряслось. Если что случится – вроде как мы будем виноваты.
– Приезжайте, – предложил я. – Прямо сейчас. Я вас встречу внизу. Договорились?
– Да.
Даже не обрадовался.
Он и приехал таким, каким я ожидал его увидеть – с мрачным выражением лица, с печалью во взгляде. Я провёл его наверх. В кабинете сидели Светлана и Дёмин. Светлана поздоровалась с Гончаровым доброжелательно и с участием, женское сердце отзывчиво к чужим несчастьям, зато Дёмин лишь буркнул что-то нечленораздельное и даже не подал руки.
За пару минут Гончаров поведал нам приключившуюся с ним историю. Люди из ФСБ добрались-таки до него и целый день, девять часов без перерыва, допрашивали его на Лубянке, всё из-за того злополучного удостоверения. Гончаров предусмотрительно всё отрицал, и даже сделанная нами видеозапись не сдвинула его со спасительной позиции – он продолжал уверять своих собеседников в том, что удостоверение было никакое не эфэсбэшное, а так, писулька какая-то, и актёру Баранову, которого он, Гончаров, с помощью этой писульки разыграл, со страху что-то примерещилось. Поскольку по видеозаписи трудно было сказать, что за удостоверение он показывал, гончаровская позиция была единственно верной. Не было поддельного удостоверения – нет и ответственности за подлог. Не добившись ничего, эфэсбэшники всё-таки для острастки заехали на работу к Гончарову, в овощной магазин, устроили там форменный обыск и здорово напугали его немногочисленный персонал и ничего не понявшего директора. Понять директор ничего не понял, кроме одного: гости пожаловали с Лубянки и причина этому жуткому событию не кто иной, как грузчик Гончаров. И едва эфэсбэшники уехали, в следующие шестьдесят секунд Гончаров вылетел с работы. На всякий случай, для профилактики. Если какой помидор в корзинке подгнил, его лучше выбросить сразу, пока и остальные не подпортились. Такая, наверное, была логика.
– Вот, – печально заключил Гончаров. – Такие дела.
Светлана смотрела на него с нескрываемым состраданием. Лично у меня эмоций было поменьше, но Гончарова я жалел. И один только Дёмин с демонстративной невозмутимостью таращился в окно, всем своим видом показывая, что этого грузчика-проныру он видит насквозь.
Я позвонил Касаткину.
– Это Колодин, – сказал я. – Мы сможем с вами встретиться?
– По какому делу?
– По неотложному.
Я услышал, как Касаткин вздохнул. У него каждый день – по три тысячи дел, и все без исключения неотложные.
– Это очень важно, – упорствовал я.
– Хорошо, жду.
Я положил трубку.
– Оставайтесь здесь, – сказал я. – Переговорю с Касаткиным и вернусь.
Касаткин встретил меня в коридоре, у двери собственной приёмной, из чего я заключил, что у него в кабинете гости, наверное, очень важные, и он вышел мне навстречу специально, потому что никак иначе не мог бы со мной переговорить.
– Женя! – с чувством сказал он и выразительно посмотрел на часы. – У меня одна минута на беседу с тобой!
В отведённое мне время я уложился. За пятьдесят секунд рассказал Касаткину о злоключениях бедного Гончарова, ещё десять секунд у Касаткина ушло на то, чтобы всё осмыслить.
– И – что? – спросил он.
– Вы должны вмешаться!
– Должен? – Касаткин приподнял бровь.
Настоящий чиновник! Всегда очень четко расставляет акценты. Я был вынужден дать задний ход.
– Нет, вы лично ничего, конечно, не должны …
– И на том спасибо.
– Но у вас связи, Николай Вадимович! Позвоните кому следует, пусть от Гончарова отстанут!
– Кто отстанет?
– ФСБ.
– Женя! Ты всерьёз думаешь, что я могу что-то указывать этим людям?
– Но ведь это нелепость!
– Ну почему же? Пусть его проверят. Этого, как его …
– Гончарова, – подсказал я.
– Вот именно, Гончарова. Он всё-таки чего-то там начудил.
– Но ведь это нелепость! – повторил я.
И опять Касаткин невозмутимо повторил:
– Ну почему же? Эта история с удостоверением …
– Вы сами в это верите?
– Во что?
– В то, что всё это – серьёзно!
Касаткин задумчиво посмотрел на меня. Я его понимал. Ему не хотелось ни во что вмешиваться, тем более что Гончаров, по большому счёту, подставился сам, но несоизмеримость гончаровского розыгрыша и последовавших вслед за этим событий настолько меня поразила, что я уже не мог остановиться. Мне бы возраст Касаткина, его житейский и чиновничий опыт – и я бы, возможно, отнёсся ко всему этому спокойнее. Но я был тем, кем я был, и не собирался отступать.
Касаткин, наверное, это понял.
– И что я должен, по-твоему, делать? – со вздохом осведомился он. – Сражаться за восстановление твоего протеже на работе?
– Я прошу вас защитить его от преследований.
И опять Касаткин вздохнул.
– А разве кто-то его преследует?
Делал вид, что ничего не понимает.
– Да ведь с ним пытаются расправиться! – не выдержал я. – Ничего не могут доказать и потому мстят!
Касаткин недовольно поморщился.
– Мстят! – упрямо повторил я. – И нет никакой гарантии, что они не состряпают какое-нибудь дельце …
– Хорошо, – с усилием сказал Касаткин. – Я попробую что-нибудь предпринять.
Похоже, сейчас он готов был пообещать что угодно, лишь бы я от него отвязался. Но я знал, что если он что-то пообещал – сделает. Хотя бы попытается. Это вселяло надежду.
– Спасибо! – совершенно искренне сказал я.
Касаткин неопределённо махнул рукой и скрылся за дверью. Я отнял у него целую кучу времени.
Я возвращался в наш офис и думал о Гончарове. По большому счёту, он не так уж был и виноват. Его разыгрывали, он разыграл – и что же тут такого? А все шишки достались ему. И Служба безопасности обложила со всех сторон, и с работы вот выгнали. С этими мыслями я и вошёл в кабинет. При моем появлении Гончаров встрепенулся и с надеждой посмотрел на меня.
– Колесо завертелось, – сообщил я. – Думаю, все обойдётся.
– На работе восстановят? – уточнил Гончаров.
Об этом он, оказывается, пёкся более всего. А вот как раз по поводу работы ничего конкретного я не мог ему сказать.
– С работой пока не ясно.
Это сообщение его расстроило.
– Я поговорю с вашим директором, – пообещал я.
– Бесполезно. Идиот, каких мало.
– Может быть, пойдёт навстречу.
– И не надейтесь.
Помолчали.
– Да вы не расстраивайтесь, – сказал Гончаров. – Я у вас могу поработать. Вы ведь своим артистам деньги платите?
Это было настолько неожиданно, что я в первый момент даже не нашёлся, что ответить. И не я один пребывал в таком состоянии. Дёмин, например, даже в лице изменился.
– Поработаю у вас, – продолжал Гончаров, не замечающий нашего состояния, – а там видно будет.
– Ну это уж дудки! – очнулся Дёмин.
– Почему? – совершенно искренне изумился Гончаров.
– Потому! – огрызнулся Илья.
Он всё ещё не мог простить этому человеку сорванную съёмку.
– А что здесь такого? – сказал Гончаров. – Мы же с вами договорились.
Он обернулся ко мне, призывая меня в свидетели.
– Будем моих школьных друзей разыгрывать. Ведь было? Говорили с вами об этом?
– Было, – подтвердил я.
Я уже всё обдумал. Хотя предложение Гончарова поработать у нас было полной неожиданностью, при ближайшем рассмотрении всё выглядело не так уж плохо. Если быть честным перед самим собой, то легко признать, что Гончаров пострадал и по нашей, так сказать, вине. Не будь нас, нашей программы и нашего розыгрыша в ресторане, его не выгнали бы с работы. И если уж он попал в такую вот переделку, то почему бы нам ему не помочь? Ведь мы можем снять с ним несколько программ.
– Ни за что! – жёстко сказал Илья, будто прочитав мои мысли.
Но меня уже трудно было переубедить.
– А что здесь такого? – повторил я гончаровскую фразу.
– Я сумею, – сказал Дёмину Гончаров. – У меня получится.
Дёмин в ответ только хмыкнул.
– У вас сомнения? – будто удивился Гончаров. – Думаете, я напортачу?
Он задумался на мгновение, будто решая, каким образом может быстро и убедительно доказать Дёмину его неправоту.
– Я прямо сейчас могу кого угодно разыграть, – предложил Гончаров. – Хотите? Позовите сюда кого-нибудь …
– Да кто же вам поверит? – усмехнулся Дёмин. – В этой-то комнате. У нас дурная репутация, нам уже никто не верит. Все боятся розыгрыша.
– Хорошо, не здесь, – не сдавался Гончаров. – В другом каком кабинете.
– А в буфете, – предложила молчавшая до сих пор Светлана. – Там народ всякий бывает. И если мы сядем отдельно от товарища …
Я уже понял. И Светкина идея мне понравилась. Мы объяснили Гончарову, где буфет, и пообещали, что придём туда через несколько минут после него. Надо было, чтобы мы появились по отдельности, дабы никто не заподозрил розыгрыша. О характере розыгрыша с Гончаровым не условливались намеренно – пусть импровизирует и покажет всё, на что способен. Сам ведь напросился. Это будет что-то вроде экзамена. Сдал – не сдал.
Гончаров вышел из кабинета.
– Я бы не связывался, – сообщил Дёмин, едва за Гончаровым закрылась дверь.
– Почему? – спросила Светлана.
Она любила, чтобы всё было разложено по полочкам.
– Авантюрист и выскочка, – дал Дёмин оценку нашему гостю.
– Не самый большой грех, – признала рассудительная Светлана.
– Одну съёмку он нам уже угробил …
– Ну почему угробил? – не согласилась Светлана. – Сыграл он превосходно. Мы и понять ничего не успели, при нашем-то опыте в подобных вещах.
– Актёр из него неплохой, – подтвердил я. – И если мы напишем хороший сценарий …
– Плевать он хотел на наши сценарии! У него, кажется, на все случаи жизни – свои заготовки!
Дёмина, похоже, более всего выводила из себя непредсказуемость Гончарова.
– Обсудим позже! – подвёл я промежуточный итог дискуссии. – Нам пора.
В буфете было малолюдно. Ребята из информационной службы новостей, парочка операторов и ещё несколько человек, которых лично я видел впервые. К одному из этих незнакомцев и подсел Гончаров. Сергей Андреевич взял себе сосиски и кофе, и теперь вершил трапезу с достоинством обитателя монарших палат. Он был так задумчив, что, казалось, даже не заметил нашего появления. Его сосед по столу, молодой человек неполных тридцати лет, допил свой кофе и потянулся за салфеткой.
– Я хотел с вами поговорить, – неожиданно произнёс Гончаров.
Рука молодого человека задержалась на полпути к салфетке.
– Я намеренно выбрал для разговора именно это место, – продолжал Гончаров. – Потому что лишние уши нам с вами ни к чему.
Сделал паузу.
– Как вам ваша работа – нравится?
Ничего не понимающий парень механически кивнул в ответ. Его явно сбивал с толку вид собеседника: дорогая, не нашего пошива, одежда, хорошая стрижка, благородная седина на висках, волевое и выразительное лицо собеседника.
– Мы навели о вас справки, – сообщил Гончаров. – Всё у вас в порядке на работе. И анкета такая, что просто залюбуешься. Вот только с перспективами – никак.
– Почему? – опешил гончаровский собеседник.
– Роста не предвидится. А вы, как я понял, изучая оперативные данные, не из тех, кто готов всю жизнь просидеть на одном месте. Я прав?
– Да, – подтвердил парень.
Мне показалось, что он сделал это не очень уверенно. Был сбит с толку и не знал, как себя вести.
– Мы хотели предложить вам другую работу.
– Мы – это кто?
Гончаров ответил не сразу. Некоторое время сидел молча, глядя на собеседника значительно и строго, потом сказал:
– Есть такая профессия – защищать Родину.
Брови на лице парня поползли вверх. Он не был готов к подобному. Но Гончаров уже вошёл во вкус и продолжал стремительно развивать наступление.
– Мы бы хотели, чтобы вы, сохраняя свою нынешнюю специальность, поработали на нас.
– Это вряд ли возможно.
– Не здесь, естественно, – ни на секунду не сбавлял темпа Гончаров. – За границей.
Вот здесь он сделал паузу. Я скосил глаза. Гончаровский собеседник вконец растерялся и замер.
– Нам нужны специалисты вашего профиля, – сообщил Гончаров вкрадчивым голосом. – У нас нехватка квалифицированных кадров. Мы устроим контракт с зарубежной фирмой. Там вы будете выполнять ту же самую работу, что и здесь. Обживётесь, осмотритесь, а там уж мы выйдем на контакт, и вы будете снабжать нас информацией.
– О чём? – дрогнувшим голосом спросил парень.
– Обо всём, что нас интересует. Вы будете агентом под прикрытием.
– Это как?
– У вас же есть специальность?
– Есть.
– Вот вы по этой специальности и будете трудиться. Это ваше прикрытие. А параллельно, по отдельному контракту, будете работать на нас. По специальности будете зарабатывать тысячи три да у нас семь, итого – десять тысяч долларов.
– В год?
– В месяц, – ласково сказал Гончаров. – Мы свою агентуру не обижаем.
Степень растерянности молодого человека достигла пика. Обнаружив это, проницательный Гончаров понял, что взял слишком круто и надо бы дать собеседнику возможность немного расслабиться.
– Я понимаю, решиться на подобное непросто, – признал он и отпил полуостывший кофе. – Я сам, помнится, не сразу согласился, когда мне предложили то же самое. По специальности-то я учитель средней школы.
Парень недоверчиво посмотрел на Гончарова – очень уж не вязался его внешний вид с привычным образом учителя.
– Да, да, – с мягкой улыбкой подтвердил Гончаров. – Я в школе физику преподавал. И когда мне предложили, я подумал – ну зачем мне это? Жил себе спокойно и дальше проживу. Не получилось. Как раз осложнилась международная обстановка, и мне говорят: не время отсиживаться дома. Вот так я и оказался на агентурной работе. Пошло-поехало – Париж, Лондон, Цюрих. Потом, конечно, Нью-Йорк, его никто из наших не может обойти стороной. Хочешь не хочешь – а поезжай. Там я три года провёл. Дальше был Брюссель и снова Париж. Я, кстати, из Парижа и прилетел. Сегодня утром.
Гончаров задумчиво посмотрел на своего соседа по столику.
– И я тоже? – недоверчиво спросил тот.
– Что – «тоже»?
– В Париж.
– Конечно, – подтвердил Гончаров. – Но не сразу. Через годик, я думаю.
– А до Парижа что?
– До Парижа – Африка. Место вам уже определено, будете работать в Конго. Годик там поживёте, пообвыкнетесь, и тогда вам открыта дорога в Европу. Африка – это как подготовительный класс.
Парень с готовностью кивнул.
– Это надо было снимать, – едва слышно пробормотала Светлана.
Я был с нею согласен. То, что сейчас происходило на наших глазах, запросто могло бы пойти в эфир. Безо всякой предварительной подготовки, прямо с порога, как говорится, Гончаров взял в оборот незнакомого ему человека и теперь успешно его дожимал. Тот был готов поработать на разведку, и оставалось только уточнить некоторые детали.
– И ещё, – сказал Гончаров. – Это очень важно: Африка нужна для успешного старта в Европу. Там вы должны легализоваться.
– В Африке?
– Да.
– А как?
– Вы ведь не можете приехать в Европу как российский агент. Правильно? Нужна биография. Хорошая легенда. Вот в Африке она у вас и будет создаваться. Вы станете там своим. Одним из многих. Коренным африканцем, словом.
– Коренным? – не поверил гончаровский собеседник.
– Ну конечно! – опрометчиво подтвердил забывший об осторожности Гончаров.
– Там же негры! А я белый!
Слышавшая всё Светлана прыснула в ладошку. Да. Гончаров подставился классически. Слишком уж заигрался.
– Белый, – сказал Гончаров. – Но это только пока. Внешность вам поменяют.
Я, уже не таясь, посмотрел на парня. Я ничем не рисковал, как оказалось. Потому что бедолага потерял способность что-либо замечать вокруг. Довольный произведённым эффектом, Гончаров не стал церемониться.
– Цвет кожи придется поменять.
– Это что же – я негром буду? – спросил потрясённый кандидат в нелегалы.
– Да. Ситуация как с Майклом Джексоном. Только наоборот …
– Я не хочу … наоборот …
– А придётся, – веско сказал бессердечный Гончаров.
– Я отказываюсь!
Парень, кажется, начал прозревать. Перспектива превратиться в негра его отрезвила.
– Ты всерьёз решил, что после нашей беседы у тебя ещё есть право на отказ? – предупредительно перешел на «ты» Гончаров, и голос его приобрёл зловещий оттенок. – Нет, милый. И раз уж у нас пошёл мужской разговор …
Каким сделался его взгляд в эту минуту! Как посуровело лицо!
– Не думай, что мы в бирюльки играем!
Парень стремительно бледнел. Кажется, уже понял, что выбор у него невелик: либо он становится негром, либо его ждёт ужасная кара.
– Мы не звери, – смягчился Гончаров. – Но в интересах Родины …
Он откинулся на спинку стула и строго посмотрел на собеседника. Я взглянул на Дёмина и вопросительно приподнял бровь. Он в ответ неопределенно пожал плечами.
– Едем прямо сейчас, – сказал Гончаров.
– Куда?
– К нам, на Лубянку.
Парень на глазах уменьшался в росте.
– Из здания выходим по одному. Сначала ты, потом я. Жди меня у выезда с автостоянки. И еще …
Пауза. Парень уже спёкся.
– Не вздумай мудрить. Этих людей видишь?
Я в последний миг понял, что Гончаров говорит про нас, и успел отвернуться – мою-то физиономию кандидат на нелегальную агентурную работу узнал бы сразу. Зато Дёмин не стал прятаться. Он топорщил усы и имел довольно суровый вид.
– Это наши люди, – услышал я за спиной гончаровский голос. – Достанут тебя из любой щели в случае чего. Понял? Ладно, иди.
Звук отодвигаемого стула. Парень проплыл мимо нас, словно лунатик. Когда он скрылся, Дёмин признал:
