Метель – Владимир Сорокин

После прочтения книги никак не могу ответить на вопрос: что это было?

Метель – да, присутствует на протяжении всей книги.

Дальше – есть доктор, который едет всех спасать от эпидемии, несмотря на непогоду.

А потом все становится непонятно – то ли все это бред, который привиделся замерзшему доктору, то ли это обрывки чего то большего, что осталось за пределами книги, только в фантазии автора.

На протяжении всей книги есть интересные сюжетные «завлекалочки», и, читая, все время ждешь, что вот-вот они во что-то интересное реализуются, но нет…

Все так и остается на уровне одноразового упоминания.

В результате в конце книги становится понятно, что совершенно ничего не понятно…

Я читаю Владимира Георгиевича, без малого, вот уже 10 лет.

Шокировалась эпатажем, убеждалась в пророчествах, праведно негодовала… Сейчас, вероятно, для меня началась окончательная стадия сорокиномании – теперь мне заходит всё и вся. Последний раз я перечитывала Трилогию , давно, больше года назад, там есть некоторые шероховатости, но речь не о ней. «Метель» – ещё одно недооценённое мной (и, вероятно, не только мной) произведение.

Что меня сразу заворожило, так это великолепная сорокинская игра слогом. Владимир Георгиевич – мастер-имитатор. Что же до смысла сего рассказа, повести, называй как хочешь, то суть здесь – популярный для русской классики сюжет (Пушкин, Толстой, Чехов), чуть оттенённый абсурдом кафкианской никчёмности и обречённости, происходящий в зомби-постапокалипсисе будущего, приправленный крайне специфичным русским колоритом. А Сорокин тем временем долбит мне по темечку, вбивая, словно теллуровый гвоздь, свои удивительные, стихийные образы. И нет больше такого писателя из ныне живущих, дотошно понимающего беспомощную рефлексию слабовольного русского человека.«Метель», к слову, очень «лайтовое» произведение. Это уже не старый, эпатирующий Сорокин, но и не совсем новый – пророчащий, сатирический. Ещё тут видны некоторые образы из Теллурии , интересно, Сорокин уже обдумывал последнюю, когда писал свою небольшую повесть?

Или эти детали-близнецы появились так, по воле стиля?Если я всегда рекомендовала, так сказать, для ознакомительного прочтения, рассказ «Настя» из сборника Пир (если в омут, так с головой – мой девиз), что многих моих знакомых навсегда отпугивало как от Сорокина, так и в целом от мира литературы, то сейчас я готова изменить свои взгляды. «Метель» – весьма неплохой старт.

Может, чуть скучноватый. Может, не до конца понятный, но для новичков самое то.

"– Надо доехать!

– Бог даст, доедем…"Действие происходит на мистических просторах российского безвременья, на которых будущее поглощается прошлым.

Российскую глубинку одолела эпидемия «Чернуха», пришедшая из-за границы, зомбирующая население. Двое лучших представителя России едут спасать провинцию. Вакцину-1 везет Зильберштейн. Еврейский сценарий преодоления российской действительности автор не рассматривает. Нас будет интересовать путь русского интеллигента, спасателя России –

"Уездный доктор Платон Ильич Гарин был высоким, крепким сорокадвухлетним мужчиной с узким, вытянутым, большеносым лицом, выбритым до синевы и всегда имевшим выражение сосредоточенного недовольства."– разведен, зарплата стабильная, детей не имеет, в поиске. Везет Вакцину-2 до поселка Долгое, оцепленного войсками, чтобы чернушники не покусали здоровых.

Ищет, в том числе и лошадей, чтобы выполнить свой долг, так как госсистема дала сбой, и казенных лошадей на станции нет. Жена смотрителя посоветовала обратиться к представителю народа – Перхуше. Являющий собой противоположность доктору даже внешне –

«Это был малорослый, худощавый и узкоплечий мужик лет тридцати с кривыми ногами и непомерно большими кистями рук, какие случаются часто у портных.»Для пущей злобы автора, Перхуша бессилен с женщинами, поэтому разведен, потомства не имеет и ничего уже не ищет в этой жизни.

Зато у него есть отдохновение души – 50 малых разношерстных лошадок, которых он впрягает в свой самокат, а там как Бог даст. «Так и поедем, как Бог даст»

Для большей наглядности, вспомнив видимо «Приключения Гулливера», автор производит масштабирование людей и лошадей, поделив их на: малых, обычных и больших.

Все 50 малых лошадок – мальчики, потомства также не будет.

Ехать предстоит, как и полагается русскому интеллигенту-реформатору – против ветра. Высокий и сильный доктор едет, а везет его и выбирает дорогу малорослый и кривоногий ямщик. У интеллигента более важная миссия.Для русского читателя, Метель, можно не представлять, это особенность русской действительности – часть Природы, иногда проходящая по всей российской жизни. Отношение Перхуши к этой стихии однозначное – он, до того как пришел доктор и не начал давить на совесть, лежал на печи и никуда не собирался. Доктор вел себя так, как будто метели и нет, как будто преградой является только расстояние. Кроме расстояния, всякий срок упирается в мистическое понимание времени, которое в России иррационально. Что не учел доктор, мыслящий рационально, по-западному. По крайней мере, ругался он на разных языках.Снеговик в повести является одним из элементов взаимотворчества природы и человека. В дом мельника доктор входит как снеговик. «Доктор действительно был весь в снегу, словно вылепленный детворой на Масленицу снеговик…»

А на снеговика в доме и баба нашлась, по взаимному согласию, отдаляя «срочную» вакцинацию.

Перед встречей с витаминдерами образ доктора меняется. «Как снежная баба… – устало усмехнулся про себя Перхуша. – Подустал слон.»Сцена на мельнице навивает ассоциации с водной стихией. Из воспоминаний Перхуши у мельника мы узнаем, что представители водной стихии – дельфины, способствовали потери доверенного ему коня. Конь, в этой книге связан со способностью достигать поставленной цели.После мельницы, юрта с витаминдерами становиться вторым тормозящим фактором для доктора. А как не остановиться «Всем нужны пирамидки!», утверждал Крош из Смешариков.

«Чтобы лучше думалось, мечталось и творилось, непременно нужна она – пирамидка! Как, у вас ещё нет пирамидки?! Крош это сейчас же исправит. Хотя построил пирамидку Ёжик…

Смешарики 033. “Что нужно всем.” Описание.»А Ёжик, известный первоиспытатель подобных пирамидок. Имена витаминдеров отсылают к передаче «Спокойной ночи, малыши!»У витаминдеров доктор проходит испытание огненной стихией. Казнь происходит в стране возле западных границ России. Возможно Варшава, Прага или другая страна. Идут ассоциации с прошлым. Возможно, автор намекает на вину перед этими странами. В преддверии иллюзорной смерти доктор выкладывает все свои потаенные мысли, начиная с раскаяния, заканчивая проклятиями.

В эпизоде с витаминдерами вижу имитацию нового рождения, через осознание прошлого и самого себя. Видим плачущего родившегося ребенка: “И тут же разрыдался, как ребенок, упал на колени, уронив лицо в ладони.” Радость новой жизни:

“– Какое счастье, что мы живы! – произнес он.

И вдруг рассмеялся, взмахнул руками, затряс головой. Смех его перешел в хохот. Он захохотал, захохотал до истерики.”Если после мельницы довольство испытывала мельничиха, то после юрты на большом подъеме был доктор. А к Перхуше пришли воспоминания на огненную тему:

“Каждый год на крышу подкладывали камыша. И крыша была толстой и теплой. А потом сгорела.”«Поехала крыша» у доктора после витаминдеров. Стоит обратить внимание на разную реакцию доктора и его ямщика на огненную стихию.

“Пока валежник прогорал, доктор и возница успели согреться. К доктору вернулась та бодрость, которую он обрел у витаминдеров, он был готов ехать и дальше, бороться с метелью. Перхуша же, посидев у огня, наоборот, стал задремывать и совсем никуда не торопился.”Сон доктора. Рождение 50 лошадок показано через кипящий котел с маслом. Говорит о непростом прошлом этих народных лошадок, которые идут кормом для растущего барина.

Второй сон доктора посвящен его поминкам. Ему танцуют «поминальный медицинский танец». После чего доктор стал выглядеть как инфицированный «чернухой». «Доктор двигался, как только что воскресший из мертвых зомби.»Больших можно понимать как одну из разновидностей народа, целостных и примитивных, годных только на простую работу.

«Перхуша стоял с таким выражением лица, словно самокат въехал в ноздрю его родного, давно потерянного брата.»В течение всей повести автор с упорством упоминает нос доктора, даже ассоциирует барина, в глазах Перхуши, в образе слона. Словно не доктор путешествует, а некий Гоголевский нос. Соответственно и остановил барина народный нос. Но именно Козьме пришлось рубить лоб своему «родному брату».Большой снеговик в лесу относиться к Метели, к русской Природе, по отношению к русской интеллигенции в виде снежной бабы.

Большая китайская коняга говорит о целостности и единстве китайских устремлений в достижении своих целей. И не нужен им ключ от наших лошадок, который у русского человека храниться вместе с крестиком.В последнем своем сне, Перхуша проходит через огненную стихию и возрождается к новой жизни.

«…руки Козьмы срастаются с ногами бабочки, кости его соединяются с ее костями, кости его поют вместе с бабочкой, это песня новой жизни, песня окончательного счастья, песня великой радости, они поют, а она выносит его в бесконечное огненное окно…»Публичная казнь и танец смерти по доктору противопоставляется песни жизни Козьмы.Все эти ассоциации примерные, в самой повести они выступают в виде отдельных фраз и слов, а читатель уже сам дорисовывает и необязательно переводить их в конкретные образы. В повести много штрихов, разнообразящих общую картину.Доктор говорит много правильных слов. Девиз доктора: «Преодоление преград, осознание пути, непреклонность…» Тем не менее, у доктора нет целостности, его настроение зависит от внутренних переживаний и внешних влияний, от ямщика и его 50 лошадок. И все его цели могут рухнуть в любой момент. Просматривается нежелание брать на себя ответственность, всю дорогу ругал ямщика. К концу пути решил, что главное препятствие на его пути это его ямщик, хотя Перхуша высказывал только здравый смысл.

Философский вывод доктора:

«Почему мы все время куда-то торопимся? – думал он, с наслаждением втягивая и выпуская дым. – Я тороплюсь в это Долгое. Что будет, если я приеду завтра? Или послезавтра? Ровным счетом ничего. Зараженные и укушенные все равно уже никогда не станут людьми. Они обречены на отстрел. А которые сидят, забаррикадировавшись в своих избах, так или иначе дождутся меня. И будут вакцинированы. И им уже не страшна боливийская черная. Конечно, Зильберштейн недоволен, он ждет меня, ругает последними словами. Но я не волен преодолеть это холодное снежное пространство одним махом. Я не могу перелететь через эти снега…»Для меня это первое произведение автора.