De feminis – Владимир Сорокин

Кто-то из критиков, кажется, Галина Юзефович, писала, что Сорокин как-то не так к женщинам относится. Вот Пелевин Виктор правильно, мягше, а Сорокин – нет. Ну, вообще-то в эпоху феминизма и мульти-культи правильные сигналы требуют от всех, от известных писателей особливо. Для этого и «Твиттер» придумали. Причем сигналы должны подавать все, а платят лишь некоторым.Новый сборник рассказов крупнейшего на сей момент русского писателя Владимира Сорокина, этого мастодонта постмодерна, называется De feminis, что переводится с латыни «О женщинах». Впрочем, тут можно увидеть и намек на «дефеминизацию». Владимир Георгиевич, конечно, молодец и на сей раз. Да и мы тут не все еще в песдолизы вписались.Бросается в глаза, что Сорокина несколько достал ЕС и немчура (писатель живет в Берлине). Рассказ «Вакцина Моник» очарователен настолько, насколько может таковой быть принудительная анальная стимуляция (только мужчин). Укол в язык при одновременной насильственной пальпации простаты – гениальная метафора европейских дел, вот просто ни убавить, ни прибавить.В отличном рассказе «Жук» солдат-уголовник Витька Баранов из армии Рокоссовского убивает эсэсовку Ирму. Вам ее жаль? Мне нет. И другие женские персонажи сборника эмпатии как-то не вызывают. Впрочем, мужские тоже. Так какого режиссера запекли на вертеле «троглодиты» из Камергерского, а театр сожгли? (Ржалнемог.) Москвичи, напишите, какой театр в Камергерском.Никого не жалко, никого. Ни тебя, ни меня, ни её.

Публика попятилась, раздались возгласы ужаса. На подиуме танцевало нечто. И люди бросились к дверям, давя друг друга. Вскоре клуб опустел. Убежали все – официанты, охрана, диджей. На полу в глубоком обмороке лежали две девушки и один мужчина.С тем же постоянством, какое сводит смысл большинства реплик после выхода новой пелевинской книги к: «Пелевин уже не тот», читатель реагирует на нового Сорокина формулой: «все тот же». Смысл, при внешнем различии, идентичный – вы перестали нас удивлять. Один больше не забавляет меткими остротами. которые тотчас уйдут мемами в народ, второй не искушает термоядерной смесью цинизма и нежности.Так-то они и не давали обязательств до скончания века забавлять нас и шокировать, но читатель ждет уж рифмы «розы» и noblesse oblige: назвался культовым писателем – полезай в кузов читательских ожиданий. Название сборника короткой прозы «De-feminis» равно можно интерпретировать как «О женщинах» и «Отмена феминизма» – так и так не ошибетесь. Всякий рассказ о женщинах и за редким исключением они предстают чем-то, вроде зловредных насекомых, паразитирующих на мужском мире, готовых ужалить и впрыснуть яд, взамен выпитой крови.Девять историй женской творческой несостоятельности («Татарский малинник», «Золото ХХХ»); неспособности к самостоятельному мышлению, выражаемой упорством в глупых суевериях («Жук», «Гамбит вепря»); реваншистских настроениях («Вакцина Моник», «Странная история», «Пространство Призмы», «Две мамы»). Несколько выпадает из общего настроения «Сугроб», странная лавстори, в которой мужчина им женщина равноправны, хотя и здесь злодейкой с отравленным не-скажу-чем выступает женщина, и женщины горячо поддерживают то, что приведет к роковым последствиям, в то время, как осторожные отцы против.Зато я теперь поняла особенность сорокинской прозы, которая делает ее такой нездешне-завораживающей. Это взгляд на людей с точки зрения обитателя четвертого измерения, мыслящей гектаэдра или усеченного конуса. У Брэдбери есть рассказ «И все-таки наш», где из-за сбоя в родильной машинерии будущего человеческий ребенок рождается голубой пирамидкой. Так вот, Владимир Сорокин, внешне совершенно человек, замечательно привлекательный по стандартам человеческой красоты, но на людей и человеческий мир смотрит, словно бы из стерильного, герметичного, геометрически гармоничного мира кубов и призм.Сделанное в начале карьеры наблюдение, что карьера в творчестве в этом мире менее прибыльна, но и менее рискованна, чем в бизнесе или политике, что нижние грани по непонятным причинам привлекают больше внимания, чем верхние, а поглощение одними фигурами других табуировано, но вызывает наибольший интерес – легло в основу успеха. Дальше только поддерживать.Эпатажный Сорокин образца «Нормы» и «Сердец четырех» перелился в философствующего и стилистически изысканного автора"Льда" «Метели» и «Теллурии», а дальше обратился шаром и катится по накатанной колее «Манарагой», «Доктором Гариным», этим сборником. Относя легкость скольжения на счет достигнутого мастерства, а не того, что колее идет под уклон.Что ж, мы получили такого Сорокина, какого заслуживаем.

Рассказ про Машу и Тодда – это нечто. Сидишь, как дура, переживаешь, успеют тампон извлечь или нет? И тут герои превращаются в некие странные объекты. Я чешу тыковку и думаю, так, ладно, я чего-то не понимаю, надо понять. Берем саперную лопатку и ищем смысл.Слой первый: дело в тампоне? Маша в своем мире рукотворных прокладок настолько органична, что попробовав ее исправить и вывести на свет за ниточку тампона, Тодд ее убил? Мораль: не доставай лягуху из болота, на пляже она умрет? Ой… А дело оказалось не в тампоне. Многообещающий подтекст грустно вышел за дверь. Копаем дальше.Слой второй: дело в любви? Трансформирующее чувство? Связь через континенты, которая убила обоих? Смотрим на инициирующее событие. Маша умерла, из-за тампона (предыдущий подтекст с надеждой заглянул в дверь) немедленно скосило Тодда. Подтекст вернулся в помещение, взял за руку любовь через континенты, вместе они чувствуют себя радостно и уверенно. Но позвольте! Где осознание? Где удар? Где Тодд, решающий умереть? Для него инициирующего события нет вообще. Шел-умер. Подтекст и любовь за руки больше не держатся. И тут Маша и Тодд начали превращаться в пористые объекты. И любовь и подтекст вышвырнуло за дверь и дверь закрылась на ключ. Сама.Слой третий: смысл в форме объектов? Запахе? Звуке? Он объяснится, когда два враждующих государства помирятся, соединят объекты и что-то произойдет? Что-то, приводящее к озарению? Эээ… появился новый мем. Очередная фигня вроде моста поцелуев. Символ любви… к геометрии? То есть шар с цилиндром даже в бренд не превращаются, чтобы массовая культура переработала их в продажи, а цинизм превратил необъяснимое явление в товар.Слой четвертый: появляется танцующий мясной человек. Я прокопалась уже по ходу к ядру земли. Может Маша и Тодд стали первыми ласточками и теперь никто не в безопасности, неведомая херня может произойти с любым на ровном месте, просто без причин? А наука беспомощна? Это звучит страшно. Но последняя фраза дает нам понять, что мясной человек не связан ни с Машей ни с Тоддом, потому что оба они перед трансформацией умерли и все это «другая история».Дальше рыть некуда. Там свинец. Финальный смысл, который я извлекла из магмы: читатель настолько шаблонно мыслит в поисках сюжета и смысла, что для просветления, его надо сбивать с пути пощечинами и обманывать ожидания столько раз, сколько понадобится, чтобы он начал принимать вещи такими, какие они есть и не строить ожидания. Пересборка нейронных цепочек в хаос. Как тебе такое, стереотипное ты мышление? Вариант? Еще какой! Но я искренне считаю, что сейчас со скрипом нятягиваю сову на глобус и автор просто хулиганил и писал потоком, зная, что его репутация вытащит любой бред, а он поржет, как знатоки высокой литературы, нароют смысл, чтобы не расписываться в собственной узколобости. Ведь Сорокин не для средних умов и теперь любой, кто не понял – ниже среднего и не дорос. Напоминает клечатую сумку челнока под брендом Баленсиага по цене айфона. Дескать, покажите, насколько вы убогие и необъективные, стараясь выглядеть лучше и умнее других. А вот и ирония врывается в чат с криком: «Сорокин все-таки гений!»Но я по прежнему искренне убеждена, что дерьмо – это дерьмо, а гений тут я.