Владимир Смирнов
Биомем
– Ты сегодня какой-то напряжённый. У тебя проблемы?
– От тебя ничего не скроешь, – ответил Борис.
Оля села на кровати, завернувшись в одеяло.
– Что-нибудь серьёзное?
– Боюсь, что да. Скажи, ты бы хотела быть счастливой?
– Я и так самая счастливая. Разве не заметно?
– Заметно, – согласился Борис, – но я не об этом. Ты бы хотела быть счастливой всегда, без остановки?
– Ты предлагаешь попробовать вещества? – нахмурилась Оля.
– Нет, конечно. Организм сам будет производить все нужные гормоны.
– А в чём подвох?
– Командовать этим парадом будут паразиты. Люди будут просто получателями счастья.
– Фу, какое мерзкое слово! – Оля наморщила носик. – Ненавижу паразитов! А ещё не люблю, когда говорят загадками. Давай лучше подробно и по порядку.
Борис сел рядом и обнял её.
– Есть группа счастливых людей, желающих осчастливить весь мир. Они за всё хорошее и против всего плохого, их этические взгляды практически не отличаются от твоих. Творить добро и не пропускать зло в нашу Вселенную. Они умные, многие разбираются в квантовой механике – их идеология построена именно на ней. Согласно их доктрине, существует бесконечное множество параллельных вселенных, и каждый наш выбор порождает множество новых. Вселенные ветвятся в зависимости от наших выборов. Эти люди называют себя стрелочниками; они считают, что их добрые выборы способны удержать нашу Вселенную на правильном пути.
– Рада за них, – сказала Оля, – а при чём тут паразиты?
– Понимаешь, эти люди счастливы, они живут в гармонии с собой и со всем миром. Они практически получили свой райский сад. А в райском саду есть только одна проблема.
– Свобода воли? – догадалась Оля.
– Именно. Они ведь искренне верят в свою теорию. Или в свою религию – у нас многие считают, что это уже готовая религия. Но я не могу понять, насколько эта вера обусловлена личным выбором людей и насколько – влиянием одноклеточного паразита. Судя по всему, он управляет поведением заражённых и, возможно, даже их сознанием; правда, неясно, в какой степени. Кстати, наши уже придумали ему название – «пацифик».
Оля посмотрела на Бориса с удивлением.
– Боб, ты это серьёзно? Как такое возможно? Простейшее одноклеточное – и квантовая теория?
Борис пожал плечами.
– С паразитами вообще почти ничего не понятно. Ты думаешь, человеку создать теорию труднее, чем муравью пойти против своих инстинктов? А это, между прочим, ведёт его к смерти – то есть паразит отключает у муравья даже инстинкт самосохранения. Учёные говорят о гамма-какой-то-там-кислоте, тормозящей прохождение сигналов между нейронами, но как это работает, никто не понимает. В смысле, как эта биохимия приводит людей к конкретным ритуалам и общему мировоззрению.
– А что теперь будет с этими людьми? – спросила Оля.
– Не знаю. Одни предлагают лечить их. Если примут такое решение, это будет жёсткий процесс. Другие хотят оставить их в покое, пусть и дальше наслаждаются своим счастьем. Вреда от них нет, скорее наоборот. А некоторые даже считают, что пацифика надо распространить как можно шире – тогда наш мир станет лучше.
– Вот этих я бы направила на анализы, – заметила Оля, – они явно действуют в интересах паразита. Если, конечно, он такой продвинутый, как ты говоришь.
– Интересная мысль, – сказал Борис, – а как бы ты поступила с заражёнными, если бы решение было за тобой?
– Почему за мной? А их самих ты разве не хочешь спросить? Учесть их свободу воли?
– В этом-то и проблема! Я не уверен, что сейчас у них есть свобода воли. Я догадываюсь, что́ они скажут; но как узнать, они ли это будут говорить, или управляющий ими паразит? Вот вылечатся – тогда и можно будет их спрашивать.
– Понятно, – сказала Оля. – Я, конечно, за всё хорошее и против всего плохого. За уменьшение зла в одной отдельно взятой Вселенной. Стрелочник мне друг; и всё же свобода воли дороже.
– А как же добро? – спросил Борис. – Стрелочников уже довольно много, ты и сама могла заметить, как пацифистские движения набирают силу. Если всех вылечить, количество добра в мире заметно уменьшится.
– И пусть. Зато это будет не навязанное добро, а выбранное лично каждым.
– Не каждым, – поправил Борис. – Не каждый в итоге выберет добро. Подозреваю, что многие выберут совсем иное.
– Ну что ж, – сказала Оля, – значит, такова цена свободы воли.
20
Борис перехватил Костю в коридоре.
– Ты помнишь, вчера Колыванов говорил про биомем? Можешь объяснить мне, что это такое?
– А ты не знаешь? – удивился Костя. – Сам же сказал, что искал инфицированных по мему, сцепленному с паразитом. Вот эта сцепка и есть биомем. Симбиоз биологического паразита с информационным мемом.
– Я просто хотел проверить свою догадку. Сам не ожидал, что она подтвердится так быстро.
– Значит, всё-таки не понял, – сказал Костя. – Биомем – это жёсткая сцепка, заражение непременно должно сопровождаться соответствующими ритуалами и идеологией. Ритуалы обеспечивают распространение паразита, а идеология – безопасность носителей.
– Ты хочешь сказать, что сегодня пацифизм – самая выгодная стратегия поведения? – спросил Борис.
– Видимо, так, – ответил Костя. – Именно это меня и напрягает.
– Почему?
– А ты не догадываешься? Есть математические модели успешности стратегий поведения в популяции. И для «голубей», и для «ястребов». Эти модели предполагают, что существует точка равновесия – определённое процентное соотношение, при котором обе стратегии одинаково успешны. Но как только равновесие нарушается, как только количество «голубей» или «ястребов» превышает оптимальный процент, их успешность сразу же падает. У ос это проявляется особенно наглядно, у них есть две стратегии – строить норки для личинок или захватывать чужие. Процент строителей и захватчиков постоянно колеблется вокруг оптимума, это идеальный пример природной обратной связи.
– То есть, как только пацифик распространится достаточно широко, его стратегия перестанет быть успешной? – спросил Борис.
– Я боюсь делать какие-то прогнозы, – честно признался Костя. – Пока что наш паразит распространяется как биомем вместе с сопутствующей идеологией. Возможно, эта связь уже достаточно жёсткая и она сохранится даже после того, как стратегия поведения перестанет быть успешной. А если нет? Если паразит перестроится, ориентируясь на успешность? Мы ведь даже не знаем, в какой степени у стрелочников сохранилась свобода воли. Это сейчас они белые и пушистые. А представляешь армию агрессивных зомби, подчиняющихся чужой воле?
Борис вспомнил, как маршировали стрелочники на монстрации, и поёжился.
– По-твоему, пацифик – оружие? И чьё же? Думаешь, колонии одноклеточных могут обладать коллективным разумом, способным на целенаправленные действия? Или некая высшая биораса сделала Землю лабораторией для создания и отладки биороботов из подручного материала?
Костя присвистнул.
– Матвей как-то говорил, что некоторая паранояльность – часть твоей профессиональной подготовки. Но я не думал, что настолько… Нет, теория заговора здесь ни при чём. Просто все паразиты так выживают. Эволюционное преимущество получит тот, кто заставит людей выполнять ритуалы, распространяющие инфекцию. Целовать мощи, причащаться из одной посуды, омываться святой водой Ганга, кишащей всякой заразой. Труднее вспомнить ритуал, который не способствует распространению, чем наоборот.
21
Слова Оли не выходили у Бориса из головы. Действительно, если можно говорить об интересах паразита, то Колыванов представлял именно эти интересы. Борис предложил Матвею проверить всех членов группы; он думал, что придётся спорить и доказывать необходимость такой проверки, но Матвей согласился сразу. Видимо, и у него были какие-то сомнения на этот счёт.
Результаты тестов подтвердили худшие опасения. Выяснилось, что в группе уже двое заражённых – Колыванов и Юля, юная практикантка. Ситуация изменилась и требовала неотложной реакции. Матвей собрал всех в конференц-зале на экстренное совещание. Первой взяла слово Варвара Петровна:
– Мы обязаны немедленно изолировать инфицированных и начать оперативное лечение. Прямо здесь, в институте; у нас есть для этого всё необходимое. Боксы готовы к приёму больных, персонал я проинструктирую.
Колыванов вскочил с места.
– Постойте! А меня кто-то спросил, хочу ли я лечиться?
– Ты же болен, – сказал Костя, показывая на настенный экран, – вот результаты теста.
– Это спорный вывод! – возразил Колыванов. – По мне, так это не болезнь отдельных людей, а лекарство для всего человечества!
– Вадим, это в тебе говорит паразит! – сказала Варвара Петровна, – Уничтожим его, а потом послушаем тебя – настоящего. Уверена, что тогда ты заговоришь по-другому.
– Не позволю! – взвизгнул Колыванов. – Тело человека неприкосновенно! Читайте Нюрнбергский кодекс! Всеобщую декларацию о биоэтике и правах человека!
– Надо же, – усмехнулся Матвей, – какой продвинутый гражданин! А помнишь, когда ты в своём антиковидном блоге призывал к принудительной вакцинации, тебе ведь именно это и писали. Что ты тогда отвечал?
– Это другое! Антиваксеры – убийцы, с ними нельзя было церемониться! А пацифик – панацея, шанс человечества на спасение. Я не дам согласия на лечение, что бы вы мне тут ни говорили.
По залу пронёсся возмущённый гул. Борис встал и постучал по столу, призывая к тишине.
– Хорошо, с паразитом закончили. Давай поговорим о меме. Ты же знаком с теорией Горева?
Колыванов кивнул.
– Ты разделяешь его взгляды?
– Целиком и полностью. Горев – настоящий гений! Причём гений, пришедший в нужное время.
– Нет бога, кроме пацифика, и Горев – пророк его, – прошептал Костя.
Борис не обратил на него внимания и продолжал:
– Если ты действительно уверен в силе своей веры, давай проверим её на крепость. Уберём из уравнения паразита и посмотрим, изменятся ли твои убеждения. Согласись, если вера истинна, ей ничто не будет угрожать. Ты готов к такой проверке?
– Нет! Я вижу вас насквозь – говорите, что хотите помочь, а сами хотите уничтожить лучшее, что есть во мне! Я не дам согласия, это моё последнее слово!
– Понятно, – Борис повернулся к Юле. – А ты что скажешь?
– Я как Вадик, – чуть слышно ответила она.
– Юля! – удивлённо воскликнула Варвара Петровна. – Ты что, с Колывановым?
Девушка вспыхнула.
– Варвара Петровна! Как вам не стыдно!
– Вот видите, – сказала старушка, – если их не изолировать, этот Казанова будет трахаться, как кролик, заселяя паразита в каждое встречное влагалище. А поскольку пацифик, ко всему прочему, повышает и уровень тестостерона, шансы на успех у него высокие.
– Я вас понимаю, – возразил Матвей, – но мы не можем лечить больных без их согласия. Мы не можем даже запретить распространение паразита, пока не принят соответствующий закон. Это же не СПИД и не сифилис.
– Это хуже! – сказала Варвара Петровна.
– Вы ничего не понимаете! – возразил Колыванов. – Это семена добра! Они разлетаются по всему миру, и вы уже ничего не сможете с этим сделать!
– И этот человек заставлял нас носить маски! – сказал Костя. – Да ещё санитайзером обтираться после каждого перекура. Доносы писал.
– Это совсем другое! – Колыванов с грохотом отодвинул стул и вышел из зала.
Юля выбежала вслед за ним.
22
В первый момент поведение Колыванова удивило Бориса. Но он тут же сообразил, что это было единственно возможное поведение в интересах паразита. И, скорее всего, именно так поступят и все остальные заражённые. Борис поделился своими мыслями с Матвеем и предложил:
– Может, нам стоит поговорить с Горевым? Он автор культа и истинный фанат своей веры, он в своих догмах точно не сомневается. Попробуем взять его на слабо, предложить избавиться от паразита. Как думаешь – сработает?
Матвей помотал головой.
– Нет. Мы же только что видели силу паразита, овладевшего человеком. А на Горева, кроме того, ещё и мем работает. У него от этой болезни масса вторичных выгод. Он сейчас гуру, к нему люди приходят и буквально в рот смотрят. И у него уже тысячи последователей по всей стране. Или десятки? Сотни тысяч? Никто даже не знает, сколько у нас инфицированных. Потенциально Горев – основатель новой мировой религии. Религии добра, между прочим. А ты хочешь предложить ему отказаться от всего этого. Ради чего? Даже не пытайся, только карты раньше времени раскроешь.
– То есть это тупик? – спросил Борис. – Чтобы создать лекарство, нужен больной, готовый лечиться. Но где взять такого, если один из симптомов болезни – отказ от лечения?
– Возможно, только запущенной болезни, – предположил Матвей. – Возможно, на начальных стадиях, пока в мозгу не появились цисты, человека ещё можно в чём-то убедить. Что ты рассказывал про новенького в группе Горева?
– Про Леонида? У него срок – недели три, у его девушки ещё меньше. Можно попробовать. Позовём их к нам? Или лучше мы к ним?
– Вот так, в лоб не хотелось бы. Давай сделаем по-другому. Сейчас в передвижном театре идёт неплохая постановка из двух актов. Леонид выиграет в инете два билета с курьерской доставкой, у вас с Олей будут соседние места. В антракте познакомитесь, поговоришь, прощупаешь почву. Дальше по обстановке. Справитесь?
– Легко, – ответил Борис.
Познакомиться действительно удалось легко, Оля с Динкой быстро нашли общий язык. После представления Борис предложил продолжить вечер в кафе, никто не стал возражать. Всё получилось как-то само собой – вино, лёгкие закуски, непринуждённая беседа. После нескольких тостов глаза девушек заблестели, мужчины расслабились. Борис поднял очередной бокал.
– А знаете, ведь у меня сегодня день рождения! Девушки могут поцеловать новорождённого.
Оля встала и ткнулась губами в уголок его рта. Динка тоже потянулась к нему, но Борис отстранился.
– Что ты, я пошутил! Олик же потом убьёт нас обоих!
– Какие шутки! – отозвалась Оля. – Тебя-то я точно убью!
Когда вторая бутылка опустела, Леонид предложил:
– Может, возьмём что-нибудь посерьёзнее?
– Не стоит, – ответил Борис, – давайте лучше по кофе. И поговорим серьёзно.
Он рассказал новым друзьям, что видел их последние анализы. Рассказал о недавно открытом, ещё практически неизученном споровике-паразите. Предложил анонимное лечение в закрытом институте. Борис старался не говорить лишнего и при этом быть убедительным, но сам понимал, что получается это неважно. Когда он закончил, Динка резко скомкала салфетку и бросила её в пустую тарелку.
– Так вы всё это специально подстроили?! И вы хотите, чтобы мы после этого вам верили?!
– Успокойся, пожалуйста, – Леонид задумчиво повертел в руках пустой бокал. – Сама же видишь, они в тупике, не знают, что делать. И наверняка кучу инструкций нарушили, рассказав нам всё.
– Надеюсь на вашу сдержанность, – вставил Борис.
Леонид посмотрел на него.
– Так говоришь, последствия минимальны?
Борис кивнул.
– Тогда мой ответ – нет, – сказал Леонид, – я не чувствую никакого внутреннего запрета, никакого управляющего голоса, если тебя это интересует. Просто в последние недели у нас пошёл какой-то невозможный, волшебный секс; в юности такого не было. Не по частоте, а по качеству. Я всё не мог понять, с чем же это связано. Оказывается, споровик. Ну споровик так споровик; я не готов отказаться от новых ощущений и вернуться к старым. Буду болеть, раз это так приятно.
– А ты? – спросил Борис Динку.
– Пожалуй, присоединюсь к Лёне.
– Печально, – сказала Оля, – но всё равно, рада была с вами познакомиться. Ну что ж, давайте прощаться.
Она обняла Динку и вдруг, прильнув к ней, поцеловала в губы.
– Что ты творишь?! – Борис резко отшвырнул Олю, но было уже поздно.
– Зачем, ну зачем… – повторял он, не находя слов.
– Другого способа всё равно не было, – спокойно ответила Оля. – Ты же видишь – все заражённые отказываются от лечения. Паразит им это запрещает. Так что мы сейчас поедем в институт, и я подпишу там все бумаги с согласием на лечение. Настоящая я, в здравом уме и трезвой памяти. А если потом откажусь, это не будет считаться, это буду уже не совсем я. Понимаешь? Лекарство обязательно надо найти, а без меня вам не справиться.
Борис стоял, не в силах вымолвить ни слова.
– Ну, подруга, ты даёшь! – сказала Динка.
Потом повернулась к Борису:
– А ты дурак, раз такое допустил. Мог ведь догадаться! И почему дуракам так везёт в любви? Держись за неё руками и зубами, второй такой точно не найдёшь.
23
Матвей, узнав обо всём, изменился в лице.
– Идиот! Как ты мог?! Да лучше б ты сам трахнул их обоих!
Борис молчал, закусив губу.
– Полегче, Матвей, – вмешалась Оля. – Вот это точно было бы не лучше.
Лицо Матвея скривилось.
– А ты-то зачем полезла в это дерьмо?!
– Вам же нужно проследить за ходом болезни, – ответила Оля, – и лучше с самого начала. Создать лекарство, испытать его на ком-то. Так вот, этот «кто-то» – это я.
– Ты не понимаешь, – устало сказал Матвей, – все, за кем мы наблюдали – не самые хорошие люди. Каждый со своими тараканами. Болезнь сработала как переключатель, переключив их на добро; для окружающих они стали даже удобнее. Но ты-то природный эмпат, тебя просто некуда переключать! Ты и так добрая, дальше некуда! Я даже представить не могу, что будет, когда на тебя наложится воля паразита.
– Я буду вести дневник, – пообещала Оля.
Она подписала согласие на лечение, и в тот же вечер её поместили в отдельный бокс при институтской клинике.
Утром Борис заглянул к Матвею.
– Я к Оле. Надеюсь, у нас ничего срочного?
– Иди, конечно. Только постарайся её не волновать, отнесись ко всему спокойнее.
– Ты о чём?
Матвей замялся.
– Видишь ли, я велел переодеть её. И ограничить доступ к её боксу.
– Почему?
– Она… Как бы это сказать поточнее… Соблазняет.
– Что?! – Борис не поверил ушам.
– Нет, не подумай, она не говорит и не делает ничего такого. Просто сидит там и… Не знаю даже, как это назвать. Сидит и источает феромоны, что ли… Короче, с ней теперь будет работать только Варвара. Ну и ты, конечно.
Не дослушав, Борис рванулся к выходу. Через несколько минут он уже стоял у дверей бокса, стараясь успокоить дыхание. Оля сидела в кресле перед ноутбуком. На ней была серая мешковатая пижама, застёгнутая у горла. Пижама была ей велика, так что очертания фигуры под ней даже не угадывались. Волосы были собраны в скромный хвост, открывая тонкую беззащитную шею. И в этой шейке было столько эротики, что даже будь Оля совершенно голой, эффект вряд ли мог быть сильней. Борис понял, о чём говорил Матвей.
– Привет! – сказал он.
Оля обернулась на его слова и просияла.
– Привет!
Она развела руки, демонстрируя свою сиротскую пижаму.
– Вот. Теперь я такая.
Борис улыбнулся.
– Это Матвей специально придумал, чтоб я меньше тебя ревновал. Но не сработало.
Он сел в кресло рядом с Олей.
– Чем занимаешься?
Она показала рукой на экран.
– Пытаюсь постичь азы квантовой механики. Вчера прочла всё, что нашла по теории Горева, теперь хочу закрыть пробелы в знаниях.
– И как тебе теория? – осторожно спросил Борис. – Зашла?
– Как перчатка. Как будто я сама это написала. Не про физику, конечно, а про выборы и стрелки. Боря, это уже паразит?
– Не знаю, – честно ответил Борис, – будь ты хотя бы чуточку постервознее, тогда было бы понятно. Но ты такая, как есть. Матвей прав – тебя просто некуда переключать.
24
Всю неделю Борис не находил себе места. Он то часами просиживал в Олином боксе, то вдруг срывался и намертво цеплялся к Варваре Петровне, выпытывая у неё то, чего она сама ещё не знала. Пытался приставать и к Аруджанову, но тот только огрызнулся:
– Хочешь поговорить об изменении экспрессии рецепторов к гамма-аминомасляной кислоте? Нет? Вот и не морочь мне голову, занимайся своими делами.
В конце концов Борис поймал Варвару Петровну в её кабинете. Сел в кресло напротив и заявил:
– Варвара Петровна, я никуда не уйду, пока мы не поговорим.
Старушка улыбнулась и поправила очки.
– Спрашивай. Что тебя интересует?
– Скажите, Оля действительно больна?
– Да, к сожалению. Самого паразита я ещё не нашла, но он в ней, это точно. Организм уже начал вырабатывать антитела – вот они, родненькие.
Варвара Петровна вывела на монитор результаты анализов и повернула его экраном к Борису.
– И вы её уже лечите?
– Конечно. Назначила ей курс таблеток и инъекций, вот смотри, – она вывела на экран страницу с рецептами. – Но тебе ведь эти названия ни о чём не говорят?
– Нет, – Борис помотал головой, – а вы её вылечите?
– Я здесь именно для этого.
– А когда примерно?
– Курс рассчитан на две недели, максимум на три. Если ничего не случится.
– А что может случиться? – напрягся Борис.
Варвара Петровна строго посмотрела на него.
– Не нагнетай. Пациентке твой мандраж совсем ни к чему. Верь в успех и излучай уверенность – вот что ей сейчас нужно.
Борис улыбнулся жалкой вымученной улыбкой.
– Мне так много надо узнать. Но я не знаю, о чём ещё спросить.
Варвара Петровна улыбнулась в ответ.
– Тогда спрошу я. Скажи, тебе удалось проверить вашу теорию о биомеме? Как Ольга отнеслась к идеям Горева? Религия мультиверса изменила её мировоззрение?
– Нет, разве что упорядочила. Оля всегда такой и была, ей нечего было менять.
– Странно, – сказала Варвара Петровна, – обычно худые и красивые – те ещё стервы.
– Значит, Оля исключение, – сухо сказал Борис.
– Если так, тебе повезло. Но тогда ваша теория не продвинулась ни на шаг. Жертва была напрасной – пациентка не может ни подтвердить, ни опровергнуть ваши тезисы.
– Пожалуйста, не называйте Олю пациенткой, – попросил Борис. – Она моя девушка, и у неё есть имя.
25
Борис выпил стакан воды, наполнил его снова и отставил в сторону. Потом достал телефон и набрал номер Матвея.
– Жду тебя у Варвары Петровны. Это срочно.
– А что случилось?
– Оля отказывается от госпитализации.
– Сейчас буду.
Через несколько минут Матвей уже сидел в кабинете Варвары Петровны.
– Рассказывай. Что сказала Оля?
– Что она уже не хочет лечиться. Хочет подписать отказ от госпитализации, вернуться домой…
Борис запнулся.
– И там бешено трахаться с тобой, – подсказала Варвара Петровна.
Борис молча кивнул.
– Понятно, – сказал Матвей, – а теперь давай всё с самого начала. И поподробнее. Приняла она религию мультиверса?
– Скорее теорию, – поправил Борис, – хотя, какая разница. Приняла, конечно. Но она бы в неё поверила и без заражения, сам же знаешь. Хуже другое – она её не только приняла, но и доработала. С учётом новых знаний о паразите. У неё был интернет, и была масса свободного времени – вот она и начиталась всяких странных теорий. Я должен был проводить с ней всё время, а я, дурак, всё метался, непонятно зачем…
– Прекрати! – оборвал его Матвей. – Давай конкретнее, что она тебе сказала?
Борис схватил стакан с водой и сделал большой глоток, лязгнув зубами о стекло.
– Оля считает, что и религия Горева, и всё его пацифистское движение – это расширенный фенотип генов пацифика. Этот фенотип помогает ему распространяться – и весьма успешно. Но результаты его деятельности таковы, что мы уже не можем считать пацифика паразитом. Теперь он стал нашим симбионтом; мы предоставляем ему всё необходимое жизнеобеспечение, а он нам – защиту от Третьей мировой. И даже больше – защиту от зла в самом широком смысле. Оля сказала, что человек и пацифик станут единым организмом и будут взаимодействовать согласно религии мультиверса. То есть как предписывает расширенный фенотип.
– Колыванов подписался бы под каждым словом, – вставила Варвара Петровна.
– Верно, – согласился Борис. – А в конце Оля даже заговорила о мутуализме. Знаете, что это такое?
– Симбиоз, без которого уже никак, – ответил Матвей, – жизненно необходимый.
– Вот-вот, – подтвердил Борис, – а это уже полная капитуляция перед паразитом. Я не знал, что и сказать, начал говорить о социальных стратегиях…
– О чём? – спросил Матвей.
– О социальных стратегиях, это Костя меня недавно просветил. В каждой социальной популяции, грубо говоря, действуют две стратегии – «голуби» и «ястребы». Одни осы роют норки и таскают туда парализованных кузнечиков, другие выгоняют хозяев и захватывают чужие норки. Чтобы обе стратегии были успешны, в популяции должно соблюдаться определённое процентное соотношение тех и других. Если приверженцев какой-то стратегии станет больше, эта стратегия перестанет быть выгодной. Я сказал, что сегодня быть пацифистом – социально выгодная позиция, именно поэтому паразит её и выбрал. А когда он распространится достаточно широко, позиция станет невыгодной – и как он тогда отреагирует? Но Оля перебила меня, сказала, что это чушь, что пацифик жёстко сцеплен со своим мемом. Что глупо даже сравнивать поведение высокоразвитых социальных животных и стратегию генов одноклеточного, это совсем другое.
– Вообще-то, она права, – заметил Матвей. – При перекосе в соотношении социальных стратегий обратная связь действует очень оперативно. Но для фенотипических эффектов время срабатывания обратной связи надо считать не в сутках, а в поколениях. А это уже совсем иная шкала.
– Я понимаю, – сказал Борис. – Но она ответила сразу, без колебаний, не раздумывая ни секунды. На мою Олю это не похоже. И потом, мне не нравится фраза «это совсем другое». Не её это слова.
– Колыванов сказал именно так, – вмешалась Варвара Петровна, – хотя двух наблюдений недостаточно, чтобы считать фразу «это совсем другое» симптомом болезни.
– Варвара Петровна, давайте ближе к делу, – попросил Матвей. – Что вы предлагаете?
– Сегодня же расширю курс и назначу капельницы. Девочку надо спасать.
– Но если она отказывается от лечения, у вас же ничего не получится.
Варвара Петровна пожала плечами.
– Усыпим и введём.
– Э-э, – протянул Матвей, – а это вообще законно?
– А ты как думаешь? – усмехнулась Варвара Петровна. – Тут дело в другом. Если ваша теория о биомеме верна и мем жёстко сцеплен с паразитом, то после выздоровления Ольга не будет иметь к вам никаких претензий. Она даже будет вам благодарна. Но если теория ошибочна и жёсткой сцепки нет, тогда держитесь. Меня-то просто выпрут на пенсию; начну, наконец, с правнуками нянькаться. А вот у вас начнётся весёлая жизнь. Так как? Готовы проверить свою теорию при таких ставках?
Борис вскочил с места.
– Да мне плевать на последствия! Верните мне мою Олю!
Он отшвырнул стул и выскочил из кабинета, хлопнув дверью. Варвара Петровна посмотрела ему вслед.
– Какой резкий! Интересно, если бы его подружка была постервознее, он бы сейчас так же бесился?
26
Ночью Борис долго не мог заснуть. Включил ноутбук, зашёл на сайт Горева и в который раз просмотрел все основные материалы, начиная с манифеста. А утром заглянул к Матвею поделиться впечатлениями.
– У него там всё очень красиво представлено. Логично и гуманно, убойная связка. Я сам проникся. И даже готов принять – не как религию, конечно, а как теорию. И как способ жизни. Вот чего так не хватало современной философии – а Горев очень вовремя пришёл на это пустое место со своими ответами. Мне вчера так легко всё зашло, что, пожалуй, мне стоит ещё раз сдать кровь на анализ. Схожу к Варваре; хочу убедиться, что это сработал чистый мем, без паразита.
– Варвару сегодня лучше не отвлекать, – сказал Борис, – сходишь завтра. А пока пройдись ещё раз по сайту Горева – вдруг ты что-то упустил.
Но назавтра всем стало не до анализов. Около пяти утра Борису пришёл код срочного вызова. Наскоро одевшись и сполоснув лицо, он выбежал из дома. Матвей, увидев его, даже не поздоровался.
– Где ты ходишь? Ночью на нас напали.
– Как напали? – не понял Борис.
– В прямом смысле. Оля же обещала вести дневник. Она его и вела, и выкладывала в инет. А в последних постах написала, что не хочет лечиться, но её всё никак не могут выписать.
– Ё-моё! – выругался Борис. – Как же я раньше об этом не подумал!
– Никто не подумал, – подтвердил Матвей, – урок нам на будущее. А сейчас у нас новая проблема. У стрелочников Оля уже стала живым символом, несломленной героиней. Пленённая девушка – что может быть эффективнее, тем более когда на аватарке такое милое личико! И там ещё были её фотографии; а ты знаешь, как такой типаж действует на мужчин. Субтильная девочка – сразу хочется прикрыть и защитить.
– Знаю, – кивнул Борис.
– Вот стрелочники и пришли её освобождать. Устроили митинг у центрального входа, собрали человек двадцать с плакатами и фотографиями узницы совести. Постояли, покричали. А потом кто-то очень грамотно взломал нашу защиту, отключил свет в отделении и дистанционно вскрыл все замки. Стрелочники тут же побросали свои плакаты и попыталась прорваться в институт.
