Владимир Поселягин
Комсомолец. Осназовец. Коммандос (сборник)

Удивительно, но я узнал одного из бойцов. Как-то во время наших лесных приключений, когда мы брали хутора, за задержанным приезжали бойцы из роты НКВД. Судя по всему, преследователи были из 233-го конвойного полка войск НКВД, что осуществлял также охрану луцкой тюрьмы. Массивную фигуру младшего сержанта Прокопенко не спутаешь ни с кем, особенно его поглаживание усов.

– А это, значит, бандиты рванули в бега? Ну-ну, – пробормотал я.

С момента опознания сержанта прошло около секунды, когда, проверив прицел, я открыл огонь короткими очередями, фактически выкашивая ряды беглых задержанных.

Через полминуты, когда закончился второй магазин, живых, кроме сотрудников НКВД, на лугу не было, ни один из бежавших до спасительных кустов не добрался.

Пока двое бойцов проверяли тела, спокойно, на моих глазах добивая раненых штыками, ко мне направился Прокопенко. Теперь требовалось нам с ним опознаться. Дело в том, что тот меня не видел, я находился в хате, это Леший сообщил мне, кто приехал в очередной раз за задержанными. Вот я и запомнил.

– Кто такие? – спросил он на подходе. Видимо, сержант подумал, что я тут не один.

– Не ори, Прокопенко, свои, – ответил я вставая.

– Фамилию мою знаешь, значит, действительно свой. Ты один?

– Один, – ответил я и тут же сообщил: – Ты приезжал на хутор в лес шесть дней назад. Ну, где еще баба над убитым хуторянином убивалась.

– Это я помню, тебя там не видел, – подходя ближе, ответил сержант.

– Я в хате был.

– Документы есть? – осветил он меня фонариком.

– Есть.

Через минуту сержант вернул бумажку и хмыкнул в усы:

– Свой, значит?

– Верно, с луцким отделом работаю. Что это сейчас было? Задержанные бежали?

– То не. Немцы тюрьму разбомбили, часть заключенных в бега подались. Нас отправили следом, приказали, если нет возможности задержать, уничтожать на месте. Это третья группа беглых за сегодня. В город им не дали уйти, в поля отжимали, а тут мы. Этих вот долго ловили. Большая часть из банд, знают, как себя в лесах вести. Вот, перед самой темнотой нашли.

– Понятно.

– Твой пес?

Обернувшись, я разглядел остроконечные уши щенка, что прятался в траве.

– Мой… Ты что тут делаешь?! Кто повозку будет охранять?! А ну-ка на место! – крикнул я ему.

– Ух, как шустро улепетывает.

– Он повозку должен охранять, а не за мной бегать. Молодой еще, службу только начинает понимать.

– Ладно, наша машина подошла, бывай, парень. Спасибо за помощь, – протянул мне руку Прокопенко. Рукопожатие у него было крепким, да и у меня не слабое.

Сержант стал спускаться к своим. Там фары машины освещали луг, а я направился на противоположную сторону косогора, к лагерю. Похлебка готовится, да и чайник уже, наверное, закипел.

Через час, когда я поужинал – на утро еще осталось – и приготавливался отойти ко сну, надо мной прошла очередная группа немецких бомбардировщиков. Со стороны Луцка были видны отсветы пожаров, которые подсвечивали летчикам цели. Сплюнув, я укрылся одеялом и спокойно уснул.

Я был в курсе, что немцы, прорвав оборону границы, двигаются к Луцку. Не знаю точно, где, но предположу, они стоят где-то недалеко. Думаю, завтра-послезавтра они возьмут город. Я пока еще не выбрал, зайти в Луцк или, обойдя его, двигаться дальше, вглубь страны, опережая немцев.

Утром решу. Скорее всего, наведаюсь в город, узнаю, как там парни. Все-таки сотрудники этого отдела стали для меня своими.

Еще не совсем рассвело, как я, позавтракав, выехал к на удивление пустой дороге и покатил к городу. Думаю, за час доберусь, тут совсем немного осталось. Ехал я, естественно, в крестьянской одежде, поэтому, когда меня догнали и, что важно, обогнали трое мотоциклистов в форме мышиного цвета, замер от удивления. Я, конечно, слышал, что немцы двигались вглубь страны, наматывая чуть ли не по сто километров в день, но убедиться в этом лично – совсем другое дело. Я думал, они ближе к вечеру к городу подойдут, а оказалось, уже сейчас разведгруппы шныряют по дорогам.

– …чтоб вас перевернуло,… …нагнуть и… … долбаные! – вырвалось у меня.

Немцы на меня особо внимания не обратили. Ну, едет паренек на повозке, где было свежескошенное сено, да и то немного – я сегодня утром накосил, выкинув окровавленную траву. Едет и едет, задание у них было поважнее.

– Так. Это разведка. Значит, за мной идут основные силы. Следует поспешить, – пробормотал я и стегнул Красавца.

Мы и так не сказать, что медленно двигались, теперь же еще увеличили скорость, перейдя на рысь. Еще немного, и Красавец сорвется в галоп. Загонять его не хотелось. Я планировал двигаться сегодня не только весь день, но и большую часть ночи, чтобы у меня была фора.

Когда появилась окраина города, я заметил на дороге давешних мотоциклистов. Они спокойно стояли и курили у своих двухколесных машин. Красавец уже перешел на быстрый шаг, поэтому мое появление из-за поворота не удивило немцев своей внезапностью. От него до немцев было триста метров, что позволило мне обдумать ситуацию.

«Их семеро, один на одиночке, и по трое в двух больших с пулеметами в люльках. В принципе нормально. Главное, того, у одиночки, завалить, стоит неудобно, да и автомат у него, может стегнуть очередью», – судорожно размышлял я, прикидывая план действий.

Судя по всему, немец хотел осмотреть повозку, скорее всего, на предмет съестного, а вот этого мне нельзя было допустить. Того, что лежало в кузове, хватит на десяток расстрелов.

– Хальт! – скомандовал стоявший на дороге немец в каске, подняв руку.

Остановив коня, я спрыгнул на пыльную дорогу так, чтобы Красавец загораживал меня своей тушей от остальных гитлеровцев, и, направляясь к первому, насколько мог быстро выхватил из кобуры «парабеллум» с глушителем и выстрелил в него.

Дернув головой, немец начал заваливаться на спину. Молниеносно выскочив из-за коня, пока остальные фашисты не поняли, что происходит, и переводя ствол пистолета с немца на немца, посылал в каждого по одной пуле. В автоматчика на одиночке пришлось послать две, первая вошла в плечо, когда он дернулся. Быстро перезарядившись, я пробежался и произвел контроль.

На миг остановившись, осмотрелся.

– Охренеть я пострелял.

Слегка била дрожь от выброса адреналина, но это у меня не первая подобная сшибка лицом к лицу, и я знал, что скоро это пройдет. А пока не прошло, требовало поторопиться.

Сбор трофеев почти сразу остановил возглас из кустов:

– Эй, парень, помоги нам, развяжи.

Подойдя к обочине, я посмотрел в заросший кустарником овраг. Теперь понятно, почему автоматчик стоял один, он контролировал пятерку пленных. Трех красноармейцев, командира в звании лейтенанта и какого-то гражданского в светлом, но уже испачканном костюме.

– Вы еще кто такие? – нахмурившись, спросил я, направив ствол только что подобранного автомата на пленных.

– Э-э, ты, парень, не шути! – сразу же откликнулся лейтенант. Видимо, он тут был признанным командиром.

– Я редко когда шучу. Документы?

– У того, что нас караулил, были. Он их в планшет убрал. Так развяжешь?

– Документы изучу, там посмотрим. Не двигаться, лежать на месте.

Отстегнув командирский планшет от ремня обозначенного немца, я было открыл его, как в небе раздались рев авиационных моторов и треск пулеметных очередей. Тройка «ишачков» дралась с двумя «мессерами» буквально над нами. Однако на это действо я посмотрел мельком. Меня заинтересовала другая группа истребителей.

Вторая тройка «ишачков» шла прямо на строй немецких бомбардировщиков. Конечно, мне было интересно, но дело не ждало. Достав из планшета три десятка удостоверений, я пролистал их и нашел нужные. Бойцы назвали фамилии, так как в их красноармейских книжках не было фотографий, лафа для диверсантов, остальных я нашел и так.

Вернув лишние документы в планшет – видимо, немец собирал их с тел убитых командиров, большая часть были именно командирские удостоверения – я бросил его на сено в повозке и, подойдя к краю оврага, спросил присутствующих, ткнув пальцем в лейтенанта:

– Этого хлопца кто знает?

– Лейтенанта? – переспросил один из бойцов. – Нет, он недавно к нам присоединился.

Лейтенант заметно занервничал и завозился.

– Это немецкий диверсант. Я внештатный сотрудник НКВД, и мне известны специальные метки в удостоверениях, однако у него их нет. Так, бойцы, разошлись. Вернее, расползлись в стороны, – приказал я, поднимая ствол автомата.

– Эй, ты чего делаешь?! – закричал диверсант. – Не имеешь права!

– Я все имею. И всех.

Автомат коротко дернулся в моих руках, и пере одетый немец – или фашистский пособник, говорил он чисто – откинулся на спину, зажмурив глаза. Фуражка слетела с его головы и откатилась в сторону, а в паху начало расплываться большое пятно.

– Ты что, идиот, действительно решил, что я тебя расстреляю? Ага, щас, нашим сдам.

– Горит! – вдруг заорал один из бойцов, с трудом вставая на ноги и глядя в небо. Посмотрев туда же, я обнаружил, что один «мессер» действительно, дымя, несся к земле и упал где-то за рощей. В это же время другая тройка наших «ястребков», достигшая клина бомбардировщиков, с ходу атаковала строй и, на удивление, сразу сбила одного. Тот, дымя горящим мотором, устремился к земле, а в воздухе раскрылись два парашюта.

– Красивое зрелище, – довольно кивнул я, после чего, повернувшись к пленным, спросил: – Мотоциклы кто водить умеет?

– Все умеем, мы из автобата, – ответил тот же боец.

– Отлично, забираете технику и валите отсюда, а я пока соберу документы у немцев и часть оружия, – сообщил я, спускаясь по тропинке и доставая нож. – Как вас взяли-то?

– Как-как, – проворчал боец, остальные продолжали молчать. – Подлетели и заорали что-то по-своему. А у нас даже оружия не было, кроме пистолета… этого.

– А гражданский кто? Я так понял, вы командировочный?

– Из самого Киева, позволю напомнить, молодой человек, – ответил тот с несколько специфичным говором. – Я отвечаю за…

– Да я это из документов понял, – перебив его, сказал я. – Вот, кстати, в плен к немцам я вам попадать не советую. Расстреляют. У них приказ по всем частям политработников и евреев расстреливать. С этими вам еще повезло, похоже, не поняли, кого взяли.

За разговором мы освободили дорогу от тел, побросав их вниз, трофеи я покидал в повозку, включая один МГ-34 с солидным боезапасом, а также бойцы помогли мне погрузить «языка». Я еще на всякий случай проверил у него веревки и навязал дополнительные узлы.

Бойцы попрыгали на мотоциклы, теперь они были вооружены карабинами. Гражданский сел в люльку, причем в ту, где я снял пулемет, и через несколько секунд только поднятая пыль и выхлоп от мотоциклов напоминали, что тут стояла техника. Обернувшись, я заметил на дороге клубы пыли и, выругавшись, подбежал к повозке, закинул Шмеля в кузов и погнал в город. К Луцку подходили немцы.

Я успел удрать раньше, чем они вышли на дистанцию прицельной стрельбы, и теперь гнал по улицам. На третьей пришлось натягивать поводья и, спрыгнув на брусчатку, разворачивать Красавца под уздцы. Одна из бомб попала в жилой дом, и улицу перегородила упавшая стена, тут не проехать. Пришлось уходить по параллельной улице.

Петляя по улочкам в поисках, где можно проехать, но уже шестой раз наталкиваясь на заторы, в данном случае это были два столкнувшихся и сгоревших грузовика, я обнаружил, что в своих метаниях преодолел город и оказался на противоположной окраине, рядом с мастерской Степана, где я когда-то купил эту повозку.

Здание бывшей фабрики по производству карет покосилось – во дворе упала авиабомба и взрывной волной повредила его. На улицах еще встречались люди, бомбежка только что закончилась, наши «ястребки» не смогли остановить стервятников люфтваффе, поэтому люди торопливо, с котомками в руках, бежали к выезду из города, а другие, в основном местные, с некоторым злорадством смотрели за этим из частично выбитых окон.

Загнав повозку сперва во двор, я объехал большую воронку и, остановив коня, взял его под уздцы и завел в само здание. Крыша частично уцелела, поэтому я посчитал, что сюда никто не войдет.

– Вставай, – скомандовал я диверсанту, привязывая поводья к крюку.

Пришлось ему помогать, сам он спуститься не мог. Разрезав веревки на его ногах, я вывел диверсанта из здания бывшей фабрики и велел замереть, устанавливая на входе растяжку. Для Шмеля высоко, не заденет, а вот человеку не поздоровится. Осколки пойдут наружу, так что мои животные, кроме испуга, ничего не получат.

– Охранять! – скомандовал я щенку, он уже знал, что это команда не удаляться далеко от повозки, и, подхватив «лейтенанта» под локоть, повел его к выходу со двора фабрики. Одет я был все так же под крестьянина, однако в самодельной кобуре под мышкой был «парабеллум» с глушителем, под рубахой кобура с табельным наганом, а сзади за поясом польский «Вис». Карманы топырились от магазинов и патронов россыпью.

От фабрики до здания отдела было недалеко, буквально пять минут спешным шагом, этим маршрутом мы и шли, поглядывая по сторонам.

Народу на улицах, в принципе, хватало. Я же говорю, пользуясь тем, что бомбежки не было, жители бежали, но прицепился ко мне из-за того, что я веду связанного командира РККА, всего один, да и то милиционер. Мои документы его удовлетворили, а узнав, что это диверсант, он только сжал цевье карабина.

– Суки, вечера вечером немецкие самолеты сигнальными ракетами наводили. В детдом попали, больше пятидесяти детей погибло.

Оставив милиционера на перекрестке, где он продолжал изрыгать проклятия в адрес диверсанта, я повел «лейтенанта» дальше.

– Слушай, может, договоримся, а?

– Еще раз пасть откроешь, руку прострелю, – рассеянно ответил я. Мне не нравилась близкая ружейно-пулеметная стрельба.

До поворота, откуда я смогу увидеть отдел, осталось метров сорок, когда вдруг вспыхнула близкая перестрелка. Подскочив к углу, я выглянул и выругался, глядя, как у отдела горят две полуторки, по улице носит пепел от сгоревших бумаг, а подъехавший к зданию немецкий танк вдруг выпускает струю из огнемета в окна отдела. Почти сразу из окон начали выпрыгивать объ ятые огнем люди. Один из сотрудников как-то умудрился погасить пламя и побежал в мою сторону, явно ничего не видя. Все его лицо пузырилось волдырями от ожогов. Судя по лохмотьям формы, это был кто-то из наших.

– Сюда! Беги сюда-а! – заорал я, чтобы он сориентировался на звук. Но тот, умудрившись преодолеть более ста метров, не добежал до угла буквально несколько шагов. Он дважды дернулся, на заплетающихся ногах все-таки дошел до угла и свалился. Ухватив его за пояс, я затянул раненого за угол. При этом я заметил, что в нашу сторону бегут трое солдат в касках, с рюкзаками за спинами и карабинами в руках.

В это время диверсант, воспользовавшись тем, что я отвлекся, выскочил и побежал по улице в ту сторону, откуда мы пришли. Отбежать он успел метров на десять, именно столько времени мне потребовалось, чтобы достать «Вис» из-за пояса.

Вокруг стоял грохот стрельбы, так что слабые хлопки потонули в этом шуме.

– Как там наши? Кто живой остался? – затормошил раненого, изредка поглядывая из-за угла на приближающихся пехотинцев. Один как раз на ходу готовил гранату.

Общался я с раненым грубо, но ситуация такая была, да и не жилец он был.

– Никто, все в отделе были… готовились к эвакуации… Мы не знали, что немцы так близко… Не знали! – прохрипел раненый, в котором я узнал секретаря капитана Немцова, и замер, умерев у меня на руках.

– Суки, – прошипел я и мягко завалился набок, чтобы голова и рука со вскинутым пистолетом показались из-за угла. Прозвучала серия выстрелов, и все три пехотинца упали. До них было всего метров пятнадцать. Когда я вскочил на ноги, рядом с одним из них еще и граната рванула.

Вытащив из кармана погибшего сотрудника документы, я побежал к фабрике. Город нами, похоже, был потерян, требовалось как можно быстрее его покинуть, пока была такая возможность.

Больше ничто меня тут не задерживало. Теперь получалось, что, кроме Рогозова, в Киеве обо мне никто не знал. Вся информация сгорела в отделе, так необдуманно сожженном фашистами со всем архивом и людьми. Именно такие мысли у меня мелькнули, когда я рванул от угла по улице, стараясь прижиматься к стене.

Однако убежать я далеко не успел, буквально сразу же после того, как перепрыгнул через тело убитого диверсанта, услышал сзади звук мотора. Мельком обернувшись, я заметил, как на улицу выруливает гробообразный бронетранспортер. Точно такой же, как те, что я видел у брода на двенадцатой заставе. За пулеметным щитком были видны каски двух немцев, которые выцеливали на улице будущие жертвы. А так как, кроме меня, никого на улице не было, все попрятались, то естественно, моя улепетывающая фигурка привлекла их внимание. Да еще пистолет в руке.

Мне повезло. Не, реально повезло, что я заметил приоткрытую дверь, ведущую в подъезд дома, мимо которого в данный момент пробегал. Нисколько не раздумывая, я влетел в этот подъезд и, запнувшись о порог, кувырком полетел по чисто вымытому плиточному полу, сумев затормозить и не врезаться в перила и ничего себе не поломав. Правда, пистолет я удержать не смог и тот зашуршал по плитке в сторону.

Немцы все-таки открыли огонь, часть косяка и двери запестрели пробоинами, по ушам ударил визг рикошета, и вместе с пылью по подъезду разлетелись щепки. Закрыв руками голову и свернувшись калачиком, я переждал стрельбу и, схватив лежавший рядом «Вис», рванул к черному ходу. Там висел большой замок, понадобилось четыре выстрела, чтобы сбить его и выскочить во двор, укрывшись в зарослях сирени.

Как и ожидалось, немцы дураками не были и послали через дворы группу солдат.

– Что же вы тройками-то ходите? – тихо пробормотал я, разглядывая фигурки врагов и перезаряжая пистолет.

– Вон сидит! Берите его! – завизжал неожиданно выглянувший из окна на втором этаже этого же дома какой-то тщедушный мужичок, тыкая в меня пальцем.

Пришлось действовать молниеносно. Прямо с места, с пятнадцати метров, я выстрелил три раза, уложив двоих наповал и ранив третьего, у которого были нашивки ефрейтора. Если я не ошибся, конечно. Четвертая пуля полетела в окно, но предателя там уже не было. Успел нырнуть внутрь, падаль.

Подскочив к немцам, я быстро разоружил ефрейтора и заставил встать, дважды ударив по ране, чтобы тот от боли пришел в себя. Прислонив его к стене дома, я склонился над убитыми. Первым делом я вытащил гранату-колотушку и, выдернув шнур, закинул в окно, откуда кричал предатель. Дальше, работая, я отсчитывал, сколько горит замедлитель.

С немцев я снял только документы, да у одного вытащил две гранаты-колотушки и использовал одну. Все трое были вооружены карабинами, их я брать не стал.

– …восемь, – пробормотал я, отсчитывая время, когда в комнате предателя хлопнула граната.

За это время мы успели перебежать двор, взрыв застал нас у дверей черного входа. Пройдя проходную соседнего дома, мы оказались на параллельной улице, где немцев еще не было. Пленный истекал кровью, но я ничего не мог сделать, не было с собой перевязочных средств. Только наложил жгут из веревки. Тот что-то бормотал, но, к сожалению, немецкий я не знал.

Заметив, что он тянется к карману целой рукой, я ударил по ней и нашел в этом кармане бинт.

– Так вот что ты говорил?.. Стой на месте.

Улица была на удивление пуста. Поэтому, прислонив гренадера к стене дома, я связал ему руки сзади, убрал пистолет обратно за пояс и стал накладывать повязку прямо поверх формы, чтобы хотя бы просто остановить кровь.

До фабрики немец дошел с трудом – стал отходить от адреналина и передвигал ноги уже еле-еле. Пришлось помогать ему и поддерживать. Во дворе я оставил его сидеть на обломке, все равно никуда не убежит, а сам, сняв растяжку, вывел коня под уздцы из коробки фабрики во двор и подвел к немцу.

Грузить пленного в телегу пришлось самому, тот уже совсем расклеился. Надеюсь, я найду, кто говорит по-немецки, и его можно будет допросить. Хотелось бы знать, как немцы прорвались к городу. Судя по шуму, группа была небольшая. Скорее всего, моторизованная рота с несколькими танками. Вот это и требовалось выяснить.

Через десять минут мы покинули город и галопом погнали по дороге. Я не обращал внимания, что немец стонет и кричит в повозке, требовалось убраться как можно дальше.

Наверное, ему повезло, я увидел, как нам навстречу двигается моторизованная часть, поэтому перевел уставшего и обезвоженного Красавца на шаг, тот тряс головой и ржал, намекая, что уже пора водицы испить. Спустившись с повозки на дорогу, я подошел к коню и, потрепав его по гриве – он ткнулся мне губами в руку, – сказал:

– Потерпи совсем немного, и будет все – и вода, и овес… Шмель, куда побежал, попадешь под гусеницы, никто не поможет! – крикнул я щенку, который, спрыгнув с телеги, носился по дороге, а после моего крика подскочил и, сев рядом, преданно уставился на меня, высунув язык.

Когда колонна приблизилась, я придержал испуганного Красавчика за узду – тому не нравилась грохочущая и ревущая техника – и замахал свободной рукой, прося остановиться.

В двухстах метрах впереди колонны катились два броневика, осуществляя непосредственную разведку пути, они-то и остановились рядом.

– Что такое? – крикнул один из командиров.

– Немцы в городе, с танками. Я взял пленного. Есть те, кто говорит по-немецки, чтобы допросить его? – коротко проинформировал я его о ситуации, чтобы не терять время.

– Найдутся, – кивнул удивленный командир и, спустившись на землю, подошел к повозке. Также подойдя к ней, я разворошил сено и показал пленного.

– Точно немец, – подтвердил тот. – Ранен?

– Да, руку ему прострелил выше локтя.

– Документы есть?

– Есть, – ответил я и привычно полез в карман.

Колонна простояла на дороге минут пятнадцать, после чего двинула дальше. За это время командиры штаба мотострелкового полка допросили пленного, который с ними охотно сотрудничал. Я же успел напоить Красавца и щенка. Последнего так еще и накормить, конь и так травку щипал.

– Ну что? – спросил я, заметив подходившего командира. Его броневик стоял неподалеку, с другой стороны дороги, на обочине.

Большая часть колонны уже пошла мимо, и двигались тяжело нагруженные машины тыловых служб, поэтому пришлось держать Красавца все это время.

– Да, немцев всего две роты при пяти танках и восьми бронетранспортерах. Они полевыми дорогами как-то смогли обойти наши узлы обороны и с ходу ворвались в город. А к вашему отделу их вывел диверсант в нашей форме. Требовалось захватить архив, но во время боя был убит командир одной из рот. Вот немцы и начали действовать несколько жестко, не слушая вопли диверсанта. Этот ефрейтор состоял при штабе этой группы, знал, как все происходило, ценный кадр. Тех трех солдат, что ты убил, как резерв послали следом, заодно перекрыть ту улицу. Ну, а дальше ты знаешь. Унтер их отправил в обход на перехват, а там ты их и перехватил. Так что большого прорыва не было, это просто были сорвиголовы. Читал этот роман?

– Читал. Ясно, вы меня успокоили.

– Да этих мы и без помощи танкистов раскатаем, они позади нас двигаются, и пойдем дальше. Ну, давай, парень, спасибо за пленного, он выдал нам неплохие сведения по обстановке на границе.

– И как обстановка?

– Да перемешано там все, каша. Все, бывай.

Проследив, как командир перебежал дорогу, чуть не попав под колеса очередной полуторки, я подхватил ведро и выплеснул остатки уже пропыленной воды на траву, после чего, подвесив его на место, влез на облучок. Через десять минут мы свернули на другую дорогу и покатили по ней.

Двигался я достаточно неспешно, можно было не торопиться. На дорогах видел сплошные колонны танков и грузовиков. Дважды замечал настоящих монстров, те самые КВ-2. Были и бомбежки – немецкие самолеты при слабом сопротивлении нашей авиации громили колонны. Часто я видел впереди, по бокам и сзади черные тягучие дымы от горящей техники.

Были и минуты радости, когда наши соколы ссаживали немцев с неба. Один раз я подобрал нашего летчика, что вышел на дорогу с небрежно сложенным парашютом на плече. Правда, тот проехал со мной всего четыре километра и сошел неподалеку от своего аэро дрома, мимо которого мы проезжали. Нормальный сержант оказался, смешливый. Говорил, что сегодня на своем «ишачке» третьего сбил, правда, и сам не уберегся.

Любых больших дорог я избегал, шарахаясь от них, как черт от ладана. Двигался в основном по малоезженым проселкам, а где и вообще по тропинкам, главное, чтобы вились они в нужную мне сторону. К вечеру я выехал к неширокой речушке. Про брод я знал, поэтому заранее свернул к нему. Но, как оказалось, про него знал не только я. У брода стоял армейский пост и достаточно длинная очередь из разной техники и телег, последних было больше всего. Правда, проверка шла достаточно быстро, очередь особо не задерживалась.

– Эй, куда прешь?! В очередь, как все! – возмущенно заорал какой-то крестьянин, когда я по обочине спокойно проезжал мимо, направляясь к броду. На возмущенные крики я особо не обращал внимания.

В очереди я заметил настоящий советский черный лимузин, только вот набит он был не барахлом какого-то драпающего советского чиновника, а детьми. В машине их находилось порядка десяти человек, еще в два раза больше сидели в открытом кузове полуторки, что стояла за лимузином. Кто-то отдал свою машину, чтобы вывезли детей. Ну, если у него ее не отобрали, то я уже уважаю этого чиновника.

– Стой! – подняв руку, скомандовал уставший сержант.

Время было уже семь вечера, удаляясь от Луцка, я за день умудрился приблизиться к Ровно, который оставался по правому боку от меня. В город я заезжать не собирался, да и что мне там было делать?

Я планировал перебраться на другой берег, подняться на километр выше по течению и встать лагерем, устроив постирушки.

А то, честно говоря, надеть уже нечего, все в пыли, все грязное. Вон, даже Шмель выглядит, как пыльный меховой клубок, на котором выделяется ярко-красный язык. Про Красавца уж и говорить нечего. Так что терять полчаса в очереди я не собирался. Прошмыгну мимо парней, свои люди, разберемся.

– Кто такой? – хмуро спросил сержант, когда я натянул поводья, останавливая коня и притормаживая ручным тормозом. Им я редко пользовался, а тут был уклон к воде, вот и пришлось потянуть за рычаг.

– Товарищ сержант, мне на тот берег надо, в деревню, – заискивающе забормотал я. – Батя за поросем к сродственникам послал.

Сам же я спрыгнул на песчаную почву с примятой травой. Так, чтобы нас скрывал ото всех Красавец, и достал документы.

– Надо, сержант, надо.

Тот быстро пробежал глазами документ и, вернув, громко ответил:

– Ну, раз поросенок ждет, то езжай, конечно.

Обойдя Красавца с другой стороны, я мельком осмотрел открытую легковую машину, остановившуюся у шлагбаума. За рулем сидел боец НКВД, рядом очень недовольный задержкой капитан той же конторы. На заднем сиденье находилась молодая женщина с большим бюстом, который ничем, кроме материи платья, не сдерживался и колыхался от каждого движения. Рядом с ней примостился мальчишка лет трех. Видимо, сын.

– Долго вы? – громко спросил капитан, демонстративно посмотрев на часы.

Мельком посмотрев на грудь капитана, которую украшали две награды, я запнулся о камешек и, пройдя к заду повозки, осмотрел очередь. В конце очереди пристроилась одна военная машина, за рулем был красноармеец, остальные – видимо, местные крестьяне, с десяток телег.

Когда я обходил телегу, то поймал взгляд сержанта, который не понимал смысла моих маневров, и кивнул ему на капитана, несколько раз двинув указательным пальцем, как будто нажимаю на спусковой крючок.

– Товарищ сержант! – окликнул я его. – У меня, кажется, тормоз заклинило, не поможете?

– Сейчас, – откликнулся тот и направился ко мне, пока начальник поста в звании лейтенанта проверял документы заинтересовавшего меня капитана. Да и вообще все они были в этой машине странные… Чистенькие, что ли? Вон, в очереди поди найди такого, а эти… странные. Вот и командир поста, изучая документы, с сомнением поглядывал на них.

– Что? – тихо спросил сержант, подойдя ко мне.

– Капитан ряженый. Чистенький слишком, и награды у него не настоящие. Подделка… Есть план, слушай…

– Понял… Ну все, вроде тормоз освободили! – уже громче сказал он и, похлопав меня по плечу, направился обратно.

Не думаю, что пять бойцов с командиром возьмут диверсантов живыми – и своих потеряют, и этих перестреляют. Поэтому я шепнул сержанту, что участвую в захвате. Тот на меня посмотрел с сомнением, но кивнул.

– Извините!.. – встав у капота легковушки, громко сказал сержант, привлекая к себе внимание. А я воспользовался ситуацией и, подскочив к машине, направил два своих пистолета – «ТТ» и «Вис» – в диверсантов. Теперь я был убежден, что это они.

– Руки поднять! Я сказал, руки поднять! – за орал я.

– Ты что, парень? – удивленно посмотрел на меня капитан, не делая попытки выполнить приказ.

– Это ошибка! – крикнул водитель, пытаясь отвлечь внимание и направить на меня пистолет, что лежал у его левого бедра. Он был левшой.

Выстрелив над головой водителя так, чтобы пуля прошла и над капитаном и ушла, никого не зацепив, я снова приказал:

– Руки подняли! Я что, тихо сказал?

Сержант и лейтенант разоружили диверсантов, забрав у водителя также ППД, после чего скомандовали выходить.

– Тетя! – вдруг захныкал ребенок, когда рука «матери» крепко сжала его кисть.

– Ах ты, сука! – воскликнул сержант, ударом приклада отшвырнул женщину обратно на сиденье и, подхватив мальчишку, отскочил обратно. От удара платье у женщины лопнуло, и обнажилась правая грудь с крупным соском коричневого цвета. Однако та, видимо, не понимала, что происходит. Держась за голову, она застонала. Этот восхитительный вид вызвал у меня некоторое неудобство. Я вдруг вот так сразу захотел женщину… Эта диверсантка вызвала у меня желание, хотя раньше об этом я как-то даже не думал.

Подскочившие бойцы вытащили диверсантов наружу и, связав, стали обыскивать машину.

– Убери телегу, дорогу загораживаешь, – велел лейтенант, пожав мне руку. – И да… спасибо за помощь, хотя мы бы их и сами взяли. Чистенькие они уж больно. Наверное, прятались где-то рядом, потом выехали.

Совет был неплох, остальную очередь пока можно было пропускать через обочину, где стояла моя повозка. Запрыгнув на место, я взял поводья и стегнул Красавца, скомандовав:

– Пошел.

Перебравшись на другой берег, я свернул с дороги на луг и поехал по нему вдоль речки. Устроить помывку я не передумал.

Армейцы молодцы, среагировали правильно, несмотря на отсутствие опыта. Судя по всему, парни были из комендатуры ближайшего города. Скорее всего, из Ровно.

Буквально через восемьсот метров, где у речки была излучена, я нашел неплохое место для лагеря, кусты тут расходились, открывая берег и давая пройти к воде. Натянув поводья, я заставил Красавца развернуться, чтобы перед повозки смотрел в сторону выезда, и, спрыгнув на траву, начал устраивать лагерь-однодневку.