Владимир Николаевич Стрельников
Проект «Валькирия»
Какая разница, в чём причина. Главное, принимать решение придётся самостоятельно и без промедления. Здесь и сейчас. Штрассл заложил новый крутой вираж, чтобы оторваться от преследующего истребителя, и начал процедуру экстренного реактивного торможения. Впереди по курсу увидел гряду холмов. Подойдут как естественное природное укрытие. Теперь главное – дотянуть, а там придётся десантировать с парашютами и остальных.
* * *
«Без связи фигово!» – думал Хуберт, выбираясь из посаженной «на брюхо» капсулы и следя за действиями шести мехов последних сомалийцев. Эти просто высыпались из приземлявшегося аппарата, лишившегося внешних десантных люков. Почти все дружно покидали «гробики на ножках». Ближний вывалился на землю из Меха, запутавшегося в стропах нераскрывшегося парашюта. Неудачливый десантник получил ожог лица и сидел, беспомощно пытаясь выпутаться левой рукой. «Похоже, у него ещё и правая сломана!»
Оберфельдфебель подошёл, виброножом освободил пострадавшего из переплетения строп, а затем достал из его ранца мазь от ожогов и перевязочный материал. «Хорошие тут лекарства научились делать! Заживёт как на собаке». Точными выверенными движениями вскрыл противорадиационный костюм, наложил горемычному мазь на термическую травму и зафиксировал сверху стерильной повязкой. Затем обработал правую руку быстрозастывающей медицинской пеной и сформировал из неё шину. Раненый смотрел на командира затравленными и непонимающими глазами:
– Махадсанид, саид! («Спасибо, господин! – на сомалийском).
Остальные штрафники остолбенело наблюдали за происходящим. «Они что, думали, я его зарежу, что ли?» Штрассл прошёлся среди горстки оставшихся. Вроде больше никто не пострадал. Хорошо, что непонятный истребитель Диких, висящий на хвосте, всё же подбили десантники четвёртого взвода. Теперь их вряд ли обнаружат. По крайней мере, в ближайшее время.
– Снять противорадиационные костюмы!
Здесь это точно не нужно. А на жаре ещё и к тепловому удару быстро приведёт… Так, стоп! А в районе Парижа, получается, нужно? Это что же, по столице Франции нанесли ядерные удары? И требуют от нас закрепиться на неуничтожимом водном рубеже? Ай да штабисты!
Хуберт подошёл к гелиомобилю, поднялся в кабину управления. Здесь, кажется, всё в порядке. Капсула выдержала, не подкачала. В последний момент командование решило снабдить десант двумя экспериментальными образцами солнечных автомобилей, на случай ЧП и экстренного приземления в незнакомой местности. Как в воду глядели! Такие средства передвижения уже давно не в моде, но именно здесь не помешают. Два электромотора, питание как от аккумуляторных батарей, так и от солнечных. Могут работать вместе и попеременно. Батареи заряжаются во время стоянки. А если учесть, что в Африке практически всё время солнечная погода, то недостатка в энергии не ожидается. За два часа на гелиомобилях можно преодолеть до ста пятидесяти километров, да ещё взять по три меха на борт. Неплохо!
Но то, что пропала связь, совсем не радует. Интересно, почему всё-таки такой шум в эфире? От атомной бомбардировки? Или Дикие начали применять средства радиоэлектронной борьбы? А ведь похоже на то. Помехи были не только электромагнитные, но и акустические. Навигатор отказал сразу при входе в пространство Земли-9, а потом пошли треск и свист.
Что-то кольнуло с левой стороны повыше сердца. Штрассл нащупал в кармашке под невидимым экзоскелетом мнемокристалл Полины. Осторожно достал и разместил на горизонтальной плоскости аккумуляторной батареи. Подарок пульсировал, его размеры и цвет менялись. Хуберт вгляделся – искусственный камешек из графена, одного из самых прочных материалов, вибрировал не хаотически, а с определённой частотой. А что, если? Аккуратно вставил в левое ухо. Так и есть! Голос Полины зазвучал в мозгу. Но вместо нежной песни он услышал: «Хуберт, вы слышите меня? Это Полина! Хуберт, вы слышите?»
– Вас слышу! – машинально произнёс оберфельдфебель и тут же сообразил, что сморозил глупость: наверняка на том конце перед девушкой находится специальное устройство, какая-нибудь новая секретная разработка связи. А здесь он может только слушать. Но и это уже немало!
Однако, к его изумлению, вскоре вновь зазвучал обрадованный голосок:
– Хуберт, Хуберт, внимание! С юго-востока на вас надвигается целое полчище Диких, численность – около тысячи голов. И сто пятьдесят единиц боевой техники. Приготовьтесь к обороне, приготовьтесь к обороне!
– Есть приготовиться к обороне!
– Конец связи, держитесь!
Предупреждён, значит вооружён. Но каким образом Полине удалось связаться с ним?! Через локаторы? Он успел заметить гигантские «глаза» и «уши», развешанные в атмосфере Земли-9 на высоте пяти-шести тысяч километров. Так, чтобы Дикие не дотянулись своими зенитными комплексами. Геостационарные спутники над экватором для прямой связи? Его не предупреждали о таком виде взаимодействия. Хотя об этом он подумает позже. Сейчас нужно все силы бросить на создание обороны.
Хуберт был несказанно рад ещё раз услышать милый голос. Ведь он почти всё это время подсознательно думал о Полине – и когда пилотировал «Нибиру», и когда кувыркался под огнём в капсуле. Даже над Африкой. Но почему с ним заговорила именно она? Может потому, что никто больше не мог поймать нужную волну? Песня… Как там:
И даже в краю наползающей тьмы
За гранью смертельного круга
Я знаю, с тобой не расстанемся мы.
Мы память, мы память,
Мы звёздная память друг друга.
А ведь и правда, тьма наползает. Неужели он больше её не увидит? А ещё пообещал вернуться! Полина ведь будет ждать.
Но эти мысли промелькнули мгновенно. Даже скорее ощущения или полу-воспоминания о недолгой мирной жизни, которую удалось дополнительно прожить между тем боем, когда его убили, и этим, гораздо более страшным, где должны убить окончательно… Тут некому будет воскресить. Потому что нет здесь удивительных, всепрощающих, почти всемогущих, ставших такими близкими людей из будущего, к которым он, оказывается, успел не только привыкнуть, но и прикипеть душой.
А больше всего Штрассл привязался к этой замечательной, чудесной девушке с русским именем. Не будем кривить душой – не просто привязался, а полюбил. И поэтому – он ещё покажет им! Вернётся, несмотря ни на что! Сколько историй слышал, как в самом смертельном бою воина хранила любовь той единственной, к которой стремился всем сердцем, ради которой готов был сражаться с несметными полчищами и совершить невозможное.
– Всем, обратно в мехов!!! Делай как я! Ису дийаари! («Приготовиться!» – на сомалийском), —Штрассл отдал команду, заметив бурую клубящуюся тень вражеской орды, выплеснувшую из дальней рощи. Повернулся к раненому:
– Ты – в машину! Следовать сзади и по команде подбирать бойцов!
А сам запрыгнул в его «гробик на ножках». Так, ветер у нас в сторону противника. Отлично! Один росчерк лазера, и сухая саванна вспыхнула.
– U gudbi dagaalyahankeyga!!! («Вперёд, мои воины!!!»)
Оберфельдфебель подобно настоящему Огуну ринулся навстречу орде, щедро полосуя сквозь пламя и дым быстро приближающиеся контуры Диких из двух мощных бластеров своего меха. Буквально секундой позже его поддержали лазеры оставшихся «тапков».
Глава 6
В командном пункте на Земле-1 Полина сняла наушники и откинулась на спинку вращающегося кресла. Строго говоря, ей не следовало здесь находиться: вход гражданским на территорию военных запрещён. Но сегодня, из-за ЧП с десантом «Нибиру», инженера Холмского, так и не успевшего убыть из Кисимайо в отпуск, срочно отозвали, а дочь просто поехала с ним. Вообще-то она не собиралась попадать в штабные помещения, просто уверенно следовала за папой. А контролёры закрытой зоны просканировали на КПП её карточку буфетчицы космопорта и после небольшой консультации с руководством неожиданно пропустили. Правда, предупредили о чём-то отца.
Когда с десантом окончательно прервалась связь, Полина тихонько сидела в углу командного пункта, под гигантским цветущим кактусом в кадке, и держала в руке мнемокристалл – копию того, что подарила Хуберту. Она сразу заподозрила неладное, когда модуль перестал отвечать центру управления, и изо всех сил сосредоточилась на том, чтобы мысленно поддержать дорогого ей человека. Девушка всегда была уверена, что мысль материальна и способна переноситься на огромные расстояния. В том числе и между мирами.
Почему бы и нет? Ведь часто бывает: мы думаем о близком человеке, и он в этот самый момент берёт трубку и звонит нам. Что при этом является источником передачи мысли, а также её восприятия? Специалисты ещё не установили. Может, мозг, может, другой орган, но факт остаётся фактом – телепатию уже не считают псевдонаучным явлением. Наоборот, накопилось столько свидетельств, что мало кто решается отрицать её существование.
Полина всем сердцем желала связаться с Хубертом. Ей было всё равно, какой материальный носитель передаст информацию и какие сигналы будут за это отвечать: электромагнитные, гравитационные волны или даже нейтринно-мезонные. Важен лишь результат. Она отрешилась от царящей вокруг суеты и полностью сконцентрировалась на кристалле.
Через какое-то время, к её радости, тот ожил под пальцами и даже начал слегка пульсировать. Она прошептала: «Хуберт, вы слышите меня? Это Полина! Хуберт, вы слышите?» Ей показалось, – или это было только воображение? – что услышала неясный шелест в ответ.
– Системы слежения «Девятки» зафиксировали точку посадки модуля в западной Африке. Но в непосредственной близости отмечено скопище Диких. Штрассла необходимо как-то предупредить! – В голосе дежурного по КП сквозило отчаяние.
– Можно попробовать использовать рефлекторы как усилители! – услышала Полина задумчивый голос отца. – Возможно, удастся с их помощью восстановить связь.
Аппараты, которые упомянул инженер Холмский, относились к новейшей разработке учёных-геофизиков. Парниковый эффект, грозящий стать бедствием Земли-7 к середине двадцать первого века, начинал потихоньку проявляться и в других руслах. Хотя и не в таких грандиозных масштабах. Лишь в Метрополии не было такого хищнического истребления природных ресурсов, как в других мирах. Тут потребление и производство материальных изделий удалось обуздать и поставить под контроль, а уровень жизни общества уже не измерялся в количестве товаров на душу населения.
Людям воюющего коммунистического мира всё более удавалось отрешаться от хватательного инстинкта и довольствоваться необходимым. Одежда из удобных и прочных материалов, технические устройства, дома и машины из долгоживущих компонентов: всё это не требовало постоянного обновления. А касаемо так называемой «моды» и снобистского желания иметь «больше и лучше», то в Метрополии их объявили вредными пережитками.
Но на той же Земле-7 общество вплотную подошло к опасной черте, за которой ситуация грозила стать взрывоопасной. В прямом и переносном смысле. Разбалансировка климата, накопление токсичных веществ в атмосфере, на поверхности и в воде. От этого с каждым годом становилось всё больше разрушительных тайфунов и цунами, наводнений и землетрясений; в Сахаре выпадал снег, а в северной Европе стояла африканская жара.
Несмотря ни на что, многие в Метрополии хотели помочь недостаточно разумным собратьям. Поэтому было принято решение провести эксперимент с огромными зеркалами, которые отражали бы солнечное излучение обратно в космос, тем самым уменьшая нагрев планетарной поверхности. А чтобы не подвергнуть ненужному риску разумных, если что-то пойдёт не так, начали испытания на Земле-9, ставшей к этому времени практически необитаемой.
Именно эти рефлекторы были временно размещены над теми районами экваториальной Африки, где волею случая оказались Штрассл со штрафниками. Почему их не предупредили о летающих зеркалах? Очевидно, не предполагали, что место высадки окажется настолько далеко от расчётного. И тем более, никто не планировал использовать экспериментальные платформы для гиперсвязи.
– Папа! Я слышу, Хуберт отвечает! – Возглас Полины раздался как гром среди ясного неба. – Только очень-очень тихо!
Обитатели командного пункта повскакали с мест, задвигали креслами, заговорили вполголоса. Предложили девушке пройти к пульту управления, усадили, вручили наушники. Мнемокристалл она боялась вынуть из уха, так и сидела с ним. Очень переживала, что может больше не услышать любимого. А вдруг ей только показалось, и она выдаёт желаемое за действительное?
Но план сработал! Полина вновь связалась Хубертом и успела передать сообщение, которое военные пустили на сенсор у неё перед глазами.
* * *
Штрассл лежал на спине и не отрываясь смотрел в безоблачное небо. Кажется, какое-то время был без сознания? Во всяком случае, последнее, что помнил, – это накинувшиеся со всех сторон Дикие. После того, как кончились боеприпасы, он, сражавшийся на мехе раненого сомалийца, повёл штрафников врукопашную. Или было что-то ещё? Постепенно в мозгу всплыли дополнительные фрагментарные картинки: живая стена врагов, буквально заливающая потоками насекомых, несущихся со скоростью пуль. Фрагменты мохнатых тел, вылетающие из-под клинков, венчающих руки его «тапка». Глухие близкие взрывы. Какой-то жуткий живой танк, в упор прошивающий кабину и самого оператора очередями стремительных чёрных шершней… Вдруг очень ярко вспомнилось, что смог заставить уже почти вырубившийся «гробик на ножках» совершить последний прыжок. Сотрясение от удара о вражеское чудовище и ощущение скобы аварийного самоликвидатора в руке… Вот только, похоже, так и не сумел взорвать себя вместе с тем «танком». Но почему?!
Штрассл с трудом приподнял голову и подвигал ею справа налево. Работает. Хоть и с трудом. Но вот вокруг было что-то странное. Очень плотная стена какого-то камыша. Причём стоящая на равном удалении. И очень чистое небо над ним. Но откуда этот тростник в горящей саванне? Попробовал пошевелить руками. Правая кое-как двигалась, левая лишь отозвалась болью. Вдруг увидел над головой чёрное волнистое облако. Вгляделся: это была курчавая шевелюра «парашютиста»-неудачника:
– Самир йеело, саид! («Потерпите, господин!»)
Теперь уже сомалиец достал медицинскую пену и неумело начал фиксировать Хуберту левую руку. К сожалению, сенсор с переводчиком пропал с головы. Поэтому Штрассл сказал по-метрополиански:
– Просто помоги мне встать. Где моя шляпа?
Штрафник с готовностью подставил плечо. Но когда оберфельдфебель попробовал ухватиться, экзоскелет усилил движение. Негр в ужасе отпрянул:
– Ха и дхигин, саид!!! («Не рвите меня, господин!!!»)
И уронил командира. Тот шмякнулся как мешок с гнилой картошкой. Верх тела мгновенно отозвался жуткой мучительной вспышкой. А вот низ… Его словно не существовало.
– Да всё нормально, дружок. Не бойся. Как тебя зовут? Общий язык понимаешь?
Штрафник быстро затряс головой, но ответил с сильным акцентом:
– Я понимайт. Я всё понимайт! Сейчас принёс!
Метнулся куда-то назад, за пределы видимости, и вскоре вернулся с широкополой генеральской шляпой. Хуберт с нескрываемым удовольствием нацепил её. Теперь он снова был в форме «Льва Африки»!
– Я Дхакал, саид! – Чернявый красноречиво коснулся своей груди.
– Хорошо, я понял. Что со мной? Где мы?
Сомалиец смотрел непонимающе:
– Твой шляп, саид… Дхакал всё понимайт.
– Где мы? – Штрассл замешкался, не зная, как лучше пояснить. Обвёл вокруг себя рукой: – Что это?
Но внятного ответа так и не получил. Негр упорно не мог понять его. Хоть и утверждал обратное. Как же плохо без киберпереводчика. О! Сенсоры пилотажного шлема тоже ведь имеют функцию дубляжа на сомалийский.
– Дхакал, где моя шляпа, в которой я летел? Большая, круглая, прозрачная шляпа. Где она?
Наконец-то на лице штрафника мелькнуло понимание. Он что-то быстро посчитал на пальцах одной руки:
– Я понимайт, саид! Четыре день Дхакал привёз шляп!
И снова исчез в прежнем направлении. К своему удивлению, через пару минут Хуберт услышал тихое жужжание раскручивания роторов гелиомобиля, а затем характерное шуршание отъезжающих с пробуксовкой колёсных сфер. Офигеть! Что значит «четыре день»?! Десантная капсула же оставалась в каких-то сотнях метров!
От нечего делать попытался подняться самостоятельно. Благо пена на левой руке затвердела. Где-то с двенадцатой попытки, вопреки жуткой боли в плечах и руках, кое-как смог изогнуться и осмотреть себя. И истошно взвыл, в панике откидываясь назад на спину. Ног не было! Совсем. А то, что осталось от туловища, походило на плохо пережёванный и выплюнутый кусок мяса.
* * *
Следующие «четыре день» были самыми тяжёлыми в жизни Штрассла. Даже появление полуголого седого негра, временами что-то скупо лопотавшего на незнакомом диалекте и явно пытавшегося лечить, не могло вывести из тяжелейшей депрессии. Наверняка оберфельдфебель попытался бы убить себя, если бы не шляпа «Льва Африки» и чудом уцелевший мнемокристалл Полины. Впрочем, прочности графена-то как раз хватило на противостояние мощи взрыва. В отличие от тела человека.
Непонятно было, почему Хуберт вообще остался жив при срабатывании самоликвидатора «гробика на ножках». Руки, голова и даже глаза целы. В отличие от всего, что ниже пояса. В один из моментов просветления он даже понял, как такое могло получиться – спас невидимый экзоскелет, который не снимал с самого прощального погружения в тороид «Нибиру». По крайней мере, при ощупывании тела его слой кое-где ощущался. Но почему оторвало низ? Ведь и ноги были усилены чудо-одеянием УМа. Наверное, защитную оболочку всё же разорвало пополам. Вместе с содержимым.
Темнокожий невозмутимый дедок укрывал Штрассла циновками от лучей палящего солнца, понемногу поил тёплой грязноватой водой и ковырялся в бесчувственной части. Судя по отсутствию боли ниже рёбер, где-то там был сломан позвоночник. Еды негр не предлагал. Да и не хотелось. Постепенно чёрная депрессия сменялась полной апатией.
Наконец вернулся Дхакал. Сияя от гордости, он внёс пилотажный шлем:
– Я взял шляп, саид!!! Много большой обезьян. Я всех обмануть!
Хуберт безучастно сменил головной убор и замкнул мембрану, которая заменяла архаичные крепёжные ремешки для фиксации на голове космонавта. Сразу ожили киберсенсоры. Вот только в углу появилось моргающее красное изображение батарейки: «Уровень заряда – 2 процента». Шайзе! Проверил гарнитуру подключения. Все провода и разъёмы целы. Хоть и в пыли. Хорошо, что перед выходом из капсулы сам отсоединил шлем от бортовой системы. Старательный Дхакал скорее всего просто бы оборвал провода. Нужно срочно подзарядить батарею. Но как? От солнца? Точно! Здесь же есть гелиомобиль.
– Дхакал, гаарига игу каадо! («Возьми меня в машину!»)
Курчавый радостно бросился исполнять указание. Зашедший старик тут же возмутился:
– Dit kan nie opgewek word nie!
Штрассл активировал автоперевод.
«Это не может быть поднято!» (дьюла – язык межнационального общения племен Западной Африки).
Ай да метрополианцы! Чудо, а не шлем.
– Нет ек кан хом бестел! («Только я могу приказать ему!») – чужим скрипучим голосом произнёс пилот на дьюла. Лекаря чуть удар не хватил. Но он быстро оправился и бросился помогать. Вскоре обрубок оберфельдфебеля разместили на месте водителя. Только теперь он обратил внимание, что из покрытой струпьями плоти торчали полые деревянные чурбачки, что-то вроде стеблей тростника или даже бамбука. И оттуда постоянно сочилось. Н-да, уж! Ладно, спасибо курчавым и за это. А то бы наверняка загнулся от невозможности удаления отходов. У пехоты в госпиталях до десяти процентов потерь именно от интоксикации. Стоп! У какой ещё пехоты?!
Немного подумав, понял, что вновь ощущает себя на Великой войне. Выжил вот после того, как сбили под Курском. Только туземцы внизу оказались чёрные, а не те беспощадные русские. Так что – поживём ещё!
Совершенно неоправданно накатила эйфория. Он быстро разобрался с разъёмами. К счастью, инженеры северян оказались достаточно консервативны, чтобы ставить в десантные модули те же стандартные кибернетические входы-выходы, что и в старые гелиомобили. Батарея шлема начала загрузку. Отлично! Языковая проблема решена. Теперь нужно…
– Meneer om te eet! – седой лекарь тыкал в него глиняной миской с двумя исходящими паром варёными рыбками.
– Кушать, саид! – тут же перевёл на метрополианский Дхакал.
Только сейчас оберфельдфебель понял, что ужасно голоден.
* * *
1990 год, 6 сентября. Земля-1. «Карман» в Западной Сибири
Сухие ветки весело потрескивали в костре, быстро переходя в состояние малиново-красных, обламывающихся угольков. Охранение из местных настороженно зыркало на могущественных «воинов-колдунов», изредка показываясь из-за древесных стволов, но дисциплинированно не подходило.
Только сейчас Сафонов понял, как погано у него на душе. А оба балтийца с непроницаемыми лицами грели у огня руки. Это выводило из себя ещё больше, но североморец пытался сдержаться.
– Да не молчи ты, Феоктистыч! – вдруг пронзительно зыркнул Зубров. – Выговорись. А ещё лучше – проматерись!
Уже неделю стажёр вынужденно участвовал вместе с инструкторами в каком-то средневековом бедламе. Сначала балтийцы непостижимым образом расправились с вооружёнными всадниками, что поджидали незваных гостей у входа в свой «карман», и провели допрос уцелевших, которого ни один из них не пережил. Затем экипировали Бориса в заполненное паразитами трофейное снаряжение и под видом аборигенов выдвинулись к месту встречи с их хозяином – «казу». Обнаруженного дозорного Феоктистов просто свалил неожиданным выстрелом из лука. Та же судьба постигла лошадей ожидавшего казу и трёх его сопровождающих. А пока те поднимались, балтийцы бросились в рукопашную.
При этом старший инструктор указал Сафонову на поднимающегося человека, которого и ему пришлось ударить кистенём. В дальнейшей схватке он не участвовал. Видел лишь, что нога одного из воинов оказалась пригвождена копьём к дереву, а ещё двое рухнули на опавшую хвою. Только сам казу, закованный в кольчугу, смог оказать сопротивление. Но и его меч слаженно действующие балтийцы парировали боковинами своих кавалерийских топоров и тут же обработали противника обухами. Вся схватка заняла от силы четыре секунды. Затем Феоктистов связал оглушённого местного правителя, а Зубров занялся его поверженной свитой.
В последовавшем допросе Сафонов опять ничего не понял. Но его до сих пор передёргивало от того, как старший инструктор снял с казу мохнатую шапку с чем-то вроде нашитой короны из огромных клыков и когтей, спокойно убил пленника, а затем с мастерски изображённым благоговением надел этот головной убор на стажёра. Оба инструктора тут же синхронно склонились перед Сафоновым, опустившись на одно колено:
– Мой казу! Примите, наконец, подобающую величественную позу. Представьте, что встречаете у себя делегацию союзников. А от того, насколько они проникнутся вашей важностью, зависит размер ленд-лиза.
Пришлось соответствовать. Благо в Ваенге Борис почти полгода плотно взаимодействовал с англичанами из группы «Бенедикт» 151-го авиакрыла Королевских ВВС, базировавшихся на их аэродроме. Да так, что с командиром, аристократом-новозеландцем Невилом Рэмсботтом-Ишервудом начал почти приятельствовать. Так что и тут не подкачал – аборигены прониклись. Настолько, что сами раздели и обезглавили бывшего повелителя. А затем с ритуальным поклоном вручили трофеи Борису.
– Облачайся, мой казу! – подсказал Зубров. – Это ритуальное одеяние.
Голову незадачливого предшественника водрузили на пику и закрепили у седла Сафонова. Тот не смог скрыть брезгливости:
– А это тоже обязательно?
– Увы, товарищ гвардии подполковник! Это как звёздочка за сбитый.
– И что, мы теперь все головы врагов будем так возить?
– Нет. Только правителей. Но если есть желание, можно подумать и над обозначениями обычных побед. Вот только боюсь, что тогда сразу начнёшь бледно выглядеть на фоне даже простых воинов. Наверняка каждый местный имеет на счету более десятка убитых. А даже малейшая потеря престижа в твоём положении недопустима!
– В каком ещё положении?!
– Ты теперь новый казу! Смельчак, что честно бросил вызов и победил всю дружину предшественника с помощью всего двух своих воинов. Теперь осталось лишь завладеть его феодом. Кстати, здесь он называется «абща».
И вот теперь полновластный хозяин лесной деревеньки из пары десятков деревоземляных лачуг, примитивной цитадели из кондовой лиственницы и стоящей на отшибе «вольной» кузни сидел в компании верных соратников у костра в тайге. Наконец сложное военно-морское ругательство прорвало многодневную плотину непонимания:
– Да что же мы тут как фашисты действуем?! Местные же не враги нам! Это мы к ним вторглись.
– Не совсем так, Борис Феоктистович! – на этот раз отозвался Саргенто. – Да, вошли мы в «карман» без разрешения. Но, во-первых, нас здесь ждали и сразу хотели убить. Так что сначала пришлось защищаться.
Сафонов непроизвольно кивнул.
– Далее. Оказалось, что здесь махровое средневековье.
– Это пленники рассказали?
– Не совсем. Для них-то этот общественный строй родной и единственно возможный. Вот только мы с Колей волею Управления Мобилизации почти двадцать лет прожили в похожее время. И знаем, что и как тут устроено.
– «Человек человеку – волк»! – хмуро улыбнулся Кабо.
– Хуже того. Аристократия – «те, кто воюют», в прямом смысле слова паразитируют на простых людях. Отчего и относятся к крестьянам как к двуногой домашней скотине.
– А люди что? Не пытаются освободиться? Революцию, там, совершить.
– Для этого в их головах идеи свободы сначала должны как-то появиться. А это, как показала практика, достаточно сложный и длительный процесс. Настолько, что людям проще принять очередную смену казу и его прихвостней. Тем более здесь это происходит регулярно. Земли и народа в «кармане» относительно немного, а вот желающих не работая наживаться на труде других – предостаточно. Так что аристократия друг друга тут постоянно режет.
– Дикость!
– Да кто бы спорил. Но для наших целей нам проще самим получить относительную свободу действий, став отрядом очередного казу.
– И ввязаться в их междоусобицы?
– Нет. Мы всего лишь захватили плацдарм. Надеюсь, теперь с «Большой земли» зайдёт группа специалистов. Думаю, это должны быть ребята из отдела товарища Дансарана и группа поддержки из опытных мёбов.
– А вы неопытные, что ли? – Сафонову вся эта история решительно не нравилась. Инструктора же весело переглянулись:
– Да мы вообще не мёбы. Такие же как ты… упокойники.
– Кто-о?!
– Перерожденцы. Конструктор коммунаров, в котором они соединяют метрополианскую идеальную телесную оболочку и выдернутую из прошлого душу человека, когда-то погибшего далеко от их мира.
– А я думал, что вы командиры здешней авиации Балтийского флота!
– Нет, Феоктистыч. Тут на всех трёх Землях теперь единые боевые флоты. Считаются вспомогательным планетарным родом войск. Благодаря Аркадьевне, на флотское довольствие нас поставили. Но числимся мы боевыми космонавтами УМа. А фактически пока что-то вроде младших научных сотрудников при спеццентре «Земля-7». Основные коммунары до сих пор не знают, как к нам относиться. Мы же для них что-то навроде фейерверкера артиллерийской батареи Петра Первого, приданного твоему гвардейскому истребительному авиационному полку! – грустно пояснил Саргенто.
– Да уж… – откровенность была крайне неожиданной. – Но ведь «космонавт» – это воинское звание вроде нашего лейтенанта?
– Ну да. Решили, что правильнее будет тут опять с низов начать.
– А как же звания «гвардии подполковник» и «гвардии майор ВВС Балтийского флота», как вы мне сначала представились?
– Так это ещё с той, Великой Отечественной. Ну и здесь потомки не возражали. Вот только кем нам тут командовать-то? Ни пилотов, ни техников. А в действующие космические эскадрильи пока не берут.
– Так вы, братцы, всю войну на Балтике отлетали? – неожиданно заинтересовался Борис. Почему-то это показалось важным. Ответил Кабо:
– Да нет! С 22 июня воевали в армейской авиации Юго-Западного фронта, у Кирпоноса. Когда Михаил Петрович погиб, под «Тимохой» оказались. У маршала Тимошенко, хотел сказать. В ноябре 1942-го вошли в состав 17-й воздушной армии. Дрались над Сталинградом. С апреля по май 1943-го были прикомандированы в качестве инструкторов к французскому истребительному авиаполку «Нормандия». Потом – Курская дуга. И лишь затем переведены в авиацию Балтфлота.
Зубров кивнул на старшего товарища:
– Володька там возглавил полк 1-й гвардейской истребительной авиадивизии. А я у него комэском был.
– А погибли когда?
– Это намного раньше! – вмешался Феоктистов. – Я первый раз в 1916-м разбился. Пытался повторить таран Нестерова. Ну, в принципе, и повторил. А господина поручика ещё через пару месяцев сбили южнее Ковеля, когда помогал с воздуха сдержать атаку германцев. Коля же тогда не нашёл ничего лучшего, как вместе с летнабом долбануться во вражеский броневик.
– Так вы ещё и в Империалистическую воевали?
– Точно. Много, где воевали и летали. Гражданская, Испания, Халхин-Гол, белофинская. Три раза с самых низов начинали. А сюда призвали уже с японской. В сентябре 1945-го.
Борису требовалось время, чтобы осознать услышанное.
* * *
В эту ночь он долго не мог заснуть. Мучили мелкие поганые твари, что летали вокруг и с остервенением набрасывались на открытые участки тела, а также те, что в неимоверном количестве ползали в «новом» снаряжении. Почему-то из всех троих кровососы облюбовали именно его. Сафонов измаялся, кое-где исцарапал себя, но ничего не мог поделать. Чесалось всё: ноги, руки, спина, живот. Особенно доставали блохи. Больше всего им приглянулись ноги, которые покрылись многочисленными мелкими, болезненными пятнышками.
От бессонницы не помогали ни дыхательные упражнения метрополианского спецназа, вынужденного порой засыпать в самых непредсказуемых положениях, ни нескончаемый пересчёт чёрных верблюдов и белых баранов, пасущихся на пышных пастбищах. Вспомнилась шутка: если не можете заснуть, считайте до трёх. В крайнем случае – до полчетвёртого.
Раньше часто помогал технический спирт. За неимением такового Борис обмазал себя местным самогоном, но это не спасло. Наоборот, мелкие твари как будто набросились с удвоенной силой. «Выпивка и закуска одновременно!» – горько пошутил про себя Сафонов.
Кабо и Саргенто спокойно дрыхли рядом под большим дубом. «Шкуры у них железобетонные, что ли? – с завистью подумал Борис. – Тут мало иметь чистую совесть, надо ещё, чтобы состав крови был особенным». Его редкий фенотип с отрицательным резусом безумно привлекал паразитов, которые накинулись что есть мочи, игнорируя других двуногих по соседству.
